Долгая дорога

Видеть свое детство так, как видел Валера, это – дар. Он дан не каждому. Но писать по-русски литературно грамотно, владеть стилем… Где и как Валера мог этому научиться? Да, конечно: школа, книги. Но вокруг него – с рождения – был узбекский язык, перемешанный с не очень чистым русским… Уже почти двадцать лет звучит вокруг английский. Освоенный в юности, он тоже стал родным языком… Вот нередко и приходилось пользоваться текстом Валеры, как подстрочником, пересказывая, переписывая. Но воспользуюсь возможностью заявить на этой странице: я ни на шаг не отступала от увиденного и прочувствованного Валерой, от реальных фактов. Я вживалась в его жизнь. И пересказывала ее, не пытаясь сделать из Валеры писателя-профессионала, а из книги – произведение художественной литературы.

Валерий. Не так давно прочитал я у Сергея Довлатова такие строки: «Если писатель хороший, редактор вроде бы не требуется. Если плохой, то редактор его не спасет». Он прав, конечно. Но я-то к писателям себя не причисляю! Я стал пишущим человеком – потому что… видел «картинки». И возникла потребность записать их, оставить этот рассказ о своей жизни своим потомкам, чтоб не распалась между нами связь. Да, все началось с «картинок», которые возникали, выплывали откуда-то. Но точно передать их словами было мучительно трудно! Я нуждался в помощи. И вот – эта встреча…

Замечания я записывал – на бумагу или делал аудио. Исправлял как мог… Снова приносил… А получив главу, обработанную Раисой, удивлялся, как легко она читалась. Иногда несколько строчек описания превращались в сценку-эпизод, иногда эпизод становился одной предельно ясной фразой. И сюжет главы выстраивался, прояснялся, развивался, становился чем-то цельным. Я читал, перечитывал, сравнивал с моим первоначальным текстом – и, признаться, думал: вроде бы не так уж все это сложно. Посмотрим, как теперь у меня получится… Я раскладывал перед собой «коллаж» – листы предыдущей главы с замечаниями Раисы – и принимался за следующую. Шел к ней, волнуясь: что-то она скажет? Но увы! Новых замечаний было не меньше, чем прежде.

Раиса. Помучаю я Валеру – а потом сама мучаюсь: стыдно! В чем он виноват? Ведь по правде сказать, я считала и считаю первую книгу Валеры – о детстве – его подвигом… Но хвалила я его скупо. Извинюсь, что ругала, приглашу чайку попить. Начинаем болтать… И с каждой встречей все больше узнаем друг о друге. У Валеры – жена Светлана, двое детей… Нет, уже трое стало, когда мы познакомились… Беда у него большая – мама Эстер тяжело больна… Таких любящих сыновей, как Валера, я не видывала. Да и таких отцов, вероятно, тоже.

Рассказывала и я о своих бедах. Семья сына моего, Андрея, в Америке распалась. Он очень страдал. В Нью-Йорке жить не смог, все чаще уезжал в командировки, а потом и вовсе вернулся в Москву. Осталась я одна. Мне друзья нужны были как воздух. К счастью, они появились. Я познакомила с ними Валеру – с Еленой Довлатовой, с Ниной Бабановской, с Гуртами – Феликсом и Ритой. Дома у Валеры я тоже не раз бывала. Эстер, его мама. такая милая и красивая, на вид казалась вполне здоровой… Старшие дети – Даня и Вика – приходили ко мне домой и занимались русским языком с моей приятельницей Людой Перфильевой…

