Матрёшка, или Побег из Москвы

– Я уже вроде говорил Анне, что нет.

– Возможно, Вас тайно крестили в детстве. Могло быть такое?

– На это способен только мой дед. Но он мне об этом ничего не говорил.

– Я бы на вашем месте у него спросил.

– Мне совершенно это не интересно.

– Ну спросите для нас, разве Вам жалко?

– С учетом того, что я надеюсь больше с вами не видеться, ваша просьба выглядит довольно странно.

– Ну да ладно, не буду к Вам больше приставать. Только скажу, что 11 декабря немало имен в святцах, но одно из них – Федор. Первая буква в вашем имени после цифр – буква «Ф». Может, конечно, это совпадение, и эта буква в нужное время оказалась в нужном месте, а может и нет…

– Святцы? Это что такое?

– Это такой список, куда мы, православные, смотрим, чтоб узнать, каких святых поминает Русская Православная Церковь в определенный день. Именно по святцам было принято называть детей, чтобы святой, именем которого назван ребенок, был его небесным покровителем.

– Много у вас всяких странностей. Святцы, ангелы, сотворение мира за неделю! Ну вот как это – неделю на сотворение мира, если наука четко доказала, что процесс занял, между прочим, миллионы лет.

– Так, а почему Вы думаете, что семь дней, о которых говорится в Библии, это наши 7 дней, каждый из которых умещается в 24 часа и одну смену дня и ночи. Не знаю, читали ли Вы текст, но там ночь и день разделяются уже после создания земли и неба. А светила созданы еще позже, те самые светила, по которым мы сейчас делим день и ночь. Поэтому, конечно, не стоит понимать дни, которыми выражены дни творения мира как те же дни, которыми мы живем сейчас. И сам текст Библии об этом довольно четко говорит. Бог творил в вечности, потому что Он – вечен. Его дни – это, как и доказали ученые, – миллионы наших лет.

– Да, Ваши слова все четко расставляют по полочкам! Возможно, не все, что написано в Библии, такой уж и бред!

– Вся Библия – совсем не бред, смею Вас заверить. Просто не всегда текст легко понять, и есть соблазн понять его как-то особо. Отсюда, кстати, пошли все известные еретические движения. Люди просто стали «творчески толковать» Библию, особенно – Евангелие. Толковать от себя, будучи совершенно неграмотными в этих вопросах. Но при этом, если такой человек убедителен, красноречив, и вокруг него такие же малограмотные, как и он, то появляется новая церковь. Новое толкование – новая церковь. Поэтому православие называли «ортодоксальным» христианством, т.е. оригинальным, изначальным, не подвергнутым искажениям.

– Ну хорошо, а эта ваша «воля Божья». Вроде, если я ничего не путаю, с точки зрения христианства, человек свободен в своих поступках. А тут вдруг – «воля Божья». Волюнтаризм получается, и нет никакой свободной воли. Какой-то червяк, гусеница, а не человек. И это еще, как его, «привидение» – не помню, к чему это.

– Наверное, «провидение», а не «привидение», – с улыбкой отметил отец Глеб.

– Наверное! Вам лучше знать…

– Вы говорите мы – гусеницы. Можно и так сказать. А если закончить это образ – мы гусеницы, только некоторые из которых станут бабочками после смерти. А по поводу воли Божьей и как ее соотнести со свободой человека, то противоречие тут кажущееся, и соотношение их несколько сложнее, чем Вы можете себе представить. Здесь вот в чем дело. Бог существует вне времени, для него нет сегодня или завтра, нет живых или мертвых. Есть даже такая фраза в Евангелие, что Бог – это Бог не мертвых, но живых. Для Него не секрет, что с нами произойдет в течение всей жизни, и как мы будем поступать в той или иной ситуации. Это особенно ярко видно на примере. Вот если ты знаешь очень хорошо своего друга, подругу, ну или какого-нибудь другого человека, ты ведь можешь часто предсказать, что он скажет или сделает при тех или иных обстоятельствах. Но ты же не определяешь поведение своего знакомого, он не твой раб, ты просто знаешь, и все. Вот теперь возведите это знание о человеке в степень бесконечности и распространи на всех людей, и сразу будет понятно, почему говорят, что все по воле Божьей и как это соотнести со свободой воли человека. Нельзя конечно забывать и про те обстоятельства жизни, с которыми мы сталкиваемся в буквальном смысле по воле Божьей, которые даны нам Богом во испытание и для нашего же роста и совершенствования.

