Предел Адаптации

– Привыкнешь, – Данила зевнул. – Через неделю тебя уже будет бесить тишина. Кстати, что за спецы у тебя? Какой факультет?

Артём назвал.

– О, серьёзно, – сосед присвистнул. – Я думал, ты на физрука пойдёшь.

– Почему это? – удивился он.

– Ну, ты такой, – Данила оглядел его. – Крепкий, плечи есть, в драку полезешь… стереотипы, знаешь.

– Спасибо за доверие, – Артём скривился. – Но мне больше схемы и железки нравятся.

– Железки – это хорошо, – Данила кивнул. – Будешь мне чинить розетки. Ладно, давай так. Сегодня вечером у нас на этаже сходка. Познакомишься с народом. Не переживай, пить тебя никто не заставит. Просто посидим, поболтаем.

– А если заставят? – спросил Артём.

– Тогда я скажу, что ты на лекарствах, – серьёзно ответил Данила. – Или что ты избранный. Тут верят во всякую фігню.

– Звучит успокаивающе, – хмыкнул Артём.

Он достал из рюкзака телефон. Несколько пропущенных от матери, одно сообщение от Егора: фотка автобуса и подпись «если что, я могу занять твоё место». Ещё одно от Марины: адрес местной кофейни и сообщение «когда устанешь от столовки, приходи, покажу нормальную еду».

Он перезвонил матери первым делом. Та, убедившись, что он жив, что комната есть, что сосед не серийный убийца (Данила даже отдельно подошёл к телефону и сказал «здравствуйте»), успокоилась. Потом позвонил Егору – тот уже успел сделать обзор на комнату по видеосвязи, дав десять советов, как в неё вписать игровое кресло. Марина, конечно, начала разговор с фразы «ну что, студент, как тебе твоя келья».

С суматохой первого дня время пролетело быстро. К вечеру Артём успел:

пробежаться с Данилой до ближайшего магазина и купить хлеб, пару пачек лапши и самое дешёвое печенье;зайти во двор университета, посмотреть на главный корпус и доску объявлений;послушать десятиминутную лекцию от Ильдара о том, в какие автоматы нельзя сувать деньги, потому что они «жрут купюры».

К восьми вечера Данила заглянул к нему из-за шкафа:

– Всё, – сказал он. – Пора на экскурсию по этажу.

Комната номер 708 оказалась местным «клубом». Стол посередине завален пачками чая, бутылками лимонада, тарелками с нарезанной колбасой и хлебом. Кто-то притащил старую колонку, из которой тихо играла музыка. Народ сидел кто на кроватях, кто на стульях, кто прямо на полу.

– Ага, Панфёров притащил свежего, – крикнул кто-то.

– Это не свежий, это уже маринованный, – ответил другой.

– Ребята, это Артём, – Данила поднял руку. – Село Лесное, факультет такой-то. Не тупой, не стукач, драться умеет средне. Не трогаем.

– Надо же, – кто-то присвистнул. – Не тупой и не стукач – это редкость.

– Хватит, – Ильдар, сидевший у окна, махнул рукой. – Хватит козырять. Дай человеку сесть.

Артём сел на край свободной кровати. Рядом устроился невысокий парень в толстовке.

– Ваня, – представился он. – Пятый. Эконом. Если надо будет понять, как жить на стипендию – обращайся. Я умею растягивать три тысячи на три месяца.

– А это законно? – спросил Артём.

– Нет, – серьёзно ответил тот. – Но работает.

Разговоры текли сами собой. Кто-то рассказывал, как чуть не провалил вступительные, кто-то вспоминал свои школы, кто-то уже делился легендами о местных преподах: кто любит спросить с первого ряда, кто ставит зачёт «по глазам», а кто «по наличию мозга».

– Есть один, – сказал Данила, – который каждую пару начинает с того, что говорит: «вы все тупые, а я один умный». Но он не злой, просто честный.