Валерий. Все больше и больше узнавал я о жизни Раисы – москвички, участницы войны. Уже на восьмом десятке лет судьба забросила ее в Америку – и оставила одну… Ну, не то чтобы совсем одну. И внучка Лиза жила в Нью-Йорке, и друзья окружали вниманием. То Елена Довлатова повезет кататься по окрестностям Нью-Йорка, то Феликс Гурт – купаться на Кони-Айленд, то Нина Бабановская – на экскурсию в Вирджинию, в Канаду… Заходишь – а подруги уютно сидят за накрытым столом: «Присаживайтесь, Валерочка, к нам!» Да – от Раисы услышал я впервые это ласковое «Валерочка». Значит, стал ей не совсем чужим. А я к ней тянулся все больше, стал чувствовать в ней наставника. Сейчас, когда прошли годы, мне даже кажется, что сумел перенять какие-то важные черты и взгляды на жизнь. И даже вкусы – я имею в виду изобразительное искусство. Я замечаю это, когда мы бываем вместе на выставках: случается, что восприятие какой-то из картин совпадает у нас до мелочей.

Раиса. Но ведь и мне дружба с Валерой дала очень много, не говоря уж о чувстве защищенности. Он относился ко мне почти как к родственнице, был трогательно внимателен. Помогал не только мне, но и моим друзьям. Помню, как однажды я разбудила Валеру среди ночи – и мы на его машине помчались спасать Елену Довлатову: она упала, сломала ногу, лежала на полу беспомощная – хорошо хоть, до телефона доползла… Мы вызвали неотложку, отвезли Лену в госпиталь…

Валера часто приглашал меня в семейные путешествия. Почему-то я согласилась лишь однажды – и мы отправились на Каньоны. Замечательная была поездка! Горный мир где-то под тобой, будто летишь по небу – а там, внизу, в пропасти, в огромном длинном ущелье, горные вершины. Фантастические, причудливые очертания: то замки или крепости, то фигуры каменных великанов… По пути побывали мы в знаменитом городе-казино Лас-Вегасе. Жили в отеле из черного, похожего на обсидиан стекла, построенном как египетская пирамида. Весь Лас-Вегас как бы составлен из городов разных стран мира. Любой из отелей – копия какого-нибудь знаменитого здания Рима, Парижа, Лондона, Мадрида… Идешь по улице – и вдруг попадаешь в Москву… Завлекательно, конечно, но у меня к такого рода «Диснейлендам для взрослых» интереса нет.

Валерий. Особенно мы сдружились года через два, когда Раиса с моей помощью сменила квартиру…

Раиса. Моя все дорожала – да и ни к чему мне была такая большая. Вот я и спросила Валеру – не поможет ли. И как же мне повезло, что мой новый друг – такой опытный риелтор! «Поехали, – говорит он однажды – кое-что подыскал». Остановились неподалеку, на углу Юнион Тёрнпайка, у ворот с надписью: «Частная собственность. Въезд только по пропускам». Я ахнула: неужели нам сюда? Мимо этих ворот я часто проходила – и останавливалась полюбоваться – такая красота была за ними. Вдаль уходил тенистый парк, за ним виднелись небольшие домики. Что за дивная усадьба среди города? И вот оказалось, что не усадьба это, а кооперативный поселок Парквей Виллидж, где когда-то жили работники ООН. Валера нашел для меня квартиру и дешевле, и куда уютнее прежней: двухэтажную, с отдельным подъездом, угловую, так что окна – на три стороны. Куда ни глянь – везде газоны, цветы, деревья. Как здесь было спокойно, хорошо, легко! Видно, в прежней квартире, где я так много перестрадала, даже стены давили на меня. А тут будто в родном доме оказалась. Словом, сделал мне Валера замечательный подарок!

Валерий. На лужайке, неподалеку от Раисиной двери, стоял большущий, в метр высотой, булыжник. Для меня он стал чем-то вроде «камня Магомета», так часто я ходил сюда «на поклонение». Писал я тогда легко и много. Поднимался утром ранехонько – и садился за стол. Еще раз – вечерком, когда засыпали дети. Изо дня в день, без выходных… «Картинки», как называла это Раля (так зовут ее в семье), появлялись перед глазами одна за другой настолько быстро, что только поспевай записывать. Неудивительно, что чуть ли не каждую неделю была готова новая глава.