– Интересное объяснение. И, главное, достаточно понятное. Бог не мертвых, но живых – это что значит?

– Если помните, христиане верят в бессмертие души. То есть, после смерти душа отделяется от тела и переходит в иной мир, мир вечности. Более поздние фантасты называли другие миры, которые они создавали в своих произведениях, «другим измерением». В сущности, это отражает суть того, куда попадает душа после смерти. Также один из центральных постулатов христианства состоит в том, что мертвые воскреснут, как Христос воскрес на третий день после распятия. Так вот, в Евангелии есть такой эпизод, когда у Христа спрашивают те, кто не верили в воскресение мертвых (они назывались «саддукеи»): кому будет женой после воскресения женщина, которую брали при жизни в жены несколько мужчин, потому что предыдущий умирал? Он им ответил, что после воскресения ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах. Еще он напомнил им из священного писания (то, что мы называем Ветхим Заветом), где говорится о том, что Бог – это Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова. Все эти люди умерли. Но не может же быть Бог быть Богом мертвецов. Отсюда и фраза о том, что Бог – это Бог не мертвых, но живых.

– Вот оно как. Преинтересная эта ваша книжка – Евангелие. Жаль, теперь ее найти очень сложно.

– Сложно, но можно, – отметила Анна.

– Что вы так на меня смотрите? Нет, я как-нибудь без нее поживу, ничего страшного, – испуганно замаха на них руками ФАС, когда увидел в ее глазах заговорщицкий блеск.

После этого все как-то примолкли и провели некоторое время в полной тишине, погруженные в собственные мысли. Тем временем стало смеркаться…

– Думаю, нам уже можно уходить. Не можем же мы злоупотреблять Вашим гостеприимством, – засуетился отец Глеб.

– Подождите, я выйду покурить на площадку. Заодно смогу оглядеться. Сосед-то мой сверху, видать по всему, сдал вас с потрохами. Уж очень они организованно действовали. Может он до сих пор дежурит. Кстати, можно и мусор вынести. Не уверен, что замечу слежку, но если что-то будет подозрительное – сможете посидить еще.

– Хорошо! Спасибо Вам большое! – сказал отец Глеб в слух, а про себя вымолвил: «Спаси тебя Господи».

ФАС оделся, взял мусор, пачку сигарет с зажигалкой и вышел из квартиры. Когда оказался на лестничной площадке, он как бы между прочим взглянул вверх на лестничный пролет, постоял несколько секунд, прислушался. Никого не было видно, вокруг стояла непривычная тишина. Предварительно кинув взгляд в окно, он начал не спеша, прислушиваясь, спускаться вниз.

Так он дошел до первого этажа и вышел на улицу. Окончательно стемнело. Двор был, как всегда, тускло освещен. Закурив, он постоял какое-то время у подъезда, бросая взгляд по сторонам, но стараясь не выглядеть высматривающим что-то. Взгляд скользил флегматично, лицо выражало полную безразличность к происходящему. Докурив сигарету примерно наполовину, он двинулся к стоящим недалеко мусорным бакам, так же беспечно поглядывая по сторонам. Никаких признаков наблюдения он не обнаружил. Конечно, уверенности быть не могло: ведь он не агент спецслужб, чтоб профессиональным взором разгадать слежку. Почему-то вспомнился эпизод про «будильничек» из старого фильма «Профессионал» с Жан-Полем Бельмондо, который показывал ему дедушка в детстве. Но там, конечно, все было совсем иначе.

Выбросив окурок в мусорный бак, он так же не спеша двинулся к дому, постоянно представляя, что вот, из темноты к нему выходит человек с хмурым лицом и задает какой-нибудь неудобный, ставящий в тупик вопрос. Но все обошлось, он благополучно вошел в подъезд, и подобно тому, как проделал это пять минут назад, медленно поднялся на свой этаж, потоптался на месте немного, прошел выше, оставил позади себя следующий этаж, добраться до последнего, никого там не обнаружил, украдкой взглянул в окно, не увидел там никого, кроме пары одиноких прохожих, спешащих домой, и вернулся к себе в квартиру. Надо сказать, что он немало рисковал, совершая эту вылазку. Риск схваченным был велик, а последствия – катастрофические. Что им двигало в тот момент – этот вопрос он неоднократно задавал себе, когда его гости ушли, по одному спустившись по лестнице, ставшей не на долгое время одной из главных действующих лиц повествования.

