Откровение

До отлета мне оставалось пару дней, их я провел за чтением Байрона «Манфред» и «Корсар». В день вылета, взял рюкзак с одеждой лишь за тем, чтобы на пограничном пункте Индии не вызывать подозрения, я должен был сойти за обычного туриста.

Красная черта.

На пункте досмотра сообщил пограничнику о том, что цель моей поездки туризм и я собираюсь на Гоа. Офицер хлопнул штемпель в мой паспорт и проговорив «Добро пожаловать», пограничная застава перед мной отварилась. Переступив порог выхода из аэропорта, я почувствовал жару и если бы не имел встроенного иммунитета к повышенной температуре, то скорее всего, там на выходе из аэропорта получил бы нокаут и все мои замыслы пошли бы прахом, но мой организм быстро адаптировался и удар на выходе в солнечное сплетение, прилипшая рубашка от пота и потерявший сознание метрах в десяти от меня турист летевший со мной одним бортом лишь это сообщало мне, что здесь нестерпимо жарко. Помимо жары, в Индии есть еще одна особенность- специфический запах. Никогда прежде я не чувствовал смеси такого количества ароматов в одном флаконе и будь я парфюмером, то с большим любопытством попытался бы расщепить этот стойкий индийский аромат. Он содержал в себе должно быть больше миллиарда оттенков: от человеческого пота, гари, лактозы, фруктовых ароматов, мусора, всевозможных масляных запахов, специй, аммиака выжженного солнцем и прогретого песком до температуры тления. Его невозможно забыть и воссоздать на другой части земной карты тоже не получится, этот запах принадлежит Индии, он часть нее.

По выходу из аэропорта, я приступил к воплощению своего замысла в жизнь и стал искать такси, чтобы добраться до железнодорожного вокзала. В поиске машины скинул нищему просящему милостыню свой телефон и портмоне, отсчитав несколько купюр для того чтоб доехать до места назначения. Следующему бедняку положил свой рюкзак с вещами и прыгнул в стоящее у обочины такси, направляя водителя на вокзал. Мой план был доехать до Ришикеша и там начать свой путь. Когда происходят новые действия, то всеми силами пытаешься проникнуться ими, поездка по Индии не стала для меня исключением и наблюдая из салона автомобиля за движением обнаружил разнотипное общество: здесь были нищие, йоги, богатые персоны, люди одетые в европейский стил, наряженные в традиционную одежду, коровы, собаки, крысы, лачуги, небоскребы, рынки, магазины, все что можно и нельзя представить- было в Индии. Индия пестрила разнообразием и казалась уникальной вселенной с обложки комиксов. Даже после Москвы, Индия для меня явилась достаточно шумной страной, но уже на вокзале, я настолько свыкся с этим гамом, что на него не обращал никакого внимания. Простояв тысячекилометровую очередь, я приобрел билет до пункта назначения- Ришикеш и отправился на платформу ожидать поезд. В ожидании продолжал наблюдать за обществом: залазящими в поезда и просто расхаживающими по вокзалу, пробегающими перед поездами, будто инстинкт самосохранения у них отсутствовал вовсе, люди носили на своих головах чаны, корзины и прочую утварь, здесь были все, включая заклинателей змей. С учетом того, что я являюсь белым человеком, меня всячески атаковали своим вниманием бродяги, дети, женщины, а также с пристрастием вглядывались и многие мужчины. Как некая достопримечательность я простоял до прибытия поезда и ожидая, что в поезде у меня появится возможность отдохнуть, садился в него с некой надеждой спокойствия. Каково было мое удивление, когда уже на входе, в тамбуре обнаружил десятки людей, сидящих на корточках, на простыне облокотившись о стену тамбура, а кто-то и вовсе свернувшись калачиком спал. Мне стало еще более любопытно что внутри и нырнув в сам вагон понял, что спокойной поездки у меня не получится, людей было столько, что яблоку негде было упасть буквально. На втором ярусе сидений, друг на друге сидело человек по семь, на нижних полках людей было значительно больше и при этом они так гармонично восседали, что казалось что так и должно быть. Внизу между сиденьями на полу расположилась мать держа на руках младенца, а между ее ног сидел еще один малыш, а весь проход и любой сантиметр пространства был обязательно занят кем-то. Я даже не стал пытаться пролезть глубже в вагон потому как это было невозможно! Но как только я так решил, то тут же опровергая мое мнение, в вагон зашел