От моего дома до дверей Рали семь минут ходьбы. Моя улочка – 147-я… Переход через Юнион Тёрнпайк… Поворот на 150-ю… И вот уже шагаю по Парквей Виллидж среди дубов и кленов. Впереди, на зеленом пригорке, белеет ее дом. Взбегаю вверх по крутой металлической лесенке. Стучу в дверь – старая привычка и немного игра. Раля охотно в нее включается: не всегда отворяет сразу, порой стучит изнутри мне в ответ. Или пальцы просовывает в щель для почты. Но вот я в квартире. Церемония приветствий. Раиса снова и снова учит меня: мужчина не подает даме руку первым! Сначала он должен поклониться. А дама, если захочет, в ответ протянет руку… Я дурачусь, вместо протянутой Раисиной руки целую собственную, получаю то щелчок по носу, то поцелуй в щеку.

Но вот мой строгий редактор садится читать рукопись, а я брожу по гостиной. Волнуюсь, конечно – но мне, как всегда, хорошо в этом доме. Повседневная суета уходит куда-то далеко-далеко. Вокруг – особый мир. В нем тишина, разве что за окном прощебечет птица или вспрыгнет на кусты у окна любопытная белка. Главное в этом мире – книги. Они теснятся в четырех высоких шкафах по стенам. Они лежат на диване, на журнальном и обеденном столах… Сотни томов, десятки собраний сочинений классиков. Чехов, Диккенс, Толстой, Шекспир, Пушкин, Лермонтов, Гоголь… Новые для меня в те дни имена: Довлатов, Мандельштам, Булгаков, Бродский, Фазиль Искандер, Томас Манн, Экзюпери…

Какое огромное место занимает чтение в жизни Раисы, я понял с первых дней нашего знакомства. О чем бы мы ни говорили, во все вплетались книги. Обсуждая мою работу, Раиса то и дело приводила мне для сравнения, а то и просто вспоминала строки из какого-нибудь произведения. Скажем, обсуждаем эпизод, как пришлось мне отдать чужим людям Тайшета, мою овчарку. Раисе кажется, что я слишком спокойно расстался с любимой собакой. Она вспоминает заповедь из «Маленького принца» Экзюпери – «приручил, так отвечай» – и начинается разговор о человеческих отношениях, о нравственности, о чувстве долга… Описываю я город моего детства, далекий теперь Ташкент – и вдруг, строчка за строчкой, Раиса читает мне Мандельштама: «Я вернулся в свой город, знакомый до слез, / до прожилок, до детских распухших желёз…»… И разговор о трагедии русской интеллигенции, истребленной Сталиным, уводит нас далеко-далеко от страничек моей рукописи…

Особенно интересные разговоры о книгах начинались после работы. Попьем чайку – и я перебираюсь к полкам. Перелистываю книги, расспрашиваю о том, о другом писателе. Очень меня поразило, что многие из книг Раиса перечитывала много раз. Я как-то спросил: «Для чего?» Речь, кажется, шла о романе «Иосиф и его братья»… Раиса удивилась. «А вы разве не перечитываете? Ну, например, «Робинзона Крузо», которому вы когда-то подражали, другие любимые книги…» – «Да. Но у меня таких – две-три. А у вас? Неужели все перечитываете?» Раиса смеется, машет рукой: «Что вы, нет! Не успеваю. Ведь сколько непрочитанного!»

Раиса. Перечитывать я не просто люблю – мне это необходимо. Многие герои книг входят в жизнь, словно близкие друзья – можно ли с ними навсегда расставаться? Скучаешь, хочешь встречи. К тому же перечитывая талантливую, умную книгу непременно найдешь в ней что-то новое. За один раз всего не перечувствуешь, не осознаешь.

