banner banner banner
Разыскания к изначальной Руси. А почему не обязательно так
Разыскания к изначальной Руси. А почему не обязательно так
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Разыскания к изначальной Руси. А почему не обязательно так

скачать книгу бесплатно


…и только идентификация «славянского характера» Славкинско – Именковской культуры Самарского Поволжья 2—7 в. В. Седовым разорвала тучи – С ВОСТОКА СВЕТ!

Обратимся ещё раз к тому, что неприкаянно путало и путалось под ногами зарождаюшейся славистики в 19-м веке.

Венды – их принимали/не принимали в «славян» под разным обличьем, от эпических энетов Агенора до вполне реальных вандалов Гейзериха – что же это такое, указываемые Геродотом на Немане, латинскими авторами в устье По (свидетельством чему Венеция); найденные Цезарем в Бретани; прописанные Иорданом на Висле?

В избирательном выборе увязки адриатических энетов Агенора и прибалтийских венетов Плиния – Тацита с «Янтарным путём» от Данцигской бухты до Адриатического побережья; Аполлоновым циклом ежегодных хождений Светлого Бога с Олимпа в Гиперборею они присутствуют, и даже подозреваются археологически (М.Б.Щукин) отражением «чем-то и как-то в нечто таком» – пишу иронически, собственная практика научила относиться скептически к идентификации этносов по горшкам, да и по носам «эллинского типа». Существенно выразительное отличие «венетов» Тацита, заявляемых им континентальным сухопутным народом, даже полубродячим грабительским народцем, промышляющим на всех соседей, который у Иордана засвидетельствован уже совершенно бродячими примитивными шайками – и приводимыми Плинием свидетельствах о заплываемых в Дальнюю Галлию «венетских» кораблях из Прибалтики. Последнее совершенно совпадает с описанием наблюдения Юлия Цезаря «венетов» Бретани, искусных моряков, корабли которых на исключительно парусной тяге опередили на целое тысячелетие состояние европейских флотов. По значительным подробностям, приводимым в латинских известиях, римские наместники относились настороженно к этим эпизодам, и, кажется, подозревали в них попытки установить/восстановить связи балтийских венетов с атлантическими, м.б. взаимные…

И Цезарь, и выдающийся английский военно-морской историк Ф. Джен единодушно свидетельствуют о выразительной слабости кельтов в мореплавании и судостроении, вплоть до того, что островные бритты ещё в 4 в. не выходили за пределы устричных отмелей, пользуясь ивовыми корзинами, обтянутыми кожей; на подобных «кожаных» судах пробавлялись ирландские монахи и в 6 в. Это настораживает против прямого отождествления «венетов» античных авторов с пост-гальштадтскими кельтами, между 8 и 3 в. д.н.э. прошившими своими миграциями из района Чехии – Австрии пространство до Ирландии, Испании, Малой Азии, Волыни. Существенно, что и античные авторы, современники кельтских нашествий, никогда не ставили их в какую-либо связь с полумифическими «энетами»… В целом, как отражение некой европейской этнической общности, рваные куски которой остаточно присутствуют от Литвы и Адриатики до Бреста, кажется более плодотворным обратить внимание именно на «морскую» составляющую «венедской проблемы»: в реальном плане демонстрации конкретным этносом она проступает именно в тесной связи с морским побережьем.

Обратимся к общему этнологическому составу списка Плиния – Тацита народов Центральной Европы от Рейна до Немана и от Дуная до Балтики в его Северо – Восточном регионе; списка, из которого извлекают «исходные славянства» притом, что ни Плиний, ни Тацит ничего славянского там не замечают.

Бросается в глаза, что жившие приблизительно в совпадающее время (22—79 гг.) – (55—120 гг.) они приводят существенно разные его версии: у Плиния восточную часть Южной Прибалтики занимают «эстии…,во всём схожие с германцами», кроме языка, который «…ближе к британскому», т.е. к диалекту кельтского —в Тацитовом списке «эстиев» нет, но появляются некие «фенны», дикие бродячие охотники – собиратели, живущие в шалашах и подобии гнёзд, использующие стрелы с наконечниками из рыбьей и звериной кости; следует сразу отметить, ничего подобного, кроме антропонима, в указанном регионе не было уже более 1000 лет., если учесть, что век металла даже в южной Финляндии начался во 2-й пол. 2 тыс. д.н.э..

Соотнося с современными реалиями, «эстиев» Плиния следует идентифицировать как современных эстонцев – но последние единственный финно – угорский, т.е не индоевропейский по языку, народ Южной Прибалтики, и самый восточный из всех, т.е. скорее всего уже за пределами его обозрений..Родственные им по антропологическому типу более западные пруссы, литовцы, латыши также принадлежат к иной, балтской, языковой семье, пусть и индоевропейской очень древней квази-санскритской характеристики, но, разумеется, не кельтской. Их территориальная дислокация по южно-балтийскому побережью приобрела современный характер по археологической интерпретации очень рано, уже во 2 тыс. д.н.э., но южная граница распостранения по данным гидронимии спускалась в бассейн Припяти – Днепра до линии Десны (О. Трубачёв),при этом именно западно – балтская ветвь. Представляется, что «эстии» Плиния Старшего более предпочтительны как современные балты – но кого имел в виду Тацит под антропонимом «феннов», на которых рыщут «венеты» в районе, где ничего подобного не обнаруживается?

