скачать книгу бесплатно
«Да, Асик, ты во многом прав!» – подумал я.
Но Асик молчал.
«Обычный ташкентский двор конца пятидесятых – начала шестидесятых годов прошлого века. Слева виднеются кладовки, сортир с деревянной трубой, мусорный ящик. Посреди двора – чугунная водопроводная колонка, кусты сирени, на втором плане – старый двухэтажный дом с облезшей штукатуркой. По всей видимости, его много раз перестраивали и достраивали, и сейчас, с разнокалиберными окнами и дверьми многочисленных квартир, он выглядит немного нелепо. На втором этаже – балахона, на которую ведет старая скрипучая лестница. Справа – покосившиеся ворота, почтовые ящики, ствол чинары».
Вдруг почувствовал присутствие Асика. Он вернулся, поняв, что я лично не буду участвовать в ремонте машины.
– Ну, это ещё терпимо, – услышал я его голос. – Ты просто констатируешь факты. Сухо. Буднично. Конкретно. Молодец, умеешь. Иногда.
«Наглая рожа», – подумал я про себя, но, как я уже говорил, Асик умел читать мои мысли.
– Прежде чем делать такие заявления, посмотри на себя в зеркало! Ты ведь не видишь меня! Может, я в сто раз лучше? А ты – «наглая рожа»! Эх!
– Ладно, извини, Асик, постараюсь больше не обижать тебя. Давай, читай дальше.
– С выражением? – съязвил Асик. – Ладно, ладно, не крути так желваками! Читаю!
«Ещё ночь, но небо уже светлеет перед рассветом.
Рассказчик снов обходит двор, вглядывается в темные ещё окна. Подходит к колонке, приникает к воде. Затем приставляет к стволу чинары лестницу, поднимается на дерево». Ремарка кончилась, идет текст твоего Рассказчика: «Мы с Гришей и Пашей соорудили наверху целый дом из старых досок, тряпок и картона. Как только наступали теплые дни, мы проводили здесь почти все время. Родители разрешали даже спать там. О нас забывали, и мы видели наш двор как на ладони. Сколько секретов мы узнали о наших соседях! Именно отсюда был виден душ, где в жару купались не только мужчины».
Асик рассмеялся.
– Значит, подглядывали? Да, «Тимур и его команда»!
– Читай, не отвлекайся!
«Здесь, наверху, был целый мир. Сколько мне было тогда? Лет тринадцать или четырнадцать. Именно здесь я плакал от горечи первой, неразделенной любви. Её звали Лола. Она была года на три старше меня». Снова ремарка: «Слышится приглушенный смех, шепот. Рассказчик снов оглядывается, встревоженно прислушиваясь». «Вот… Это она… Моя первая любовь… Правда, она так никогда и не узнала, как я её любил. В детстве разница в три года – это целая пропасть. А потом, девчонки взрослеют быстрее. По всем признакам. Ты ещё тощий скелетик с пробивающимися усиками, тонкими ручками и ребрышками наружу, а у них уже вырисовывается «гитара» и рвутся передние пуговицы на шелковых блузках. В тот день я слышал её голос и догадывался, что она целуется с каким-то ненавистным мне парнем.
– Ну всё, всё! Мне надо домой… Мама заругает! – шепот Лолы.
– Ну ещё минутку! Я тебя люблю, Лолка! Сильно-сильно!
– Пусти… Ой, ты мне кофточку помял!.. Смотри, звезда полетела! Загадай желание!
– Это спутник! – поправляет её парень.
– Фу ты какой! «Спутник»! Это звезда! Наша с тобой звезда… Ну всё…»
– На самом деле «всё!» Всё, хватит этих лирических соплей! – сурово произнес Асик. – И ты ещё удивляешься, почему режиссер не взял твою пьесу? Он правильно сделал! Первая сцена, а зритель ничего не видит! Только слышит! Это тупость и идиотизм! Театр тебе не радио! Не у всех такая богатая фантазия, чтобы по звукам понять, что происходит сейчас за кулисами. Если бы ты написал, что всё это происходит на сцене, у нас на глазах, зритель бы с интересом смотрел твой «спектакль». Представь, этот парень целовал бы её, прижимался бы к твоей Лоле. А она делала бы вид, что отстраняется, а на самом деле сама приникает к нему. А может быть, он и под платье…
– Замолчи, дурак! Мне хотелось показать целомудренность моей героини! – закричал я.
– По-моему, ты с луны свалился! Отстал ты от реальности! Что сейчас показывают на подмостках всего мира? Клубничку, дешевые пошлости, кривляния. Или кровавые смертоубийства! И именно это очень нравится простому зрителю, который приносит свои денежки в театр. Всё везде одинаково – что на пресловутом Бродвее, что в Париже, что в Москве, что у нас. Ну, конечно, у нас всё скрытнее и завуалированней. Но всё же! Этот режиссер знает свое дело!
