Сквозь наши жизни

С этого дня календарь отмерил ровно пятьсот семь дней до крушения моей жизни. Я помню тот дождливый день, когда твое тело погрузилось в землю. Будто придуманные боги олимпа сочувствовали моему горю. С тех пор я оказался между пропастью и стаей тысячи голодных гиен. И я боюсь, Алиса. Боюсь смотреть на твое фото и увидеть образ, в котором больше нет тепла. Но гораздо страшнее забывать твое лицо.  С каждым днем образы в голове размываются. Когда забывается целая жизнь, остаются запахи. Твой аромат. Я помню его. И среди тысячи других я узнаю его. Этот запах возвращает меня назад. В жизнь, в спасительное прошлое. Твой аромат – мои воспоминания. Мне этого никогда не забыть.

Жизнь продолжала бежать своим чередом, хоть я больше и не мог идти. За свою карьеру футболиста я заработал хорошие деньги, которые теперь спускал на алкоголь. Я богат и я могу позволить себе перестать жить, перестать бороться. Но я все еще жив, а значит, борьба моя не закончилась. Пару раз мне звонил менеджер и просил вернуться. Звонили так же одноклубники и оставляли сообщения, в которых повторяли: «Возвращайся. Тебя не хватает на поле». А я пил жадными глотками виски, прижимал к груди ее дневник и с отчаянием повторял одни слова: «Алиса, спаси меня».

Мой ангел

К обеду пришла Анна и прибралась дома. Она видела мое отрешенное отношение к жизни, но продолжала верить, что я справлюсь. Именно поэтому она погружалась в атмосферу этого дома, убиралась и готовила мне поесть. Ел я мало, а потому скинул уже больше десяти килограмм. Я спустился на кухню, взял хлопьев и прошел в гостиную. Здесь все было такое жизнеутверждающее: высокие, яркие потолки, обои нежно-желтого цвета, большие окна с видом на зеленый парк, в котором пылала любовь молодых и старых. Дизайнером этого дома и моей жизни была Алиса. Я сел за большой стол из красного дерева и принялся, есть свои хлопья. Я не должен был умирать от голода, хотя не знаю почему. Перед столом висели два больших портрета. На одном мы с Алисой, на другом мои родители. Моя семья и обе бывшие. Моя мама и мой отец. Отца своего я не любил и скорее ассоциировал со злодеем из дешевых боевиков. А мать была прекрасной женщиной. Мне довелось прожить с ней всего лишь восемь недолгих лет. Как же время быстро текло в минуты с любимыми и как же долго оно тянется в пустоте. Прежде чем покинуть этот мир она успела вложить в меня всю свою любовь. Я не помнил ее взгляда, ее голоса, ее кожи, но представлял маму океаном белой ваты. Такой она была: нежной, мягкой и теплой. Возможно, поэтому болезнь оказалась сильнее ее. Ее сердце было настолько большое и полно любви, что не выдержало, и очередной приступ оказался смертельным. Это было ночью, я проснулся от громких шагов и разговор. Высунувшись из своей комнаты, я смотрел, как люди в халатах забирали маму на носилках, укрыв какой-то тканью. Отец сидел на диване, укрыв свое лицо ладонями, и когда я с криками «мама, мамочка» побежал к ней, он схватил меня и зарыдал.

Едва мне исполнилось двенадцать лет, отец умер от алкоголя. Четыре года с отцом, без матери, оказались для меня настоящей каторгой и сущим адом. Ее смерть очень изменила наши жизни. Отец, пытаясь утопить свое горе в выпивке, стал лишь сосудом для оного, а детство мое закончилось в тот момент. Даже трезвый, отец был очень жесток, а соединение с алкоголем сделало его сущим дьяволом для меня. После его смерти я не знал плакать мне или радоваться. Я плакал, но скорее боясь той неизвестности, что ожидала меня дальше. Шесть лет после этого я провел в детском доме. Это место я запомнил, как храм жестокости и ненависти. Выживал там тот, кто был готов бороться не переставая. После отцовского ада, выжить в этом месте оказалось не трудно. Но за время, проведенное в этом храме, я никому не позволил растоптать любовь матери и хранил ее в себе. Я всегда верил, что именно эта любовь позволила мне встретить свое счастье. Встреча с Алисой перевернула мою жизнь. На пятьсот семь дней она стала моей семьей. Единственной. Она мой ангел. Жизнь моя полна потерь, а может это мое проклятье? Дарить смерть тем, кто рядом со мной. Все пошло не так после смерти матери. У нас могла быть другая жизнь, которую помню я. Не без горьких моментов, но тем слаще были дни счастья. В памяти своей я часто вспоминал один запомнившийся день из моего детства.

