Автор идеи цвета

– Ну что ты. Автор всегда один. Остальные – исполнители либо потребители. У каждой идеи свой автор, и это непреложно. Твоя идея будет первой размещена в официальных источниках информации в Галерее сведений, а ты войдешь в историю мира как Автор Идеи Цвета.

Подавая для ознакомления тонкую, как глянцевая бумага, пластинку, все трое низко поклонились. Катр отметил, что на документе уже выгравированы все регалии.

– Обалдеть, – глубокомысленно изрек, ошарашенный происходящим. – Интересные у вас тут порядки. Ну что ж, автор так автор.

Он полюбовался изящными строками. Заглавные буквы в коротком сочетании слов вздымались, как гребни ветровых волн. Как в голове возникла динамическая картина из перекатывающихся бирюзовых колоколообразных кривых? Здесь нет моря, нет ничего отдаленно похожего на водоемы, даже мелкого водостоя не встретить на белом глянце дорог. Да и откуда взяться лужам: никакого дождя эти сплошные облака произвести не в состоянии. Поразительно, но на это никто не обращал внимания, кроме Катра, откуда-то помнившего горько-соленый запах взволнованной воды.

Выдержав паузу, достаточную, по их мнению, автору для осознания нового статуса, новоявленные коллеги осведомились:

– Какую карьерную траекторию ты предпочитаешь?

– В смысле, кем хочу стать, когда вырасту? А какой у вас предлагается ассортимент успеха? – деловито поинтересовался автор идеи цвета.

Катру доходчиво объяснили, что автором он останется в любом случае. Система одобрила сформулированный им запрос, и можно приступать к реализации идеи. В регламент изысканий внесены изменения, и вскоре любой, ставший автором, будет иметь право претендовать на докторскую степень. Она станет поощрением для исследователей, официально представившим идею Сообществу, и получившим одобрение не только от системы, но и от других авторов.

– Ну что вы, ребята, какой из меня доктор, – поскромничал Катр. Не нуждается он ни в чьем одобрении и не будет делиться секретами.

– Ты можешь стать профессором, – упорно соблазняли его головокружительными перспективами.

– Я? Профессор? Не смешите, я уже и так великий и первый. Да меня же разорвет от избытка собственной важности, – издевался над сосредоточенными посетителями Катр. – А что полагается изобрести для профессорских регалий? И насколько необходимо обнажиться перед многоуважаемым Сообществом?

– Нам понятна твоя ирония, автор, но мы ее не разделяем, ты уж извини.

– Прошу прощения, уважаемые, – поклонился и плавным жестом выразил готовность к продолжению диалога.

Оказалось, что получить почетное звание не так-то легко. Более того, на данный момент в Сообществе не нашлось никого, кто имел бы достаточно заслуг, чтобы претендовать на это.

– Заинтриговали. – Появилось знакомое напряжение, возникающее при желании получить недостижимое. Так какой экзамен для этого требуется сдать?

– Да, ты прав. Это что-то вроде испытания. Почетное звание получает тот автор и учитель, чей ученик представил Сообществу идею и получил докторскую степень.

– Какая правильная логика, – восхитился Катр. Непременно станет именно профессором. Пусть какой-нибудь старательный ученик отдувается за него перед этими убийственно важными дядьками. Внезапный груз престижной ответственности начинал ощущаться как давление.

– Возможен и другой путь, – поколебавшись, поделился один из собеседников. Но он гораздо сложнее. Из разряда невозможного. Необходимо совершить прорыв.

– Прорыв? Прорыв чего? Или прорыв куда? Дайте же внятные инструкции. – Катр откровенно насмехался. Утомился от рафинированного общения и мечтал избавиться от обходительных визитеров.

– Прорыв – это открытие, необратимо меняющее мир. При всем уважении, автор, твоя идея цвета, невзирая на новизну и оригинальность, не является глобальной.

– А вот это мы еще посмотрим! – уязвленно воскликнул Катр.

Если бы он мог представить тогда, насколько окажется прав, то был бы весьма удивлен.

– Существует и третий путь, но тебе он не подойдет, – продолжили ответственные товарищи занудное изложение вариантов триумфального будущего.

– Валяйте, – позволил великодушно.

– Действующий профессор, автор идеи, уполномочен оставить все материалы и звания любому, кого посчитает достойным, но после того, как сам… – говорящий замялся.