торговец бананами. На его голове стояла огромная корзина и он как ловкий циркач пробираясь сквозь людскую чащу, одной рукой доставал из корзины бананы протягивая их покупателям, а другой собирал деньги за выданный продукт и его казалось ничего не смущает, но что более странно его движение заставляющее людей вдавливаться друг в друга не смущало и их самих. Я наблюдал за ним пока он совсем не скрылся в людском массиве, а затем я вышел в тамбур и там прижавшись к стене обратил свой взор в окно несущего поезда. За окном была соткана абсолютная нищета из свалки на которой располагались целлофаново-коробочные лачуги, рядом с которыми купались в грязной жиже дети, среди них находились коровы, кошки, крысы и собаки. Рассматривая нищее население и их образ жизни по неволе начинаешь им сочувствовать и рождается желание как-то им помочь. В невозможности помощи на меня нашла тоска, боль и грусть за жизнь этих людей и уже осознанно, чтобы не испытывать муки сострадания я отвернул свой взгляд от окна и смотрел в стену напротив, у которой спала женщина. Во взгляде в стену я наблюдал только свои отчаянные попытки найти такой жизни объяснение и в оценке счастливого случая тому, что я родился не среди этой нищеты.

Через пару часов, людей в поезде стало значительно меньше и я улегся в освободившимся пространстве тамбура и тут же уснул. На станции Ришикеш меня разбудил какой-то мужчина, улыбающийся во все свои двенадцать зубов красного оттенка и качнув ему головой в знак благодарности, я вышел в город. Я знал куда иду- в сторону Гималаев, решив что в этой прогулке смогу найти одиночество и ответы на вопросы которые я еще не знал и даже не догадывался. Проходя по мосту Рам Джула, я выкинул в Гангу свой паспорт и остатки денег. И уже совершенно пустой, без возможности сделать обратный ход отправился дорогой в направлении лесного массива джунглей. Не могу точно сказать как долго я шел, но город за моей спиной скрылся, после чего я свернул в направлении джунглей и уже непосредственно в них, где нет признаков жизни человека, средь сени деревьев и прыгающих мартышек наткнулся на деревянную лачугу стоящую в полном одиночестве. Меня встретили лаям три щенка сбегающие сверху от хижины ко мне, рассматривая мохнатых друзей умиление наполнило меня и я улыбаясь протягивал им руки, в знак своего радушия, но они лишь бегали виляя хвостом и желания быть поглажены и не проявляли. Уверенным шагом я направился к дому от которого они бежали. Приближаясь к избушке отшельника я увидел старика сидящего в позе лотоса, одетого лишь в черной футболку и черные трусы. Я шел к месту его восседания и поднявшись совсем вплотную обнаружил, что дом стоит посреди огромной поляны конопли, а у входа в сам дом были выкопаны две ямы, где одна являлась емкостью для разведения костра, а вторая алтарем. Отшельник совершенно не разговаривал, лишь издавал протяжный звук «Ом», причем издавал он его постоянно и всегда. Радушным взмахом руки он пригласил меня сесть за стол, который представлял из себя вытоптанную поляну. Я не смел отказать ему в гостеприимстве и конечно безоговорочно сел за стол и первым делом получил от старца в свои руки трубку Шивы. Пока я разбирался с курительным аппаратом, старик скрылся внутри дома. Первый раз в своей жизни я получил неописуемое бескрайнее спокойствие восседая в этой отшельнической обители и наблюдая как внизу вороным конем бежит Ганга, а средь густо населенных пальм птицы щебечут свою трель переговариваясь друг с другом и обезьяны прыгающие от одной пальмы к другой казалось таким образом находят свое радушие к новому гостю в моем лице. Спустя минут тридцать, отшельник вынес две миски на которой находился рис и бананы. Я с большим удовольствием вкушал эту пищу богов и даже в моменте поглощения еды продолжал созерцать волшебный мир джунглей. В какой-то момент, старик вынес очень древнее радио из которого доносилась музыка «Битлз». Уже под музыку я закончил трапезу и кивком головы указывая на поляну, вопрошая у старца разрешение на возможность лечь, он жестом руки указал на свободную площадь и как до моего прихода вновь расположился в позе лотоса и смотрел на бегущий Ганг. Уже лежа я думал, что возможно, этот монах был когда-то хиппи и на всю катушку отрывался на Гоа, а со временем в изменении взгляда на жизнь, решил постигать Бога в своем одиночестве в