У меня неплохо получалось учиться. Но с первого класса я полюбил рисование. Помню весеннее утро, шумный класс и задание от учителя нарисовать наш идеальный мир. Я испытал непередаваемое чувство радости, увидев результат своих трудов. В моей картине было лето, вечное лето. Кругом зелень, большое синее море, дома на деревьях из чистого хлопка, а вокруг росли бананы, груши и виноград. Это был рай, в котором нам надо было лишь проводить все свое время с любимыми. Мне и не вспомнить какую оценку я получил за свою работу, но видно очень хорошую. С улыбкой на лице я побежал домой, обрадовать маму, моего главного болельщика. Она всегда, единственная, переживала за мои успехи. Забежав домой, я увидел страшную картину: комната разрывалась от отцовского крика, и он в порыве гнева ударил мать своей грубой ладонью. Мама упала на кровать, Я в истерике, задыхаясь от злости и несправедливости, подбежал к отцу и толкнул его, что есть мочи. Он споткнулся и упал.

– Не смей трогать маму, – кричал я сквозь слезы.

Отец, вставая, снял свой ремень из чистой кожи с огромной металлической бляхой. Когда он замахнулся, я смотрел ему прямо в глаза. Я видел в них злость и ненависть ко всему миру. Бляха со свистом попала мне в лицо, и кровь хлынула на стены и пол. Этот случай подарил мне шрам – мое единственное напоминание о времени, проведенном с матерью.

Душа каждого из нас это великая сила, наш пылающий меч. Мы дарим его тем, кого хотим защитить. Любовь заставляет нас подарить его, оставляя самих безоружными. Я не жалею о том шраме. Свой меч я использовал правильно. Мы должны защищать тех, кто любит нас и не выбрасывать, подаренный нам, меч, не оставлять его врагам. Оба моих меча забрала судьба, но я использовал их по назначению.

Моя жизнь стояла на месте. Жизнь моя – это лишь мысли, мысли, мысли. Их прервала Анна. Она собиралась уходить и стояла на пороге. Своими голубыми глазами она смотрела на меня с таким сожалением, казалось, вот-вот она заплачет. До этого момента, она боялась заговорить со мной, а может просто я был глух.

– Неужели в мире, где есть срок всему, есть что-то бесконечное?! – выпалив эти слова, Анна ушла.

Порой мне кажется, что этот мир полная логорея. А моногамия потеряла свой смысл и теперь это не больше, чем слово в старых книжках прошлой эпохи. Моя любовь к Алисе была словно пожар. Она охватывала каждую часть меня. Горел я быстро, пламенно и ярко. А потому топлива для других не оставалось. Этот мир привык удовлетворять свои потребности, использовать блага во имя своего эго, презирая жертвенность и благородие. А потому измена в таком мире была чем-то обыденным и люди больше не удивлялись этому, находя оправдания и даже умудряясь прощать. Я чужд этому миру. Зная, что в лучшем случае, при благосклонности судьбы я могу прожить около шестидесяти лет, я даже не мог подумать об измене. Из этого срока, двадцать три, к моменту встречи с Алисой, я уже прожил. Получалось, жить оставалось около тридцати тысяч пятьсот дней. Катастрофически мало. И я был не согласен делить ни минуты с другим человеком. Любовь, на то она и любовь, что заставляет тебя жить этим человеком, никого не впуская в ваш мир. Если измена произошла, значит, любовь уже мертва. Еще до встречи с Алисой, я встречал старую индейскую пословицу, которая гласила: «Лошадь сдохла – слезь». Но мы верим и надеемся, мы прощаем измену и пытаемся скакать на дохлой лошади, отравляя себя запахом гнили. Моя лошадь жива. Да, вот только сам я сдох.

Я стал зомби, и радости мне нет. В бреду своем, пытаясь разглядеть силуэты этого мира, я вижу везде образ твой и кричу, что есть сил, услышь побежденного: «Алиса, спаси меня».

