Неэкономная экономика

Мы получили бы не «рыбу», которой можно один раз чуть- чуть подкормить бюджет, а «удочку» для регулярной ловли очень большой «рыбы».

Разве это не фантастика – повторюсь для непонятливых чиновников – один маленький проект способен дать бюджету столько же, сколько дают сейчас все остальные большие вместе взятые, которые осуществляются в течение года в производственном секторе экономики?

Президент Магомедов поставил перед Правительством задачу до конца года получить задел из десяти не дутых, а реальных инвестиционных проектов. Ставлю сто против одного, что по своей эффективности ни один из них, как бы чиновники не упирались, даже не приблизится к предлагаемому.

IV

Теперь перейдём от Кодекса об административных правонарушениях (КоАП) к Кодексу земельному, который для бюджета тоже является золотой жилой, не требующей для своей разработки никаких особых инвестиций и которая тоже у нас используется самым бездарным образом.

Как известно, земельный вопрос для республики один из острейших.

У проблемы два аспекта.

Первый – во всём мире земля является главным богатством муниципальных образований, за счёт доходов от которой формируются их бюджеты.

В Дагестане же бюджетообразующую роль земельных ресурсов можно увидеть только через микроскоп.

Например, по итогам первого полугодия этого года суммарный доход муниципальных бюджетов от земельного налога составил 337,5 млн. руб. или 15,2%, в структуре поступлений.

Делим на более чем полсотни муниципалитетов и получаем смешную цифру – в среднем порядка 6—7 миллионов рублей на каждый из них.

Если же вспомним, что в муниципальных образованиях за исключением Махачкалы дотационность нередко зашкаливает далеко за 90%, то окажется, что вклад земельного налога в общую наполняемость многих муниципальных бюджетов составляет даже менее 1%.

Второй аспект, имеющий отношение прежде всего к землям сельскохозяйственного назначения, – очень много пустующих земель.

В тоже время, если появляется приличный инвестор, ему невозможно предложить ничего подходящего, поскольку везде оказывается либо хозяин, либо арендатор.

Бытующее во властных структурах мнение, что выход в введении института частной собственности на землю, представляется надуманным поскольку аренда на 49 лет да ещё с преимущественным правом последующего выкупа по сути очень близка к частной собственности и ничего радикального здесь произойти не может – только пустые хлопоты.

Причина в другом.

Владение землёй, считающейся во всём мире одним из самых ценных и всегда только дорожающих ресурсов, у нас официально стоит копейки.

Налог на землю, помимо очевидной для всех фискальной функции, призванной обеспечить наполняемость бюджета, несёт ещё и другую не менее важную функцию, которая, кстати, тоже должна обеспечить наполняемость бюджета.

Налог должен стимулировать эффективную эксплуатацию земельных ресурсов.

Простаивание или неэффективная эксплуатация земель должна становиться серьёзным финансовым бременем для её владельца.

В Дагестане же такая функция налога атрофирована до предела.

Этот нонсенс не мог не породить столь уродливую систему земельных отношений, которая, как не заклинай её, как не потрясай кулаками, в таком виде работать нормально не будет никогда.

Объективные законы экономики заговорами и приворотами не обманешь.

Их игнорирование, мало того, что только блокирует эффективный оборот земель, но и является источником конфликтов, которые регулярно потрясают республику, принимая зачастую политическую окраску – народ бьётся насмерть за дармовщину, которая фактически стоит очень даже дорого. Проблема полностью выведена из экономической плоскости, где ситуация достаточно прозрачна и решаема, в плоскость чисто юридическую, где при нашем правосознании и качестве оформления прав собственности сам чёрт ногу сломает.

Всё сводится к бесконечным разбирательствам типа правильно отвели – неправильно отвели, обманули – не обманули…

Наиболее очевидный пример неправильной оценки – Унцукульский район, где кадастровая стоимость земель для ведения подсобного хозяйства определена в 300—500 рублей за сотку.