Как ни удивительно, никто не схватил их на улице, и каждый благополучно добрался домой.

***

Наши импровизированные сообщники разошлись по своим жизненным путям, которые так драматично пересеклись в тот вечер, каждый со своими мыслями по поводу произошедшего. Анна и отец Глеб решили не видеться некоторое время на случай, если над ними установили слежку. ФАС старался вообще забыть о событиях последних недель – все это очень выбило его из колеи размеренной, предсказуемой буквально с точностью до дня, жизни. Полностью уйдя в работу, он поздно возвращался в свою теперь почему-то казавшуюся ему пустой квартиру, моментально засыпал, даже толком не поев. Но среди ночи он стал часто просыпаться, ему грезилась Анна на его кровати, одетая в свою одежду, в которой она забежала в его квартиру, натягивающая одеяло по шею, смотрящая на него в этом парике, который у него лежал среди остальных составляющих гримерного набора. Он довольно отмечал, что все-таки очень удачно изменил ее внешность, хотя и не был профессиональным гримером. Потом его взгляд падал на громоздящийся темным пятном сундук, который стал вызывать у него какой-то первобытный страх. После ухода гостей он неоднократно подходил к нему, открывал, закрывал, снова открывал, заглядывал внутрь. Он даже хотел залезть внутрь и закрыться крышкой, но потом представил, что сундук так же необъяснимым образом не будет открываться, и в ужасе отступил от старинного артефакта, теперь уже казавшегося ему волшебным. ФАС пытался припомнить, не рассказывал ли дедушка чего-то подобного про сундук, и даже решил ему позвонить:

– Дедушка, привет, это ФАС! Слушай, а бывало такое, что наш сундук, ну, тот, который теперь у меня стоит, вдруг не открывался совсем, без видимых причин.

– Какой странный вопрос, внук! Нет, я такого не припомню, да и не рассказывал мне никто о таком чуде. А ты почему спросить-то решил?

– Да нет, ничего! Просто вычитал где-то про такой феномен. Вот, решил у тебя спросить.

– Нет, мне кажется, такого не бывает. Ну или это какое-то чудо, по-другому и не назовешь.

– Так разве они бывают, чудеса?

– Конечно! А ты сомневаешься?

– Раньше не сомневался, что не бывает. А вот теперь даже не знаю…

– Что у тебя там такое произошло, что мы разговор такой завели?

– Дедушка, а меня крестили в детстве? – слабым голосом, сам не веря, что спросил это, произнес ФАС.

– Внук, ты меня пугаешь! Что за вопросы такие!? У тебя все хорошо?

– Просто ответь мне, и все.

– Да, было такое. Надеюсь, ты не будешь из-за этого на меня сердиться. Этого никто не знает, и я не уверен, что стоило это по телефону говорить.

– И с каким именем меня крестили.

– Ты действительно хочешь это знать? Уверен в этом?

– Да.

– Тебя крестили с именем «Фёдор». Это значит Божий дар, в переводе с греческого.

ФАС был поражен: священник назвал то же самое имя, все совпадало…

– ФАС, ты чего замолчал? С тобой все в порядке? Ты меня слышишь?

– Да, да, все хорошо. Спасибо, дедушка! Пока!

– Ну будь здоров! Обнимаю тебя! Зашел бы хоть ненадолго!

– Зайду, зайду, как получится…

Разговор с дедом еще больше вывел ФАСа из равновесия. Мысли путались, происходила какая-то внутренняя борьба. Его разум, взращенный в антицерковной среде, отказывался принимать то, что с ним происходило, но реальность обрушилась так неумолимо, что он нее нельзя было просто отмахнуться и идти дальше. Это, конечно, нельзя было сравнить с тем, как апостол Павел, еще будучи гонителем христиан Савлом вдруг услышал голос Бога («Савл, Савл, что ты гонишь меня?») и ослеп, но, если учесть разный масштаб событий, какие-то параллели провести было можно. Нет, наш герой не ослеп, и вообще физически чувствовал себя вполне неплохо, во всяком случае, как обычно. Но душа его, в существование которой он пока еще не особо-то и верил, металась, не давала ему покоя, а разум требовал ответов, но не находил их. ФАС снова хотел увидеться и отцом Глебом и Анной, но понимал, что это не только невозможно, но и чревато самыми неблагоприятными последствия и для него, и для них.