Больше никогда не увидеть тебя – это худшее из наказаний

Дни тянулись медленно и мучительно, а ночи были бесконечны. Я часто садился перед окном и смотрел вдаль. Мне казалось, там, за горизонтом, есть мир, в котором ждет меня моя Алиса. Я смотрел и ждал, когда она покажется на горизонте и позовет меня к себе. Сидеть так, я мог часами, чтобы не читать ее дневника и растянуть его, как можно дольше. Но в моменты, когда боль становилась нестерпимой и прожигала мою грудь, я припадал к ее дневнику и слова ее успокаивали мою больную душу. Одну из страниц я перечитывал несколько раз. Она мне очень нравилась, мне казалось, что она смотрит из дневника, прямо на меня.

«Я люблю каждую часть его тела. Светлое, рельефное тело было в форме трапеции с основанием в широких, мужественных плечах. При первой встрече и все последующие, я была словно ребенок, которому подарили настоящего, живого единорога. Его глубокие, темно-зеленные глаза, с карим оттенком, смотрели прямо в душу. Его короткие, темно-каштановые волосы открывали широкий лоб, под которым были густые, черные, как уголь, брови. У моего N необычная красота, которая тянула как-то по особенному. Он был чуть выше меня. И мир внутренний соответствовал внешней оболочке. Его душа была прекрасна, так же, как и его глаза. Чуть ниже этих глаз, возле выделяющихся, мощных скул, у него был шрам в виде галочки. N никогда не рассказывал откуда он, а я и не спрашивала. Со шрамом или без, он всегда будет особенным для меня».

Моя Лис, кажется, что ты смотришь на меня, в мои пустые, потерявшие способность плакать, глаза. Кажется, ты сейчас злишься и морщишь нос, как всегда делаешь это, когда что-то не нравится тебе. Тебе не нравилось, когда я называл тебя Лис. Это не твое. Но ты приняла это, приняла вместе со мной. Мне так много хотелось сказать тебе. И целой жизни не хватило бы для этого. Лишь потому я сокращал. Сокращал фразы, имена, названия. Но чувства наши я не сокращал. Я жил ими и дышал полной грудью. Этот мир заполнен звуками, самыми прекрасными звуками. Порханьем бабочки, нежным шелестом листьев, пением птиц, разбуженных теплым, восходящим солнцем. Но самым прекрасным звуком останется твое имя. Оно наполнено искренним, незаменимым счастьем, вечной надеждой и непоколебимой верой в светлое будущее. Такое простое, но такое глубокое. Алиса, прости меня. Каждый раз, сокращая твое имя, я хотел увеличить время для наших бесконечных разговоров. Но вместо этого, сокращая его, я сократил твою жизнь. Я сам оказался твоим палачом. Было миллион моментов, когда я хотел уйти за тобой, бросить все, весь этот проклятый мир и быть лишь с тобой. Я виноват в твоей смерти, в том, что боясь, потерять время, я отнял его у нас. Что держит меня в этом мире? Возможно, что ничего и не держало, но все же в душе моей было семя, посаженное тобой и нашей любовью. Именно оно держало меня на плаву, хотя и плыл вовсе не к цели.

Я никогда не верил в бога. Я не верил в существование ада, рая и вечность нашей души. Когда ты умерла, страх охватил мою душу. Больше никогда не увидеть тебя – это худшее из наказаний. Каждый день, утопая в алкоголе, я просил смерти. Но ведь это не могло закончиться так просто. И я поверил в бога, я поверил в рай ради нашей встречи с тобой. Там, где-то очень далеко, где все светло и вечно, в новом мире, мы обязательно встретимся с тобой. Встреча наша будет, как искра, души наши всколыхнутся, загорятся ярким пламенем и освятят наш с тобою мир ярче тысячи солнц. Эта встреча будет вечной. Но ведь смертники не могут попасть в этот мир, мир, в котором есть ты. И потому, я больше не прошу смерти. Каждый раз, когда боль пронзает мое сердце и мне хочется умереть, я прошу спасения у моей вечной любви. Алиса, спаси меня.