Валерий. Нередко я брал почитать что-нибудь из ее библиотеки. Как-то взял «Мастера и Маргариту» Булгакова… Очень трудно далась мне эта книга. Прежде всего, потому, что я почти ничего не знал о том далеком и страшном советском времени, в котором происходит действие романа. При этом писал Булгаков иронически, да еще завуалированно, иносказательно. Булгаковские намеки на события московской жизни были мне совершенно непонятны. А тут еще вводный роман о Пилате и Иешуа… Да я ведь и Евангелия не читал ни разу! Мне даже за сюжетом оказалось сложно следить. Я не мог понять, как и зачем сплетаются в романе темы христианской морали, добра и зла, бессмертной любви, тема погрязшего в грехах, близкого к гибели города… Словом, пришлось Раисе немало объяснить мне.

Раиса. В ранней юности я сделала непростительную глупость: бросила школу, чтобы поступить в театральную студию. Из этого ничего не вышло, и уж не знаю, как сложилась бы моя жизнь – жизнь человека без образования, без профессии – если бы не книги. К счастью, у нас дома была неплохая библиотека, ее собирал мой отец (он погиб, когда мне было 14 лет), и я с раннего детства очень много читала. Страсть к чтению спасла меня, когда я из школьницы-отличницы превратилась в бездельницу и обманщицу. Уходя с утра из дома – будто бы в школу – я не болталась по улицам или по киношкам, а проводила целые дни в библиотеке. Книги заменяли мне школу, университет, развивали любовь к родной речи, чувство языка… Вот только жаль, что я читала бессистемно. Не догадалась составить списки лучших писателей разных времен и народов, заглянуть в учебники. Потому-то у меня так много пробелов – столько не прочитано замечательных книг, столько «черных дыр» в поэзии и прозе многих стран… Я до сих пор их не заполнила: бессистемное чтение осталось моей бедой… Знакомство Валеры с литературой было, конечно, несравненно меньшим, чем у меня. Он рос в другой среде, у него был совершенно иной жизненный опыт – в чем-то другом очень богатый и интересный, но очень далекий от русской культуры… Да тут еще и его занятость – нелегкий бизнес, поглощенность семьей, болезнь матери… Тем более поражала меня и радовала его потребность читать!

Валера. Читать я любил с детства. Став подростком, от корки до корки перечитал Жюля Верна, Конан Дойля, Джека Лондона. Не знаю, благодаря ли этим книгам стал я мечтателем и романтиком или они только усилили мои врожденные задатки… Вероятно, книги вообще способны оказывать огромное влияние на всю жизнь человека. Раскрывают в нем что-то… Вот приходит к тебе пора любви, встречаешься с девушкой – помогает ли чтение воспитанию чувств? Ну, и так далее, чего бы ни коснуться… В общем-то, я бросался к книгам не в поисках ответов, но был рад, когда они чем-то обогащали меня… Теперь у меня появился надежный советчик. Я всегда мог попросить, чтобы Раля помогла мне выбрать книгу, поговорить о прочитанном.

Раиса. Максим Горький писал: «Любите книгу – источник знания, только знание спасительно…» Да, конечно. Но гораздо более важным и воистину спасительным мне кажется другое: Книга, именно Книга помогла людям разных народов открыть друг друга: понять все многообразие человеческих отношений и национальных культур, привить к ним уважение, передать, как эстафету, основы нравственности. Облетая мир, Книга помогла Человечеству понять свою общность, ощутить себя Человечеством! Она стала источником общемировой культуры…

Что было бы с нами без этого? Даже и сейчас, вместо того, чтобы объединяться, мы все еще деремся из-за денег – кусочков металла или бумаги, из-за власти, клочков земли, национального превосходства, из-за того, как и во что веруем. Проливаем кровь, грызем друг друга, как хищные звери! Только культура, ощущение общности может спасти мир. Я не теряю этой надежды…

Валерий. Вот какие строки я недавно прочел в Нобелевской речи Иосифа Бродского: «Я не призываю к замене государства библиотекой – хотя мысль эта неоднократно меня посещала – но я не сомневаюсь, что выбирай мы наших властителей на основании их читательского опыта, а не на основании их политических программ, на земле было бы меньше горя».

Раиса. Хорошо, что у нас с Вами такой единомышленник!

