Бойся мяу

Дверь дрогнула и медленно отворилась. С хриплым мяуканьем. Смоляные тени просочились внутрь. Женя последовал за ними. Забрался на высокий и широкий порог и шагнул в кухню.

И вновь все было знакомо. И диван, и стол, и часы с ходиками, и большая, на полкухни, печь. Она единственная светлела белым посреди темно-серых стен и пола.

Женя прошептал: «Я сожгу дом».

Ему не было страшно. И не было мыслей. Будто эта серость покрывала и его. И кожу – он взглянул на руки, они чернели золой. И то, кем он был внутри.

Внезапно смоль с потолка полилась на печь, густая, змеящаяся. Покрыла ее сверху донизу, впиталась и просочилась. И все замерло. Повисла громогласная тишина. А затем очаг внутри вспыхнул. Он взревел, затрещал, зашипел.

И стены вдруг задрожали от дикого многоголосого и беспорядочного кошачьего хора. И кухню заполнила удушающая вонь горелой шерсти. Женя уставился в печной зев.

В горниле пылал Черный Мяук. Теперь он не глазел неподвижно. Охваченный пламенем метался, рождая огненную бурю. Она нарастала, набирала силу, гремя и обжигая. В один момент Мяук смахнул хвостом горящий уголек. Тот отлетел на шесток.

Подрагивающий рыже-алый танец огня завораживал. Женька не мог отвести взгляда. В нем было столько живого цвета, когда вокруг все застыло мертвенно-серым. И столько – в таком крохотном – жило силы и жажды обратить в цвет это все.

Горнило бушевало, обдавая жаром. Звериные вопли звучали в голове неожиданно ясно: «Освободи нас! Освободи нас! Мы заперты в твоем доме, чужак».

Женя потянулся к теплу. С пальцев осыпалась зола, кожа зарумянилась. Голоса направляли. Буря звала. Он не слышал себя. Не слышал сердца.

Пальцы подцепили уголек. Зола слетела с рук, и вены засияли алым. Раскаленное тепло потекло по рукам, через плечи в грудь. Женя ощутил внутри огромную силу. И ощутил следом, как она, чужая и безумная, берет над ним верх.

Буря вырвалась с ревом из горнила. Заметалась вихрем на шестке, и в его окошко высунулась голова Черного Мяука, обугленная, с пляшущими огоньками. В бездонных глазницах – по рыжему угольку. Челюсти обнажились в довольном оскале.

«Твой огонь тебе в сто крат», – прошелестело пламя.

И пальцы вспыхнули.

Женя завопил от боли, жуткой, нестерпимой, которой не чувствовал до этого. Боль перекрыл лишь испуг. Он увидел конец. Конец сказки, конец страшилки. И это был его конец.

Но ведь он даже еще не… целовался. Он не научился плавать, не отчеканил на одной ноге сотню, не извинился перед друзьями, не прочитал и трети книг на лето… И много чего «еще не»…

«Я сожгу дом!» – вспомнил он. И вновь испуг перекрыл боль.

Не только его этот конец, осознал он, но и всего, что у него есть. Он сожжет это всё. И сожжет всех, кого любит.

И он зажал уголек в кулаке. Закричал. Тут же стиснул зубы, но не разжал кулак. Как огонь ни жег, как ни рвался наружу. Вскрикнул опять. Зарыдал. Обхватил кулак другой рукой. Каждая клетка тела горела, кровь кипела, слезы шипели и обращались в пар. В глазах потемнело. Он не видел ничего, кроме рук.

Наконец и пламя скрылось в кулаке. Исчезло, погасло. Женя почувствовал, как крошится внутри уголек. Скрежеща зубами, он растер его в кулаке. Затем раскрыл его и высыпал золу. Мертвую и бессильную.

И тут Черный Мяук лизнул его. От груди до лица. И огонь вспыхнул снова. Сразу, вмиг. И сразу весь Женя запылал. Не осталось ничего, кроме боли. А затем не осталось ничего.

Он кричал. Кричал долго. И плакал. В той же черноте. Но больше не был один.