Последний поцелуй

Ранним утром, встав раньше обычного, насладившись сладким сном Алисы, я отправился на наш балкон. Солнце только вставало, нежно-розовым светом освящая, пробуждающуюся Землю. Утро мое начиналось с легкой пробежки в парке, напротив нашего дома. Я бегал, радуясь солнечной энергии, что согревала и подпитывала мое тело и душу. Воздух проходил сквозь горло и попадал в легкие. Он был таким свежим, словно я оказывался на бескрайних просторах, где свет играл с зеленной травой, а ветер хулиганил в листьях деревьев и приносил все это великолепие в мои легкие, которые я заполнял полностью, не оставив незатронутой ни сантиметра. День выдался солнечным, и с самого утра все было прекрасным. Ни одной пробки по дороге на нашу тренировочную базу, люди улыбались, большая, золотистая собака породы лабрадор бежала, весело виляя хвостом. Я быстро оказался на базе, в которой никого из партнеров еще не было. Я любил приезжать раньше и наслаждаться тренировкой в одиночку. Это было для меня искусством, в котором я открывал себя и словно взлетал на крыльях счастья. База начинала заполняться, и мы приступили к тренировкам. Выполняя челночный бег, мне вдруг стало тяжело дышаться, в глазах помутнело и я упал. Очнулся я в кабинете нашего клубного врача. Он осмотрел меня и сказал, что нужно пройти компьютерную томографию. В тот же день мне была сделана томография, и врач сообщил плохие новости. Рак. Хотя он успокоил меня и сказал, что на ранних стадиях эта болезнь поддается лечению. Я побоялся говорить об этом Алисе, не хотел отнимать у нас счастливые дни. Если вдруг, лечение не помогло бы, мы должны были прожить это время в радости.

Через два дня у нас должен был состояться тот самый злополучный матч, который перевернул мою жизнь. Я убедил тренера, что готов сыграть и принести команде пользу. Перед матчем, уезжая в отель, я нежно обнял Алису и поцеловал, даже не догадываясь, что это наш последний поцелуй. Но по року судьбы умер не я, умерла Алиса. После ее смерти я забыл о лечении, погрузился в алкоголь и ждал, когда эта проклятая болезнь, ставшая моим спасением, вернет меня к Алисе. Парадокс, смертельная болезнь должна была стать моей панацеей. Сильно перепив в один из дней, мне сделалось очень плохо и рвало. Тогда, пришедшая домой Анна, вызвала скорую помощь. В этот момент моим надеждам суждено было рухнуть. Врач сообщил, что с алкоголем пора завязывать и дать организму восстановиться, а рак мой отступил и предательски оставил меня одного на растерзание моей пустоте. Неужто судьба так жестоко пошутила надо мной?! Или любовь твоя не позволила мне умереть? Ты не могла так поступить со мной. Оставить одного, забрав мою смерть с собой. Не могла обменять свою жизнь на мою. Жертвы во имя любви всегда слишком жестоки. Полюбив искренне, всем своим сердцем и душой, мы подписываем контракт, в котором соглашаемся на любые жертвы. И чем сильнее любовь, тем выше эти жертвы. Умерев вместо меня, ты обманула и мою смерть. Любовь болезнь, но твоя была вакциной. Моим наркотиком, без которого я больше не мог жить. С тех самых дней я остался сидеть в своей квартире и ждать. Не знаю чего, но чего-то такого, что должно было меня спасти. А пока спасение я просил у своей бесконечности. Последний раз, надеясь, что мое отчаяние ты услышишь, я прошу тебя, Алиса, спаси меня.

Родинка

Умирать не страшно. Страшно так и не начать жить. Не страшно упасть, гораздо страшнее не заметить этого. Люди часто взывают к богу и просят облегчить их страдания. А я бы все отдал, чтобы вновь почувствовать боль. Но, увы, ни боли, ни страданий я уже не чувствовал. Странное желание – испытывать боль. Но чувствовать боль – значит жить. Став равнодушным к боли, я стал равнодушен к счастью и к жизни. Прошло уже многим больше года, как Алиса покинула этот мир. О, будет проклят этот мир. За это время я начал привыкать к одиночеству, но ужаснее – я смирился с неизбежностью жизни. Что бы мы ни делали, куда бы ни стремились, но конец будет один – смерть.

Единственное осталось неизменным – я все так же много выпиваю. Я не чувствую душу и ее в ней, но алкоголь помогает понять, что ее больше нет.