– Да ладно, чего тут непонятного! – резюмировал Катр. – Я могу завещать все достижения тебе, например, и ты получишь после моего последнего выбора все мои регалии, правильно? – и он повернулся в сторону молчаливого мужчины, особенно раздражавшего своей напыщенной важностью.

– А ты это сделаешь? – не уразумел шутки тот.

– Это вряд ли, коллега. Я и сам пока не наигрался. – Катр раздумывал, как избавиться от засидевшихся новоиспеченных коллег, и осмелился тонко намекнуть, что аудиенция затянулась. – Послушайте, а вы не допускаете, что кто-то не захочет стать членом Сообщества? А? Что скажете, многоуважаемые «сообщники»? Это сильно порицается?

– Автор, за кого ты нас принимаешь! – добродушно рассмеялись двое новых знакомых. Третий почему-то не присоединился к их веселью, но Катра это не смутило. Ему нужен ответ, посмеяться он может и сам.

– Должен быть выбор. – Катр бескомпромиссно решил, что пошлет все к черту при отсутствии альтернатив.

– Чем ты так обеспокоен, автор? – недоуменно спросил самый разговорчивый из троицы. – Ты вовсе не обязан вступать в Сообщество Авторов Идей! Ты еще не разобрался, но это награда, а не наказание. Вариантов достаточно. Корпорация необъятна. Если кто-то не имеет идеи или не считает нужным к нам примкнуть – по любым причинам, то мы его только поздравим! Это значит, что можно стать путешественником, игроком или наблюдателем. Ты разберешься, автор. У нас не принято торопить и настаивать, а уж тем более принуждать.

Вскоре Катр убедился, что все обстоит именно так. Быть автором оказалось приятно. Помимо свободы и отсутствия обязанностей, права стали практически беспредельны и ограничивались лишь вполне лояльным Этикетом. И профессором все же стал, причем быстрее, чем рассчитывал.

– Ладно, ребята, всем спасибо, разберусь. Один технический вопросик: раз уж я такой великий, то могу выбрать помещение по своему усмотрению? Два. Или три. Для научных, разумеется, целей.

– Разумеется, – хором ответствовали почтенные гости, и Катр, осваиваясь с новым статусом, нахально спросил: – А кто у вас, то есть, у нас, главный, коллеги?

Все трое переглянулись, недоумевая, как их приобретенный товарищ, в общем-то, неглупый и даже великий, может не знать таких простых вещей, но все же сочли необходимым просветить новичка.

– Главный – Шеф. Но он не вмешивается. Принцип доверия.

– А-а-а, ну и отлично. – Катра, не терпевшего контроля, это вполне устраивало. – А имя-то есть у вашего, в смысле, нашего Шефа?

Величественные переговорщики засмеялись нестройным хором, как будто автор выдал что-то забавное. Присоединившись ко всеобщему веселью, он понял, что не соскучится, став членом Сообщества Авторов Идей.

Авторство позволяло не ограничивать фантазию и предложить единомышленникам, заинтересованным в разнообразии, способ радикального изменения своих цветовых параметров. Однако не всем подряд, а тем, кто готов подтвердить потребность в цвете достаточным кредитом доверия или количеством знаков на счетах для оплаты желанной игрушки. Катр ценил усилия и хотел избавиться от любопытствующих обывателей.

Вопросом, имеется ли альтернатива у тех, кого он искушает, не задавался, руководствуясь очевидным положением, которое впоследствии ему и приписали – справедливо считал, что свой выбор каждый определяет самостоятельно. «Положение профессора Катра о выборе» – так записали в официальных источниках. Не гордился этим, а был, скорее, смущен: вовсе не претендовал на авторство тривиальных истин.

На старте проекта модификации тела автор идеи цвета раздумывал, не стать ли демонстрационным образцом, но собственный облик никогда не находился в центре интересов. Своему очаровательному ассистенту не осмелился предлагать внесение изменений во внешний вид. На его взгляд, она – совершенство. Будь он соавтором ее создателя, то Юнита получилась бы именно такой: филигранным черно-белым эстампом. Однако результаты опытов с оттенками нуждались в представлении. Вышел из положения, придумав способ воспользоваться красочностью, доступной для небольших объектов: организовал выпуск каталогов пигментов. Регулярное обновление ассортимента палитр стабильно подстегивало всеобщую увлеченность цветовыми модификациями.