– А есть другая, – вставил Ильдар, – которая спрашивает: «кто не готов?», а если кто-то честно поднимает руку, начинает его хвалить, а потом всё равно спрашивает. Так что правило одно: не выделяйся.

– Великолепная мотивация, – заметил Артём.

В какой-то момент разговор, как это обычно бывает, плавно перешёл на тему «откуда кто приехал». Был парень с севера, где зима по восемь месяцев, девушка из соседнего города, пару ребят из деревень по соседним районам.

– А ты, говоришь, из Лесного? – переспросил кто-то. – Это там, где пилорама и один магазин?

– Два магазина, – поправил Артём. – Второй ещё открылся недавно.

– С ума сойти, прогресс, – засмеялись.

– А у вас там… – начал один из парней. – Ну, не знаю… интернет нормальный?

– Такой, – он показал двумя пальцами пару миллиметров. – Но есть.

– Главное – есть, – философски заключил Ваня. – Интернет как деньги. Даже если фигня, пусть будет.

Кто-то принес гитару. Начали играть, петь. К счастью, не только стандартный набор дворовых шлягеров, но и что-то живое, своё. Кто-то фальшивил, кто-то попадал. Кто-то просто слушал.

Артём поймал себя на том, что сидит, смотрит на эти лица и думает: все они тоже только что вырвались из своих Лесных, из родных городков, из квартир, где мамы ставят чай и спрашивают «ты поел». И теперь все вместе пытаются понять, что делать дальше.

Возвращаясь в комнату, он поймал Данилу за рукав.

– Спасибо, – сказал он.

– За что? – удивился сосед.

– За то, что… – Артём пожал плечами. – Впустил. Показал. Поддержал.

– Да брось, – Данила махнул рукой. – Мне же тоже когда-то показали. Это как круговорот дебильных советов в природе. Получил – передай дальше. К тому же, – он хмыкнул, – ты нормальный. Не люблю жить с овощами.

Время подошло к полуночи. Коридор потихоньку стихал. Кто-то ещё смеялся, кто-то шептался по телефону с родителями, кто-то ругался на отключившийся интернет.

Артём лежал на своей кровати, смотрел в потолок. Штукатурка над головой была потрескавшаяся, в одном углу темнело старое пятно, похожее на карту материка.

Он вслушивался в звуки общаги: удалённые шаги, чьи-то голоса за стеной, тихий смех, хлопок двери. Всё это было не похоже на ночи в Лесном, где за окном стояла тишина, только иногда проезжала машина по трассе или выл ветер.

Здесь было по-другому. Шумно, тесно, местами странно, но в этом шуме было ощущение начавшейся большой игры. И как бы Егор ни шутил, как бы мать ни переживала, как бы Марина ни строила из себя опытную старшую, это была его жизнь. Его попытка из пацана из села превратиться во что-то большее.

Он повернулся на бок, посмотрел на стол. На нём лежали тетради, паспорт, лежал телефон, мигая маленькой точкой уведомления. Новое сообщение от Марии: «ну что, жив?».

Глава 3

Прошло два года с того дня, как семнадцатилетний Артём, только что закончивший одиннадцатый класс, приехал в Белоярск и впервые открыл дверь своей комнаты в общаге.

Теперь ему девятнадцать. Он учится на втором курсе, знает по именам половину своего факультета, половину общаги и половину ближайшего магазина. И каждое утро у него начинается с одного и того же.

С чужого матюка из коридора.

– Да кто опять полотенце в душ утащил?!

Артём открыл глаза. Потолок, знакомая трещина в виде кривой молнии, соседний кровать, на которой уже ползком сползал к краю Данила, пытаясь нащупать тапочки.

– Это твой боевой клич? – хрипло спросил Артём, потянувшись.

– Это мой крик отчаяния, – Данила нащупал тапки, натянул. – Вставай, герой. Иначе горячей воды мы сегодня не увидим. А я хочу верить, что она существует.

– Она существует минут пятнадцать, – напомнил Артём. – С восьми ноль три до восьми восемнадцати.