Следует отметить, что население Южной Прибалтики довольно однородно в антропологическом отношении, при этом литовцы и эстонцы ближе друг к другу и несколько отличаются от латышей, сближающихся со средне – днепровским мезокранным типом; и в целом заметно противостоят северо – балтийскис финнам – суоми, сохраняющим слабо выраженную палеоазиатскую монголоидность, столь красноречивую у лапландцев. Тем не менее все вместе они являются носителями одного генотипа N1C1, оформившегося на Алтае в 4 тыс. д.н.э., продвинувшегося в Прибалтику и разделившегося на локусы во 2 тыс. д.н.э. по расхождению носителей по южному и северному побережью (А. А. Клёсов). При этом финны и лапландцы сохранили алтайский локус, южные прибалты, вне зависимости от языков, приобрели общий новый L550.

В целом описания Плиния и Тацита хорошо дополняют друг друга: Плиний даёт снимок более раннего состояния знаний латинского мира о Германии, ведя изложение от границ империи вглубь, всё более расплывчато, и по особенностям римских экспансий, прошивавших Германию от Рейна до Эльбы, Каттегата, Судет преимущественно с запада на восток – Тацит пользуется знаниями, полученными не только в военных кампаниях Друза, Тиберия, Германика, Корбулона, но и в мирных контактах, устойчиво возобладавших со времени Тиберия в 1—2 веке, когда германцы не только широко вступали в римские вспомогательные войска, но нередко вместе с племенными царьками спасались на территории империи от победивших соперников, как например опаснейший поначалу враг римлян Моробод. В обозрениях Плиния реальная Германия присутствует не далее Эльбы и южной части Ютландского полуострова —Тацит более или менее представляет всю Германию от Римского лимеса до Балтики на севере с начатками знаний о Скандинавии, и на восток до Вистулы/Вислы. Плиний, в общем, не имеет представления о соотношении Германии и Сарматского мира – для Тацита оно вполне очевидно, как и о неком средостении между ними, куда он поместил «венетов», отметив значительное влияние на них сармат, приписав этому ухудшение их физического типа, вероятно имея в виду распостранение сарматской практики деформации черепов, наблюдаемых для последних с 3 в. д.н.э., т.е. задолго до гуннов. Этот фрагмент очень близок описанию гуннов 4 в. у Аммиана Марцеллина, и подобно ему облик «венедов», претерпевших такую операцию он оценивает, как безобразный. И Плиний и Тацит в различающихся диспозициях отмечают довольно широкое наличие кельтского субстрата в населении Германии, при чём на всей территории: на Рейне, балтийском побережье; нередко к ним исследователи относят и Тацитовых лугиев Центральной Германии, в этнониме которых полагают присутствие имени кельтского бога Луга – но существенно, что Тацит не относит «венетов» ни к германцам, ни к сарматам и умалчивает об их кельтской принадлежности. В целом он полагает их деградирующим народцем, постепенно утрачивающим свою внешнюю самоидентификацию.

Большой вопрос вызывает отсутствие в перечне народцев Германии готов\гаутов, которые по писаниям Иордана должны были уже высадиться в «устье Вистулы», с тем, чтобы при 5-м короле Филибере начать трансевропейский поход от Балтики до Чёрного моря, которого достигнут в 200-230-х годах, а ещё ранее в 215 году выйдут к Дунаю. Следуя дословно сообщению Иордана о готах, которые основали «Готоскандзу» в устье Вислы, потом перешли в основанный Филимером «Ойум», а оттуда устремились в Причерноморье, в 200 году разгромив западных сармат, «Иордановы готы» должны были закрепиться в Германии уже не позднее конца 1 века, но ни Плиний, не Тацит их не знает – есть «гутоны», которых совершенно бессовестно объявляют готами «из Тацита», при этом опуская другую часть его сообщения: гутоны пребывают за лугиями, южнее ругов и лемовиев, дословно «44. За лугиями живут готоны, которыми правят цари, и уже несколько жестче, чем у других народов Германии, однако еще не вполне самовластно. Далее, у самого Океана, – ругии и лемовии…». Независимо от того, являются ли лугии германцами или этимологически перекованными кельтами район их бытования хорошо локализуется современным Лаузицем, нынешним местопребыванием «лужицких сорбов» в междуречьи Эльбы – Заале у Рудных гор, т.е. вкупе с несущим память о ругах балтийских островом Рюген определяющим местопребывание гутонов (и я вполне согласен с теми авторами, которые видят в них «иордановых готов», названных Тацитом в греческой огласовке) не устьем Вислы, а районом Тацитовой Центральной Германии по среднему течению Эльбы – Одры. Только в подобной комбинации столь живописные сцены Иордановых столкновений готов с ругами могли иметь место – на операционной линии Готеланд – Готланд – Висла они просто расходились с ними географически, если только не отворачивали для бессмысленной драчки с юга на запад.