Едва пришел в себя, мокрый до нитки, едва различил лицо дяди Юры и голос Кати, тут же закричал:

– Я сжег дом! Наш дом! Бегите! Бегите! Надо тушить! Быстрее тушить! Там огонь!

Дядя опрокинул ведро, что держал в руках. И остатки холодной воды ударили Жене в лицо. Он понял, отчего такой мокрый, увидел, что лежит на полу в углу той пристройки. Посмотрел в глаза дяде и произнес твердо:

– Дядя Юра, поверьте, прошу. Бегите обратно. Там ведь все. Мама, бабушка, дед. Там огонь. Скорее. Надо тушить.

И дядя Юра испугался. Значит, поверил. И тут же вылетел в дверь.

Женя прикрыл глаза. И прислушивался к сердцу. Оно отстукивало ему жизнь. Он все еще был жив.

– Знаешь… – прошептала вдруг Катя. – Ты горел.

Женек приподнялся. Однако от боли во всем теле откинулся обратно. Но то, что одежды на нем почти не осталось, заметить успел.

– Да?

– Ага, – произнесла она испуганно, словно припомнила эту картину.

А затем добавила уже просто, как если бы они шли домой и лизали купленное все-таки мороженное:

– Прямо как Жанна Д’арк, помнишь, фильм смотрели.

Смертельная битва

– Пожар!! Пожар!! – донеслось с улицы.

Кричали дети. Совсем не испуганно, звонкими голосами они звали поглазеть. Вслед за удаляющимися голосами послышался топот ног.

– Господи, что же это такое? – заохала бабушка в зале. И, шоркая тапочками, кажется, подошла к окошку на улицу.

Женя приподнялся на кровати, куда его уложили мама и дядя Юра. Тетя Лиза побежала в магазин, взять что-то от ожогов. Хотя Женьку казалось, что огонь его почти не задел. С Катей они прошли больше половины пути домой, прежде чем наткнулись на Юру и маму, спешащих к ним. Дальше дядя Юра-Великан понес его на своих огромных руках, пускай Женек и не испытал к тому времени сильных болей.

– Ох, видать, в самом деле, – причитала бабуля. – Кто же это горит?

Катька отошла от постели и тоже выглянула на улицу.

– Эй! Нужна помощь! Скорее! Мужики? – в этот раз кричали взрослые.

Новый пожар? Удивительное совпадение. Не прошло и получаса, как бабушка своими силами потушила огонь, вспыхнувший на кухне, и вот – снова где-то полыхает. Пламя совершенно неожиданно вырвалось из жерла печи на пол, охватило коврик и покусало половицы. Мария сумела залить его водой, подготовленной для жаркого, а подоспевший Юра закрыл печкин зев заслонкой.

– Что же это творится? – распереживалась она. – Юр, куда ты?

Женя не расслышал, что ответил дядя Юра, видимо, уже в дверях.

– Только осторожно! – крикнула ему вслед Мария.

Спустя пару минут Катька усмехнулась:

– Дядя Юра с ведрами побежал. Соседи напротив тоже.

Женек присел в кровати, пока мама не видит. Сильнее всего болела ладонь, в самом ее центре продолжала наливаться красным пылающая звезда. Мама дала ему сжимать в руке пакет с замороженными ягодами из морозилки. А небольшие алые и розовые участки на груди и животе смазала холодной сметаной, которая, правда, уже нагрелась. Эти огненные поцелуйчики ощутимо болели только при резких движениях и трении. Он приподнялся, пытаясь глянуть над плечом сестры.

– Аня, позови Лешу и Гришу, пускай тоже бегут! Давай-давай, людей не хватает! – послышалось еще через несколько минут.

– Мамуль, я тоже, наверно… Надо же помочь, – сказала встревожено мама бабушке.

– Лен, Лена! Не надо, останься! Найдутся люди, – попробовала уговорить та.

– Не надо если, посмотрю просто и вернусь, мам. Я быстро. – Затем мама заскочила в комнату. – Сметану давайте по новой. Кать, намажь, в холодильнике возьми. Я скоро.

И она ушла.