Убедившись, что ограничений не будет, а принцип доверия позволяет ни в чем себе не отказывать, на какое-то время полностью погрузился в работу. Все получилось: проект процветал, превратившись в целую индустрию. Катр потом понял, как ему удалось стать автором. Просто оказался первым, кто поговорил с системой Корпорации так, будто она живая: откровенно, доверительно, правдиво.

Но легендой он стал вовсе не благодаря воплощению идеи цвета. Главным достижением считал обнаруженный шанс избежать неотвратимости физических изменений – открытие способа остановки линейного старения. Не без условий, как выяснилось. Безграничный интерес к процессу исследования зачастую доходил до категорического равнодушия к последствиям открытий. Катр редко вникал в особенности своего внутреннего мира, а уж до чужого и вовсе не было дела. Важно то, какие совершаешь изменения. Зачем прогнозировать и без того очевидное? Создать, решить, перевернуть все и посмотреть, что будет. Он всегда прав. Все, что производит его пытливый ум – благо.

Грандиозное открытие обеспечила случайность. Однажды Катр почувствовал, что ему стало мало одной идеи, хоть это и нарушало общепринятые правила. Мысли заняла тема объективной реальности. С огорчением понимал, что отличается от тех, кто помнит свое прошлое и безоговорочно адекватен действительности. А ретроспектива Катра имела начало в образе Юниты, встречающей его в той самой башне. И о биографии помощницы можно было лишь строить предположения: подобные разговоры не приняты. Но останавливали не навязанные обществом правила, а то, как Юнита, готовая непринужденно беседовать, виртуозно подхватывая любую тему, буквально леденела, когда речь заходила о ней самой. Он и не настаивал – все более чем устраивало.

В итоге, помаявшись, не стал мучиться погоней за непроверяемыми гипотезами и постановил, что единственная достоверность – это собственное сознание. Идея цвета как средство разнообразить ощущения стала необходимой в качестве не особо убедительного, но все же доказательства собственного существования.

Удобный, сговорчивый, но такой сдержанный мир не признавал излишеств, и у Катра, как и у прочих, имелись в распоряжении лишь изящные книги с короткими рукописными историями, чертежи, пластинки нарисованных сюжетных карточек. Не существовало ни малейшей опоры на факты – с ними довелось ознакомиться позже, обретя высший уровень допуска в Галерею сведений.

Благодаря статусу великого первого автора Катр получил приоритетное право проводить там неограниченное время. Умение задавать правильные вопросы помогло отыскать не только утерянный запас знаний Сообщества, но и скрытый, потусторонний, как позднее выяснилось, фонд сведений. Философия разума Архива надолго отняла покой и подарила поток размышлений. Ошалевший от обилия информации, порой думал: «Какая удача, что я ничего не знал про мир Архива! Я бы заблудился в бесконечном поиске смыслов».

Глава 6. Дали

После возвращения полузабытые и очищенные временем события снова стали иметь значение. Катр шел, через петли шагов запутывая мысли, пока не понял, что бродит по кругу. Никого не встретил, и эта пустынность дорог снова заставила усомниться в реальности возвращения.

Проходя мимо белокаменного крыльца, огибающего широкой волной невысокое здание, заприметил приземистую фигурку, показавшуюся знакомой, и, прервав порядком досаждавшие хаотичной настойчивостью думы, направился в ее сторону. Глазам не верил: неужели это его обожаемая Дали? Когда встречались в последний раз, она напоминала симпатичную шаровую молнию: стремительная, непредсказуемая, властно захватывающая внимание. Она добродушно посмеивалась над стремлением начинающего новые опыты друга облагодетельствовать мир, и это являлось предметом их жарких дискуссий.

«Это у меня прошел лишь один длинный цикл, а у нее их утекло пять десятков», – панически напомнил себе, стараясь свыкнуться с изменившимся обликом своей, теперь уже действительно старой, подруги. Дали периодически непостижимо менялась. И раньше доводилось видеть ее в совершенно разных образах: то она была хрупкой девчонкой, то вдруг становилась канонической пышной красоткой. За прошедшее для нее время Дали как-то уменьшилась, и от этого вдруг стало мучительно неловко. Лихорадочно попытался подсчитать ее возраст с учетом давности их знакомства, но не успел: она остановилась, поймав взглядом растянутую тень. Показалось, что силуэт пожилой женщины покачнулся и сжался. Но через мгновение она уже стремительно приблизилась.