Следует взглянуть на эту дилемму с другой более высокой позиции: движение из центра Германии приводило в возбуждение, электризовало весь германский мир, вовлекало ближних и дальних, врагов и друзей – экспансия сторонней силы в протяжку по окраине Германии, тех же скандинавских готов по погранично – спорной Висле, вряд ли вызывала общую консолидацию «за» или «против», оставалась преимущественно частным делом. Между тем мы наблюдаем совершенно другую картину: как по мановению волшебной палочки смыкаются в общий с ними строй злейшие враги готов руги и вандалы, ненавидящие друг друга лангобарды и геты …бросаются на Римский мир и Мировую конфедерацию сармат.

Кто мог в 200 году уничтожить Сарматскую державу от Вислы до Урала, сбросить римские легионы с линии Карпат за Дунай: Германский мир, только что, подобно Великой империи парфян в Азии, остановивший римскую экспансию в Европе на линии Рейна – или римский лимес дрогнул и поджался перед 3 челноками вшивых поедателей рыбы, коснеющих скандинавских наследников культуры «кьёккомедингов» (мусорных куч), ссадившихся в болоте устья Вислы?

Я не случайно употребляю это уничижительное название «чёлн», именно так Тацит описывает известный ему тип балтийских судов: двухштевневая лодка без палубы, мачты и парусов, с вёслами на уключинах по верху борта, т.е. низкобортная и маломореходная, приспособленная преимущественно к плаванию в узостях рек – и Тацит хвалит её способность одинаково плыть вперёд и назад – и в протяжку морского берега, не сверх того… Вы что-то слыхали об «Античных викингах»? Я нет! – Лишь с изобретением частично палубных в носу и корме судов с центральной мачтой, оснащённой простым прямым парусом, скандинавы приобрели средство большой морской экспансии и открыли эпоху викингов, но это случилось только к 8 веку. Можно прямо сказать, до этого большое европейское мореплавание было представлено финикийцами, греками, римлянами и… венедами (хотя бы бретонскими), о которых мы только гадаем.

Можно полагать, что оформившиеся в Центральной Европе и Западном Поморье/Померании готоны, руги и лемовии с развитым институтом наследственного династического вождества,,описанного Тацитом, и вероятно уже со сложившейся традицией статусного имясловия (Филимер, Витимир,..) развивающуюся в направлении имён – титулов (Германарих, Аларих, Гейзерих, Ардарих,…); уже коснеющего в отчуждённую от общества машину протогосударства – они и явились теми готами, что начинают сминать античную Европу обрушившейся вовне энергетикой социального напряжения. Но строго следуя Тациту, вандал Иордана можно в наибольшей степени сопоставить с «венетами» Тацитова списка, т.е. с пограничным элементом где-то на Висле, и что особенно важно, по указанию Клавдия Птолемея в соседстве с готонами/гутонами. Это вполне совпадает с направлением германской экспансии на Юг и Юго – Восток, пресекаемой на западе неприступным в 1—3 веках Рейнским лимесом, где их вторжению сплочённо противостояли и Рим и Галлы, объективно одинаковые жертвы германского варварства. Совершенно иную картину являла обезлюдевшая после Траянова нашествия Дакия, и слабеющая рознью разноязычных и разнокультурных этносов Сарматия – и куда теперь ударил пар раскипевшегося германского котла.

А нет ли возможности привязать к сухим Тацитовым известиям полумифические Иордановы описания начал Готской Истории?

Есть прямое материальное свидетельство: разгромленные лангобардами в Паннонии ГЕРУЛЫ, явившиеся в Восточной Европе вместе с готами и гепидами, ушли на родину в Ютландию. А тогда, и в полном соответствии со ЗДРАВЫМ СМЫСЛОМ, движение гаутов/готов/готонов из исходной Скандзы (если оно имело место) проходило скачками в Ютландию (2—5-км. через Зунд) – Среднюю Эльбу – Верхнюю Вислу, диагональным маршем вспарывая Европу, и необходимо сметая Островных Ругов Восточно – Датских островов, Венетов/Вандалов долины Вислы и проч., проч., проч.; и поднимая Центрально – Европейские варварства, по внутренним состояниям перекипевших социумов, в которых низы ещё не хотят, а верхи ещё не могут сколотить машины государства, готовых ринуться куда угодно из околотков, где брат режет брата, сосед жжёт соседа – дайте только толчок… Право, Ютландия, Балтийско – Датские острова, междуречье Эльбы – Одры куда как предпочтительней для пресловутого «острова Ойум», которого ищут, и никак не могут найти в Восточной Европе между Вислой и Днепром.

Что же остаётся после этого в осадке?

Вильбарская археологическая культура Повисленья от Данцигской бухты до Бескид, наскоро приколоченная к «готам скандинавским» почему – то вдруг перевесивших в пристрастиях мятущихся «О новизне» кандидудок и докторишек вполне реальных бургундов, что спасаясь гуннов сбежали оттуда в 5 в. на Рону и Марну, оставив по себе нетронутыми ещё более загадочные топонимы, нечитаемые из германских языков…

Нет ничего подходящего под рукой?