– И где, интересно, Оля с Ларисой? – обронила Катька, направляясь на кухню. – Тоже глазеют, по-любому.

Женя потянулся за полотенцем, которое висело на спинке кровати. Кожа под лопаткой натянулась, и боль резанула. Полотенцем он стал легонько вытирать подсыхающую сметану. Пока спешили домой, пока укладывали на кровать и смазывали «поцелуйчики» сметаной, во всей этой суматохе ни мама, ни бабушка так и не спросили, как так вышло, что он горел. Но он догадывался, что допроса ему не избежать, и даже обдумывал, не рассказать ли все, все, все.

Больше минуты криков с улицы не долетало, зато донесся слабый запах гари. Женек бросил взгляд в окно – дыма не заметил, поймал лишь макушки промчавшихся мимо пацанов.

Спустя несколько секунд в зале снова раздался бабушкин голос:

– Чего вам, ребята? – После паузы она произнесла: – Ну, заходите тогда во двор.

Затем послышались ее приближающиеся шаги.

– Женя, тебя там зовут, – сообщила она с порога комнаты. – Коля и Митька прискакали.

– А? – не поверил ушам Женек.

– Иди, выгляни в окно. Скажи только, что гулять не выйдешь, – погрозила пальцем бабуля.

Коля и Митя? Зачем они прибежали? Почему?.. Что такого приключилось?

На секунду Жене захотелось прикинуться, что дойти до окошка ему не под силу. Но он отбросил эту недостойную мысль, да и бабушка уже слиняла.

С неприятным волнением, перекрывшим даже боль от «поцелуйчиков», Женек проковылял до окна, выходящего во двор. От него же самого не укрылось, что, конечно, дойти он мог быстрее и легче, без этой липовой походки. На кухне Катька спрашивала у бабушки, какую сметану ей взять.

На бетонной дорожке стояли рыжий-рыжий Колька и розовоухий Митька, оба казались встревоженными.

– Привет, вы чего? – спросил Женек, вытягиваясь на носочках. И голос звучал участливо и скромно.

– Жек, говорят, за тобой Тоха гнался? – спросил в ответ Коля, и на праздное любопытство это похоже не было.

– Ну, да, – произнес Женя, невольно дернув плечами.

– Он не говорил, куда хотел тебя забрать? – выдал вдруг Митька и покосился по сторонам.

– Нет, – вырвалось у Женька, потом он задумался, – не помню… А что? Это из-за пожара?

Пацаны переглянулись. Лица их стали бледнее. Уши Мити покраснели.

– Кажется, Тоха забрал Русю, – выдавил Коля, сглотнув.

Женя шлепнулся на пятки. А затем куда-то глубоко упало и сердце.

– Что?! Как? Когда?! – Все «поцелуйчики» разом вспыхнули.

– Юрики. Они нашли нас. Минут двадцать назад, – зачастил Митька, взгляд его бегал от окна в сторону улицы.

– Сказали, что видели, как Руся села в его «девятку», – подхватил Коля. – Внизу, как раз у поворота на Садовую.

– Когда? – Женек снова вскочил на носочки и, забыв про жжение, упирался ребрами в подоконник.

– Как увидели, сразу побежали за нами. Минут десять. Хорошо – пожар, искать нас не пришлось, все там, – ответил Коля. Он коротко постригся и выглядел еще старше.

– И они прям уверены? Погоди… Разве Юрики знают Русю? – голова шла кругом.

– Конечно, знают, мы вместе в футбол играли, – тут Рыж замялся, – помнишь, тогда… на стадионе…

Женя вспомнил. Кивнул, отводя взгляд. И, кажется, покраснел.

– И потом еще… тоже играли, – договорил меж тем Коля.

– А с машиной они уве…

– Да все знают его тачку, Женек, – оборвал Митя. – Ты знаешь или нет, куда он мог ее увезти?

И тут Жене действительно стало страшно. Этот урод, этот зверь забрал Марусю! Сволочь! И что самое ужасное – он мог увезти ее куда угодно, не найти ни в жизнь! Конечно, кто-то наверняка видел, куда умчалась «девятка» и где мелькала еще, но разве кто-то сдаст, разве настучит?