джунглях, за такими мыслями, глядя в небо и осязая конопляный аромат я уснул. Проснулся с рассветом, вместе со мной проснулись щенки и поиграв с ними, не став дожидаться когда встанет старик и не позавтракав отправился гулять по джунглям. Я не искал какой-то цели, ровно как и не ставил себе никаких задач, а просто шел наслаждаясь видами. Казалось я не шел, а катился, перебирая на манер мартышек своими руками пальмы. Кто бы знал, что в праздной прогулке по джунглям можно не заметить как бежит время и к моменту захода солнца мне стало понятно, что забрел я глубоко не помня обратной дороги и наверняка не сумею вернутся до ночи. Решение было принято заночевать там где я уже находился. По звуку бега Ганга можно было определить где находится водная гряда из которой можно напится. Спустившись к воде, утолив жажду и начал искать место для ночлега. Его себе определил меж двух валунов стоящих близ берега Ганги и создав из хвороста лежанку нырнул в свою природную гостиницу созерцая звездное пространство и в таком положении уснул. Проснувшись ночью, я решил побродить по берегу реки, но не сделав и десяти шагов, увидел свет фонаря, там в глуши джунглей и хоть я и прилетел в Индию, в мыслях одиночества, но полностью одичать еще не успел и мне стало весьма любопытно узнать кто в этом диком крае может находится, а помимо любопытства еще являлась возможность узнать дорогу к той лачуге, где жил одинокий монах. Я начал взбираться по лесному массиву, в сторону света фонаря и хоть звезды и создавали светлый фон в небе, но под ногами не было видно ничего и в какой-то момент, услышав хруст под ногами, а затем и вовсе ощутив пропажу твердыни под ногами я рухнул вниз, собирая своим телом на пути камни и ветки. Я встал, прищурился и увидел над собой сопку метров семи, с которой и совершил свой акробатический кульбит и в этот момент почувствовал как теплая струя катится по моей щеке. В поисках причины кровоподтека нащупал рукой рассечение в области глаза, а также проведя языком по губам понял что губы также разбиты в кровь, подвернутая лодыжка о своей травмированности заявила в момент движения и вместе с ходьбой на меня накатила боль в области глаза сообщая о том, что рассечение достаточно глубокое, а с болью пришло понимание, что дальнейший путь к источнику фонарного света прекращен. Я вновь спустился к Гангу, умылся, сел обдумать происходящее и как быть дальше. Никакого решения принять не смог и определив, что утром будет более понятно, лег снова в свою самодельную кровать и уснул. Я проснулся с восходом солнца и сразу почувствовал боль по всему телу, которое было в ссадинах, а при осмотре глаза рукой, понял что глаз нужно зашивать, потому как кровь за ночь так и не остановилась, а в саму рану уходил палец по корень ногтя. Хромая, я направился в обратную сторону, там где был Ришикеш и прошагав таким образом длительное время вышел на дорожное полотно, по которому возвращался в город. Войдя в сам город, встретил на себе любопытствующие взгляды прохожих, они сбавляя шаг с любопытством рассматривали мое разбитое лицо, а буквально минут через десят кровавой городской прогулки, ко мне подошел мужчина предложивший отвести меня в больницу. В больнице как я и предопределил ранее мне понадобилось наложить швы на глаз. Мужчина оказавший мне содействие в доставке в больницу, оплатил услуги врача и как только договоренности о лечении были достигнуты, похлопав меня по плечу скрылся в дверном проеме выхода из больницы. Врачи меня осмотрели, зашили, ссадины на теле смазали мазью и указав на выход из палаты дали понять, что работа завершена и я могу следовать дальше. Когда я вышел из больницы, то понял, что с подвернутой лодыжкой, ссадинами по всему телу и рассечением на глазу возвращается в джунгли не стану, но денег, паспорта и телефона у меня не было. Не было ничего, но мое желание постигнуть бытие никуда не делось оно осталось при мне, единственные перемены состояли в том, что мне пришлось изменить планы жизни на местности и отменить Гималаи. Оставшись в Ришикеше я начал искать место для пристанища. Я не ел сутки, но при этом был не особо голоден и по большей части меня беспокоила только боль по всему телу, которая не давала мне побуждений к движениям. Еле передвигая ногами, я двигался только для того, чтобы найти место для сна и обнаружив более менее спокойный