Воины света

Я проснулся, когда ядовитое облако газа, принесенное ветром с поля битвы, уже рассеялось, а на горизонте золотился рассвет.

Ивона по-прежнему лежала у меня на груди, такая тихая и спокойная. Ее тело еще хранило тепло, но тонкие пальцы уже похолодели. Она была мертва.

Все в гостиной были мертвы. Все, кроме меня.

В глазах Тотского промелькнуло нечто похожее на восхищение, а голос стал более возбужденным:

– К тому времени я прожил всего тридцать пять лет, и это была моя первая смерть. Я медленно ходил по комнате, глядя на безжизненные тела людей. Сначала меня охватило смятение. Хрупкие человеческие жизни, так внезапно прерванные роковым стечением обстоятельств, сколько еще прекрасного могли принести они в этот мир. Написать симфонии, гениальные холсты или поэмы. Но уже не смогут, никогда. Чтобы пережить потрясение мне потребовалось расслабиться. И вскоре на смену смятению пришло разочарование.

Я смотрел на безжизненные тела людей, уже начавшие застывать и вдруг заметил, что они словно пусты. Холодные, грубые, искаженные предсмертной судорогой. В них уже не было той искры, которая придавала им уникальность. Мертвая плоть и ничего более.

Ветер, залетевший в окно вместе с пленительным ароматом роз, закружил разбросанные по полу листки бумаги. Строки стихов, ноты и карандашные наброски. Все что осталось от моих погибших гостей. Сад продолжал цвести, птицы пели и солнце дарило тепло, но они уже не могли этим насладиться, а я мог. Только я один.

Тотский неожиданно откинул в сторону трубку и, усевшись вертикально, заглянул Сергею в лицо, в его замутненных глазах вспыхнул настоящий восторг.

– И в эту минуту я вдруг осознал, в чем заключается мой дар! – вновь возбужденно заговорил он: – Да, я не смогу написать симфонию, создать вторую «Джоконду» или вдохнуть искру в слова, но я могу понять и оценить красоту созданную смертными. В превосходной степени. Так, как никто другой! Могу насладиться стихами и картинами, когда их авторы уже превратятся в прах, и сравнить созданное ими с шедеврами будущего.

Я рожден быть ценителем всего, что даруют зрение, слух, вкус, обоняние и осязание. Всех граней прекрасного, что есть и будет в этом мире.

Когда-то мой отец сказал, что я бесполезен, ибо не прошел жестокий обряд инициации, как было положено по законам клана, но он ошибся. Он мертв. И многие из нашего вида давно погибли лишь потому, что не нашли себе места в новом мире. А я живу, и наслаждаюсь каждым мгновением своей жизни, потому что умею понимать и ценить, то, что они просто не замечали.

Завтра я подарю Кире бессмертие, научу ее так же понимать и ценить красоту, все достижения, созданные для нас людьми. Мы будем идти вместе, по бесконечной дороге в будущее, двое совершенных прекрасных созданий, и она будет любить меня вечно.

К концу этой пламенной речи, голос Стаса уже начал сбиваться, взгляд окончательно помутнел. Закончив фразу, он устало опустился на подушки и прикрыл глаза.

Сергей ощутил, что и сам уже теряет контроль над телом, он с трудом добрел до кровати и рухнул в одежде, прямо поверх одеяла. Но ни смотря на дурман, ему все же удалось почувствовать, что в рассказе вампира скрывалось что-то неправильное. Он даже не мог точно отдать себе отчет, что именно вызывало у него неприятие. Вроде бы зла Стас никому не причинял и не желал, но все же было в этой истории нечто бесчеловечное.

Ведь окажись сам Сергей в подобной ситуации он был уверен, что первая мысль, которая пришла бы ему в голову среди погибших друзей, была бы: «Почему не я?».

Следящим утром Донцов проснулся очень рано, разбуженный громкими звуками доносящимся со двора. Это было похоже на грохот падающих досок, лязг железа и гул автомобильного двигателя, время от времени перемежаемых грубой матерной бранью.

Он неохотно открыл глаза: после вчерашнего страшно пересохло во рту, а голова будто налилась свинцом. Поморщившись, Сергей прислушался к звукам с улицы в надежде, что ему просто приснилось. Но они не прекращались, более того: становились все громче.

Чертыхнувшись, он встал с кровати, хлебнул воды из остывшего чайника и выглянул в окно. Увиденное вызвало настоящий шок.