А не лучше ли предположить, что это всё то же мерцающее этническим образование, что от «энетов» Геродота до «эстиев» – «венетов» Тацита собирало и собирает, возило и возит янтарь с Балтики в пресыщенное Средиземноморье… Добавлю, в более широком районе – вдруг открывшиеся в 20 веке на Волыни огромные залежи янтаря включают и район Сана – Луги – Западного Буга в этот оборот, сминающий тот или иной набор частной племенной местечковости в общее тесто «новой археологической культуры».

Итак, по рассмотрению материалов Плиния Старшего, Тацита и текстов Иордана, относящихся к 1—2 веку, вместо оснований к мосту на «славянский берег» получается только набор проблем: «венетская», «готская»… И «методологическая»: как от них перебросить «славянскую дощечку», по которой перейти, если она объективно зависает в воздухе без видимой этно – археологической опоры в Центральной Европе ранее 6 века?

Иордан нашёл простейший и как оказалось, самый устойчивый в наличном обороте способ решения методологической проблемы декларацией «после этого – значит, по причине этого». Если славяне (склавины, анты) появились после «венетов» и «где-то там» – значит, они венеты/=произошли от венетов!

Но и это утверждение у него тоже какое-то двойственное: в одном месте своей «АполоГЕТИКИ» он свидетельствует, что склавины и анты это лишь различные наименования венетов, как бы переименованные с западной и восточной точки зрения «венеты» – с другой, что венеты, склавины и анты произошли из одного корня…

Кто-то Четвёртый?

Или всё же сам – третей?

Не будем уличать своемысленного автора в логической ошибке, и в том, что Некие Иные могли вклиниться между 2 и 6 веками в сочление Венеты – Славяне и перехватить Отцовство/Материнство Вторых, но обратим внимание на другое: «венеты – славяне» Иордана мало совпадают географически с венетами античных авторов, которые привязывают их к реке ВИСТУЛЕ, ныне утверждаемой, как Висла – у Иордана «от истока реки Вистулы на огромных пространствах обитаем многочисленное племя венетов. Хотя теперь их названия меняются в зависимости от различных родов и обитания, преимущественно они все же называются славянами и антами. Славяне живут от города Новиетуна [традиционно отождествляется с г. Новиодуном, совр. Исакча, на правом берегу Дуная] и озера, которое называется Мурсианским [?], вплоть до Данастра и на севере до Висклы; болота и леса заменяют им города. Анты же, самые могущественные из них, там, где Понтийское море делает дугу, простираются от Данастра вплоть до Данапра. Эти реки удалены друг от друга на много переходов»…

Вполне очевидно, что для Иордана ВИСТУЛА и ВИСКЛА вполне разные реки; так это, или не так на самом деле, но он вполне очевидно «тексту вопреки, наперекор стихиям» совершает подлог, отождествляя «венетов» и «славян», и понятно, почему: ему очень хочется включить славян в державу Германариха, увеличивая её блеск и мощь, но нет материала – поэтому он вводит их в «венетов», которые несомненно были смяты готским нашествием, проходившим через сердце их территорий на Висле.

Но чем, впрочем, отличаются нынешние методики от Иордановой, когда ак. В. Седов или д. и. н. С. Алексеев берут Пшеворскую археологическую культуру, быстренько заявляют её «венедской» и – как бог из машины – извольте, славяне… Правда, вместе с германцами – братики-близняшки наверное.

Итак, что мы имеем ко 2-й половине 4 века: Бургунды на Висле; Бастарны на Пруте; Тайфалы, Герулы, Гепиды, Склиры на Дунае; Грейтунги на Дону; Тервинги на Днестре… В середине продукт непорочного зачатия (Русским Духом – по Аполлону Григорьевичу Кузьмину) – СЛАВЯНЕ!?

Следует добавить ещё одно частное замечание, неглубокое: естественно, что германский мир, с 6 века имевший славянских соседей НА СТАРОЙ ВЕНЕДСКОЙ ОКРАИНЕ, прозвал их «вене»; неудивительно, что 700 лет проседавшие под германским игом балты и финны восприняли немецкий термин вене=славяне…

Ну-с, из кого будем делать славян 1—5 веков?

В 6-м веке они и сами появятся без нашей помощи, как-то и где-то без шума и кривотолков оформившиеся по 2000—летней мерке своего глоттогенеза. И вот появившиеся —совершенно правильно, Аполлон Григорьевич – по именем РУССКИХ на всемирный подиум.

Ра=Кама+Волга+Ока=Русь?