При этом расчёты рыночной стоимости земель, затопленных там же при строительстве Ирганайской ГЭС, выводят на цифры порядка 200—400 тысяч рублей за сотку (!), на которые очень даже активно претендуют жители района.

И государство, судя по всему согласно, если планирует потратить на компенсации парочку с лишним миллиардов рублей.

То есть, разрыв между кадастровой и рыночной стоимостью у нас зачастую может достигать прямо таки фантастической – тысячекратной (!) величины.

Однако, такого не может быть, потому что не может быть никогда.

Кадастровая стоимость это не какая-то там марсианская, а та же рыночная стоимость, только рассчитанная методом массовой оценки.

Она является средней для кадастрового квартала, в пределах которого, рыночная цена конкретного участка может несколько отклоняться от неё, но совершенно не на такие, потрясающие воображение, величины.

Из этого можно сделать только один вывод – кадастровая оценка земель в республике является откровенной туфтой. Сделанной в своё время сознательно или по глупости – это уже другой вопрос.

А поскольку для земельного налога она является базой, то, в результате, сегодня муниципальные бюджеты получают его, где в десятки – сотни, а где и в тысячу раз меньше положенного.

Причём, речь идёт об одном из наиболее легко рассчитываемых и, значит, взимаемых налогов, поскольку здесь всё очень прозрачно.

Нужна только правильно определённая кадастровая стоимость.

Всё остальное – секундное дело для компьютера.

Примерно такая ж ситуация и с арендой земель.

Арендная плата, определяемая муниципальными образованиями, как рыночная – этого требует закон – в настоящее время фактически никакой рыночной не является.

И здесь тоже, как и в случае с кадастровой стоимостью, вопрос о том, сознательно это делается или по глупости оставляю за скобками.

Стоимость аренды чисто символична и обычно составляет 200—500 рублей в год за гектар (!).

Например, пенсионер, может держать в аренде несколько десятков гектаров земель сельскохозяйственного назначения – не обрабатывая, на всякий случай, платя за неё в год одну свою месячную пенсию – вполне посильно.

А что тогда говорить об арендаторах сотен и даже тысяч гектаров?

Какой им стимул обрабатывать эту землю?

Пусть себе лежит, отдыхает.

Вместе с тем, они нередко сдают свои участки в субаренду, стоимость которой на отдельных участках может достигать 80—100 тысяч рублей за гектар – фантастическая норма отдачи, которая иногда может во многие сотни раз (!) превышать стоимость прямой аренды.

И это тоже деньги, которые должны были поступать в бюджет, если бы рыночная стоимость аренды была бы рассчитана должным образом.

Сложившееся в некоторых чиновничьих кругах убеждение, что рост арендной платы или величины налога может больно ударить по неимущим слоям сельского населения, есть не более чем популистика, не имеющая под собой никакого обоснования.

В этом вопросе уровень экономического мышления чиновников в сравнении с ушлыми землевладельцами и арендаторами, которые демонстрируют прекрасное знание предмета, выглядит просто убого.

Стоимость земли прямо пропорциональна величине дохода, которую можно с неё получать – это азбука.

КАМАЗ стоит дороже Газели, вовсе не потому, что его сложнее изготовить и требует для этого больше материалов, а потому что у него большая грузоподъёмность, что позволяет его владельцу при прочих равных получать больший доход от перевозки грузов.

Если человек владеет земельным участком реальной стоимостью в миллионы рублей, то он уже не бедняк, а достаточно состоятельный человек, владеющий собственностью, способной приносить ему очень даже приличный доход.

Поэтому несколько тысяч и даже десятков тысяч рублей налога никак не способны поколебать его финансовое положение.

– Земля есть, а бремя владения для собственника всё-таки непосильно?

– Значит, собственник не умеет или не хочет получать с неё соответствующий доход.

Тогда пусть продаёт и, положив в карман миллион – другой, едет отдыхать на Канары или займётся каким-нибудь другим более подходящим бизнесом.

Земля должна работать.