закуток между домами, расположился в нем и спустя недолгое время уснул. Возможно действительно, ищущим истину благоволит сам Бог, потому когда я проснулся, то обнаружил рядом с собой лежащий пакет с рисом, банан и лепешку. Забегая наперед скажу, что во все свое время путешествий и нищеты, мне ни разу не пришлось просить милостыню, люди или сами мне предлагали еду или оставляли рядом со мной съестные припасы. Если и существуют выходы из зон комфорта, то я нашел самый радикальный и эффективный, потому как с этого моего нового утра в качестве нищего, с еды оставленной мне как бродячему человеку, с отсутствием возможности в покупке билета или звонке друзьям и родственникам, с невозможностью быстрого возвращения дамой и начались мои глубокие перемены личности. Следующие двое суток я почти все время спал, просыпался, ел то что мне оставляли не равнодушные люди, доходил до близлежащего рынка, протягивал кружку которую мне любезно оставила одна женщина, мне наполняли ее водой и отправлялся на свое прежнее место для сна. На третий день я почувствовал себя значительно лучше и решил, что следующим днем отправлюсь в дальнейший путь, только в этот раз решение было принято отправится не дорогой джунглей, а странствовать по Индии. Еще солнце не успело встать в полный рост как я водрузил за пояс кружку отправившись дорогой через подвесной мост Рам Джула, в сторону выхода из города. Первую неделю я шел и рассматривал окружающий мир, спал лицом в песок, смотрел на восход и заход солнца, посещал ашрамы, заходя в деревни, усаживаясь в тени строений или деревьев наблюдая внутренний порядок жизни. Индусы, несли в себе умиротворяющее спокойствие, казалось они никуда не спешили и можно было наблюдать разговор двух или группы людей около часа. В чайных всегда было много народу, а рынки представляли из себя огромный громкоговоритель с тысячью дикторов, где каждый за счет эмоционального фона старался быть громче остальных. В каждом месте меня окружали дети и с любопытством рассматривая в попытках разговора со мной, к сожалению хинди я не знал и потому лишь с доброжелательным видом поощрял их любознательность. За таким незамысловатым временем я провел семь дней.

В дальнейшем пути моя прогулка явилась бы не такой красочной на действия, не имей я внутренних изменений в своих мыслях, но по большей части, после недельного созерцания я стал только ими и занят. Именно мысли заставляют совершать безрассудные, но вместе с тем твердые с характером действия. Мыслей было много, но все они были новыми, инфантильными и неизвестно с чего бы вдруг, но я уцепился за мысль, что только через боль мы постигаем истину и как следствие начал искать саму боль. Мысль казалось бы имеет специфически разрушительный окрас, но вместе с тем и сердцевину рационализма. Сейчас уже не смогу найти корень зарождения самой мысли, потому как в тот момент старый мир, а вместе с ним и убеждения рухнули и образовалась огромная внутренняя пустота желающая себя заполнить. Первым выступил отказ от воды и еды и таким образом, под палящим солнцем я прошел три дня, губы начали лопаться и признаться есть совершенно не хотелось, в то время как пить ужасно и дошло до того, что окружающая действительность начала расплываться и плыть. На четвертый день мне и этого показалось мало и я скинул с себя сланцы. Я шел по горячему как лава асфальту босыми ногами. Чувствовал как асфальт впивается в мясо, как ноги что есть сил заявляют мне что такого не должно быть, что не должен я оглядываясь назад, наблюдать кровавый след на асфальте, но если мысль вошла в фазу убежденности то никакие крики собственной боли не могли остановить убеждения. Таким разрушительным образом я бы довел себя до состояния невозврата, если бы не произошедшая ситуация. Я был в полном изнеможении и проходя по проезжей части на пустынной местности соединяющей города, не видел вокруг ни души, и в какую-то секунду услышал эхом визг тормозов, свет и удар который пришелся мне по касательной в левое плечо и только в этот момент обнаружил свет фар в двух метрах от меня и стоящий автомобиль из которого выбирались люди и бежали ко мне. Я стоял посередине дороги, мужчины из машины добегая до меня начали меня избивать руками и ногами. Никогда прежде я не чувствовал такого равнодушия к ударам. Меня били и каждый старался вложить в удар все свои силы для