Обозревая лесостепной мир от Карпат до Алтая невольно обращаешь внимание на одно бросающееся в глаза при чтении источников обстоятельство, впрочем, заметное даже и на современной географической карте —или виснущее на слуху, коли на уши не наступил Академический Медведь: от Карпат до Приазовья древнейшая гидронимия, восходящая корнями ко 2—1 тыс. д.н.э. имеет чётко выраженную ирано-скифоидную окраску на «дн…» / «водный поток» по этимологии В. Абаева/ (Дунай, Днестр, Днепр, Дон…) – ситуация достаточно резко меняется с переходом к Заволжью, где гидронимия решительно переменилась к тюркской основе, но господство индо – иранского населения на протяжении 3 тыс. д.н.э. —5в. даёт основание предполагать, что исходно-древнейший пласт гидронимии был также ирано – скифоидным. При этом как западная, скифоидная, так и восточная, тюркоидная, гидронимии достаточно устойчивы и консервативны: гидронимы или сохраняются или вполне объяснимо исторически меняются, как например сакско – иранский Яксарт стал тюркской Сыр-Дарьёй, иранский Окс/Ратха/Аратха обратились в Аму-Дарью с вполне сохранившейся памятью о том, что некогда пребывал и индо-иранским Вахшем, удержав это имя в качестве притока. То же самое Обь (от иранизма «Об» – вода), Иртыш, в котором усматривают контаминацию иранизма «Ир» – стремительный с тюркизмом «тыш» и т. д. и проч. Естественно, я беру лишь те выразительные примеры, которые наиболее полно демонстрируют моё наблюдение, и даже упрощаю их, не раскрывая всего богатства связанных с ними этимологических иллюзий – наличие такой общей подпочвы под разноцветьем местной гидронимии само по себе становится обоснованием к заявленному постулату.

На этом фоне становится интригующе интересным выразительное зияние, рассекающее пополам это единое поле: иранская подоснова гидронимии разом прерывается в районе, где она должна быть наиболее представительной по логике, географии, истории, в самом центре степного мира в районе дороги народов между Уралом и Каспием, центральной артерией которого является Волга. Можно сразу и решительно утверждать, что всё навязываемое ей обнимающим иранским этимологическим полем в голове у филолога и историка является во всяком случае сомнительным – уже древнейшие свидетельства такого рода у Геродота, Плиния Старшего, Аммиана Марцеллина, записанные в самый разлив ирано – скифоитного моря по южно-русским степям прямо выгораживают этот регион из зоны общего влияния.

Древнейшее из известных исторически достоверных названий современной Волги «Ра», документированное в этом виде античными авторами и сохранившееся в форме «Ра (ва)» в мордовском языке. По обычному для восточных финно – угорских наречий обозначению текущих вод прибавлением служебной частицы «ва» следует признать полное совпадение исторического и текущего названий объекта. Знаменательно, что обычно так разноречивые филологи в данном случае довольно единодушно усматривают в этом гидрониме отпечаток не иранского а индо-арийского диалекта расходящейся прото – индоевропейской языковой семьи, т.е. утверждают не скифский, но индоевропейский характер древнейшего субстрата носителей ямно – катакомбно – срубного комплекса археологических культур в этом регионе. Было бы по меньшей мере преждевременно привязывать Ра к священной реке санскрита Ранхе, особенно помятуя, что авестийские тексты отождествляют последнюю с Аму – Дарьёй/Оксом/Аранхой; но в то же время наличие и в исторические времена поблизости с этим регионом индо – арийских синдо – меотов Восточного Приазовья (языковая идентификация О. Трубачёва) никак нельзя игнорировать.

Небесполезным является ещё одно замечание, которое я бы назвал феноменом «Амазонки с притоком Укаяли»: следуя логике, назначая название реке, её истоком следует брать исходный пункт самого протяжённого из её притоков, слиянием которых она и оформляется как итоговый результат – и если бы открытие Амазонки происходило не исторически, а логически и юридически, то она бы называлась Укаяли, а Амазонка только пребывала в составе её малознаемых притоков. Но познание Амазонки началось именно исторически, т.е. с того, что попало ранее в общественный оборот, с Амазонки, и от того она и разворачивалась, оказавшись по итогу двухголовым змеем «Амазонкой с притоком Укаяли»; как и «Миссисипи с притоком Миссури», или даже 3-головым, как «Обь с притоком Бией/Катунью/Иртышом», которую числят от слияния Зеи и Катуни…

Этот феномен часто повторяется в указанном нами районе между Волгой и Алтаем. Так, если следовать логике (и юриспруденции), то Обь следовало бы переименовать в Иртыш, который к моменту впадения в неё уже набирает двукратно превосходящую длину, нежели вся Обь.

Для историка это наблюдение разворачивается целым букетом следствий:

1.Обь, Бия, Катунь, Иртыш изначально не входили в обозрение некой социальной общности, вырастали из обозрений отдельных социумов – народцев;

2.Та общность, которая открывала великую реку как свою «Обь», возобладала в её целостном постижении, но восходя вверх по течению реки, соединила её в общее представление с постижениями других общностей, автономно осваивавшими её как «Бия» и «Катунь»;

3.Обь в целом, т.е. с Бией и Катунью, осознана общим комплексом ранее, нежели в него включился Иртыш;

Т.о. определяющий пункт её географической социализации, как и ведущий социум этого процесса, находился на верхнем течении Оби ниже по течению места слияния Бии и Катуни, и выше устья Иртыша.

4.С переходом в лесную зону, т.е. ниже впадения Иртыша, множественность регионально – этнических названий реки свидетельствует, что полного её освоения до прихода русских переселенцев в 16—17вв. не произошло – бассейн как целое осваивался не в меридиональном, а в широтном направлении в точно фиксированном природном ландшафте степи и лесостепи.