Глава 55. «Остановись, мгновенье!..»

Люблю фотоаппарат и видеокамеру. Снимаешь тех, кого любишь или то, что тебе нравится – и словно бы просишь: «остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Остановить, увы, невозможно. Но все же… Достанешь иной раз альбом со старыми снимками, увидишь дорогие тебе лица – какими они были в прошлом, – и вдруг сердце защемит. Ты и сам как бы возвращаешься в былое, вспоминаешь, волнуешься, радуешься. А порой и размышлять начинаешь о пережитом, оценивать свои давние поступки. Не знаю, как другим, а мне это очень нужно. Особенно когда передо мной на снимках или в видеофильме – дети.

Вот и сегодня включил я видик – и перенесся почти на пятнадцать лет назад.

* * *

…Вооружившись камерой, снимаю «цирковое представление». В гостиной, на ковре, залитом солнцем, Данька и Вика изображают зверей. Моржа и обезьяну. Морж, конечно, Данька. Наш черноволосый крепыш замечательно справляется с ролью. Он просунул ноги в одну штанину – и теперь ползает по кругу на выпрямленных руках, волоча «хвост». При этом он ревет и скалится, показывая «клыки». А вокруг моржа, атакуя его, скачет обезьянка, рыжеволосая худышка Вика. Даньке – пять, Вика на год помладше, но до того прыткая – куда ему до нее! Вытянув губки, повизгивая, прыгает Даньке на спину, хлопает по попке, ерошит волосы… А у него-то руки заняты! «Морж» только вертит головой, рычит и пытается укусить сестренку.

Зрители – бабушка Эся, мама Света и я. Мы хохочем, бабушка аплодирует, кричит: «молодцы», Света просит: «теперь превратитесь в тигра и лягушку!» Пожалуйста, они готовы! Из «хвоста» мгновенно вылезают Данькины ноги… Нет, вернее – тигриные лапы. И как только удается ему передать неторопливую, мягкую тигриную поступь! Голова – у самого пола, тигр что-то обнюхивает, раскрывает пасть. А вокруг него, через него прыгает, словно резиновая, лягушка-Вика…

«Цирк на ковре» – это давнее субботнее утро. Единственное в неделю утро, которое мы, молодые родители, проводили вместе с детьми, отдыхая, радуясь и развлекаясь.

Единственное утро в неделю… Почему же так? Могу ли я упрекнуть себя в том, что мы были невнимательны к детям, равнодушны, или настолько уж заняты? Конечно же, нет! Скорее наоборот. Мы (в основном я, а Света соглашалась со мной) считали, что главное в воспитании детей – это занятия, обучение. Первой для них школой должен стать родной дом. Чем больше знаний будем давать им с малых лет, тем станут умнее, образованнее. И трудолюбивее, конечно. Научатся ценить время. Подальше от ленивого безделья – думали мы. Подальше от телевизора!

И вот – теперь уже без видеофильма – припоминаю будничное утро, одно из тех, каких были многие сотни, пока подрастали наши старшие дети…

* * *

Просыпаюсь и слышу: в ванне шумит вода. Это моется мама. Половина шестого – пора подниматься… Не проходит и получаса, как я подхожу к детской комнате. Конечно же, малышам охота ещё поспать – значит, надо постараться развеселить их.

