скачать книгу бесплатно
– Ага, точно. Но больше на Рокфора из «Чипа и Дейла», – и хохотнула.
Женек тоже посмеялся. В самом деле – похож. Катька опять опустилась ближе к нему:
– Там еще дальше Ельцин сидит, – и весело закивала.
Но увидеть бывшего президента, решившего погостить в Ельчиках, у Жени не получилось. Оля нагнулась к водителю, тот замахал головой:
– Да-да, этот. Угу, здесь.
И автобус затормозил. Оля, схватив сумку, повернулась к Жене и Кате:
– Выходим.
Дверца пружинисто отскочила. Женька спрыгнул на асфальт. Вылезла Катя. Потянулась к сумке. Вместе с Олей они выгрузили ее. Оля обернулась к водителю:
– Спасибо большое!
– Спасибо! – крикнула и Катя.
Женек тоже поспешил заглянуть в кабину. Теперь ничто не загораживало ему водителя, и он, в один миг позабыв про «спасибо», увидел и узнал, или только показалось – мог ли он со своим зрением это разглядеть?.. Те же глаза со спрятанным в них солнцем и радужным огнем.
Но затем мужик с неизменной зидановской улыбкой произнес:
– Дальше сам, пацан. Мяч твой, но в «девятку», знаешь, не цель, – отвернулся к рулю и глянул куда-то вверх. – А дождь это не плохо.
«Пазик» кашлянул, захрипел. И тронулся. Дверца по-вратарски прикрыла угол.
Осталось самое простое – дойти.
И самое интересное, подумалось тут же. Автобус привез их туда, куда Женя обещал. Он никого не подвел, и от этого стало легко. И весело – от того, что им предстояло настоящее путешествие. От слова «шествие». Или «путь»?
Они стояли прямо в центре треугольника, пыльного, бледного, очерченного трассой и развилкой дороги, упирающейся в нее. Остроконечная вершина указывала стрелкой путь. Оля взвалила на плечо сумку. Последовало и шествие.
Троица вошла в высокие, просто исполинские ворота в зеленой ветвистой стене, тянущейся вдоль трассы. Серое полотно, сужаясь, уходило вдаль. И где-то там, далеко – не разглядеть – упиралось в другие ворота, за лазурной синевой которых дом, семья и новый день. Дорога плавно петляла и так же плавно шла волной. Они оказались на одном из ее гребней и теперь медленно спускались. Одной ногой шаркая по асфальту, другой топча пыль обочины. Сперва Оля, за ней Катя и замыкающим Женек Голова – Волчок.
Справа, слева – поля. Кругом поля. До самого горизонта. А дойдешь до горизонта – и там поля. Ровным золотом. Дикой зеленью. И бурым молчанием. Раскинулись и манят свернуть на несколько веков назад. И пройти странником от края до бескрайности.
И вроде скука. Уж поле видел каждый. И не одно. Сколько нужно минут на полюбоваться? А дальше что? Созерцание – дело тренировки. Оно идет от понимания. Вряд ли Женьку оно было доступно, зато он знал, что и каждое из этих полей людей видело куда больше. Больше – и в краткий момент времени, и с начала времен. Созерцало и рождение одних, и смерть других. И, наверно, это тоже было скучно.
Но Голова – Волчок не скучал.
На дорогу вдруг вылетел всадник на гнедом скакуне. Копыта зацокали в танце. Наездник в черной папахе и алом бешмете натянул поводья. Резвый конь вскочил на дыбы. Красиво и величаво. Совсем как в «Неуловимых мстителях». В следующий миг ездок погнал прочь. И переливающаяся, змеящаяся на ветру пшеница превратилась в степной ковыль. И всадник ринулся стрелой, перечеркивая степь. Вдаль, к самому краю неба. Женек устремился следом. И чувствовал скорость, слышал свист ветра, и гулкий бой копыт о землю, и дыхание коня, и зов всадника – быстрей! Он спешил. Или просто жаждал ощутить простор.
Но вот вой ветра перешел в свист пуль и снарядов, топот копыт – в залпы и взрывы. И не было больше ни ковыля, ни пшеницы, лишь сырая земля, вспаханная гусеницами, воронками и окопами. А с ближайшей высотки темными пирамидками ползли вражеские танки. И комья земли взметались фонтанами. И слышно было, как кричали. Но уже не «быстрей!» – это, скорее, шептали, – а голосили, подхватывая друг от друга: «Ура!»