Во дворе суетились несколько крепких мужиков. Они споро выгружали кирпич, мешки с цементом и доски из кузова стоящего у ворот грузовика.

«Ну вот, этого мне только не хватало!» – раздраженно подумал Сергей, – «Видать, участок перепутали, идиоты! Все мамины кабачки сейчас затопчут».

Наспех натянув свитер и кроссовки, он выскочил во двор в надежде предотвратить катастрофу. Но масштабы разрушений привели его в полное отчаянье. Огород было уже не спасти.

– Эй, мужики! Какого черта? Что вы тут делаете?! – едва сдерживая гнев, накинулся Сергей на первого попавшегося рабочего.

– Как это «что»? – искренне удивился тот. – Что заказано то и делаем.

Окинув собеседника внимательным взглядом, Донцов убедился, что алкогольное опьянение тут ни при чем. Ситуация казалась все более странной.

– Может, вы участок перепутали? – уже скорее растерянно предположил он.

Рабочий отрицательно замотал головой.

– Не шути так, парень. Мы ничего не перепутали. Нам за срочность такие бабки отвалили, каких я сроду не видал. – твердо возразил он и, запустив руку в карман, извлек мятый листок бумаги. – Вот, здесь черным по белому: улица «Сиреневая», дом «18 а».

Сергей нахмурился, наконец, начиная понимать что происходит. И тут заметил, как другой рабочий роет яму под столб, топчась прямо на грядке маминых кабачков. С ужасом представив себе предстающий скандал, он поморщился и поспешил обратно в дом.

Когда Сергей вошел в комнату Тотский крепко спал на диване, раскинув руки и слегка приоткрыв рот. Его волосы растрепались, а глаза прикрывала специальная светозащитная повязка для сна. Решительно подойдя к спящему вампиру, Донцов принялся трясти его за плечо.

– Что все это значит?! Отвечай! – сердито потребовал он.

– Ты о чем? – сквозь сон просипел Тотский.

– Как, это «о чем»?! – возмутился Сергей. – Что эти бугаи делают в моем огороде и кто дал тебе право тут распоряжаться?!

– Что, что… Забор строят. Ты же сам вчера просил меня помочь. А теперь еще и будишь в такую рань, садист. – обиженно проворчал Стас и натянул на голову покрывало.

Создавалось впечатление, что даже для него вчерашняя доза опиума оказалась слишком велика, хотя человека она бы точно прикончила.

Минуту Сергей простоял, оторопело глядя на своего непрошеного помощника, затем пожал плечами и, оставив вампира спать дальше, вышел во двор.

За следующие три с половиной часа Донцов успел переделать все, что считал нужным. Он перемыл всю посуду, подмел пол, вынес мусор, дал ценные указания нежданным работникам и даже приготовил яичницу с ветчиной. Подав все на стол, он пошел, наконец, будить напарника, который за прошедшее время не подавал признаков жизни.

Когда Сергей заглянул в комнату, вампир еще спал. Он лежал, запрокинув голову, повязки на глазах уже не было, волосы окончательно растрепались, а левая рука свисала с дивана.

Сергей невольно отметил, что сейчас Стас ничем не отличается от простого смертного паренька. Без привычного лоска, пафоса и цинизма он уже не выглядел так эффектно. Просто заспанный смазливый юнец, ничего примечательного.

– Вставай, боец, рота уже на плацу! – усмехнувшись, скомандовал Донцов.

Тотский зашевелился и неохотно открыл глаза. Щурясь на свет, вампир посмотрел на напарника, и его лицо исказила мученическая гримаса.

– Боже, как же пить хочется… – сипло посетовал он.

– Вот, держи! – Сергей кинул ему банку холодного пива. – Лечись, "пианист".

Стас на удивление ловко ее поймал и подарил в ответ благодарный взгляд.

Десять минут спустя они уже вместе ели завтрак, причем Сергей отметил, что аппетиту Тотского мог бы позавидовать даже борец сумо.

– И как в тебя – такого тощего, столько влезает? – он просто не смог удержаться от комментария.

– Ускоренный метаболизм. – прожевав кусок бутерброда с толстенным ломтем ветчины, пояснил Стас. – Клетки восстанавливаются очень быстро, необходимо много энергии.

– Ясно, тебя легче убить, чем прокормить. – усмехнулся Сергей, припомнив, что Юлия Григорьевна когда-то уже рассказывала нечто подобное.

