скачать книгу бесплатно
Малика, вытирая слезы, уходит домой.
В этот момент на балахоне зажигается свет, слышатся крики. По лестнице сбегает Махмуд, усатый человек в синей майке и черных трусах.
– Исак-ака! Можно от вас позвонить? Мамура рожает!..
– Идём. Только Броня ещё спит. Я тебе телефон в окно протяну.
Исаак скрывается за дверью. Через некоторое время выносит эбонитовый телефон на подоконник. Махмуд торопливо набирает «03».
– Алло, скорая?.. Приезжайте скорее! Жена вдруг рожает!.. Температура? Не знаю… Сколько лет? Мне? Ах, ей? Тридцать, наверное… Фамилия? Как её фамилия? Это… Туйчиева… Адрес? Балыкчинская, шестнадцать! Я вас очень прошу, быстрее!
Махмуд бежит наверх, выводит жену Мамуру. Она держится за огромный живот. Махмуд осторожно ведет её по скрипучим ступенькам.
И снова всё на сцене застывает в стоп-кадре.
Рассказчик поднимается по лестнице».
– …Заказ-самса! Кому заказ-самса? Пирожки! – Крик торговки отрывает меня от чтения. Женщина со старой детской коляской подходит к нашему боксу. – Дядя Боря, кушать принесла! Горячие! Руки мойте!
В коляске, под чистенькой тряпкой золотятся бока заказ-самсы, здесь же большой китайский термос, пиалушки, бумажные салфетки. Полный сервис. Или, как говорили на газстейшн, «фул-сервис».
Дождь прошел, и воздух изумительно чист. Сидим, устроившись на низеньких табуретках, постелив на ящик из-под патронов газетку. Едим обжигающую вкусную самсу.
Иногда такие уличные перекусы во сто крат лучше, чем ресторанное застолье.
– Молодчина Сокина-апа, не халтурит! – довольно говорит Боря, запивая чаем самсу. – И тесто хорошее, слоеное, и мяса достаточно… И думба. Всё как полагается.
– Да, вкусно.
Асик молчит. Что ему, бестелесному, до этого праздника живота?
И вдруг прорезается:
– «Какая, на фиг, пицца с заказ-самсой сравнится»! – декламирует он крикливо.
– Что это ты улыбаешься? – спрашивает меня Боря.
– Да так, вспомнил… Дядь Борь, а вы помните, в Ташкенте был такой милиционер с огромными усами, Махмуд Муйлов? Обычно он на перекрестке около цирка стоял…
– Какой ещё Махмуд? Его звали Абдужаббором! И мы были друзьями. – Боря улыбается. – Хороший был человек. Только рано ушел. А чего ты о нем вдруг вспомнил?
– Как вам сказать? Он… один из персонажей моей пьесы. Он был нашим соседом.
– А ты где жил?
– На Балыкчинской, около зоопарка.
– Неправда! – возмущенно говорит Боря. – Мы с Абдужаббором жили здесь, на Кашгарке. Вот на пригорке, примерно где грузовик сейчас стоит, за кожевенным цехом наш тупичок был.
– Может, вы путаете что-то? Его ещё в кино снимали…
– Снимали… Но его точно не Махмудом звали! Абдужаббором! Это ты что-то путаешь!
– Облажался, писатель! – довольно говорит Асик. – Вот куда заносят твои фантазии!
– Да ничего я не перепутал. Он жил в нашем дворе! – отвечаю я Асику.
Вслух добавляю:
– Может, он был в Ташкенте не один такой?
– Не знаю. Я только одного знал, регулировщика Абдужаббора!
Он встает, хмуро смотрит на меня.
– Ладно, работать надо.
Я беру в руки пьесу, читаю.
«Гордость нашего двора, своего рода знаменитость – Махмуд-ака Муйлов! Он работал в милиции, в ОРУДе. Сейчас бы его называли гаишником. Он стоял в самом центре Ташкента и регулировал движение. Машин тогда было мало. Движение было спокойным и размеренным. Однажды его сняли для киножурнала, конечно, за его великолепные усы! Потом весь наш двор ходил несколько раз в летний кинотеатр в парке Тельмана, чтобы посмотреть на Махмуда-аку! Мы им очень гордились! А потом все кому не лень стали его снимать в кино, и постепенно к этому привыкли. Каждый документальный фильм о Ташкенте начинался с кадра, где Махмуд-ака регулирует движение. А однажды в Ташкент приехал легендарный маршал Семен Буденный. Из своего «ЗИСа» он увидел нашего соседа, Махмуда-аку. Попросил остановиться. Вышел, поздоровался с ним. Как рассказывают, попросил зеркало и стал сравнивать свои усы с усами Махмуда. Потом снял с себя часы и подарил их ему! Мы, мальчишки, всё хотели хоть краем глаза взглянуть на эти знаменитые часы, но Махмуд-ака сказал, что они переданы на вечное хранение в музей ташкентской милиции. Вот так! А дома Махмуд-ака был скромнейшим человеком. Он делал плов, лучше которого я после этого никогда не пробовал. У него было пятеро детей, и все девочки! Его успокаивали, хвалили, мол, делать девочек, дорогой Махмуд, это ювелирная работа! Но он только нервничал и кричал, что он не хочет быть ювелиром, а хочет иметь сына, наследника! Махмуд-ака… У него в кармане всегда находилась какая-нибудь ириска или курт для всей ребятни двора. До сих пор я вижу его в старых фильмах… Ещё молодого, с огромными черными усами».
Рассказчик снов возвращается в зрительный зал, а сцена снова оживает.
– Ой… Мама… Ой, вот… Уже! Ой! Махмуд-ака! Ой, умру! – кричит, кусая губы жена Махмуда, Мамура.