– Вот именно, – Данила поднялся. – А сейчас как раз восемь ноль две.

– Супер, – пробормотал Артём, вскакивая. – Бежим, пока умывальники не оккупировали.

Коридор уже жил своей утренней жизнью. Кто-то шаркал в душ, кто-то стоял босиком в трусах, чистя зубы и параллельно споря о том, какой препод хуже. Кто-то только приходил – опухший, с вонью дешёвого алкоголя, прижимая к груди бутылку с минералкой.

– Как будто я в муравейнике, – пробормотал Артём, протискиваясь мимо.

– Ты – большой муравей, – Данила ухмыльнулся. – Муравей-контролёр. Следишь, чтобы мелкие не вымерли.

– Я слежу, чтобы раковина была свободна, – отрезал Артём, занимая умывальник. – Остальные проблемы решим позже.

Минут через десять, озябшие, но более-менее проснувшиеся, они вернулись в комнату. Данила включил чайник, отчаянно жужжащий на старой розетке.

– Так, – сказал он, рывком открывая шкаф. – Что у нас по утреннему меню? А, ну конечно. Лапша. Как оригинально.

– У тебя же есть овсянка, – напомнил Артём, застёгивая рубашку. – Мать тебе полкило присылала.

– Овсянка – это когда жизнь совсем плоха, – возмущённо сказал Данила. – Овсянка – это край. После неё только смерть.

– Скажешь тоже, – фыркнул Артём. – Давай так: сегодня едим лапшу, завтра – овсянку, послезавтра – что-нибудь из нормальной еды, если до этого доживём.

– Ты оптимист, – сосед вздохнул. – Ладно. Жри свою лапшу. Я потом к Ильдару на кашу напросюсь.

Пока они завтракали, Артём одним глазом смотрел на телефон – в чате группы уже неслись сообщения.

«Ребята, у нас первая пара по теормеху отменяется?»

«Кто-то сказал, что да. Кто-то сказал, что нет. Кто-то сказал, что мы всё равно тупые».

«Я видела расписание: у нас её перенесли. Но не знаю, на когда».

«Артём, ты жив? Ты вообще уже в универе?»

Он вздохнул, набрал: «Жив. Иду. Если препод придёт – спасайте мои вещи».

– Опять что-то перенесли? – Данила наклонился к экрану.

– Как всегда, – ответил Артём. – Теормех временно переехал в параллельную реальность. Нас туда не пригласили.

– А жаль, – Данила взял кружку с чаем. – Там наверняка тепло и нет долгов.

Университет утром встречал привычным гулом. В главном корпусе, как всегда, застряла толпа у расписания. Люди тыкали пальцами в листы, фотографировали, спорили.

– Смотри, – Данила ткнул в один из листков. – Наш любимый профессор по матану теперь будет мучить нас не во вторник, а в четверг. С утра.

– Чтоб я так жил, – мрачно сказал Артём. – Четверг утром – это же святотатство. Ещё бы в понедельник на восемь поставили.

– Не говори громко, – Данила оглянулся. – А то услышат и сделают.

Они поднялись на третий этаж. Аудитория уже была наполовину полна. На одной стороне – тихие, аккуратно раскладывающие тетради студенты. На другой – те, кто ещё выживал после вчерашнего, зевая и пытаясь прикрыть глаза ладонями.

У кафедры уже стоял преподаватель по сопромату, Петрович. Тот самый, с которого, по слухам, когда-то начинали все легенды о провалах и пересдачах.

– Тише, тише, – сказал он, хотя в аудитории и так было не то чтобы шумно. – Я понимаю, что вы все хотите обсуждать какие-нибудь сериалы или мемы, но у нас, на минуточку, механика.

– Механика нашего морального падения, – прошептал Данила.

– Тихо, – усмехнулся Артём.

Петрович посмотрел на аудиторию поверх очков.

– Записываем тему, – сказал он. – И да, любителям записывать только дату и название: я вас вижу.