Но в ответ на его замечание Тотский лишь иронически изогнул бровь, несмотря на помятый вид, он уже вернул себе прежнюю напыщенность. И все же сейчас вампир казался значительно человечнее, чем когда-либо раньше.

Наблюдая за поедающим завтрак напарником, Донцов вдруг осознал, что больше не испытывает к этим странным созданиям той неприязни, которая возникала прежде. Что-то изменилось в его сознании за последние несколько дней. Теперь он оценивал вампиров не как изначально враждебный людям вид, а лишь относительно их личных качеств и поступков. И сейчас, если бы Сергей был уверен, что Тотский действительно искренне любит Киру, он уже не был бы против их союза длиною в вечность.

Но Стас ее не любил, и более всего Донцов боялся, что это однажды разобьет Кире сердце, она потеряет контроль, лишится рассудка и тогда ему придется ее остановить.

А спустя четверть часа серебристый «VOLVO» уже летел по направлению к Москве, вновь безбожно превышая скоростной режим. Тотский включил авто магнитолу и поставил диск группы «Пикник», которую, очевидно, очень любил.

Сергей молча смотрел в затемненное окно, невольно прислушиваясь к словам песни:

Я следом за тобой пойду,

Меня не отличишь от тени.

А спрячешься в траву,

Я притворюсь растением.

Это я незаметно крадусь,

В час, когда ты отходишь ко сну.

Твое сердце должно быть моим,

Твое сердце вернет мне весну.3

Да, ты можешь отдать свою душу оранжевым демонам страсти,

И смотреть, замирая, как она превращается в дым.

Что душа мне твоя? Этот легкий затерянный ветер.

Нет, должно быть моим твое сердце, твое сердце должно быть моим.

Да, ты можешь отдать свое тело восьми носорогам,

И одев себя в пену и дрожь, в раскаленную падать волну.

Что до этого мне? И какое мне дело?

Нет, должно быть моим твое сердце, твое сердце вернет мне весну.

И тут Донцов неожиданно осознал, что Кира является для Тотского не просто очередной частицей нового времени, ее искренняя любовь, горячие сердце, ее жизнелюбие, все это нужно ему, чтобы удержать ускользающую весну. Она необходима Стасу рядам, как наркотик, как ежедневная доза человеческой крови. Он может без всего этого обойтись, но жизнь уже не будет казаться такой яркой и насыщенной. А отказывать себе в чем либо он не привык.

Сейчас, вспоминая вчерашнюю исповедь вампира, рассказанную в наркотическом бреду, Сергей, наконец, понял, что его так отвратило в этой истории.

В тот день, среди тел погибших товарищей, Тотский открыл не свой дар, а признал свой основной и, возможно, самый серьезный порок. Высшую степень эгоцентризма.

Стас понимал и ценил лишь самого себя «в превосходной степени, так как никто другой».

– Сотрудник, тебе нравится эта машина? – неожиданно спросил Тотский, выдернув Сергея из его мыслей.

– Машина? – с недоумением переспросил Донцов. – Ну, да, нормальная такая машина.

– Я дарю ее тебе! – дружелюбно улыбнувшись, сообщил Стас. – Приедем в Москву, оформлю на тебя бессрочную доверенность. Будешь сам маму на дачу катать. А потом и Алису.

– Ты это серьезно? – удивился Сергей.

– Конечно! – весело подтвердил Тотский. – В конце концов, подарок заслуженный. Ты принес в мою жизнь массу приключений, не давал соскучиться, подарил много ярких эмоций. Все это очень ценно, когда живешь больше века. И потом…

Стас иронически улыбнулся и бросил на собеседника насмешливый взгляд.

– Не может же муж сестры жены моего брата ходить на работу пешком.

Донцов нахмурился, он не знал что сказать.

– Но я не могу принять такой подарок, это как-то неправильно. – наконец, заявил он. – И вообще…

– Если не можешь принять в подарок, считай, что я оставляю ее тебе на хранение. – не прекращая улыбаться, перебил его Тотский. – Такой вариант тебя устроит?

Сергей ощутил, как кровь предательски прилила к щекам. Он чувствовал себя очень глупо, но снова не знал, что ответить.

– Иногда не нужно думать о последствиях. Просто делай то, что тебе хочется сейчас. Иначе жизнь вскоре станет невыносимо пресной. – одарив напарника беспечной улыбкой, посоветовал вампир. – Поверь, сотрудник, уж я-то это знаю.