По совокупности этих замечаний следует признать, что Обь в целом, «Обь с притоком Иртышом», была открыта движением степных социумов, державшихся одной ландшафтной зоны, определённо благоприятствующей скотоводству, ДВИЖЕНИЮ, НАПРАВЛЕННОМУ С ВОСТОКА НА ЗАПАД в главном направлении, и с равнин в горы при устоявшихся условиях.

Без особого ухищрения можно приписать этот маршрутный лист миграциям европеоидных иранцев – скотоводов, заинтересованных в реке более как в водопое, нежели ареале комплексного освоения ресурсов речных долин, по их богатству и стабильности воспроизводства создающих условия перехода к оседлости (рыба, самовосстанавливающийся плодородный лёсс).

В то же время было бы неразумно исключить пусть и не возобладавшие подвижки такого рода, и Сейминско – Турбинской культурно-исторический феномен, стартовавший именно от Алтая во 2 тыс. д.н.э., при этом В СЕВЕРО – ЗАПАДНОМ НАПРАВЛЕНИИ по течению Оби, и выявленные к настоящему времени основные памятники которого тесно привязаны к узловым пунктам долин Оби, Чусовой, Камы, Оки прямо к тому настораживают: в этом случае вполне очевидно представление, что спускаясь по доступным пространствам Оби от предгорий Алтая к малым рекам – волокам Зауралья – Приуралья, эти загадочные первооткрыватели, на одном дыхании перелетевшие пространство от Алтая до Ботнического залива, в такой же последовательности формировали и представление об Оби: недоступные (и ненужные) Бия и Катунь – Обь – устье Иртыша – Обь… Правда на их великолепном бронзовом оружие, единственном свидетельстве о них, среди массы изображений нет ни одного челна – только лошади, но все их могильники найдены на мысах рек. Вся же культура в целом после бесплодных попыток её к чему – то привязать постулирована как «культурно-исторический феномен» – в рамках же «феноменологии» возможно всё.

Эти прикидки могут оказаться полезными для прояснения возможных ситуаций в дальнейшем изложении…

Возвращаясь к гидронимии Поволжья следует сразу отметить, что сама Волга имеет несколько этно – исторических названий, частично бытующих по настоящее время, т.е. сохраняет следы многократного, где смежного, где перекрывающегося своего открытия мёртвыми и живыми этносами, со следами заимствований, географических экспансий и контр – экспансий, переводных формул, нечитаемых клише… Это индоарийская Ра, тюркская Итиль, финно-арийская Рава русская Волга, не будем вдаваться в уводящие частности только для иллюстрации в общем очевидного.

Но пример с «русской Волгой» требует особого прояснения. Устойчивые попытки – увы, восторжествовавшие к середине 20-го века – привязали гидроним к финно – угорскому кругу языков. Но уже М. Фасмер, в нарушение обычной своей склонности выводить топонимику Русской Равнины по возможности от кого угодно, только не от русских (и в этом смысле надо ему отдавать должное, как ОБЪЕКТИВНОМУ КРИТИКУ позвоночно – слепого русочванства), вынужден был признать, что ни тюркские, ни финно – угорские источники ничего убедительного не дают; в то же время не рассмотренное Фасмером наличие корневой основы «волг» в языке западных славян (польская «вилга», чешская «велга») в значении «вода» (и прямой тюркский дериват «Итиль» – «Большая Вода») победительно толкают к протославянской лексике гидронима с основой на «волог/волг»: нечто «волглое»/жидкое/влажное. Очень выразительны в этой связи такие гидронимы Верхневолжья, как реки Волога, Воложка, Вологда и пр.

На таком широком поле обоснованной становится возможность построить некоторую достаточно огрублённую хронологически ранжированную схему смены этих названий и по смене гидронимов отчасти приоткрыть движение и смену этносов в регионе, в теоретическом плане более достоверную, нежели извлечение народов – «язык» из безгласия археологических культур.

Из современных носителей языка автохтонными и древнейшими признаются финно – угорские народы, а среди них первенствующей современная мордва, оформлявшаяся как языковая общность в первых веках нашей эры в междуречье Волги и Оки на общем поле т. н. Городецкой археологической культуры, из которой выводят кроме того исторических мещёру, мурому, мари, мери… Но существенно, что главные гидронимы в мордовском языке Ра (Вогга) и Ока не финно-угорские, а заимствованы: первый из какого-то древнего индоевропейского языка, при этом не иранского скифоидного, а индо – санскритского круга; второй извлекают из «балтских», а в последнее десятилетие и прямо из индо-арийских (этимология на основе индоевропейской АКВЫ/вода). Т.е. вопреки автохтонному посылу заимствованная от БОЛЕЕ ДРЕВНЕГО ИНДО – САНСКРИТСКОГО ИЛИ АРИЙСКОГО НАСЕЛЕНИЯ, о наличии которого свидетельствует широкое распостранение топонима ИЗВАРА (санс. «святилище»/ «место встречи богов») как на всей территории Городецкой культуры, так и на север и северо – восток от неё и ставит под сомнение «балтские корни» индо – санскритских гидронимов верховья Оки. «Балтизмы» такого рода ещё более обесценились после того, как данными ДНК – генеалогии было установлено генетическое родство т.н. «балтов» с финно – уграми, т.е. в целом «балты» оказались «ариизированными» финно – уграми, отличающимися от них только наличием локуса L550 митохондриальной ДНК. Т.е. доводя до конца – они результат культурно – языковой ассимиляции уральских народцев некими древними индоевропейцами санскритского языкового типа, при этом более ранними насельниками на этих территориях, о чём свидетельствует сохранение древнейшей из опознанных на данной территории САНСКРИТСКОЙ ТОПОНИМИКИ.