– Катриэль, дорогой, неужели это ты? – радостно пробасила Дали и раскрыла радушные объятия.

Это и вправду оказалась она. Катр вздрогнул от непривычного звучания варианта своего имени. Терпеть его не мог, считая чрезмерно элегантным и даже нескромным. Но Дали было позволительно обращаться так к нему, причем оставалось загадкой, как подруга узнала это полное имя. Он не то что никогда так не представлялся, а даже и не помышлял о столь роскошной возможности усилить пафос своих регалий.

– Дали, это чудо какое-то! Ты еще здесь! – бестактно обрадовался, наклоняясь и обнимая округлые плечи. От ее присутствия становилось тепло, внутри вспыхивали крошечные огоньки. Вот и сейчас стоял, согреваясь этим неугасающим светом.

Дали, нисколько не обидевшись на такое приветствие, снисходительно похлопала по плечу и увлекла за собой внутрь здания, не подумав спросить согласия. Спустившись по крутой лестнице в полутемный зал, единственным источником света в котором была медная настольная лампа, рассеянным зеленым пятном освещавшая дугу комнаты, профессор растаял от умиления. Необыкновенно приятно узнавать прежние запахи, круги неяркого света, тепло от камина с настоящим огнем. Когда-то Катр даже создал палитру, находясь под впечатлением от оранжево-фиолетового жаркого чуда, впервые увиденного в этом доме. Нигде больше такое нельзя было и представить: температурный режим помещений регулировался системой быта, а возможность каких-бы то ни было возгораний, даже контролируемых, исключалась настройками безопасности.

– Что, старушка, так и нервируешь инструктов электрическими штуковинами? – рассмеялся, решительно переступив порог. В этом жилище все действительно осталось таким же, как в те времена, когда частенько заходил сюда и подолгу сидел в уютном сумраке, обсуждая новые детали проекта или болтая о всякой всячине.

Дали раскатисто рассмеялась и пододвинула к столу кресло: она не признавала автоматических корпоративных удобств, предпочитая находиться в подвале без окон, но с возможностью отключения от эксплуатационных систем здания. Развалившись на упругом сиденье и поглядывая на кирпичную кладку, сведенную куполом к потолку, Катр погружался в забытые ощущения.

– Дали, моя хорошая, как же я счастлив тебя видеть! – радостно начал он, но вежливые излияния прервал неприлично отчетливый звук, изданный желудком, требующим пропущенного сегодня обеда.

– Профессор, ничего не меняется! – засмеялась Дали. – Ты все так же прибегаешь ко мне пожрать, как голодный стажер! Потерпи, будет тебе то, чего ты заслуживаешь, – не то пообещала, не то пригрозила хозяйка, отходя в дальнюю арку к небольшой медной стойке за высокой ширмой, сплетенной из упругих лент.

Слушая звук льющейся воды, звон стекла, сухое потрескивание огня и тихий стук приборов, заглушаемый шкварчанием ароматного масла, Катр задремал. Ощутив буквально взорвавшийся перед носом ослепительной вспышкой запах разогретого на огне жаркого, посыпанного настоящим фиолетово-зеленым базиликом, сонно потянулся к изящно оформленному блюду.

– М-м-м, Далюша, как же я тебя люблю! – мычал с набитым ртом, жестом прося добавки. – Как тебе это удается, а?

– Что именно, дружок? Терпеть твои выходки?

Катр не поддержал шутки. В ней прозвучало нечто похожее на порицание, а он не готов оправдываться.

– Дорогая, расскажи мне что-нибудь! Я не возлагаю надежд, что удастся выведать авторский секрет, но позволь выразить восхищение! Неоспоримо, что ты – гений. Сформулировать то, что ты придумываешь со вкусами, получать желаемое от нашей строптивой системы обслуживания – это подвиг! Я поначалу и чашки кофе у нее не мог выпросить. – Он замолчал, погрузившись в раздумья.

– Не такая уж у нас и непонятливая система, автор, кому, как не тебе этого не знать! При желании с ней вполне успешно можно договориться. Катр, ты без ложной скромности можешь гордиться тем, что существенно упростил мое дело, да и не только мое. Как бы то ни было, именно ты первым подметил, что от мира не так уж сложно добиться практически всего, имея достойные устремления и весомые аргументы. С тех пор прошло достаточно времени для того, чтобы научиться извлекать требуемое, если имеется достойная идея. А у меня она есть. Кроме того, ты любезно оставил для общего пользования готовые алгоритмы запросов на получение цветового пигмента. Они, конечно, весьма причудливые и звучат как заклинания, но благодаря им мы делаем цветные неорганические продукты, о чем раньше и не помышляли. Не забыл, как тебе не нравилась бесцветная еда?