– Спасибо. – вполголоса поблагодарил Донцов и отвел взгляд, затем помедлив секунду, добавил: – И все же, я хочу в последний раз поговорить с Кирой. Не думаю, что ей стоит соглашаться на твое предложение.

Тотский недоуменно изогнул бровь.

– Я же сказал, с тобой невозможно соскучится. – он саркастически усмехнулся и добавил: – Можешь говорить с Кирой хоть до самого рейса. Я не возражаю. Только зачем? Сам ведь знаешь, что она не сможет мне отказать.

«VOLVO» уже медленно полз по Кутузовскому проспекту, и даже такой любитель нарушать правила, как Тотский, не мог обойти столь протяженную пробку.

Последние двадцать минут Сергей сидел молча, вновь мрачно глядя в затемненное окно. Он думал о Кире, о том, что собирался ей сказать, но не мог подобрать нужных слов. Заявить прямо, что жених ее на самом деле не любит – не вариант. Девушка все равно не поверит. Да, если посмотреть правде в глаза, Донцов уже сам понимал, что их разговор ничего не изменит. Разумнее всего было бы выйти сейчас из машины и отправиться навестить Алю. Но отступать не хотелось.

«VOLVO» неожиданно затормозил напротив цветочного ларька, Тотский включил аварийные огни, открыл дверцу и, небрежно бросив спутнику: «Я на минутку», вышел из машины.

Сергей откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза, он чувствовал на сердце необъяснимую тяжесть, которая давила все сильней, и сильней. Тем временем из колонок автомагнитолы зазвучали слова новой песни:

Не говори мне нет, не говори мне нет,

Ведь радуги моей так ненадежен свет,

А мне еще идти, теряя светлый след…

И снова молча ждать, не говори мне – нет.

Ты трепетный огонь, ты чистая вода,

О Боже упаси, не говори мне – да!

Что если лед в душе, растает навсегда,

Чем остудить смогу безумные года?

Не упрекай весь свет, что розы вянут вновь,

Их в тот же яркий цвет моя раскрасит кровь.

Увидишь за окном из этих роз букет,

Не торопись в мой дом, меня там больше нет.4

Дверца снова открылась, и Стас вернулся в машину с огромным букетом крупных бордовых роз. Он осторожно положил цветы на заднее сидение и посмотрел на Сергея:

– Итак, сотрудник, ты не передумал? – иронически улыбнувшись, спросил он. – Все еще надеешься ее отговорить? Сергей молча кивнул.

– Это бесполезно. – с обреченным вздохом констатировал вампир, резко выруливая на полосу движения. – Неужели ты сам не понимаешь?

Донцов помрачнел и решительно сдвинул брови.

– Я сотрудник ОБНВ, и сам разберусь, что мне делать. – он бросил на собеседника хмурый взгляд.

– Разумеется, ты волен поступать, так как тебе угодно. – снисходительно улыбнувшись, ответил Тотский. – Я просто уточнил.

Когда «VOLVO» остановился возле дома двадцать шесть по Кутузовскому проспекту, Сергей сразу заметил подозрительного мужчину в черной куртке. Он появился из-за угла и быстро направился в сторону Тотского, выходящего из машины.

Донцов напрягся и положил руку на кобуру пистолета. Мужчина в куртке, неожиданно полез в карман и вытащил оттуда…. сотовый телефон.

Сергей с облегчением выдохнул набранный в легкие воздух, но на сердце по-прежнему было неспокойно.

Они вошли в лифт вместе, Стас снял с букета серебристую полиэтиленовую упаковку и, осторожно сжимая шипастые стебли двумя пальцами, пояснил:

– Розы удивительные цветы, редкое сочетание идеальной формы и пленительного аромата. Любая упаковка лишь помеха их совершенству.

Сергей вздохнул, он отлично понимал, что у него нет, ни малейшего шанса переубедить Киру, но отступать уже было некуда.

Двери лифта открылись, и Тотский вдруг замер, переменившись в лице. Затем, оттолкнув напарника в сторону, он молниеносно выскочил на площадку.

Сергей на секунду опешил, однако тотчас опомнился и побежал вслед за вампиром. Вход в тамбур был открыт, и через мгновение он уже стоял перед железной дверью с золотой табличкой «333». Она тоже оказалась распахнутой.

В квартире было очень тихо, Сергей вошел в коридор, затем в комнату с огромным телевизором на стене. Там царил хаос: мягкое кресло и столик сдвинуты в угол, ковер скомкан, хрустальный графин разбит… Посреди комнаты спиной к нему стоял Стас, он словно оцепенел. Пальцы разжались и розы упали на зеркальный паркет, а опавшие лепестки застыли в липкой темно-бордовой луже.