Прищелкивая пальцами (перенял у мамы), уже в дверях начинаю напевать: «Хананьё-Мананьё! Хананьё-Мананьё!» Вероятно, почти у всех детей во всех странах мира есть домашние прозвища. Нас с Эммкой родители звали «Девочка-припевочка» и «Рыжик», мы со Светой переиначили для прозвища второе Данькино имя – Ханан… А бабушка Эся с гордостью называет внука Полванча, богатырь… Вот и я напеваю: «Просыпайся, Хананьё-Мананьё! Поднимайся, Полванча!» А богатырь уже сидит на кроватке, по-узбекски скрестив крепкие, толстые ножки и потирая кулаками глазёнки. Лохматый, заспанный, похожий на медвежонка… Ну, с ним все в порядке. Теперь – Вика… Это хрупкое, нежное создание еще дремлет. Напевая «Чимчукча-Кафтарча» (это Викины прозвища – «птичка» и «голубка»), принимаюсь массировать ей спинку. Не сомневаюсь, что Вике приятно. Но она делает плаксивую мордочку и шарит по кроватке, разыскивая свою плюшевую игрушку… Я удивлялся: только проснулась – и сразу же вспомнила о зверьке! Потом только узнал, что почти у всех девочек есть любимая игрушка, с которой они и ночью не расстаются… Но вот зверек найден, теперь можно вставать. Обвив меня руками и ногами, будто обезьянка ствол дерева, дочка устраивается поудобнее: готовится к путешествию на первый этаж. Готовится и другой пассажир. Подойдя к лестнице, я, придерживая Вику, усаживаюсь на верхнюю ступеньку – и тут мою спину плотно обхватывает тяжеловес Даниэл. Ощутимая добавка. Но ведь своя ноша не тянет…

Как хотелось бы повернуть время вспять – и снова всем телом ощутить теплоту крепко прильнувших ко мне малышей, вдохнуть их сладостный запах!

Мы начинаем спуск, а вместе с ним и первое наше занятие: считаем ступеньки. Не так-то их много – всего четырнадцать, но не беда: когда запомнят – перейдем к следующим цифрам… Впрочем, иной раз декламируем какие-нибудь стихи. Из тех, которые Света постоянно читала детям. Многое они знали наизусть. «Был сынок у маменьки»… – начинаю я, а дети подхватывают: «медвежонок маленький». Эти стихи Агнии Барто Данька особенно любит, там дальше такие строчки: «В маму был фигурою – в медведицу бурую». Помнится, Света, читая это, прижималась щекой к Даньке: мол, это о нас с тобой. Я делал вид, что обижен, заявлял, что только лица у них схожи, остальное – все мое, Даниэл еще крепче обнимал маму, а вот Вика подбегала ко мне – обнять и утешить… Но ведь она и вправду больше похожа на меня!

…А мы тем временем уже спустились с лестницы и уселись за длинным столом в большой нижней комнате. Это и гостиная, и столовая, и кабинет, и библиотека. По стенкам – стеллажи с книгами… О них – разговор особый. Чем старше становились дети, тем больше появлялось на полках детских книг. Сколько же времени я тратил, разыскивая их! Рыскал по магазинам, как охотник по лесу. Учебников и научно-популярных книг постепенно набралось столько, что для каждой из наук пришлось отвести по полке. Математика, география, русский язык, астрономия, рисование и лепка… Чтобы дети не путались, сделал бумажные наклейки. Не стану скрывать – библиотекой я гордился и очень был доволен, когда одна наша гостья сказала, разглядывая стеллажи: «у нас все для гостей, а у вас все для детей».

В тот день, о котором я вспоминаю, мы с Викой занимались английским – не по книге, а по аудиозаписи одной из фонетических программ для маленьких детей. Ведущая под приятную музыку напевает буквы и слова, ребенок повторяет их, разглядывая карточки-картинки с теми же буквами и словами. «ЭЙ – ЭППЭЛ» – подпевает Вика, сидя у меня на коленях – на стуле ей низковато. Успевает она и гримасничать, поглядывая на брата. Данька – он сидит рядом – поматывает ногами, ждет своей очереди… Год назад он учился по той же программе, а сейчас перед ним раскрытая книга. Это Доктор Зус, – Феодор Зус Гайзель, американский Маршак или Чуковский. На его стихах выросло несколько поколений. Читает Даниэл почти свободно и по-английски, и по-русски, но коротких ежедневных занятий с ним я пока не прекращаю. Мальчишка он способный. Как говорится, и головастый, и рукастый, за что ни возьмётся – собирает ли что-то из конструктора, или лепит из пластилина – все получается. А с каким увлечением, как азартно работает! Позовет нас порой бабушка Эся: «поглядите, не пожалеете!» – и мы на цыпочках отправляемся в детскую или гостиную, где Данька возится с конструктором. «Глаза… Глаза»… – шепчет бабушка Эся – и, сгибая полукругом пальцы, показывает, какие у внука огромные глаза. Да, на сына стоит посмотреть, когда он так поглощён делом! Его красивые глаза с длинными, изогнутыми ресницами и вправду распахнуты во всю ширь, он впился ими в модель и больше ничего не видит, а позовешь – не услышит. Рот раскрыт, даже дышит тяжело… Кажется, он сам сейчас превратится в эту свою штуковину!