– Да уж, ради такого стоило постараться, дорогая, – улыбнулся польщенно. Лестно получить одобрение от признанного мастера.

Дали – автор идеи вкуса. Под ее началом успешно функционировал целый закрытый корпус, в котором каким-то, не иначе, магическим, образом выращивались органические продукты. Катр всякого насмотрелся в залинейном фонде и имел разрозненные знания о почве, воде, преобразовании энергии света в энергию органических веществ при содействии неких пигментов и прочих необходимых условиях для получения горстки овощного салата. Но как именно это делалось здесь, где изначально не предполагалось никакой органики, предпочитал не задумываться. Все, что не получить от системы при помощи правильных слов, казалось ему чудом.

Никогда не осмеливался заговорить со старой подругой о ее деятельности, опасаясь насмешки над его дилетантскими представлениями. Она и сама не спешила делиться секретами: при всей доброжелательности вовсе не была открыта для псевдонаучных дискуссий, а вот аппетит, пробуждающийся при дегустации ее новых вкусовых решений, ценила.

В Сообществе ее называли по имени, и это не считалось фамильярностью. Особая честь – признание уникальности. У Дали не имелось званий – избегала излишней популярности. В отличие от честолюбивого Катра, принимавшего заслуженные регалии с демонстративным ироническим безразличием, автор идеи вкуса со смехом отказывалась от почестей. Задорно подшучивала над другом, беззащитным перед соблазнами гастрономических шедевров. «Прорыв там у него! Великий ты наш автор! Уж не знаю, как бы ты далеко прорвался, питаясь этой вашей бесцветной неорганической дрянью. Добавки-то хочешь, гений?»

И он с готовностью соглашался, зачарованно наблюдая, как в ее ловких руках формируется очередной разноцветный пирожок, обещающий неземное удовольствие. Вот Дали, неоспоримо, гений – создатель вкуса и наслаждения. И может себе позволить подвал с электрической лампой и живым огнем – как одному из состоятельнейших членов Сообщества, ей никогда не приходилось сдерживать самые эксцентрические потребности. Дали возглавляла целую империю гастрономических утех для обладателей неограниченного кредита.

Она хорошо знала друга. Катр не считал нужным официально представлять идею коллегам, крайне неохотно делился наработками, аргументируя это тем, что никто не сделает лучше него. И умел гениально формулировать нестандартные пожелания, неизменно добиваясь нужного эффекта от своенравной системы Корпорации. А отдать мог то, к чему потерял интерес. И все-таки многие были ему благодарны. Насколько неохотно скупой уникум делился готовыми решениями, настолько же открыт был к обсуждению и совместному поиску. Когда ученики самостоятельно добивались успеха, профессор ликовал. Ощущал причастность к созиданию и как никто мог обеспечить условия для развития. Методы автора зачастую не казались гуманными: жестоко высмеивал глупость и недальновидность, ничуть не смущаясь, что в педагогической горячке поставит кого-то в крайне унизительное положение. Предпочитал истину, порой в ущерб как своим, так и чужим интересам, что не всем нравилось. Но Дали не была ни учеником, ни конкурентом, не претендовала на разгадку концептуального подхода автора, поэтому имела уверенность, что он не откажет в небольшой просьбе.

– Катр, пока ты снова куда-нибудь не запропастился, можешь удовлетворить мой давний научный интерес? Ты много мне рассказывал о своей идее цвета, но есть кое-что, чего я не знаю. И очень желаю узнать.

– Да, дорогая. Хотел бы я взглянуть на неблагодарного болвана, посмевшего отказать тебе после такого обеда! – льстиво промурлыкал Катр, довольный затейливым угощением.

– Не уводи меня от темы, подхалим! – раскусила нехитрый маневр Дали. – Я все равно спрошу. Помнишь, первые пробы с цветом ты проводил на таких смешных мелких зверьках?

– Ох, Дали… – скривился, как будто его ущипнули за ухо. – Конечно, помню. Я вводил им пигмент и тестировал его действие. Но тебе-то зачем мыши? Будешь устраивать им презентации новых сочетаний вкусов? Или они тебе нужны в качестве экзотической начинки для пирожков?