Пошёл обычный университетский ритуал: доска, мел, формулы, тетради. Артём слушал, записывал, иногда задавал вопросы. Рядом Данила пытался одновременно конспектировать и рисовать в уголке тетради карикатуру на Петровича в виде танка.

– Зачем ты это делаешь, – прошептал Артём во время паузы.

– Искусство, – так же шёпотом ответил Данила. – Я так лучше запоминаю. Смотри: вот это – сила, вот это – опора, – он ткнул в нарисованные колёса, – а это мы под ней.

– По-моему, это мы в ней, – заметил Артём.

Петрович в какой-то момент обернулся, подозрительно оглядел ряд, где они сидели. Рука Данилы молниеносно накрыла рисунок.

– Панфёров, – протянул препод. – Вы, я вижу, в полном сосредоточении. Поделитесь с нами, о чём думаете.

– О равновесии, – не моргнув, сказал Данила. – О сумме моментов.

Аудитория тихо захихикала.

– Вот вы сейчас шутите, – Петрович вздохнул. – А потом будете приходить ко мне с большими глазами и говорить: «мы не знали». Знали. Просто не слушали.

После пары народ повалил в коридор. Кто-то сразу побежал курить, кто-то – в буфет, кто-то – искать препода, чтобы «подмазаться» по зачётке.

Артём и Данила спустились на первый этаж, к автоматам с едой. Рядом уже маячил Ильдар, вцепившийся в картонный стаканчик с кофе.

– Ну, как вы? – спросил он. – Живы?

– Мы – да, – ответил Данила. – Моя вера в высшую математику – не очень.

– У тебя её и не было, – заметил Ильдар.

– Я верю во что-то более понятное, – Данила поднял батончик. – В еду.

– Еда – это святое, – согласился Артём. – Кстати, парни, у вас завтра лабораторная по электронике?

– Ага, – Ильдар поморщился. – И наш любимый дядечка с вечно недовольным лицом. Который если видит, что ты всё сделал правильно, пишет «удовлетворительно».

– Это он так мотивирует, – улыбнулся Артём. – Типа, чтобы мы не расслаблялись.

– Лично я от этого хочу расслабиться и уйти, – буркнул Данила. – В другую вселенную.

Учебные будни тянулись своим ритмом: пары, лабораторные, конспекты, ночи перед зачётами, когда вся общага превращалась в тихий шепчущий улей. Днём – лекции, практики, вечное «кто-нибудь делал третью задачу?» и «дай списать хотя бы схему». Вечером – общага с её правилами, нарушениями и разговорами до ночи.

– Ты чего не спишь? – как-то спросил однажды Данила, повернувшись на скрипучей кровати.

Было около часа ночи. Лампа на столе уже давно выключена, но у Артёма на коленях всё ещё лежал учебник, освещённый экраном телефона.

– Завтра контрольная, – ответил он. – Надо повторить.

– Ты уже третий день повторяешь, – буркнул Данила. – Скоро повторишь до дыр. Закрой. Твой мозг не резиновый.

– Это ты от лица своего мозга говоришь, – усмехнулся Артём. – Я ещё не на пределе.

– Ты просто мазохист, – заключил сосед. – Ладно. Делай, как хочешь. Но если завтра свалишься, я тебя поднимать не буду.

– Поднимешь, – спокойно сказал Артём. – Ты добрый.

– Не называй меня добрым, – возмутился Данила. – У меня репутация.

Иногда вечер превращался в маленькую войну этажей.

Однажды в субботу, когда часть общаги решила, что учёба может подождать, кто-то на шестом этаже включил колонки на полную, и по дому понеслись удары баса.

– Я их убью, – заявил Ильдар, вваливаясь к ним в комнату с подушкой в руках. – Я устану, но убью.

– Ты можешь просто прийти и вежливо попросить, – предложил Артём.

– Я уже три раза просил, – мрачно сказал Ильдар. – Первый раз меня послали. Второй раз сделали вид, что меня не слышат. Третий раз сказали: «расслабься, брат». Я не умею расслабляться под их эту… как её… – он мотнул рукой, пытаясь вспомнить название. – В общем, под это.