Это была суббота. Ранним утром проходил матч команды. Я видел по телевизору, как они играли. В такие моменты особенно тяжело. Я вспоминал свою игру, голы, празднование. Как отправлял воздушный поцелуй Алисе, а она в эйфории, с согревающей душу улыбкой, принимала мой поцелуй. Я боюсь выходить на поле, потому что знаю, поцелуй мой больше некому принять. В этой панике и страхе я отправился на могилу к Алисе. Я сел на гранитный камень, что закрывал ее могилу и начал выпивать очередную бутылку эликсира забвения. А место было поистине райским. Выше могилы была живая, зеленная изгородь. Она отделяла могилы от прекрасного хвойного леса за ней. Эта изгородь отделяла мир мертвых от мира живых. Могилы были безмолвны, полны холодного спокойствия и равнодушия. А лес бурлил жизнью. Деревья резвились на ветру, пение птиц пробуждало живых, что пришли к умершим родным. С дивного леса доносился аромат. Мне кажется, если бы все имело свой запах, то свобода пахла бы именно так. По бокам от могилы Алисы были две полосы зелени. Вначале росли два кустарника в виде конуса, за ними шел ряд белых цветов ромашки. А в углах притягивали взгляд темно-красные розы. На гранитном камне темно синего цвета стояли две вазы с цветами и красные подсвечники, которые пришедший мог зажечь вечером. Хотя на могилу Алисы приходил только я. Лишь на похоронах было много народу, но после них я никого не видел здесь. Родители ее жили далеко, и возможно это было оправданием, а возможно мы с ними по-разному относились к Алисе. Надгробный камень был черного цвета. Но не цвета смерти и темной ночи, а цвета необъятного и наполненного жизнью космоса. На камне были высечены золотыми буквами строки. Строки, которые любила повторять мне Алиса.

А за окном у нас огромный космос

И люди в нем прекрасные миры.

Средь тишины, в ночи услышишь голос:

«Ты не один, под светом утренней звезды».

Мне нравились эти строки, но об их смысле и глубине я никогда не задумывался. У меня было много времени подумать об этом, но моих философских знаний и алкоголя не хватило, чтобы постигнуть смысл этих слов.

Утреннее солнце било мне прямо в глаза. Я вновь уснул на ее могиле. Здесь мне спалось лучше, чем дома. Как будто я чувствовал душу Алисы, которая обнимала меня. В руках моих была недопитая бутылка виски. Здесь, возле тела моей возлюбленной, мне требовалось меньше алкоголя, чем обычно.

«Вставай», – прозвучало у меня в ушах и эхом отдалось в голове. Видно я схожу с ума, но нежный женский голос повторился вновь: «Вставай… Идем домой».

Открыв глаза, я увидел яркое солнце, которое не давало мне полностью открыть глаза. Перед солнцем, преграждая часть лучей, в ярко-синем платье, падавшим до земли, стояла… Алиса. Боже, спустя бессметное количество пустых дней, в которых я умирал и терял себя, я вновь увидел ее. Сердце мое разрывалось, внутри смешались все чувства, они переполняли меня и начали выдавливаться из меня. Слезы сами начали скатываться по щекам. Как же они приятно обжигают, наконец-то я почувствовал их на своем лице. Я столько ждал ее, столько надеялся и вот, потеряв надежду, потеряв свою душу, я вновь встретил ее, и сердце судорожно забилось в груди. Оно так бешено заколотилось, что меня всего затрясло, я не мог поверить в происходящее. Мне хотелось кричать на весь мир: «Моя Лис вернулась». Боясь своих слез, я попытался улыбнуться: набрал немного воздуха в легкие и разревелся. Я не хотел, чтобы она слышала мой рев, и закрыл рот ладонью, так сильно, насколько хватило моих сил. Но мои чувства предательски прорывались через ладонь, и кажется, даже птицы в соседнем лесу слышали их. Всю свою сознательную жизнь я никогда не плакал. Мужчина должен быть сильным и не показывать слабости своей. И я держался этого принципа и не показывал. До этого момента. Но сейчас боль сама вырвалась из меня. Алиса села и обняла меня. Боже, я слышал, как бьется ее сердце. Я очень сильно обнял ее, прижал к своей груди и громко зарыдал. Воздуха не хватало, я открывал рот, чтобы заглотнуть хоть немного воздуха. Меня всего трясло, и эта дрожь передалась Алисе. Моя Лис не выдержала, и я услышал ее приглушенный плач. Через столько времени мы вновь встретились, через столько дней я вновь почувствовал свое сердце.

Даже если это бред, и я сошел с ума от алкоголя, и все происходящее лишь попытки спастись опьяненного, умирающего сознания, я никогда не откажусь от тебя. Я готов пить, пить так много, что душа моя и печень сами станут из алкоголя, лишь бы чувствовать и видеть тебя.

– Мне ее тоже не хватает, – услышал я в ответ сдавленный голос.

Что? Я снова обманут и предан? Это была не Алиса. Проклятье, как же так?! Это не Алиса, а лишь ее копия. Младшая сестра, которую я видел пару раз в день похорон. Она была очень похожа на мою любовь, лишь одно отличие – родника. У Ассоль, именно так ее звали, не было той самой родинки над губой.

– Где твоя родинка?