Видел Женя еще и мужиков в белых рубахах, мерно свистящих косами, и женщин с серпами. Повернул голову, а там, посреди широкого бархатистого лоскута, огромные знаки. Круги, полумесяцы, дуги – послания пришельцев. Затем вдруг дрожь под ногами, и облако пыли, растущее и приближающееся, как и раскатистый гром. И Женька знал – смотрел «В мире животных» – это дикое стадо буйволов тучей несется.
Вот что такое поля. Но ничего этого не было раньше – в окошко автобуса.
Он вернулся на асфальт. Прямо перед ним – спины сестер, а вдали, где кончался склон, показалась деревенька и просвечивало между домами озеро. Прогремело вновь. Приглушенно, словно прощаясь. А на деле – предупреждая. Женек глянул от поля вверх. Подуставшее солнце безнадежно окружали тучи. Тяжелые и воинственные, они занимали уже весь северо-западный фронт.
– Грозы нам только не хватало, – усмехнулась Оля, остановившись передохнуть. Нагнулась к сумке.
Дождь это не плохо, вспомнил Женя. Как бы не так!
– Далеко еще? – печально спросила Катя
– А то сама не знаешь, – буркнула Оля. Выпрямилась и сделала несколько глотков из бутылки. Затем добавила: – Спуститься, подняться, пройти еще вдоль тех деревьев, а потом еще столько же.
– Издеваешься! Мы так до ночи будем переться, – заворчала Катька, принимая от нее «газировку». – И чего нас никто не подвезет?
– Да-а, неплохо бы, – Оля глянула вдоль дороги. Назад, вперед.
Машин не было. Ни одной за все время, сообразил Женек. От питья он отказался.
– Давай-ка возьмись за другую, – Оля указала Кате на вторую ручку сумки.
Они дружно подхватили ее. И шествие продолжилось.
Через пять минут солнце скрылось, и ветер в спины задул резче.
– Интересно, из деревни уже позвонили маме домой? – подумал вслух Женя.
– У них же нет телефона. Вроде, – отозвалась Катя.
– В прошлом году не было, – присоединилась Оля. – Но в деревне-то точно есть. На почте хотя бы.
– Вот, наверно, переполох теперь. Куда, думают, мы пропали… Да-а, влетит нам, – Женя поежился то ли от предчувствия, то ли от ветра.
– Ну-ну, «нам», – невесело усмехнулась Оля.
Все замолчали. Женек хотел ее как-то поддержать, но ничего, кроме девиза мушкетеров, в голову не шло. Но сестра дожидаться не стала:
– Они все равно до родителей не дозвонятся. И папа, и мама работают сегодня во вторую смену.
– Та-а-ак, – протянула Катька. – А это хорошо или плохо?
– Наверно, хорошо. Подумают просто, что мы передумали сегодня приезжать. И волноваться не будут, – предположила Оля, последние ее слова заглушил гром. Уже совсем-совсем, казалось, над головами.
– Или что остались в Комсомольске, – подхватил Женя. – И тут мы как заявимся. Сюрприз! Вот и мы!
Он засмеялся. Но в одиночестве. Порыв ветра подхватил его смешок и растерзал. Стало грустно. И тихо.
А через пару шагов ему за шиворот плюхнулась холодная капля. Он весь сжался, плечи подскочили до ушей. Капля скользнула на спину, и по телу пробежала дрожь. Ни второй, ни третьей капли не последовало. Сестры молчали. Они, видимо, своего поцелуйчика с небес не получили. И Женя знал, что это значит. И соглашаться не хотел – нет, он не ленивый.
Он подбежал к Кате, схватил ручку сумки:
– Давай, я теперь. По очереди.
Катя отпустила, но зашагала рядом. А Женек удивленно покосился на Олю – настолько тяжелой показалась сумка.
Они подошли к деревушке. Она вся разместилась по одну сторону от дороги. Лишь один дом чернел на другой стороне, чуть поодаль. Нежилой, заброшенный. К дороге выходило две улицы, которые будто объединял магазин.