– Под дабстеп, – подсказал Данила. – Или что-то, во что он мутировал.

– Вот, – Ильдар задышал чаще. – Я сейчас пойду и выдерну вилку из розетки.

– Я с тобой, – сказал Артём, вставая. – А то ты выдернешь не ту вилку, зная тебя.

– Вы заодно и подерётесь, – предположил Данила. – Возьмите меня посмотреть.

– Сиди, – отрезал Артём. – Если что – свидетелем будешь.

Они поднялись на этаж выше. Музыка реально гремела так, что вибрировали стены. Дверь комнаты была приоткрыта. Внутри трое парней что-то обсуждали, перекрикивая музыку, один подпрыгивал, как на концерте.

– Парни, – громче необходимого сказал Артём, стуча кулаком в косяк.

Музыка на секунду сбавилась. Один из жильцов повернул голову.

– Чего?

– Давайте сделаем чуть тише, – сказал Артём. – Люди тоже живут вокруг.

– Мы тихо, – ухмыльнулся тот. – Это ты громко.

Ильдар уже открывал рот, чтобы выдать свежее, но весьма жёсткое выражение, но Артём чуть коснулся его плеча.

– Смотри, – тихо сказал он. – Сейчас не время.

Он вновь обратился к соседям:

– Ребят, серьёзно. Я понимаю, суббота, всё такое. Но не все отдыхают. Кто-то учится, кто-то спит, кто-то… – он пожал плечами. – Если вы охоту раздавать всем по нервам не закончили, то потом не удивляйтесь, когда вам кто-нибудь что-нибудь сделает. Вода в чайник, майонез в тапки, крышку унитаза наверх…

Парни переглянулись. Один из них, тот, что подпрыгивал, фыркнул.

– Ты нам угрожаешь?

– Я вам предупреждение озвучиваю, – спокойно сказал Артём. – Общажное. Мы все в одной лодке. Можно либо вместе в ней сидеть, либо дружно утонуть.

Удивительно, но сработало. Один из парней чуть скривился, но подошёл к колонке и убавил громкость. Бас ушёл в пол, музыка стала терпимой.

– Норм? – спросил он.

– Уже лучше, – кивнул Артём. – Спасибо.

Когда они спускались обратно, Ильдар бурчал:

– Я бы им так сказал, что они бы эту колонку на помойку сами вынесли.

– Ты бы начал, а потом мы вытаскивали бы тебя из драки, – заметил Артём. – А так всё мирно.

– Ты слишком умный, – вздохнул Ильдар. – Ненавижу. Но пользуюсь.

Помимо учёбы и общаги, в жизнь плотно вошла работа. Стипендия была смешной, родители тянули всё, что могли, но Артём понимал: им тяжело.

Однажды вечером он сидел на подоконнике в коридоре, глядя на тёмный двор. Телефон вибрнул – сообщение от матери: фотка старого дома в Лесном, под которой она написала: «Сосед дом продаёт, цены растут, времена непонятные». Потом ещё: «У нас на пилораме опять сокращения. Отца пока не трогают, но…»

Он долго смотрел на экран, потом написал: «Мам, я устроился подработать. Буду помогать».

Подработка нашлась на складе крупного магазина: разгрузка и погрузка. По вечерам, несколько дней в неделю. Платили немного, но хоть что-то.

– Ты уверен, что не сдохнешь? – спрашивал Данила, глядя, как Артём натягивает рабочую куртку.

– Вполне, – отвечал тот. – Я же не стеклянный.

– Стеклянный – не стеклянный, а человек ты один, – ворчал Ильдар. – Ладно, если что, будем по очереди тебя будить на пары.

Склад оказался отдельным миром: паллеты, коробки, крики кладовщиков, шум погрузчиков.

– Новенький? – спросил начальник смены, крепкий мужик с пивным животом и громким голосом. – Как звать?

– Артём.