А затем стало трудно дышать, пот выступил на спине – ее могли похитить из-за него! Да, из-за него ее схватили! Сегодня он не дал Мяуку то, чего тот желал. И он пожелал Русю, чтобы отомстить. Он подослал Тоху на рыжей «девятке», Тоху в лисьей маске. Все встало на свои места: Горелый Лис и Кошачий Бог, Тоха-на-девятке и Черный Мяук. Но легче от этого не было. Хотя…

– Кошачий Дом! – вырвалось у Женька. Он сообразил, что знает, где искать Русю.

Ребята, уже шагнувшие к двери, обернулись.

– Из легенды? Сгоревший дом? – удивился Коля. И тут же его лицо нахмурилось в сомнении.

– Последний сгоревший дом, – поправил его Митя. – Но тетяриммин дом еще даже не потушили. Не может Руся быть там!

– Нет, есть другой… – возразил было Женя, но кое-что отвлекло его: – Это что, дом тети Риммы горит? У которой сын Костик?

Пацаны кивнули, и Митя уже раскрыл рот. Но Женек, силом проглотив ужасную новость, закончил то, что хотел сказать:

– Есть другой дом, черный-черный, на холме. Одинокий, заброшенный. Там Кошачий Бог…

Ребята ошарашено уставились на него. Они не верили.

– Я сам видел, – признался Женя. А затем быстро рассказал им о преследовании Черного Мяука, о черном-черном доме и о том, как сегодня Тоха загнал его именно в кошачьи лапы.

Они застыли с изумлением на лицах. Не мотали головами, не переглядывались, посмеиваясь, – уже хорошо. Женек осознал, время не ждет:

– Решайте сами, но я прямо сейчас – именно туда, – и соскользнул с подоконника.

Забежал в комнату. Натянул первую попавшуюся футболку и последние неношеные шорты. По дырке на груди понял, что надел ее задом наперед и что футболка та самая, которую он так и не сжег. Менять ничего не стал. Не было времени. Да и подкрасться незаметно все равно не выйдет – его там ждут. Мозг судорожно соображал, что может пригодиться против Лиса и Мяука. Книга? Тряпки? Ручка? В доме – ничего.

Быстрым шагом направился к чулану. На кухне столкнулся с Катькой.

– Ты куда собрался? – спросила она, держа миску со сметаной.

– В туалет, куда еще. По большому, – придумал Женя, косясь на бабушку, которая была тут же.

– Не провались только, – подколола сестра, облизывая запачканный палец, – как тогда… сквозь землю.

Женек прошел мимо. Уже взялся за ручку двери, когда Мария обронила:

– Дождя бы… Вода все исправит.

– Точно, Катюх, – оглянулся он, – действуй, наколдуй дождя, ты чего? Давай, залей же пожар.

Сестренка задумалась. И сбегая от ее, казалось, неминуемого «Не неси чушь», Женя вылез в сени. Прикрыв дверь, сразу шагнул к чулану. Обувь, а тем более неродные кроссовки, ему была без надобности. На улицу он не собирался. Дверца чулана, как он однажды все-таки оставил ее незапертой на крючок, так и оставалась. Никто, похоже, и не замечал.

Только приоткрыл ее на сантиметр, как раздался скрип. Донесся из-за спины. А следом – шаги. Лишь бы не мама, лишь бы не мама, взмолился Женек. Медленно обернулся, натягивая невинную улыбку.

– Мы с тобой, – прозвучало дружно. Коля и Митя стояли на пороге.

Не сказать, что Женя обрадовался. В первый миг, скорее, нахмурился – возиться с ними теперь. Но затем стало вдруг тепло, с приятным удовольствием он ощутил облегчение. Махнул им рукой – скорее, мол. Он не один, и это – внезапно – вовсе не плохо.

Они забрались в чулан. Втроем оказалось тесно.

– Погодите, – прошептал Женек и замер. Прислушиваясь, ждал, когда ощущение стен и потолка исчезнет. Дыхание ребят мешало.

У правого ухо прозвучало:

– Что даль…

– Тсс! – оборвал он.