***

Отец Глеб чувствовал, что за ним следят. Его немногочисленный приход в полном объеме был арестован (кроме Анны, конечно), и, очевидно, допросы не прошли безрезультатно: о нем знали все, что знают о нем прихожане. И хоть верующие специально не делились подробностями своей жизни, чтобы им было как можно меньше что рассказать на допросах, но что-то все равно они знали, и этого было достаточно. Конечно, он перестал служить, но в его доме вполне хватало вещественных доказательств, чтобы рассмотрение его дела прошло быстро и с максимальным ущербом для него. Избавляться от всего, что хранилось в его квартире, он не хотел – уж очень много труда было вложено в постоянное собирание, по крохам, по крупицам: книги, архаичные диски, которые еще где-то можно было воспроизвести, иконы, все необходимое для богослужения. Эти сокровища были, конечно, спрятаны, насколько вообще возможно что-то спрятать в однокомнатной квартире в 33 кв.м. площади. Он понимал, что любой более-менее серьезный обыск откроет все его тайники, и сказать в свое оправдание ему будет нечего. Да и не хотел он ничего говорить в свое оправдание, он уже смирился с самым вероятным сценарием своей дальнейшей жизни – как это совсем недавно называли, венец исповедничества или мученичества был все ближе к нему.

Он все более задумывался, как же сохранить и уберечь от огненных рук государства все, что он так долго собирал. Ему приходил на ум недавний знакомый, спасший их с Анной, но как эта встреча может помочь ему, он не знал. И хотя жили они, по стечению обстоятельств, недалеко друг от друга, но любые контакты с людьми отец Глеб сейчас ограничивал только работой и продавщицами в магазине. Анна несколько раз как бы случайно проходила мимо него на улице, в ожидании какого-нибудь знака или как будто случайно брошенной фразы. Но он стойко не замечал ее, понимая возможные последствия. Она тоже осознавала, что его безразличие не случайно, и на какое-то время они вовсе исчезли из жизни друг друга.

Через месяц наблюдений ФСКР решила, что больше ждать нет смысла, и отца Глеба взяли под стражу. В квартире провели обыск, но ничего запрещенного обнаружить не удалось. Пройдя все допросы, священник ни в чем не признался, стойко молчал, но это не помешало, после полугодичного расследования, предать его суду, приговорившего иерея к 10 годам лишения свободы с отбыванием наказания в трудовом лагере.

Почему обыск ничего не дал? Все благодаря продавщице в магазине по соседству с домом отца Глеба. Чудом сохранившийся в век супер– и гипермаркетов, магазинчик существовал столько, сколько помнили себя жители близлежащих домов. Продавщица тетя Люба, одинокая женщина уже в годах, еще когда отец Глеб был маленьким мальчиком, продавала ему хлеб, молоко и другие продукты, за которыми его посылала мама, и угощала порой конфетами. Уж очень ей нравился этой бойкий, но очень послушный и внутренне сосредоточенный паренек. Глубоко верующая, тетя Люба почему-то была уверена, что Глебушка станет священником, и всегда говорила ему об этом. Возможно, слова доброй женщины особо запали в душу мальчика, и ее уверенность была не напрасна. Отец Глеб и тетя Люба сохранили теплые отношения и после его рукоположения, но общались мало, только перекидывались парой слов, когда он заходил в магазин.

И вот, когда наличие слежки не вызывало никаких сомнений, священник дни и ночи думал над тем, как сохранить все то, что было им собрано за все годы. В результате, единственным человеком, с которым он постоянно контактировал, не вызывая подозрений, и кто мог выслушать его, не сообщив в этот же день о состоявшемся разговоре «куда следует», была тетя Люба. В один из дней, зайдя, как обычно за хлебом, и удостоверившись, что в магазине больше никого нет, а он стоит так, что камера наблюдения не фиксирует его лицо (он боялся, что его слова можно будет прочитать по губам, но страхи были напрасны: камера, в нарушение всех предписаний, уже давно ничего не записывала).

– Тетя Люба, а ведь за мной слежку организовали, – тихо произнес отец Глеб.

– Что, неужто, только что? Я думала, Вы уже давно под наблюдением!