– Ну потерпи… Сейчас скорая приедет… Вот, только осторожнее. Здесь доска сломана…
– «Сломана»! Я вам уже два года про эту доску гнилую талдычу, а вы все никак не почините! Ой, что же это? Ой! Начинается!
– Потерпи…
Зажигаются окна квартир. На шум выходят соседи, инвалид Жданов. Он без одной ноги, опирается на костыли и его жена, Ольга.
– Что случилось? Ой, Мамурочка, началось, что ли?
– Ещё как! – Мамура всхлипывает, бьет кулачками Махмуда по плечу. – Это ты, ты во всем виноват!
– Я?!
– А кто же! Легулировщик!
– Ты че плачешь-то? – спрашивает, зевая, Жданов.
– Больно-о-о!
– Потерпи, голубушка. А скорую вызвали? – спрашивает Ольга.
– Да вот, ждем!..
– На скорую надежды мало! Машину надо ловить. А может, на трамвае? – предлагает Жданов.
– Еще чего придумал! «На трамвае»!
– А чего? Был бы о двух ногах, на руках донес бы!
Постепенно двор заполняется соседями. Выходят жена Исаака Бронислава, Кумуш с Лолой, София Илларионовна с накрученными бигудями. И ещё соседи без реплик и имён».
– Да, – задумчиво произносит Асик. – Если бы сюда еще прибавить многочисленных детей этого двора, была бы интересная сцена. Настоящая воскресная толкучка на Тезиковке!
– Я же говорил – в театре лучше без детей! – отвечаю я. – Это в кино можно… Ну же, читай!
«– Олечка, что за шум? Невозможно заснуть! – раздраженно говорит София Илларионовна.
– Да вот, у Мамуры схватки начались…
– Как? Опять?
– Не опять, а снова! Доброе утро, София Илларионовна!
– У меня в одиннадцать генеральная репетиция! Я буду ужасно выглядеть! Какой-то кошмар! У меня нервная работа! Мне необходимо выспаться!
– Эх, Софа, Софа! Разве дело во сне? – Жданов присаживается на крыльце. – Вот вам уже сколько лет?
– Женщинам подобные вопросы не задают! – почти зло произносит актриса.
– Вот-вот… А всё мечтаете Дездемону сыграть!
– Во-первых, не Дездемону, а госпожу Бовари! А во-вторых, Жданов, вы невоспитанны и грубы!
– Ох-ох, госпожа, простите, пожалуйста! Вот интеллигенция! Здесь человек на свет рождается, а ей, видите ли, спать не дают!
– Если бы я была мужчиной, я вызвала бы вас на дуэль!
– Меня? На дуэль? – Жданов хохочет. – На саблях или на пистолетах?
Софья уходит, смерив Жданова выразительным взглядом.
Все, кроме Мамуры, смеются.
Из правой двери балахоны выходит Хабиба. На плечах шаль, в руке – папироса.
– Что случилось? – спрашивает она.
– Меня Софочка на дуэль вызвала!
– У Мамуры схватки, а скорой нет до сих пор…
– Ой… Не могу больше! Ой, мамочка! – стонет Мамура.
– Я помогу… – говорит Хабиба.
– Не надо мне твоей помощи! – вдруг кричит Мамура с неприязнью, глядя на неё.
– Мамура, что же ты так? Она хочет помочь тебе! – говорит Ольга.
– Пусть лучше себе поможет!
– Слушайте, успокойте свою женушку! – говорит Хабиба Махмуду. – Это может плохо кончиться. Я говорю это как врач…
– Да, я знаю…
– О чем это вы там шепчетесь? – подозрительно спрашивает Мамура.
– Мамура…
– Тридцать лет как Мамура! – истерично кричит женщина. – Я всё, всё вижу. Своего мужика нет, так на чужих заглядываешься! Глазки строишь!
– Вы понимаете, о чем говорите?! Вы… Вы не в себе!
– Понимаю! Я тебя насквозь вижу! В расцвете лет, молодая, красивая, а пять лет без мужика!
– Возьми себя в руки… Хабиба – опытный врач, она поможет тебе… – говорит примирительно Бронислава.
– Не надо мне… Ой! Больно!
– Ну всё! Хватит! – решительно говорит Хабиба. – Так, наверх ей не подняться… Исаак Давыдович, роды будем принимать у вас в квартире. Жданов, пожалуйста, поставьте кипятить воду. Скорее, Броня, помоги ей встать… Махмуд, что сидишь!
Она быстро поднимается к себе, выходит в белом халате. Двор приходит в движение. Мамуру с трудом заносят в дом Исаака. Жданов начинает разжигать примус, Ольга бежит за водой, Кумуш несет чистые простыни. Женщины скрываются в доме.
– Прямо военно-полевой госпиталь! – говорит Жданов».
– Включи зажигание! – кричит Боря.
Я завожу машину с первого поворота ключа.
– Ну как? Есть разница? – Боря знает, что разница, да ещё какая, есть, и улыбается.
Двигатель моей машины, который до этого астматично чихал и внутри которого звенели невидимые колокольчики, работал сейчас тихо, ровно и сильно.
– Конечно, Боря! Ты волшебник! – сказал я.
– Ладно тебе! – почти с ревностью произнёс Асик. – «Волшебник»! Этих работяг никогда нельзя перехваливать! А то или нос задерут, или цену себе начнут заламывать!
– Ты стал мелким занудой! – жестко говорю я Асику. – За любой труд надо платить достойно!
– Конечно! – В голосе Асика сквозит ирония. – Теоретически ты прав. Но вспомни, сколько раз тебя надували, не моргнув глазом. О какой достойной оплате ты говоришь?
Асик тут прав. Было такое. И не раз.