– Слушай, Асик, ты ведь мне друг?
– Не знаю. Местами… – Асик засвистел мелодию: «Как много девушек хороших, как много ласковых имен…»
– Но ты должен меня понять, что тогда было другое время, другие отношения!
– Конечно, тогда и урюк был слаще, и снег холоднее! Слышали! И секса тогда не было! – категорически отрезал Асик.
Вспомнил, паразит, как одна задубевшая от неловкости девушка на телемосте «СССР – Америка» ляпнула на весь мир: «В СССР нет секса!» И лукавый Познер раздул (как он это хорошо умеет) эту нечаянно брошенную фразу. И началось, и закрутилось! «У нас нет секса! Все слышали? Нет, и всё тут! А во всем виноваты эти «совки»! Именно в это время почти все соревновались, как лучше и забористее окунуть собственное прошлое в грязь, как перечеркнуть то, чем мы жили. И эта фраза девицы с двумя извилинами в голове покатилась по всему свету, добавляя ко всем «огоньковским» и другим «разоблачениям» некий шарм, некую достоверность. «Нет секса!» Ну конечно – «Империя зла», что с неё взять? Бедные, бедные! Как же это они там живут?»
Асик, прочитавший мои мысли, сказал мрачно:
– Послушай, автор! Но ведь ты сам, сам был недоволен, был даже зол на то, что тебя тогда окружало, что составляло суть той жизни! Ты сам прилипал к приемнику и слушал на коротких волнах сквозь помехи глушилок «вражеские голоса». И чаще соглашался! Так что не заводись сильно! А то не хватает сейчас детского восторженного крика: «Спасибо партии и правительству за наше счастливое детство»!
На самом деле, я очень любил наш приемник «Восток», но больше слушал радиостанцию «Цейлон». Сквозь шипение, свист и перестук морзянок звучала изумительная музыка. Ритмичная, манящая. Потом я узнал, что это были песни Элвиса Пресли и Фрэнка Синатры. А тогда мы просто слушали «Зе рэдио оф Силон». И в наших головах возникали образы каких-то чудесных стран.
– Хозяин, – вовремя отвлек меня дядя Боря. – Надо кое-что подкупить по мелочам. А то магазин закроют.
Я отсчитал деньги на запчасти.
– Боря, а сколько работа будет стоить? – спросил я неуверенным голосом.
– Что, проблемы с деньгами?
– Как тебе сказать…
– Не волнуйся: не хватит – потом вернешь, мы ведь не первый день знакомы, – великодушно сказал Боря и ушел в автомагазинчик у ворот станции.
– Вот, отдаешь остатки гонорара за высокое произведение киноискусства – «Развитие машинного доения в Сурхандарьинской области»! – с сарказмом произнес Асик.
– Асик, как же ты любишь сыпать соль… на раны… Читай, а!
– «Не сыпь мне соль на раны, они и так зудят!» – пропел Асик и принялся читать пьесу. – Так, Рассказчик снов продолжает:
«Воспоминания… Они как сны. Иногда они бессвязны, а иногда конкретны, осязаемы. Как сейчас. Я, ещё мальчишка, там, наверху. И мне всё видно и всё слышно! Закрыть глаза и уши или упасть с дерева и разбиться насмерть прямо перед той девочкой из нашего двора, Лолой… Но вы меня не увидите. Вы увидите мои сны. Сны о моем городе, о Ташкенте, о нашем дворе, о моей первой любви…» Пошла ремарка: «Лола входит во двор. Она счастливо улыбается, напевает чуть слышно «Венский вальс» Штрауса, пританцовывает, кружится вокруг сирени. Скидывает туфельки на высоких каблучках, заходит за угол, стягивает с себя нарядное платье, надевает ситцевый халатик, домашние тапочки. В это время из дверей одной из многочисленных квартир выходит Исаак Давыдович с чашкой в руках. Наблюдает за танцующей девушкой. Кашляет. Лола испуганно оглядывается.
– Ой! Как я испугалась!
– Доброе утро… – улыбается Исаак.
– Здравствуйте, Исаак Давыдович…
Она пытается выглядеть серьезной, потом вдруг прыскает. – Я, наверное, похожа на дурочку?
– Почему? Совсем-таки нет!
– Только вы маме – ни-ни…
– Договорились… А ты здорово танцуешь!
– Мне кажется, я сейчас подпрыгну и полечу!
Подходит близко, шепчет на ухо:
– Дядя Исаак, я, кажется, влюбилась!
– Это не может казаться, девочка! Или любовь есть, или её нет!
– А вы… Вы влюблялись?
– Я? А почему нет? Каждый нормальный человек хоть раз в жизни болеет той странной болезнью. Хотя нет. Встречаются и те, кому это неизвестно. Но это несчастные люди, которые даже не подозревают об этом. Инвалиды души.
Лола, прихватив туфли и платье, осторожно лезет в окно.