– Катриэль!

– Все, молчу, не обращай внимания. Слушаю тебя, дорогая, – смутился от укоряющего взгляда.

Дали села напротив, с улыбкой наблюдая, как ехидная усмешка на его лице сменяется внимательным выражением.

– Катр, мне до сих пор ужасно любопытно, как тебе удавалось добывать этих мышей? Как ты сформулировал системе запрос на производство живого существа? Это же невозможно.

– Не думаю, Дали, что эти существа были по-настоящему живыми. Они не были линейными лабораторными животными, так как не воспроизводились, а появлялись по мере необходимости. Не смогу припомнить формулировки. Это не то, что целесообразно сохранять, поэтому и записей нет. Я все уничтожил. Оставлять такое наследие неправильно. Хоть я и полагал, что это ординарный биологический материал, но зверьки выглядели такими настоящими… Эти существа тоже испытывали боль, понимаешь?

Дали осторожно погладила его по руке. Она понимала.

– Дорогой, ну что ты! Ты же делал это не для удовольствия, а для исследования! – попыталась утешить помрачневшего друга.

– Видишь ли, дорогая… – Катр с признательностью пожал ее ладошку. – Любой продукт системы Корпорации по умолчанию безопасен и эффективен. Если удалось корректно изложить потребность и получить желаемое – это, безусловно, будет нечто безукоризненное. Далюша, ни в каких мышах необходимости не было. Мне просто хотелось поиграть в настоящего ученого. Я и себе в этом долго не признавался, но теперь-то чего уж скрывать…

Наклонившись к Катру, Дали прошептала ему на ухо:

– Дружок, а ведь время от времени эти пушистые существа сами собой появляются. В нашей лаборатории такое случалось несколько раз, представляешь? Или это какой-то сбой, или ты что-то тогда напутал при заказе. На наше счастье, они не умеют размножаться. Искренне надеюсь, что это так и останется. Хочешь, попрошу кого-нибудь из стажеров отыскать одного и принести сюда?

Катр вежливо отказался, но эта новость почему-то понравилась, хотя меньше всего он переживал о мышах и вопросах, с ними связанных.

– Дали, это звучит как попытка оправдаться, но их гибель не была напрасной. Не будь тех экспериментов с цветом животных и утилизацией неудачных образцов, я бы не сделал главного открытия.

– Раз уж ты сам об этом заговорил… Я не раз хотела, но не решалась спросить – как ты дошел до такой экстраординарной мысли? Что побудило на попытку остановить возраст? Откуда у тогда еще совсем юного автора идеи цвета появилась такая оригинальная задумка?

– Дорогая, ты не поверишь! – прослезился от смеха.

– Профессор, прошу, не говори, что случайно, это было бы слишком!

– Клянусь, все именно так и получилось…

Дали скрестила руки и строго произнесла:

– Катриэль, ты не выйдешь отсюда, пока я не узнаю эту историю, понятно?

– Дорогая, я бы остался у тебя навечно, но, боюсь, буду тебя стеснять, да и ем я, как видишь, много. Само собой, расскажу, какие у меня могут быть секреты от тебя? – галантно улыбнулся Катр и не без удовольствия погрузился в воспоминания о том времени, как идея цвета была принята системой и с восторгом одобрена Сообществом, признавшим, что мир давно нуждается в преображении.

***

Тогда, воспользовавшись новообретенным высоким статусом первого автора, выбрал для исследований ту самую башню, с которой началось знакомство с миром. Это расположение считалось весьма привилегированным: рядом с Галереей сведений и буквально за стеной от капсулы покоя. Самозабвенно трудился над воплощением новых палитр, и спектр цветов неуклонно расширялся. Постигать способы легкого и безболезненного изменения параметров внешности без наружного воздействия оказалось весьма увлекательно. Сначала пробы по усилению интенсивности оттенков, а затем полет фантазии уже не останавливался. Экспериментировал на почти настоящих мышах, неотличимых от живых, подсмотрев странный способ в залинейном фильме, за что получил от коллег обидное прозвище – «доктор Маус». Катр усмехнулся, вспомнив, как оно раздражало и как быстро всеми забылось. После совершенного им открытия, изменившего мир, былые насмешники все как один, сгибались в учтивых поклонах. Благодаря прорыву получил звание профессора, не заботясь о том, чтобы кто-то из учеников добился остепененности.