Ассоль ничего не ответила и на нее напала новая волна слез. Я смутно помню этот момент, ведь душа моя испытала вечную боль с новой силой. Все эти события были настолько сильны, что стали моей вечностью. Я не помнил детского счастья от нового велосипеда, радости от мелких побед, помнил лишь одно. Мне казалось, я родился в этом горе, в осознании потерь и боль моя стала вечностью. А судьба продолжала играть моими чувствами и жизнью. Снова она меня обманула, снова у нее получился этот трюк, а я попался на него уже не первый раз. Слезы продолжали идти по щекам, а я, как в бреду, повторял одну фразу: «Где твоя родинка?», – надеясь получить ответ.

Я начал приходить в себя только лишь в машине, наблюдая, как пролетают мимо деревья, холмы и кусочки большого озера. В салоне пахло ванилью, сиденья были неудобные, мое тело практически ничего не чувствовало, но неудобство сидений я заметил. Мы мчались по гладкой дороге. За рулем была Ассоль. Равнодушный ко всему за последний год, я был удивлен, когда внутри начали появляться чувства. А вернее лишь одно, чувство ненависти. Ненависть к той, которая была похожа на любовь всей моей жизни, копия Алисы, но не Алиса. Я даже не знаю, почему я ненавидел ее и ненавидел ли вообще. Хотя да, ненавидел, но не конкретно ее, а игру судьбы в ее проявлении. Тяжело передать, что я испытывал, но представьте, что вы живете дружной семьей в большом, уютном особняке. Он полон ваших воспоминаний, счастливых дней и детской, искренней радости. Но в один из дней особняк охватывает всепоглощающий пожар. Пламя, колыхая, сжигает на ваших глазах все ваши счастливые моменты, что были так дороги вам. Сначала нас это тревожит, но мы верим, что обретем все это в новом доме. Проходят дни, а за ними месяцы и годы, но все уже не было и не будет так, как раньше. Мы живем в надежде, что вот-вот наступит этот миг и счастье окутает нас. Не испытав ничего схожего, мы взрослеем и детство наше заканчивается задолго до этого момента, тем далеким днем, охваченное пламенем. Оно буквально сгорело на наших глазах. После мы начинаем находить свои детские фотографии, на которых есть этот дом. Наш храм детства, в котором было пережито столько счастливых и прекрасных моментов, и начинаем осознавать, что этого уже не вернуть. Мы можем нанять строителей, построить этот дом заново, покрасить в те же цвета, но чувств былых мы уже не испытаем. Слишком далеко увез нас поезд времени.

Ассоль была той фотографией, той насмешкой судьбы, которая заставляла понять, что ничего уже не вернуть. Даже если восстановить дом, прошлое не возвратить. Я не хотел принимать этого, а может просто не мог и потому я лишь проклинал судьбу и ненавидел копию моей любимой. Копию без родинки. Поцелуй ангела. Как много значит лишь одна точка.

В мире, который сам имеет срок, не может быть ничего бесконечного

Было тяжело проснуться после вчерашних событий. В груди моей щемила тоска, и не хотелось верить, что вчера была не Алиса. Неужели я стал такой тряпкой?! Мне казалось, я всегда буду сильным и выдержу любые удары судьбы. Я лежал в кровати, когда до меня дошел приятный запах еды. Вкус сыра с яйцами и крепкого кофе. Как же давно я не пил кофе. Употребляя лишь воду с виски, я и позабыл вкус кофе и его бодрящего аромата. Я часто представлял себе картину, схожую с той, что царила в нашей квартире сейчас. Мечтал, что Алиса вернется ко мне, а по утрам я буду просыпаться от звонкого смеха нашей дочери. Я всегда хотел дочь, точную ее копию, чтобы как можно больше тебя окружали меня. Проснувшись, я бы чувствовал приятный запах булочек с маком, которые ты готовила, и мы с дочерью бежали наперегонки в кухню. Уверен в том, что наша дочь прибегала бы первой, в погоне за твоими кулинарными изысками. Мы собирались бы за нашим столом, и полные счастья готовились к новому дню. Вы, две мои принцессы, рассказывали бы о своих снах, а я увлеченно слушал, и счастливая улыбка расплывалась по моему лицу. Но это все «бы», а сейчас я вижу лишь тумбочку, которая напоминает мне об Алисе, о том будущем, которого у нас уже никогда не будет. На этой дорогой мне, но убивающей воспоминаниями тумбочке, стоял стакан воды. Как он оказался здесь? Неужели Анна позаботилась обо мне?