– Ладно, Артём, – мужик кивнул. – Тут всё просто. Не роняй, не ломай, не спи. Будет тяжело – говори. Кто молчит, тот потом валяется. Понял?

– Понял.

Тяжело было. После двух пар, лабораторной, а иногда и пары по физике, идти тягать коробки было ещё тем удовольствием. Но к концу смены, когда он смотрел на часы и считал, сколько часов отработал, в голове становилось чуть легче: это его вклад. Его возможность сказать родителям «не переживайте, я справляюсь».

– Ты ненормальный, – говорил Данила, когда тот поздно вечером заваливался в комнату, пахнущий пылью, картоном и чем-то ещё непонятным. – Но я уважаю.

– Напиши это на стене, – усмехался Артём, сбрасывая кроссовки. – Чтобы все знали.

– Напишу, – Данила потянулся за ручкой. – «Здесь живёт идиот, который учится, работает и ещё иногда нас спасает на экзаменах».

– Я не спасатель, – возражал Артём. – Я просто не хочу, чтобы меня отчислили.

– О, – Данила хлопал себя по лбу. – Мы нашли общую цель.

За два года общага стала почти домом. У каждого в ней была своя роль.

Ильдар – вечный аналитик, который мог из ничего сделать лекцию. Ваня – мастер экономии, умеющий из пакета макарон и половинки сосиски сделать «ужин бедного гения». Рома – хохмач, который даже деканат умудрялся зашеймить анекдотом. Девчонки с пятого – те, у кого всегда был чай и кто всегда знали последние новости про всех.

И, конечно, конфликты никуда не пропали. Но они стали частью фона, как шум, который можно убавить.

Однажды, в середине зимы, ночью прорвало трубу в душевой. Вода хлынула сразу на два этажа.

– Мы тонем! – закричал кто-то в коридоре.

Артём выскочил из комнаты в штанах и футболке, ноги сразу оказались в ледяной воде. По коридору бегали люди, кто-то ставил ведра, кто-то пытался что-то подпереть.

– Паника – потом, – скомандовал Данила, выскакивая следом. – Сначала перекрыть.

– А ты знаешь, где? – крикнул кто-то.

– Нет, но мы найдём, – Данила махнул рукой. – Идём вниз. В подвале по-любому что-то есть.

Артём побежал с ним вниз, перепрыгивая через ступени. В подвале действительно оказалась ржавая железная коробка с вентилями. Они вдвоём, матерясь и с трудом, перекрыли один за другим, пока шум воды наверху не начал стихать.

Когда вернулись, коридор выглядел как после шторма: мокрый, кое-где плавали тапки, кто-то выжимал шторы, кто-то шлёпал по луже, неся швабру.

– Я это ненавижу, – заявил Рома, держа таз. – Но я всё равно здесь живу.

– Это и есть любовь, – вздохнул Ваня. – Знаешь все минусы, но не уходишь.

В ту ночь они ещё долго вытирали воду, сушили коридор, ругались, шутили. К утру все были вымотаны, но в странном, почти праздничном состоянии. Как будто вместе пережили что-то, что станет отдельной историей.

Артём всё чаще ловил себя на том, что думает о Лесном не только с ностальгией, но и с тревогой. Мать всё чаще писала, что людей в селе становится меньше, работы тоже, молодёжь уезжает.

Разговоры по телефону стали длиннее.

– Как вы там? – спрашивал он, сидя на подоконнике общаги.

– Да нормально, – отвечала Ольга, но голосом, в котором чувствовалась усталость. – Работаю, как всегда. Люди болеют, дети болеют. Фельдшер нужен всегда.

– Пилорама? – спрашивал он.

– Пилорама… – мать вздыхала. – То работает, то нет. Отца пока держат, но зарплата… Сами понимаете.

– Папа как?

– Папа держится, – голос её становился мягче. – Ты же его знаешь. Молчит, но видно, что устал.

Марина звонила отдельно.