Женька хотел было призвать племя краснокожих, то самое, что сжигает поселения и снимает скальпы. Даже услышал их воинственный клич со склона и топот лошадей. Но его вниманием завладел магазин. Тут же он почувствовал, что голоден, и вообще разве не заслужил уже мороженое. Живот заурчал, и сумка отчего-то стала еще тяжелее.
Чтобы отвлечься, заговорил:
– Зайдем в магаз.
– Нет, – отрезала Оля.
– Перекусим. Силы же нужны.
– Нет. Дойдем скоро. Ох, бабушка тебя накормит.
Катюха засмеялась. Хотя сама-то тоже косилась на магазин.
– А сколько времени вообще?
Оля взглянула на часы:
– Шесть-двадцать.
– Эх, думал, в Комсомольске футбол посмотрю. Хотя бы второй тайм…
Помолчали с полминуты. Пара-тройка жителей деревушки проводили их взглядами. Улицы были пустынны, лишь дети бегали, кричали и катались на единственном велосипеде по очереди.
– Может, нам выпросить телегу с лошадью? – спросил Женек, хотя ни телеги, ни лошадей на этих самых улицах видно не было. Не выдержал – в молчании время тянулось как сонное.
– А тот дом на холме, вон, черный, – начал он с другого, потому что никто не ответил. – Это, наверно, дом с приведениями. Страшный дом. Знаете, когда говорят: «В одном черном-черном доме…»
Он вывернул шею, вглядываясь в дом. Тот, в самом деле, стоял абсолютно черный, совсем не похожий на обычный, что из бревен ребрами и с крышей циркулем. Какой-то строгий, вытянутый, с однобокой крышей и узеньким окном, он напоминал в отдалении надгробный камень над курганом. И по ночам души погребенных восстают и населяют дом, не в силах покинуть его стен.
Шея затекла. Ручка сумки натянулась, потому что Оля ушла на шаг вперед. Но с каждой мыслью дом казался все интереснее. Оживал и соблазнял познакомиться.
Но если сунешься туда, призраки устремятся в тебя, займут твое место, вышвырнут из тела и завладеют им. Всё – только бы обрести свободу!
В этот миг дом погрузился во тьму. Трава, которой он порос, задрожала, заметалась и припала к земле. И тут же распахнулась дверца, которой и не видно было до этого. И все, что было черного вокруг, показалось серым – настолько непроницаемо черная мгла застыла на пороге. Острый холодок пополз по Женькиной спине, волосы встали на затылке. Тени десятками рук поползли по двери, и она медленно затворилась. Он моргнул чуть дольше обычного и споткнулся, едва не упав. И отвернулся наконец.
Оля притормозила и недовольно глянула на него. А секунду спустя и на нее налетела тьма. И на асфальт, и на землю. Рванула дальше к озеру. Значит, и я тоже, испугался Женька и посмотрел на руки, майку. И только потом догадался задрать голову.
Солнце окончательно скрылось в тучах. И эта стальная, мрачно клубящаяся влага роптала грозно над их макушками.
Катя подтолкнула Женю и пробасила:
– В одном черном-черном доме в черной-черной комнате…
– Стоял черный-черный сундук, – подхватил он, – под его черной-черной крышкой жил… – представил, прикрыв глаза, – черный-черный кот…
Дорога едва заметно, но пошла вверх.
– Один мальчик выпустил черного-черного кота, – продолжила Катя, хмуря брови.
– И черный-черный кот сказал – все, что он найдет в сундуке, будет его, – зашептал Женя. – Мальчик заглянул в черный-черный сундук, но там было черным-черно…
– А черный-черный кот говорит – нужно заглянуть поглубже, – зловеще улыбнулась Катя, сверкнув черными-черными глазами.
– Мальчик наклонился сильнее… и увидел прямоугольник дна, а в нем – черное звездное небо, белую-белую луну и людей по краю… – Женек уставился на сестру, пытаясь поселить у нее в голове нужную развязку.
Катя чуть помолчала. Потом глаза ее расширились, и она буквально выдохнула:
– Люди стояли в черной-черной одежде и смотрели на мальчика сверху…
– Мальчик испугался и полез назад, но оказалось, что он лежит на спине. Он протянул руки вверх, к людям. Но это были не его руки, это были белые-белые руки скелета… – выпалил Женя с каждым словом все громче.
– А черные-черные люди отвернулись и ушли. И из-за края выглянул черный-черный кот…
– И черный-черный кот спрыгнул и захлопнул крышку…
«…черного-черного гроба», – закончили они вместе.