Здесь возникает одно очень любопытное обстоятельство, постоянно путаещееся у разных авторов, но как-то ускользающее от серьёзного разбора. В «Гетике» Иордана в числе народов, подвластных готской державе Германариха 4 в. указаны некие «морденс», которых по месту в перечислении среди расшифрованных достоверных соседей отождествляют с мордвой. Свидетельство о размере державы в описании Иордана давно признано апологетически преувеличенным и недостоверным; полагают, что итальянский гот, писавший через полтора века после крушения Готской державы в Причерноморье, использовал какое-то географическое описание Балтийско – Каспийского региона с перечнем обитающих там народов.

Но исторически «мордва» как единое целое не существовала вплоть до 20-го века, лишь в 1930 году соединившая в рамках автономной государственности этно – племенные народцы «эрдзя» и «мокша»; и тем более в момент исхода из тени Городецкой культуры в составе целого букета мери, мари, муромы, мещёры, полного числа которых мы даже и не знаем: данные цветы известны лишь потому, что легли и засохли в русских летописях. И например, арабские путешественники 8—9 века, посещавшие Булгарское ханство, описывают «эрдзю» и «мокшу» как совершенно разные народы – и лишь авторы ПВЛ 11 века фиксируют «мордву» как обобщение в том составе, в котором она утвердится в 1930-м году.

Вполне естественно задаться вопросом, как Иордан в 6 веке узнал то, что не знали, потому что этого не видели, не было, арабские авторы 9 века? И тем не менее на том же составе материала усматривали русские 11 века, непосредственно соседившиеся с мордвой так, что в союзе с эрдзянским князем Пургешем вели 40-летнюю войну с мокшанским Пургасом, за которым стояло Булгарское ханство…?

Достаточно подробно закалькированная территория Черняховской археологической культуры, к которой привязывают исторических причерноморских готов, никогда не контактировала с Городецкой; более того, весь комплекс материалов свидетельствует, что восточная граница империи Германариха не могла далеко отрываться от линии Днепра, и разве что спорадическими кампаниями входила в степные пространства, в глубине которых конные ополчения степных народов в целом преобладают над пешим «вооружённым народом» германской военной организации 2—4 веков. Это само по себе снимает предположение о прямом наблюдении готами ситуации в Поволжье – только через опосредованные свидетельства. Но при этом такого рода богатства, что можно прямо утверждать, по сравнению со знаниями Тацитовой эпохи был открыт иной мир – крушение скифо – сарматского господства сняло иранскую завесу на такую глубину обозрений континента, которые сопоставимы со всей европейской географией античности 1 в.

Любопытно, как комментируют наши ДИНы. ситуацию морденс – мордва с русского конца:

1.Это прямое заимствование из Иордана русских книжников, которые уж далее сами «сеют разумное, доброе, вечное», так что рязанский мужичёк 12 века, видящий вокруг себя только мерю, эрдзю, мещёру, мокшу, мурому, чешет в затылке:

– Мордва, так мордва – Не верь глазам своим!…

…Текст «Слова о полку Игореве», где «девы готские поют время Бусово» непреложно свидетельствует, что Былинно – Начальная Лазоревая Русь, та, что вплоть до 12 века полагала символом красоты Синий Цвет, с Иорданом или без Иордана Готские Времена знала.

…Но тут сразу интересная ситуация: заимствование напрямую возможно было только при непосредственном контакте с готами на протяжении 2—4 веков – — после ни спасающемся паническим бегством от гуннов в Европу готам, ни славянам, шевеления которых как бы усмотрели там только в 5 веке необходимости и даже возможности в этом не представлялось.

Вариант, что явившиеся «приблизительно с 8 века» славяне пражско-корчевской археологической культуры, начали осваивать окружающие пространства и народы «по Иордану», и коли чего-то там не находили, следовали тексту 300-летней давности, а не наличному состоянии? Расскажите-ка вы это своему психоаналитику…

2.Русская «мордва» оформилась независимо от готских «морденс» по корневой основе «морд»/человек мордовского языка присоединением славянской обобщающее – собирательной (и зачастую эмоционально окрашенной) частицы «ва». Но такая же корневая основа есть и в языке других финно – угорских народов Поволжья и Прикамья: чувашей, марийцев, удмуртов – почему-то общий хомут надели только на 2 из них, что рождает ситуацию китайской головоломки: было бы понятным, если так переписали один народ или весь состав наличной языковой группы. Тем более, что в практических вопросах Средневековая Русь вела себя так, как будто народов было всё же двое. По очевидной ущербности этого конструкта возникают поползновения переписать в «мордву» одну «эрдзянь», но что тогда делать с русско – финским топонимом «Рязань»/Эрдзянь, в котором вплоть до 1054 года на расстоянии 50 метров друг от друга согласно функционировали православная Троицкая церковь и Святилище 4-ликой богини местных народов.