– Я всё думаю, – говорила она, – что им там делать? Мама с её квалификацией могла бы устроиться в городе. Папа тоже. Егор… ему там вообще нечего делать. Честно, если бы не ты и не я, они бы так и остались в Лесном до пенсии.

– Они привыкли, – отвечал Артём. – Дом, огород, соседи.

– Привычка – это не аргумент, – упиралась Марина. – Слушай. Ты с ними поговори. Я тоже поговорю. Надо вытаскивать их оттуда. Пока можно.

Сначала Артём осторожно забрасывал тему.

– Мам, – говорил он во время очередного звонка. – Вы бы… ну… не думали переехать ближе к нам? В город.

– В какой? – удивлялась Ольга. – В твой? Ты там где живёшь вообще? В комнате с мальчиками.

– Не ко мне в комнату, – он вздыхал. – Снять квартиру. Или комнату. Ты могла бы устроиться в больницу. Папа… найдет что-то по ремонту. Здесь работы больше.

– И коммуналка больше, – вставлял в трубку отец. Слышно было, что он сидит рядом. – И цены. И народ. Я уже не молодой, чтобы по городам бегать.

– Ты не старый, – возмущался Артём. – И вообще, вы оба ещё относительно молодые.

– Ты нам комплименты не делай, – Ольга тяжело вздыхала. – Мы вон только ипотеку не взяли – и то чудо. Куда нам теперь город.

– Мам, – мягко говорил он. – Там в селе всё равно всё крутится и разваливается. Ты сама говорила. Здесь хотя бы перспективы есть.

– Перспективы, – перехватил отец. – Расскажешь мне потом про свои перспективы, когда институт закончишь.

Диалог возвращался к учёбе, к его подработке, к Егору, который опять получил тройку, к Марине, которая прислала новые рисунки.

Но мысль уже поселилась. В их головах, и в его тоже.

Однажды вечером, после особенно тяжёлой смены на складе, Артём сидел за столом в комнате, допивая остывший чай. Данила, сидя напротив, перебирал что-то в телефоне.

– Ты о чём такой? – спросил сосед.

– О доме, – честно признался он.

– Ностальгия? – усмехнулся Данила.

– Не только, – Артём покрутил кружку в руках. – Там им сейчас тяжело. А мы с Мариной думаем, как их вытащить.

– Ты хочешь родителей сюда, в Белоярск? – уточнил Данила.

– Да, – кивнул он. – Не прямо ко мне в общагу, конечно. Но в город.

– Ну, – Данила почесал затылок. – В принципе, идея хорошая. Тут работы больше. Мать твоя могла бы в поликлинику или больницу. Отец – на СТО, в ремонт, на склад. У меня двоюродный так же переехал. Ты квартирки смотрел?

– Пока нет, – Артём вздохнул. – Даже не знаю, с чего начать.

– С объявлений, – сказал Данила. – С чего ещё. Завтра зайдём к доске на остановке, глянем, что по аренде. Может, найдём что-то недорогое. Дальше уже увещевать родителей.

– Они упираются, – признался Артём. – Особенно отец. Ему это всё… как другой мир.

– Мой батя тоже долго рогом упирался, – сказал Данила. – А потом, когда переехали, сказал: «я дурак, что раньше не сделал». Люди такие. Боятся.

– А я боюсь, что мы не успеем, – тихо сказал Артём.

Данила посмотрел на него внимательно.

– Тогда двигаем, пока можешь, – сказал он. – Пока они могут. Пока ты можешь им помочь. Ты же не один тут.

Он не был один. Это Артём почувствовал особо остро, когда на следующий день они с Данилой, Ильдаром и даже Ваней стояли у огромной доски объявлений рядом с остановкой.

Бумажки слоились, перекрывали друг друга. «Сдам комнату», «Сдам квартиру», «Сдам угол», «Недорого», «Очень недорого» (что обычно означало «тёмная дыра в подвале»).

– О, – Данила чуть пригладил лист, – вот это. Однокомнатная. Район не самый адский. Цена терпимая. Пишут: «семье, без животных и пьющих».