Если же его земельный участок по каким-то объективным причинам действительно стоит копейки, то есть, как не крутись, но способен приносить только мизерный доход, значит и налог (до 0,3% от кадастровой стоимости) составит те же самые копейки.

Нечто подобное можно сказать и про арендную плату. Если субарендатор готов платить арендатору тысячи и даже десятки тысяч рублей, значит, земля способна приносить доходы в 5—10 раз большие, чем его субаренда и нечего арендатору плакаться о непосильной плате тогда, когда она станет равной нынешней субаренде.

Работай, как положено – получишь соответствующий доход. -Не хочешь или не можешь работать?

– А зачем тогда тебе аренда, непосильные расходы и прочие хлопоты?

Впрочем, таких землевладельцев и арендаторов не надо воспитывать или отбирать силой их участки.

Воспитателем выступит экономическая целесообразность, основанная на реально рассчитанной, а не фиктивной кадастровой стоимости земли или рыночной стоимости её аренды.

Те, кто не может или не хочет нормально работать на ней, сами от неё и откажутся без демонстраций, перекрытия дорог и прочих эксцессов.

Пару недель назад в своём выступлении на расширенном заседании правительства президент республики, касаясь вопроса землепользования, рекомендовал муниципальным образованиям в целях повышения доходности местных бюджетов пересмотреть ставки земельного налога.

Предложение, безусловно, не спонтанное, а явилось результатом предварительного обсуждения с чиновниками в аппаратных недрах.

Но Президент или Глава правительства не могут знать всё на свете и наверняка никто из профильных чиновников не проинформировал их о реальном состоянии дел с кадастровой оценкой.

Судя по всему, чиновники даже не видят (или не хотят видеть?) эту проблему.

Вот и остаётся только варьировать величиной налоговой ставки, которая по закону не может превышать для земель, занятых жилищным фондом, личными подсобными хозяйствами, садово-огородными товариществами, а также земель сельскохозяйственного назначения 0,3% от их кадастровой стоимости.

При фантастически заниженной кадастровой стоимости для земель, например, сельскохозяйственного назначения, налог даже по максимуму – 0,3% – может составить порядка 1 рубля. И это в то время как при правильно определённой стоимости речь пойдёт уже о сотнях рублей за ту же самую сотку.

Если в масштабах республики в первом случае речь будет идти максимум о нескольких десятках миллионов рублей дополнительных поступлений в бюджет, которые ему что дробинка слону, то во втором – о миллиардах.

Например, если величина земельного налога возрастёт в среднем хотя бы в 10—20 раз, а это минимум, то речь пойдёт о цифре порядка 4—8 миллиардов рублей.

Чтобы получить такие же доходы от производственного сектора, потребуются инвестиции порядка 150—200 миллиардов рублей и, как минимум, 3—5 лет ожидания пока эти инвестиции начнут давать отдачу.

Напомню, что в настоящее время со слов президента инвестиции в производственный сектор экономики республики составляют лишь 8—9 миллиардов рублей. Почувствуйте, как говорится, разницу.

Что же касается необходимости помимо земельного налога поднять ещё, где в десятки, а где и в сотни раз несуразно низкую арендную плату за землю, приведя её в соответствие с рыночной, как того требует закон – вот где тоже таятся не меньшие миллиарды – то, судя по всему, это для чиновников, подносящих президенту «снаряды», тоже является тайной за семью печатями.

Здесь, думается, будет уместным вспомнить ещё одно совещание, что недавно проводил президент.

На нём – посвящённом привлечению инвестиций, он выразил недоумение, что по настоящее время не создан земельно-инвестиционный фонд РД, о котором говорил в своём послании Народному собранию. «… Почему– тоже надо разобраться».

Являясь противником создания государственных залоговых фондов и вообще, каких-либо финансовых подстраховок со стороны государства в коммерческих проектах я, тем не менее, выскажу предположение, что одной из причин того, что фонд не создан, является то обстоятельство, что наиболее лакомые участки давно приватизированы или находятся в долгосрочной аренде, хотя и продолжают успешно зарастать чертополохом или сдаются в субаренду.