Тьма врала, что стен нет. Но желанного чувства не возникало. Тем не менее Женя протянул руку. Пусто. Сделал шаг. Пальцы врезались в дерево. Черт…

– Дед, – позвал он. – Пропусти нас.

Левое ухо уловило шепот:

– Дед?

В сенях за стенкой хлопнула дверь. Послышались шаги и голоса. Женские. Когда они приблизились, Женя узнал маму и тетю Лизу. Черт! Они вошли в кухню. Минуло уже больше пяти минут, как он отпросился в туалет.

Дед не отвечал. Пацаны теряли веру. Стоя с ними в обычном до нельзя, темном и тесном чулане, Женек и сам засомневался. А не приснилось ли ему все? Не нафантазировал ли?

– Дедушка, ты слышишь? Ты здесь? – неуверенно проговорил он.

Слова растворились в тишине. Однако в ней что-то поменялось. Она обернулась оглушающей. Ни шороха, ни скрипа. На кухне наверняка говорили, а уж о пожаре вряд ли тихо и спокойно. Но из-за стенки не доносилось ни звука. Даже дыхание ребят не долетало до ушей.

Затем тьма едва заметно шелохнулась. Вспыхнул и повис в ней огонек.

– Где ты вечно пропадаешь, дед? – выдохнув, спросил Женя.

– А куда ты постоянно лезешь? – отозвался огонек.

Ребята по бокам дернулись. Свет между тем растекся, выхватив из темноты пальто.

– Деда, пусти нас. Ты ведь знаешь куда.

– Знаю, – печально ответил он, и пламя задрожало. – Ты должен быть…

– Я помню, дедушка. Ты видишь: со мной ребята, Коля и Митя.

Огонь вспыхнул сильнее. И друзья разглядели друг друга.

– Осторожным, Жень. Будь осторожен и думай наперед, – напутствовал дед.

– Хорошо, – согласился Женек.

– Хорошо, – смирился старик.

И со знакомым ощущением тьма снесла стены, сделалась исполинской, заставляя чувствовать себя песчинкой на дне океана.

– Ну, все, вперед, пацаны, – Женя нащупал друзей и подтолкнул.

– Куда? – выдавил Митя.

– Прямо, а там видно будет.

– Тихо, тихо, герои, – осадил дед. И пальто, всколыхнувшись, перелетело в левый угол. Пламя осветило черенки разной длины и толщины. – А как же оружие?

Парни завозились, перебирая и вглядываясь, что на конце деревяшек. Коля выбрал вилы, Митька – большой деревянный молоток. Женек откопал в углу у двери кирку.

– Ну, другое дело, – похихикал, мигая пламенем, старик. – Три богатыря, запасной состав.

За дверцей вновь застучали шаги. «Где этот непослушный, безответственный ребенок?!» – просочилось в щели. Женя заторопился:

– Давайте, давайте скорее. – Ребята завертели головами. – Да прямо, прямо.

Наконец они шагнули вперед. Раз шаг, два, три – и исчезли. Только Женек направился следом, как дед окликнул вновь:

– Женька, погоди. Тебе Маша… ну, бабушка передала?

– А?

– Про воду?

– Чего? – не мог сообразить Женя.

– Понимаешь, Черный Мяук, он же вышел из выжженной земли и пепла. Так? Я думаю… почти уверен, что он не терпит воды, понимаешь? Чтоб ты знал, если что, – шептал дедушка.

– А-а, вот чего она заговорила про дождь и – да – про воду, – вспомнил Женек, а потом осознал еще кое-что: – Но, дед… Ты что же, говорил с бабушкой? Она видела тебя?

– Да, это ведь я предупредил ее о пожаре, – произнес он довольно, а затем уже виновато, – хотел еще раньше и о том, что ты в беде… но никак не решался, прости… – Он чуть помолчал. – На самом деле – мне вот вспомнилось недавно, – Маша знала, что я здесь. Но почти не приходила…

– Да? – удивился Женя.

– Да, потому что считала, что я заслужил… И она права, да. – Огонек смотрел спокойно, мирно. Совсем неподвижно.