того чтобы свалить меня с ног, я видел в их взгляде и оскале ярость и злость, но я стоял и как безумный смеялся и в один момент как по команде они остановились. Хоть кровь на лице была у меня, но опустошенными и проигравшими казались они, они смотрели на меня, переглядывались друг с другом и не понимали как дальше поступить. Ситуацию спасло то, что в один момент, рядом с их автомобилем остановилась полицейская машина и мужчины громко, перебивая друг друга начали рассказывать полицейским историю случившуюся в этом месте, после чего селе в свою машину и уехали. Полицейские осмотрели меня, посадили в автомобиль и увезли. Как только я оказался на заднем сидении сразу уснул. Проснулся от того, что меня толкали в плечо, это были те же полицейские, а за их спинами стояла женщина в белом халате. Я был настолько уставшим, что молча прошел за врачом, которая отвела меня в палату. Меня осмотрели, вынули нить из глаза, перевязали ноги, накормили и уложили спать. Весь следующий день не вставая с кровати я обдумывал произошедшее. Я осознал, что человек имеющий убеждения любой породы, в том числе и деструктивные, готов и способен идти за этими убеждениями на любой крест либо убийства других и никакая боль, страдания других, никакие удары окружающих и судьбы не способны перевернуть в нем его собственный взгляд на эти убеждения, их перевернуть способен только он сам разобрав свои убеждения на детали и рассмотрев их с точки зрения должного реального. Еще одно знание которое явилось мне аксиомой- я стал мыслить. Мыслил я и ранее, но сами мысли были второстепенными, имеющие связь лишь с объектами моей деятельности, подковерными играми и в направляющей прибыльности. Теперь мысли явились в оторванности от сущего, во взаимосвязи с пустотой, пусть они были в безобразном состоянии, но они были! Спустя четыре дня я полностью оправился и язвенные ссадины на ногах настолько были не значительными, что они мне не приносили дискомфорта и одним днем, отправившись на прогулку я покинул больницу, в своих новых больничных сланцах выданных мне врачом.

С уходом из больницы я шел и казалось совершенно не замечал мир. Окружающая реальность была прежней: солнце, песок, дороги, люди, но поменялся я и мое понимание о том что я изменился, явилось догмой для меня. На вид я тоже был прежнем: лицо, руки, ноги, голос, но изменения были внутренние и глядя вслед, тому ушедшему себя, понимал что нельзя вернуть прошлое, невозможно получить обратно того беззаботно-радостного человека, есть новая реальность и новый я и внутреннее несогласие с изменениями бурлило, било в отчаянном порыве в попытке вернуть прошлое состояние. Было настолько одиноко-больно, что и в голове и в сердце раздавался ни собственный крик отчаяния, а через воспоминания с детских времен на кладбище, когда мы хоронили четырнадцатилетнего друга и крик нестерпимой боли его матери на все кладбище: «Так его же больше нет!». Вот и сейчас, голос его матери звучал в моей голове, в прощании о себе прошлом. Избавится от голоса не было возможности и желания, потому как только он передавал все действенные эмоции в прощании о себе прошлом. Меня начало лихорадить, но причиной явилась не температура или другая хворь, а скорбные прощальные мысли. Продолжать идти я уже не мог и сойдя с дороги, усевшись на песок, смотрел в горизонт, периодически оглядываясь назад как бы в попытке обнаружить хотя бы тонкую нить возможности все вернуть в исходное положение, но возможностей не находил. В безнадежности я упал на спину и вспоминая строки из «Отче наш» начал их проговаривать вслух, повторяя раз за разом, но и они не помогали, внутри все колотилось и разбивалось со страшным треском ломающегося бетона, скрежета метала и бьющегося стекла. В таком состоянии, я пролежал до поздней ночи и уже под утро, совсем выбившись из сил уснул. Новый день встречает новую реальность и боль уже не казалась такой беспощадной, но в голове продолжалась сутолока мыслей, рассматривающих мир под новым углом и с беспощадностью в своей настойчивости переходила из одной в другую. Я шел от города к деревни, от деревни к городу и все время находился на краю бездны: спал на песке, питался тем что оставляли или давали люди, шел под палящим солнцем, но боль являлась не от внешних факторов, а от внутреннего состояния психики и мыслей, разбивающих мое нутро на пазлы.