Донцов шагнул в комнату: прямо перед Тотским на массивном стуле, уронив голову себе на грудь, сидела Кира.

Ее белая блузка спереди почернела от крови. Руки и ноги были зафиксированы веревками. Она не двигалась.

– Кира! – не отдавая себе отчета, Сергей бросился к ней и, упав на колени, попытался освободить хрупкие запястья. Они оказались холодными. Совсем ледяными.

– Нет… – он отпрянул назад, ощущая, как на спине выступил липкий пот.

Пальцы девушки были неестественно вывернуты и почернели от гематом. Глаза закрыты, рот плотно заклеен скотчем, на белых как мел щеках темнели ссадины.

Ее тело уже начало застывать.

Донцов вскочил на ноги, едва не поскользнувшись на жуткой луже. В комнате он остался один. На полу бесформенной грудой валялись розы, их запах вызывал тошноту.

В голове гудело, сердце бешено колотилось, Сергей выбежал из комнаты и инстинктивно рванул в ванную. Включил холодную воду. Подставил под струю окровавленные ладони.

Прижал их к лицу.

Минуту он не двигался, ощущая, как ледяные капли стекают за воротник. А потом пришла ярость.

Не осознавая, что делает, Сергей смел с полки у зеркала все тюбики и флаконы. Затем ударил кулаком сияющую белизной раковину, боли не ощущалось, он ударил еще, и еще.

Бил до тех пор, пока красные струйки не смешались с бегущей из крана водой. И тут пришла боль. Отчаянно застонав, он опустился на пол и закрыл руками лицо.

* * *

Северный ветер, пришедший на смену затишью, принес рваные облака. Солнце уже не светило так ярко, словно отвернув лик от погрязшей в грехах Земли. Юдифь много часов бродила по окрестному лесу, не ощущая усталости и не находя утешения. Чувство вины за совершенное зло невыносимо терзало душу, буквально рвало ее в клочья. В ушах снова и снова звучали крики несчастной матери, лишившейся сына.

Наконец, грязная и измотанная, Юдифь вернулась в поселок. К этому времени сковавшая душу тоска стала настолько невыносимой, что не давала вздохнуть. Сейчас от смертного греха ее удерживало лишь желание покаяться и принять заслуженную кару. Женщина буквально жаждала наказания, в надежде, что физические страдания помогут заглушить боль души.

Учитель прибыл в штаб лишь во второй половине дня, он казался мрачным, даже суровым. Но именно этого требовала сейчас ее совесть.

Юдифь решительно подошла к нему, заглянула прямо в глаза, опустилась на колени.

– Покарай меня, ибо я согрешила. – едва сдерживая дрожь, призналась она.

– Что случилось, Сестра? – Учитель озабоченно сдвинул брови. – Расскажи мне, я все пойму.

– Я заслужила твой гнев и гнев Господа нашего! Я замарала руки в крови невинного. Я убила человека! – ее голос дрожал, она едва не рыдала.

Учитель вздохнул и понимающе покачал головой.

– Встань, Сестра, мне уже известна твоя ошибка, но не убивайся так. Поверь, она ничтожна в глазах Создателя.

– Ничтожна?! – Юдифь не поверила своим ушам. – Я отняла жизнь юноши, совсем еще мальчишки. Убила его практически на глазах матери!

– Она видела тебя? – резко помрачнев, спросил Учитель.

– Нет. Но это не важно, я – убийца! Я отняла у нее сына! – ей не удалось сдержать слез. – Теперь я не смогу исполнять Священный долг! Моя душа запятнана, я больше не чувствую в себе Света…

Юдифь опустила голову, уткнувшись в его колени.

– Накажи меня, накажи так, как я того заслуживаю. Пусть моя кровь смоет хотя бы часть греха, я не могу вынести его тяжесть. Прошу тебя!

– Прекрати! – неожиданно грозно приказал Учитель. – Поднимись немедленно и слушай, что я скажу.

Юдифь подчинилась и, встав с колен, вновь взглянула в блестящие глаза мужчины. В них читался укор.