Исаак подходит к водопроводу, наливает в чашку воды, сыплет из маленького пакетика лекарство, пьет, задумчиво присаживается на приступку крыльца.
За окном слышится грохот разбившегося стекла.
– Где ты шляешься? – голос матери Лолы.
– Мама, ну прошу, не кричи! Соседи услышат!»
Асик перестает читать.
– Слушай, ну почему многие сцены ты прячешь от зрителя? Это так интересно – как реагирует мать этой твоей Лолы на её ночные приключения!
– Иногда лучше додумать, – сопротивляюсь я.
– Ты отстал от жизни. И от театра! – говорит Асик менторским тоном. – А следующая сцена, с этим железнодорожником, о чем она, можешь мне объяснить? Читаю.
«Из своей квартиры выходит Тельман. На нем форма железнодорожника, в руках маленький чемоданчик. Он открывает пачку «Севера», долго разминает папиросу. Закуривает, замечает соседа.
– Доброе утро, Исаак Давыдович…
– А, Тельман… Здравствуй…
– Что, не спится?
– Да вот, бессонница замучила. Ровно в три, как петух, просыпаюсь, ворочаюсь и никак не могу заснуть.
– А вы попробуйте до ста досчитать. Например, один вагон, два вагона, три вагона – ну и так далее… И заснете!
– И до тысячи считал, правда не вагонов, – не помогает.
– Ну, тогда перед сном надо стопочку выпить…
– И это я пробовал. Ерунда… Знаешь, даже хорошо. Каждый день солнышко встречаю. А ты что так рано?
– Сегодня важный день… Поведем состав в двести вагонов! По примеру донецкого машиниста-стахановца Титаренко. Слышали про такого?
– Кто же не знает орденоносца Титаренко?
– Товарищ Васлиев, наш секретарь парткома, вчера нам сказал: «Ваше начинание – бросок в будущее! В коммунизм!» Красиво?
– Красиво… Но зачем?
Тельман подходит к Исааку ближе и, понизив голос, говорит:
– Только между нами… Я тоже так думаю. Зачем эта показуха? Но я вам ничего не говорил, ладно?
– Конечно!»
– Так, о чем эта сцена? – настойчиво повторяет Асик.
– А о том, что жили мы тогда по двойным стандартам: думали одно, говорили другое! – злюсь я.
– И кому это сейчас интересно? Всё это в прошлом, и поэтому это скучно!
– Если тебе скучно, тогда не слушай и не читай!
– Не нервничай так! Я же по-хорошему. Вот, пожалуйста, монолог об Исааке Давыдовиче. Почему именно о нем? И вообще, кто у тебя главный персонаж?
– Все в моей пьесе одинаково важны, неужели не понял? А главный персонаж – Рассказчик снов. Пожалуйста, почитай, я устал.
Асик читает:
«Исаак Давыдович… Когда я вспоминаю о нем, у меня сжимается сердце. Он работал продавцом в обувном магазине на улице Кирова. Его жена Броня продавала газировку на углу Лахути и Энгельса. Гриша, их сын, был моим лучшим другом, и когда его мама звала его к обеду, Исаак Давыдович строго говорил ей: «А почему только Гриша? Что, у тебя не хватит тарелки супа и для него?» Позже я узнал, что Исаак Давыдович пережил три еврейских погрома, в которых погибла вся его родня. А в сорок первом, когда они бежали из Одессы, от осколка фашистской авиабомбы погибла их десятилетняя дочка. Исаак Давыдович был очень добрым, особенно любил детей. Он был очень остроумным, но, когда шутил, глаза его оставались грустными. Он приносил из магазина оберточную бумагу и химические карандаши и учил нас с Гришкой рисовать. «Относись к людям так, как ты бы хотел, чтобы они относились к тебе», – сказал он мне как-то. Иногда я наблюдаю за людьми, за их поступками и думаю: не было у них в детстве своего Исаака Давыдовича».
Асик промолчал.
«То утро трудно назвать спокойным. Где-то рядом слышатся заливистые милицейские свистки. Исаак прислушивается. Неожиданно с крыши сарая спрыгивает молодой парень с усиками, Гамлет. Сталкивается с Исааком.
– Здрасьте… – Он тяжело дышит от бега и оглядывается по сторонам.
– Доброе утро.
– Это… А где у вас здесь уборная?
– Туалет? Вот он, перед вами. Но я бы посоветовал пройти вот сюда.
Он открывает дверь кладовки. Гамлет быстро заходит в темноту. Исаак запирает дверь, пододвигает бочку к двери. В этот момент во двор вбегают капитан милиции Тохтаев и два милиционера.
– Никого тут не видели?
– Нет… А что?
– Да я своими глазами видел: он в этот двор нырнул!
– Посмотрите везде!
Милиционеры рыскают по двору, заглядывают во все углы, за мусорные ящики, в сортир.
– Я же вам говорю, сюда никто не заходил…