– Но почему?

– Потому, дружок… Многое я забыл, но это оставалось со мной всегда… Это ведь я раньше был Лисом. Долгие годы. Никто не знал, но Маша, кажется, догадывалась.

– Но как? Почему? – не хотел верить Женя. Не может быть! Немыслимо!

– Я не знаю, не помню, – голос его дрогнул, пламя затрепетало. – Наверное, я плохой человек. Не человек. Тогда и сейчас. За годы, проведенные здесь, я придумал, будто боялся тогда за своих мальчиков. Ведь, пока я Лис, их бы никто не забрал. Хотя прикажи Мяук… Не знаю, не знаю… Так что да, бабушка права, я заслужил! – прогремел дед. Огонь вспыхнул, и Женек увидел, как содрогается пальто. – Она просила не пускать тебя сегодня. И я мог бы не пустить – может, она простила бы меня. Но ты бы нашел другой путь… Наверное, это судьба. Поэтому будь осторожен. И не забывай – сегодня ты его уже одолел! Избавься от страха!.. И вода – помни об этом.

Он смолк, огонек затих.

– Хорошо, дед, – выдавил Женя. – Спасибо. – Потом что-то дернуло сказать: – Я вернусь.

Когда он уже шагнул в ночь, Человек-Пальто прошептал:

– Позовешь – я буду готов.

* * *

Звездная ночь круглой лампочкой луны тускло освещала путь. Серые доски тянулись во тьму и были все так же молчаливы. Глушили шаги трех пар не самых уверенных ног.

– Где это мы? – прошептал Митя. А может, крикнул. Он шел слева, то и дело закидывая молот на плечо, но очень быстро об этом забывал и снова хватался обеими руками за рукоятку.

– Не знаю, – ответил Женек. Вел он их наугад.

– Похоже, будто нас уменьшили в размерах, как в одном фильме, и мы идем по какому-то чердаку, – поделился Митька.

– Кажется, я видел этот фильм, – отметил Женя.

– Я тоже, – отозвался справа Коля. Он переставлял вилы как посох. – Это действительно был твой дед?

Женек кивнул, забыв, что, наверное, Рыж не мог этого не разглядеть. Поэтому все-таки ответил после паузы:

– Зовите его Человек-Пальто.

Они опять замолчали.

Женя пытался припомнить, поворачивал ли, сбегая из Кошачьего дома, сворачивал ли, когда шел на голос деда. Но что-то подсказывало, что они не заблудятся. Ведь Черный Мяук пригласил его в гости. Кажется… Но что, если он сделает так, что они останутся здесь, пока не ослабеют их тела и разум? Захотелось крикнуть, призвать его: «Черный Мяук! Выходи! Подлый трус…» А может, позвать Русю? Сразу вспыхнуло перед глазами ее лицо. Кое-как он сдержался.

– Но куда мы идем?.. Все-таки, – не вытерпел Рыж.

– В ловушку Черного Мяука, – спокойно произнес Женя, давно смирившись с этим.

– Кошачьего Бога?

– Походу.

– Большого черного кота? – вновь уточнил Колька.

– Да, таким я его видел.

– То есть он может здесь быть где угодно…

Коля застыл на месте. Митя вместе с ним. Женек заметил это не сразу. Когда обернулся, они вертели головами по сторонам.

– Но нам нужен не он. Мы идем за Русей, – единственное, что он нашелся сказать. Снова дернуло позвать ее. – Не знаю, возможно, нам надо представить, что мы уже в доме.

– Смотрите! – оборвал его Рыж.

Женя различил, как взметнулась его рука, и уставился в ту сторону.

Метрах в пяти, во тьме, где исчезали половицы, горели две точки. Два рыжих огонька. Женек, ухватившись за кирку, подошел ближе. Обожженная рука заныла. Огоньки не шелохнулись, но вокруг них проступил сероватый исчерченный контур.

– Вон еще! – крикнул Митька, словно рот его был полон ваты. Женя не стал вглядываться, куда он указывает, просто пошарил глазами в поисках новых сияющих точек. Они медленно вспыхивали во тьме ожидаемо то тут, то там, по кругу. Бархатно-зеленые, янтарно-желтые, чернично-синие.