– Не знаю как раньше, но сейчас я это совершенно точно чувствую. И еще я чувствую, что недолго мне осталось к Вам в магазин наведываться.

– Вон оно как! Что случилось-то? Хотя нет, не отвечайте, не нужно мне это знать, – сначала по-женски полюбопытствовала, но сразу осеклась женщина.

– Я хотел бы Вас кое о чем попросить. Это будет очень большая просьба, связанная с таким же большим риском.

– Если я смогу помочь, я готова. Годы проходят, мужа и детей Бог мне не дал. Ежели появляется такая возможность в жизни – хоть для Вас какое большое дело сделать, грех ее упускать.

– Я тогда к Вам еще подойду. И так надолго у Вас задержался, могут что-то заподозрить.

На следующий день отец Глеб снова зашел в магазин. Ему снова повезло – других покупателей не было.

– Тетя Люба, в продолжение нашего вчерашнего разговора. Вы все еще готовы мне помочь? Придется хранить некоторые вещи, за это Вас могут посадить в тюрьму.

– Ну, этим меня не испугаешь, мне особо и терять-то нечего.

– Хорошо. Тогда я буду приносить Вам понемногу иконы, книги и другие вещи. Сами по себе они не занимают много места, но вместе достаточно объемны. Думаю, в магазине их хранить не стоит. Ваш дом – не самое безопасное место, но мой – и подавно.

– Хорошо, Ваше преподобие, приносите. Я все возьму и отнесу к себе. Но что мне с этими вещами потом делать? Умру я, наследников у меня нет, квартиру государство заберет.

– Бог управит, тетя Люба. У меня больше никого нет, кому я бы смог довериться. Меня могут со дня на день арестовать, а Вы еще поживете, даст Бог.

– Ну, как знаете! Я только рада Вам помочь.

Все время, которое оставалось у отца Глеба до ареста, он потратил, чтобы аккуратно, стараясь не привлекать ничье внимание, передать все вещи тете Любе. Когда других покупателей не было, он просто передавал продавщице то спрятанные за пазухой, то просто лежащие в пакете иконы, книги, лампады, свечи, потиры (чаша, из которой принимают святое Тело и Кровь Христову), дискосы (блюдо для положения на него вырезанных частей просфоры), звездицы (богослужебный предмет из двух металлических дуг, соединенных в центре пересечения так, что они могут соединяться и раздвигаться), копии (плоский нож в виде наконечника копья, заостренный с двух сторон, для вырезывания частиц из просфор), лжицы (ложка с крестом в конце рукояти, употребляется для преподания Причастия из потира). Буквально за два дня до ареста все вещи были переданы.

***

ФАС бесцельно слонялся по району, мысли блуждали. Вдруг ему захотелось купить что-нибудь перекусить, в меру вредного, но очень вкусного. Такое желание возникает почти у каждого из нас. Хочется себя чем-то побаловать, усладить. Конечно, все это, как говориться, от лукавого, но с этого малого можно начинать борьбу со своими страстями. Удержался от соблазна съесть чипсы или гамбургер в Макдональдсе – и ты уже совершил маленькую победу над собой, над своей страстной природой. А маленькая победа дает дорогу к большой.

Но наш герой пока не думал над такими вещами, а просто зашел в ближайший магазин. Он долго выбирал, что же ему купить, потому что ничего определенного не хотелось. Его взгляд, скользящий по полкам, вдруг наткнулся на книгу, которая лежала в самом низу. Она явно не продавалась, а скорее торчала, плохо спрятанная, прикрытая листком бумаги. Можно быть рассмотреть буквы названия «елие».

– А что у Вас за книга там? Она продается? – просил наш герой.

– Какая книга? – удивленно и несколько испуганно спросила продавщица. Думаю, уже все догадались, что это была тетя Люба.

– Ну вот эта, там, внизу, бумагой прикрыта.

– А, эта! Нет, у нас же не книжный магазин! – с улыбкой ответила тетя Люба.

– А как она называется?

– Да я и не знаю, триста лет уже тут лежит, никто ее не читает, – всерьез обеспокоилась женщина.

– Ну, ладно! Я подумал, может это Евангелие. Просто недавно у меня состоялся очень интересный разговор с одним священником и его прихожанкой. Она заронили во мне зерна сомнения: может и не такой уж бред эта Библия с Евангелием.