Приличный фонд просто не из чего создавать.

Резюмируя, повторюсь, что нормализация кадастровой стоимости и стоимости аренды за землю не только создаёт два мощных источника пополнения бюджета, но и, как уже сказано выше, разблокирует оборот земель в пользу наиболее эффективных собственников, поскольку владение ею просто так, на всякий случай, или в целях передачи в субаренду потеряет смысл и даже станет серьёзным бременем.

Собственники и арендаторы будут вынуждены либо работать на земле, получая должную отдачу, либо сами добровольно откажутся от неё.

Это же во многом снимет и основу для всякого рода земельных конфликтов, о которых тоже говорилось ранее – халява кончится.

Кроме того, на 2—3 порядка возрастёт официальная капитализация земель – актива, который во всём мире используется в качестве залога при кредитовании.

Действия экономических регуляторов всегда дают мультипликативный эффект – положительный либо отрицательный.

То есть, если действительно хотим, как лучше и делаем это правильно, то получится ещё лучше. Ну и наоборот.

Бессмертная максима Черномырдина про то, что получается, как всегда, свидетельствует лишь о хронических ошибках, допускаемых этими самыми регуляторами.

V

При чтении предыдущих глав у читателя, возможно, возникал вопрос: – Не слишком ли легко автор жонглирует девятизначными цифрами?

– Десять миллиардов туда, пятьдесят сюда…

– В принципе, я как-то уже показывал на реальных примерах, что для того, чтобы иметь ежегодно 1 рубль в консолидированный бюджет, необходимо инвестировать в производство, как минимум, 10—20 рублей.

Поэтому и получалось что, например, создание в республике системы стационарных фоторадарных комплексов, фиксирующих нарушения скоростных режимов движения и способных принести в бюджет, допустим, миллиард рублей, для него – бюджета по своему эффекту равнозначно инвестициям в производственный сектор в размере порядка 10—20 миллиардов.

Это не считая того, что такие инвестиции ещё нужно суметь привлечь, а комплексы республика в состоянии осилить и сама (150—200 миллионов рублей).

Я не говорю уже о том, что плодов от инвестиций в десятки миллиардов надо ещё и ждать минимум, 3—5 лет, плюс риски, объективно присущие любому бизнесу, а фоторадары можно пустить в дело за год, причём каких-либо особых рисков не имеется.

Если перейти ещё раз от общих рассуждений про инвестиции в производство к конкретике, то, пожалуйста:

– В одной из публикаций «Дагестанской правды» на прошлой неделе сообщалось о проекте ОАО «Авиаагрегат» в 460 миллионов долларов – более 14 миллиардов рублей, которые, будут ежегодно приносить «в бюджетную систему РФ и внебюджетные фонды» порядка 1,2 миллиарда рублей.

То есть, для поступления 1 рубля в бюджеты всех уровней плюс внебюджетные фонды (пенсионный, ФОМС и пр.) необходимы более 10 рублей инвестиций в производство. Отнимаем из общей суммы поступлений положенное для федерального бюджета и внебюджетных фондов и увидим, что для республиканского бюджета не останется и половины от этих самых 1,2 миллиарда.

В результате получается то самое, на что я и обращал внимание, когда говорил об инвестициях в производство – для того, чтобы именно от этого проекта получить 1 рубль в бюджет республики, необходимо инвестировать в рассматриваемом случае даже 20—25 рублей.

(Напомню, что у меня для всего производственного сектора речь шла про «как минимум, 10—20 рублей». )

Это я не к тому, что не следует заниматься инвестициями, а к тому, что не следует одновременно с этим игнорировать инструменты, способные без особых инвестиций, а только благодаря оптимизации системы государственного управления приносить в бюджет несравнимо большие доходы.