– Коты, – почти в один голос проговорили они.

– Непростые, – добавил Женек.

– Да неужели? – отозвался невесело Колька, пятясь к нему.

– Давайте пойдем, – позвал Женя. – Может, они типа сопровождение… Всего лишь.

Они зашагали, косясь по сторонам.

– Знать бы, куда надеемся прийти, – обронил Митя. Молот он тоже держал в боевом положении.

Огоньки разом пришли в движение. Нет, не поплыли следом, бликуя в темноте. Острыми, леденящими взглядами вынырнули из нее. Коты разных оттенков серого окружили ребят.

– И что теперь? – поинтересовался Рыж, выставляя вперед вилы.

– Перешагнем через них? – предложил Женя, уж очень не хотелось задерживаться. И это было бы забавно, если бы коты не были заметно крупнее обычных. Они тем временем переходили с места на место, присаживались, буравили взглядом и снова обегали, не размыкая круга.

– Тут как с Горбуном, да? Тронешь кота – и Кошачий Бог тронет тебя, – простонал Митя. Кажется, он поглядывал на молот в руках.

– А какой выбор? – пробурчал Коля.

– Они могут мерзко закричать и вспыхнуть, – вставил Женек. – Просто чтоб вы знали.

– И расцарапать, покусать и съесть, – негодующе добавил Рыж.

– Но чего они ждут? – нервно выдавил Митька.

– Реально. Может, пойдем, а, действительно? – не сдавался Женя.

Он шагнул к живому кругу. Тот вмиг обмер, застыл. И взорвался диким воплем. Коты выгибали спины, вздыбили хвосты и пронзали ночь царапающим свистящим ором. Он раздирал уши, просверливая голову насквозь.

Кирка, вилы, молоток попадали на пол. Ребята схватились за головы, затыкая уши. Хотелось сбежать прочь, но трудно было пошевелиться. Вопль вонзался в каждую точку тела, бил в нутро, заставляя вибрировать и, казалось, рваться. Голова трещала на грани расколоться. Тянуло сжаться до плотности камня и покрыться панцирем. Друзья повалились на пол. Три комочка.

Женек разжал челюсти, готовые раскрошить зубы, и заорал сам. Что было злости и боли, выплеснул, казня голосовые связки. И стало легче. Словно собственный крик врезал по насилующему воплю, отшвырнул, заглушил. Но крик иссяк, и кошачьи глотки атаковали с новой силой. Женя судорожно вдохнул побольше воздуха и ответил отчаянным «А-а-а!!!»

Продолжая орать, он растолкал парней и указал на свой рот. На их лицах читалось лишь страдание. Они не понимали. Он дотянулся до них и с силой отодрал по руке от ушей.

– Кри!! Чи!! Те!! – выдавил на одном выдохе.

Глаза их расширились. И они, разинув рты, заголосили. Сшибающая с ног боль отступала.

Уже приподнимаясь на локтях, Женек вдруг заметил тонкую полоску тусклого света между половиц. Припал к щели – без сомнений, свет. Под ними что-то есть! Спасение?

Внезапная радость сменилась мучительным выбором: если они сбегут сейчас, не потеряют ли все шансы спасти Марусю?

Однако не отступающая боль – коты сужали круг – порвала в клочья сомнения. Женя притянул кирку, приподнялся, всунул лезвие в щель между половиц. Вдавил всем телом. Отдышался. Наконец, набрав полную грудь воздуха, завопил, привстал, дернул рукоятку. Половица подалась, проглянул слабый лучик света. Крик смолк, и он опустился на колени.

Коля и Митя подползли ближе. Смекнув, они кричали по очереди. Сейчас кричал Рыж. Женек присоединился. И стало заметно легче. Потянул рукоятку кирки дальше. Доска отошла. Пацаны вцепились в нее и окончательно отодрали. Свет чуть вынырнул и рассеялся во тьме. Женя заглянул в дыру и узнал под собой нутро дома на холме. Они были на его крыше.