Тетя Люба побелела. Она ярко представила себе картину допроса отца Глеба и какой-нибудь его прихожанки, на котором он сознается, что передал все, что у него было, ей, продавщице в таком-то магазине. И вот к ней уже пришли. Как ее угораздило оставить Евангелие на таком видно месте! «Эх, дура я старая, – сокрушалась тетя Люба, – все труды отца Глеба прахом пошли».

– Ну что Вы, какое Евангелие, – сама себе не веря, прошептала полуживая женщина, – как такие книги можно хранить-то вообще. Это ж преступление.

Тут до ФАСа дошло, что она принимает его за ФСКР-щика, который «пришел по ее душу».

– Вы меня неправильно поняли! – поспешил успокоить ее кавээнщик, – я не сотрудник религконтроля! Я действительно совершенно случайным образом на целый день приютил у себя священника и его прихожанку. Их хотели арестовать, но они укрылись у меня и избежали злой участи.

– Как же звали этого священника и прихожанку? – сильно сомневаясь в его искренности, спросила продавщица.

– Сейчас вспомню… Девушку зовут Анна, а вот священника… Отец Павел… Нет! Отец Глеб, вот! А Вы что, его знаете?

Тетя Люба начала вспоминать, как отец Глеб рассказывал ей историю своего, в буквальном смысле, чудесного спасения. Но эту историю вполне могли знать и ФСКР-щики от самого иерея. С другой стороны, если он все знает, зачем так смиренно отвечает на все вопросы. Может проверяет ее?

– Я кавээнщик, капитан команды. Вот включите телевизор, первый канал, сейчас как раз игру повторяют.

Продавщица послушно включила телевизор. По центральному каналу действительно шел КВН, выступала команда ФАСа. Вот и он появился на экране.

– Смотри-ка, действительно! Как на Вас похож!

– Да не просто похож, это и есть я! Вот, сейчас я скажу «Александр Александрович, а это правда, что в детстве Вас звали Сан Саныч?» – произнес он одновременно, тем же тоном и тем же голосом, что и человек на экране.

– Вот это да! Как это Вы, и в КВН играете, и в ФСКР работаете? – продолжала гнуть свое женщина.

– А вот это, кстати, нельзя. Многие из моих коллег хотели бы приобрести такой, знаете, двойной статус. Но ведомственные акты ФСКР это специально запрещают – мне рассказывали. Так а Вы знаете отца Глеба? С ним можно как-то увидеться? Я понимаю, что опасно. Но с момента нашей встречи уже прошло больше месяца, может, уже и нечего опасаться.

– Как будто Вы не знаете, где сейчас отец Глеб, – все еще сомневаясь в его искренности, но уже мягче ответила тетя Люба.

– Нет, откуда ж мне знать!

– Арестовали его. И как в воду канул.

– Вот как… А вдруг и меня арестуют?? – испуганно спросил ФАС.

– Если еще не арестовали, то пока бояться нечего.

– А Анна, как она?

– Я ее не знаю. Не слышала, что с ней.

– Ну пожалуйста, скажите правду! Это очень важно!

– Да не знаю я, говорю же Вам!

– Понятно…

Они помолчали какое-то время, погруженные в свои мысли.

– Та книга, с которой начался наш разговор – это Евангелие? – спросил ФАС.

– Да…

– Дадите почитать?

– Вы понимаете, что становитесь соучастником преступления?

– Да!

– Возьмите. Давайте я заверну ее вам в бумагу, так не будет видно, что именно у вас за книга.

– Спасибо огромное!

– Чтобы не рисковать лишний раз – не возвращайте мне ее. Если боитесь хранить у себя – лучше отнесите куда-нибудь. Но не выбрасывайте в мусор.

– Хорошо. И дайте мне вот эти чипсы, пожалуйста, и вот, хлеба батон. И пакет. Да, вот этот, черный.

Взяв свои покупки и книгу, ФАС вышел из магазина, сел на ближайшую скамейку, съел пачку чипсов, которые не доставили ему совершенно никакого удовольствия, и поспешил домой. Ему казалось, что книга буквально прожигает пакет, светится в нем, полыхает огнем. Стараясь успокоить себя, он глубоко и медленно дышал, старался идти медленнее, но желание поскорее приступить к чтению гнало его вперед все быстрее и быстрее. Его чуть не задавил проезжающий автомобиль, он наткнулся на не спеша шествующую ему навстречу женщину, извинился, поторопился дальше.