Ещё одно и, думаю, самое интересное сравнение:

– В 2009 году экономическая мысль республики родила проект «Стратегия 2020», который впоследствии благополучно скончался.

О его «достоинствах» я имел возможность высказаться ещё два года назад и сейчас речь не об этом.

По проекту – допустим, он был идеален – в течение двенадцати лет республика должна была инвестировать, если мне не изменяет память, порядка 1,3 триллиона рублей.

В результате ВРП Дагестана должен был возрасти где-то раза в четыре, ну и, соответственно – поступления в бюджет.

Так вот, озвученные в настоящей публикации предложения позволяют увеличить поступления в бюджет даже более, чем было заложено в этом проекте.

То есть, эффект для бюджета от них, не менее чем от тех же инвестиционных 1,3 триллионов.

Правда, имеется и разница – не нужно ждать 12 лет, не нужны 1,3 триллиона рублей, которые по проекту непонятно откуда должны были взяться и отсутствуют риски того, что инвестиции не дадут ожидаемой отдачи.

Просто, в течение 1—2х лет необходимо приложить достаточно внятные усилия организационного характера, направленные на то, чтобы заставить нормально работать тот потенциал, которым в настоящее время располагает республика, и в дальнейшем эту норму, если не совершенствовать, то хотя бы просто поддерживать.

К тому же, время, как известно, это деньги.

Если же воспользоваться расчётами с использованием элементов финансовой математики, приходишь к выводу: – Десять лет выигрыша, в сравнении с проектом «Стратегия 2020», помимо прочего, означает, что суммарный эффект для бюджета от предлагаемых усилий к 2020 году будет эквивалентен тому, что он – бюджет получил бы за это же время от инвестиций на общую сумму, как минимум в 18 триллионов (!) рублей, которые принесли бы в бюджет порядка одного триллиона вполне реальных, хрустящих рублей.

Может, получение такого или даже пусть в десять раз меньшего результата стоит предлагаемых усилий?

Вот вам и «Стратегия 2012», никак не связанная с поисками таких желанных, но слишком уж пугливых инвесторов.

Называю по пунктам:

1. Вывести из тени хотя бы 40—50% дагестанской экономики.

2. Заставить работать на полную мощность все статьи КоАП. (Особое внимание созданию системы стационарных фоторадарных комплексов.)

3. Произвести пересмотр кадастровой стоимости земель в республике, приведя её в соответствие с реальностью.

4. Пересмотреть стоимость аренды земель в республике, имеющих статус арендованных, приведя их в соответствие с реальной, а не псевдо рыночной.

VI

Относительно прошлой главы, где говорилось о земельных отношениях, автору были высказаны опасение, что пересмотр кадастровой стоимости и стоимости аренды может привести к неприятным вещам:

– Во первых, арендаторы разбегутся и земля окончательно придёт в запустение, а в бюджет перестанет поступать даже та малость, которая поступала.

– Во вторых, увеличение абсолютной величины земельного налога отпугнёт потенциальных инвесторов.

Убеждён, что опасения напрасны.

Если разбегутся, то только арендаторы, являющиеся фиктивными земледельцами.

Зато на эти места придут их же субарендаторы – реальные земледельцы, которым, в принципе, всё равно кому – прежним арендаторам или государству платить то, что они и так платят.

Выявится немало и других арендаторов, которые готовы заняться сельскохозяйственным производством, да сейчас негде – всё схвачено, законсервировано и не подступишься.

Тогда же, в разговоре я припомнил историю трёхлетней давности, когда, будучи в одном из крупнейших по площадям земель сельскохозяйственного назначения, районе с удивлением узнал, что там в предшествовавшем году поступления в местный бюджет от земельного налога составили аж целых 60 тысяч рублей. А ещё больше удивился, когда мне сказали, что в районе имеются земельные участки, которые сдаются в субаренду за те же самые 60 тысяч…, но за один гектар.

Думаю, комментарии излишни.