Одним днем нагрянуло сострадание ко всему живому. Мне было больно наступать на траву, видеть как старики переносят кирпичи на своей голове, как рождается ребенок обреченный в круговороте событий нести свое страдание в борьбе за жизнь, к дереву ожидающего дождя, к людям и животным идущим к часу смерти. Боль пришла настолько неимоверная и нестерпимая, что спроси меня в тот момент, хочу ли я быть убитым через распятие на кресте или линчевание, то в освобождении себя от боли выбрал бы линчевание будучи распятым на кресте. Спустя недели боли я понял, что страдая мы находясь в критическом состоянии боли и быстрее развиваемся тем, что ищем пути решения в нахождении выхода из состояния страдания, а при сострадании пытаемся найти ответ как избавить субъекты от страдания, а вместе с ответами избавляемся от своего страдание и тем самым снижая эгоизм, расширяем собственный разум. Могу заметить, что в тот момент, до конца мне еще ничего не стало ясно, полная картина прорисуется позже, значительно позже.

Мое паломничество в Индии состояло из однообразной формулы: просыпаясь, передвигаясь под палящим солнцем, засыпая на рынке либо вне города на песке или в подворотне и просыпаясь, чтобы снова совершить замкнутый дневной круговорот. При этом внешнем однообразии, внутри меня каждый день сдвигались тектонические плиты в переменах и создании своей новой личности. Всех мыслей сейчас не упомнишь, но моя голова ими была переполнена. Спустя пол года такой жизни, я решил вернутся на родину, в Россию и отправился в Нью-Дели в посольство. Я находился в момент решения в Хайдарабаде и хоть до Дели и было не близкое расстояние, но мой путь явился быстрым, в этот раз помимо пешего шага, я не пренебрегал автостопом и с помощью неравнодушных водителей спустя пять дней оказался в Дели у посольства.

Было четвертое мая, когда я по утру, подошел к посольству, объясняя на входе человеку произошедшее по утере паспорта и что мне требуется возможность вылета. Спустя некоторое время ко мне вышел посол. Он ничуть не удивился моему внешнему виду: вещи которые хоть периодически и подлежали стирки, но беспощадно выцвели на солнце, полугодичная небритость, лицо будто слившееся в песочную форму. Я даже задал ему вопрос относительно моего внешнего вида на что он с улыбкой ответил, что такие как я у него появляются здесь практически каждый месяц. После деликатного разговора он собрал мои данные, взял фамилии и имена родственников которые готовы подтвердить мою принадлежность как гражданина России и попрощавшись скрылся за воротами. Следующие дни я проводил в парке находящегося близ посольства и совершенно не хотел ни о чем думать и как только появлялась любая мысль всеми возможными силами гнал ее от себя прочь, а вечером возвращался к посольству в ожидании вылета и у него спал. Спустя три дня мне была выдана справка заменяющая паспорт и билет до Москвы. Следующим днем, добравшись до аэропорта, я сел в кресло самолета и с бесконечно пустыми глазами прослушивал информацию от стюардессы на предмет как поступать в случае аварийного происшествия. Как только самолет набрал высоту, подозвал к себе стюардессу и попросил принести вино.