* * *

…Мы все еще за столом. Перед нами в больших коробках – наглядные пособия. Сегодня я выбрал анатомический конструктор. Собираем скелет человечка, вкладываем в него различные органы, говорим немножко о том, как они действуют (насколько это в моих возможностях, да и в конструкторе есть пояснения). И вот уже человечек – как живой… Прямо библейская сценка: два ангелочка смотрят, как Господь создает Адама. Хорошо, что дети еще не знают Библии и не просят меня, чтобы я создал Еву!

А на кухне гремят кастрюли, звенят тарелки. Мама уже давно готовит завтрак. Скорее, скорее – к восьми надо за стол, а у нас впереди еще физкультура!

Для детей движение – радость. Вика первым делом хватается за обруч, ее тоненькая талия вращает его легко, быстро, красиво – ни у кого из нас так не получается! Мостик лучше у Даньки, и не потому, что он крупнее: в нем, вероятно, больше упорства… «Прямо, прямо руки, выгиб повыше!» – покрикиваю я, а сам любуюсь. Вика вроде бы не устала, а у Даньки и лицо покраснело, и руки подрагивают. Но не уступит он сестре! Меня поражает: неужели так рано в ребенке может проявляться стремление к лидерству? Да, так со временем и оказалось: Даниэл, подрастая, постоянно добивался первенства среди сверстников – в спорте, в учебе. И сейчас успешно добивается: он пятикратный чемпион среди школьников Америки по дзюдо, два раза был международным призером. Весной 2008 года, получил в своем Квинс Колледже (он учился на факультете экономики и бизнеса) денежную премию за успехи. Одну из четырех, присуждаемых ежегодно…

А дети мои все держат мостик… Маечки задрались, видны животики: Викин – втянутый, упругий, Данькин – выпяченный. Ох, толстоват, жирноват! Недаром наш педиатр доктор Блюм говаривал, бывало, осматривая годовалого пациента: «Поменьше еды, побольше физкультуры». Ну вот и выгибайся! Но я не удерживаюсь от соблазна: опускаюсь на колени и целую эти сладкие животики, фыркая, как лошадь. Малыши, конечно же, визжат, хохочут – и вот мы уже втроем катаемся по ковру. Начинается борьба. Данька пыхтит, схватил мою руку, давит… Пробуешь уложить меня на лопатки? Ну-ну, давай… Я поддаюсь – пусть получит удовольствие – и Данька, усевшись верхом на мой живот, вопит: «Вика, помогай!» Сестрица не так азартна. Сначала она осторожно снимает с меня очки и кладет на диван, потом уже включается в битву. Подмяли… Мне достаточно одной рукой шевельнуть, но я «изображаю»: охаю, пытаюсь высвободиться. «Не выпускай его! – кричит взмокший Данька. – Мы победим!» Это мой клич – теперь он стал семейным…

Эх, детки мои, знали бы вы, как я наслаждался игрой!

* * *

Так это начиналось – простенькие занятия сочетались с играми, учителем был я сам. Но – «“Все растет на свете – выросли и дети…” Вот Даньке уже семь, Вике – шесть, оба – школьники. Много ли знаний получают дети в начальных классах? А время идет, – тревожусь я, – его нельзя терять! Моих познаний мало, чтобы дополнительно чему-то учить ребят. Надо искать учителей. Где?»