Что же касается инвесторов, которых может отпугнуть увеличение земельного налога, то для серьёзного инвестора даже максимальная ставка налога – 0,3% от реальной а не анекдотичной кадастровой стоимости не может превратиться в страшилку.

Он ведь нацелился на приличный бизнес, с соответствующей отдачей, а не на работу через пень-колоду или откровенное безделье.

К тому же, размер налоговой ставки это инструмент, которым, местная власть, должна регулировать земельные отношения, добиваясь максимальной эффективности использования земель. Именно для этого закон и предоставляет власти право варьировать ею.

– А каким инструментом она является сейчас?

– Да никаким.

Когда собственник земельного участка платит налог в размере 100—150 рублей в год за гектар, то для него что он – этот налог есть, что его нет, что ставка 0,1%, что 0,3%, по большому счёту, без разницы.

Поэтому обещания государства снизить на какой-то период величину этого налога или даже отменить его не способны вызвать у того какие-либо особые эмоции.

А теперь вновь обратимся к промышленности:

То, что дагестанская экономика должна быть инновационной, что необходима модернизация и пр., и пр., давно уже стало общим местом. Как и то, что для этого нужны инвестиции, инвестиции и ещё раз инвестиции.

Они нужны Дагдизелю, заводу им. Гаджиева…

– Сожалею, но вряд ли такое исполнится.

Ни один частный инвестор в здравом уме не вложит в их развитие ни одной копейки.

Ему проще построить с нуля новое производство на пустом месте, чем вкладываться в этих агонизирующих мастодонтов, давно уже прошедших точку невозврата.

Кстати, не вложит он, скорее всего, и в строительство с нуля во что-нибудь машиностроительное вообще.

Для этого у него должны быть достаточно серьёзная мотивация.

Вот, строительство стекольного или цементного заводов может мотивироваться, например, наличием сырьевой базы.

– Судостроение?

– А в чём наше конкурентное преимущество перед цепочкой судостроительных заводов, расположенных, начиная с Астрахани вверх по течению Волги, не говоря уже о заводах на морских и океанском побережьях России, чтобы приглянуться инвесторам?

Нечто подобное можно сказать и про электротехнику, авиастроение и пр.

Ностальгирующим же по советским временам, можно сказать, что и тогда строительство предприятий судо, авиа, приборо, радио и прочего строения в республике не имело своего рационального экономического обоснования.

Куда экономичнее было возводить их, где-нибудь в средней полосе России или на Урале.

Фактически это были решения чисто политического характера.

Отсталую во всех отношениях республику центр пытался поднять через искусственную индустриализацию.

Переход к рыночной экономике свёл почти к нулю результаты этой работы.

Дагестан, в отличие от многих других российских регионов, не смог сохранить многое из того, что создавалось десятилетиями и никакой частный инвестор теперь уже не будет заниматься подобной благотворительностью.

– Ну и как быть?

– Думаю, что именно в этом вопросе – развитие высокотехнологических отраслей промышленности – нам остаётся полагаться только на свои силы.

Некоторые наши предприятия, для перечисления которых много даже пальцев одной руки, пытаются так и поступать, но, к сожалению, их собственные скромные финансовые возможности не позволяют осуществить что-то прорывное и масштабное.

Суммарный вклад дагестанского машиностроения в ВРП республики сегодня ничтожен и каких-то революций здесь, судя по всему, не ожидается.

Хочется же, всё-таки, чего-то инновационного и одновременно масштабного. Чтобы на острие прогресса, чтобы республика пошла широким шагом.

– А разве не таков случай с «Авиаагрегатом» и его многомиллиардным проектом?

– Прежде всего, замечу, что, он один такой и ничего другого – подобного на горизонте нашего машиностроения вроде как не видно.

К тому же, не следует заниматься самообманом.

Отдавая должное усилиям руководства этого предприятия, которое, не паразитирует подобно многим другим, на сдаче в аренду площадей для торговли и услуг, а ищет пути не только сохранения, но и развития производства, нужно понимать, что его проект, скажем аккуратно, не особо рыночен.