Повисло молчание, прерываемое лишь утробным громыханием небес. Они прошли по склону вверх всего метров тридцать. И поравнялись с озером. Оля вдруг остановилась, опустила сумку.
– Да-а, ребята, фантазия у вас недетская, – протянула она, разминая уставшую руку и кисть.
Катя с Женей довольно переглянулись. Иногда у них случалась такая связь. Они называли ее «Силой Двух», почти как у сестер в «Зачарованных». Называли так только между собой, чтобы Оле не было обидно.
По живописному озеру, изогнувшемуся знаком вопроса, ветер гнал рваные волны, серовато-желтые, с пенными краями. На берегу копошились дети, посматривая на небо. Самые шустрые уже почесали в сторону домов. Озеро Жене понравилось. Захотелось обойти его вокруг по берегу.
Внезапно оно разразилось вспышкой. Посветлело, вскипело и ослепило.
Это была молния. Молния и зеркало.
Оля тут же обошла сумку с другой стороны, поменяла руку. Кивнула Кате. Женек, может, и огорчился, но спорить и выпендриваться не стал. Сестры подхватили сумку. Теперь в подъем. Неужели гроза этого и дожидалась?
Щелкнул кнутом запоздалый гром. Даже в ушах загудело. И что странно, гул нарастал. И обрастал каким-то жужжанием. Женя в мелькнувшей догадке взглянул по склону выше.
Действительно, им навстречу неслась машина. Как-то по-звериному припадая к дороге. Кажется, «восьмерка». Морковно-рыжая. А через пару десятков метров – скорее, пятнисто-рыжая. Капот, дверцы, крылья – в разных тонах. Однако когда машина промчалась мимо, то была уже рыжей по-лисьему. Просто потому что хлынул дождь. Не церемонясь и не разгоняясь, сразу и мощно.
Оля замерла. Остановилась и Катя. Они покосились на сумку. Ни зонты, ни дождевики там не припрятаны, насколько Женя помнил. Только теплые кофты. Шикарные девичьи прически, уложенные попутным ветром, теряли объем, волосы намокали, впитывая крупные капли, и темнели. Катины до насыщенности темного – противного – шоколада. Олины до куда более аппетитного черносливового оттенка. Ее челка липла ко лбу, по лицу стекали капли. Они с Катей глянули друг на друга, оставив затею с сумкой. И рассмеялись. Оля смахнула челку, Катя вытерла лицо, и они зашагали дальше. Торопливо, резче.
Женек любил лето. И вряд ли был в этом одинок. Вот, к примеру, дожди. От осенних – сверхурочных и навязчивых – хочется скорее сбежать, где сухо и тепло. Весенние – бесспорно, долгожданные – радуют, смотришь и расцветаешь. Однако любуешься все же за окном – не дай бог зарядит вперемешку со снегом. А летние – теплые, щедрые, неприставучие. Они задорные и шустрые, как мальчишки с водными пистолетами. Героически усмиряют жару и зной, вскипая пузырями на раскаленном асфальте. И любят попугать мощью и покрасоваться необузданностью. А вот бесстрашных не любят и с легкостью поучают.
И только Женька подумал, слизывая теплые капли, что и этот ливень шалун и задира, но, в общем-то, добрый малый, как небо вспыхнуло, мерцая, на секунде третьей затрещало и выдохнуло в порывах ветра. Спины сестер дрогнули, а сам он сжался.
Земля размякла, и они перешли на асфальт. Но и по дороге ручьями бежала вода. Кроссовки промокли, и ноги хлюпали. Сухим оставался, кажется, только маленький участок на спине – под защитой рюкзака. И там же затаилось приятное тепло, в то время как мокрая кожа и футболка холодили при каждом порыве ветра. Джинсы потяжелели и липли к ногам. Было нисколечко не весело. Так Женек еще и вспомнил, что уже вечер, а значит, теплее не будет. И расстроился сильнее – до скрежета в зубах.
Что удивительно, небо над вершиной холма впереди было чистым. А позолоченный край иссиня-серых грозовых туч обгонял путников совсем чуть-чуть. Возможно даже, что на верхушке склона и дальше – сухо и спокойно. Может, мы даже увидим край дождя, подумал Женя и хоть маленько порадовался.