– Пойми, Дьявол очень хитер, Сестра. – с чувством произнес он. – Его козни направлены на то, чтобы отвратить тебя от исполнения Священного долга. Его демон специально послал вместо себя смертного юношу, дабы поколебать твою веру. Но ты сильная, ты не должна поддаваться! Твой грех лишь ошибка. Он ничто в сравнении с тем великим Благом, которое мы несем миру. Если ты отчаешься и отступишь, кто встанет на защиту людей от порождений Дьявола? Кто спасет ребенка от Твари, жаждущей его крови? Кто если не ты?!

Учитель положил руки на ее плечи и, быстро притянув к себе, поцеловал в лоб.

– Теперь ты прощена, Сестра, возвращайся к своим обязанностям.

Юдифь опустила взгляд. Она понимала, что слова Учителя полны мудрости, но ее душа не могла принять такого прощения.

– Разве я не заслужила наказания? – совсем тихо спросила она.

– Иди с миром, Сестра. – мягко ответил мужчина. – Забудь о случившемся. Господь уже простил тебе все грехи.

Юдифь вышла из тесного мрачного кабинета. Она все еще чувствовала себя подавленной, но теперь вместо боли в душе воцарилась тоскливая пустота. Машинально сунув в карманы, задеревеневшие от холода руки, женщина нащупала небольшой плоский предмет. Электронная игра, которую прошлой ночью она забыла вернуть маленькому заложнику. И в этот момент ей нестерпимо захотелось совершить нечто Светлое, хоть немного унять свою совесть. Юдифь вспомнила, как жестоко оттолкнула вчера плачущего ребенка, и ее сердце вновь ожило, болезненно сжавшись в груди.

Быстро сходив к холодильнику наверху, она взяла нужные продукты, и спустилась обратно в подвал. Как не странно у камеры пленника никого не оказалось, отодвинув тяжелый засов, женщина вошла в полутемное помещение.

Но на этот раз мальчик не выбежал ей навстречу. Он лежал навзничь на своей раскладушке, не подавая видимых признаков жизни.

Внутренне похолодев, Юдифь выронила пакет и кинулась к нему. К счастью ребенок дышал, тихо, ровно, как во время глубокого сна.

Но это был не сон.

Женщина сразу заметила темное пятно на сгибе тоненькой бледной ручки. Стало ясно: ребенку ввели какой-то препарат, но для чего?

Сердце пропустило удар, а зубы до боли впились в губу, когда взгляд упал на кисть мальчика, замотанную пропитанным кровью бинтом. На ней недоставало мизинца.

– Нет, Луи… Малыш, что с тобой сделали? – прошептала Юдифь и бережно коснулась мягких волос ребенка, прилипших к горячему лбу. Он был в испарине.

Слезы беззвучно потекли по щекам, пульс оттаивался в висках, глядя на искалеченного ребенка, она чувствовала что не может видеть в нем зло.

Решение пришло внезапно и тотчас полностью захватило все ее существо.

Схватить мальчика на руки, завернуть в одеяло и бежать. Бежать так далеко, чтобы никто не смог их найти. На край света. К тете Гале на Дальний Восток. В Приморский край. Там – в рыбацком поселке она найдет работу, снимет жилье, вырастит и воспитает мальчика, как своего сына. Он будет добрым и сильным, научится дружить с другими детьми, окончит школу, пойдет служить на флот. Станет настоящим человеком.

Юдифь быстро подняла ребенка на руки, он оказался таким легким. Луи едва слышно застонал, когда, укутывая в одеяло, она неосторожно коснулась изуродованной кисти.

«Только бы не было заражения!» – промелькнула в голове страшная мысль.

И тут за ее спиной вдруг раздался грозный мужской голос:

– Что ты тавришь, Сестра?!

Юдифь резко обернулась. В дверях стоял Учитель, он был в гневе.

– Я, я лишь хотела… – сбивчиво начла она, но затем чувства взяли верх над страхом. – Это просто малыш! Беззащитный ребенок! И я заберу его с собой!

– Дура! – Учитель шагнул к ней и грубо вырвал мальчика из ее рук. – Ты сама не понимаешь, что несешь! Смотри!

Он швырнул Луи обратно на раскладушку и резким движением рванул вниз его брюки, обнажив живот и худенькие бедра.

– Разуй глаза! Видишь это?!

Юдифь в ужасе отшатнулась и прижала ладони ко рту. Чуть ниже левого крыла таза, из живота мальчика выпирала недоразвитая младенческая голова. Сморщенная кожа, деформированный череп, единственный слепой глаз и вросшее в лоб заостренное ухо. Рядом – ближе к паху можно было различить еще скорченную ручку и пару совсем бесформенных отростков.