Интереснее же всего, что сама корневая основа «морд», что в «мордве», что в «морденс» согласно признаётся не финно – угорской, а индоевропейской, по наиболее распостранённому мнению, индоиранской, заимствованием от скифо – сармат. Но тогда что уж скрывать, такая же корневая основа лежит и в древнерусском «с/мерд» и в том же круге понятий смерть-смертный-человек по дихотомии отношений Бессмертный/Смертный, что необыкновенно расширяет область её бытования, вплоть до Франции, где оно завершило свой социальный спуск до «marde»/дерьмо, т.е. то, что произведено «мард»… В нашем случае однако возникает новая проблема, кто же так напитал этой корневой основой например удмуртов: исторические скифы никогда не достигали центра их этногенеза в междуречье Вятки-Чепцы, а та же Городецкая культура ушла из зоны степного индоиранского влияния в 6 в. д.н.э. немедленно по приходу скифов? Не будем пока полемизировать в филологической гуще, какого характера эта корневая основа, индо-иранского или индо-санскритского, или восходит к эпохе неразделённых индоевропейских языков, приписываемые которой памятники Среднего Стога 4 тыс. д.н.э. носят следы интенсивных поисков разрешения проблемы жизнь/смерть (посмертная обрядность, ритуальные изображения сверхъестественного и проч.). Существенно для наших целей другое: если эти господа потчились доказать, что этот корень появился в древнерусском языке из индоиранских, то они немедленно должны согласиться, что протославянское население присутствовало на территории восточнее Карпат и Вислы уже в период 7 в. д.н.э—2 в.,т.е. в период, в котором его в Центральной Европе уже и не ищут.

После перечисления того, что заявлено по данному вопросу с мало – мальски наличной долей научности позвольте высказать собственное соображение – а почему бы не обратиться собственно к реалиям того, что бесспорно в наличии: собственно к финно – угорским языкам? Признавая/Не признавая заимствование откуда-то корневой основы «морд», сама она по факту присутствия в них является объективно их собственной; и признавая её в этом смысле «финно – угорской», не следует ли так же оценить и конечную «ва», а тогда антропоним становится прозрачно читаемым: «морд»+ «ва»= «человек»+ «река»= «люди реки»/ «речные люди»… Были же такие термины в старорусской антропонимике «черемиса луговая», «черемиса горная»… Народы же в целом были разные: чуваши и марийцы.

Подведём открывшиеся промежуточные итоги:

1.Финно-угорские народы Поволжья и Прикамья уже в момент своего этногенеза испытывали заметное влияние некоего индо-европейского субстрата, утверждаемого за индо – иранский, чему решительно противоречит остаточная индо – санскритская топонимика региона, в большей части не имевшего прямых контактов со Скифо – Сарматским степным миром носителей иранских языков; при решительной изоляции всех центов этногенеза от подобных влияний. Наличие индо-санскритской гидродинамии на территории этих народов свидетельствуют о бытовании здесь предшествующего индо – арийского субстрата, и как пример одной исторически известной линией которого были носители т.н. сейминско – турбинского культурно – исторического феномена 17—16 в. д.н.э.

2.Наличие подобных же «иранизмов» в древнерусском языке свидетельствует об очень широком распостранении этого явления и побуждает обратить сугубое внимание на те гнёзда индо – санскритской гидродинамии, которые некритично приписывают неким «балтам», по современным данным являющимся только давно индоизированными финно – уграми. Даже принимая на веру утверждение об остаточных «иранизмах» древнерусских диалектов следует ОКОНЧАТЕЛЬНО утвердиться о наличии проторусского субстрата на Русской равнине уже до периода ранее 2в.,когда иранские степные державы были окончательно разгромлены готами; учитывая же, что для этой эпохи никаких «славянских» следов в Центральной Европе не найдено, этот субстрат следует признать и протославянским.

3. Во 2 веке происходит 3 важных события в истории Западной Евразии: в Поволжье под ударами неведомого вторжения терпит крушение Городецкая культура, открыв путь этногенезу эрдзи, мокши, мари, мещёры, муромы и мери; и на Самарской Луке появляются поселения Славкинской археологической культуры, признаваемой ныне славянской. В 200 году готы разгромили сармат где-то на правобережье Днепра.

4.Если два народа, утверждают что – то оригинально неповторимое о неком 3-м, чего кроме них другие знающие этносы не повторяют, и один из них непосредственно граничит с этим 3-м,а другой пребывает от того далее за ним, самое естественное предположение, что именно ближний является источником подобных сведений, а дальний только воспринимает их от него – т.е. это протославяне/русь просвещали готов о «мордве», нежели готские писания учили их о «морденс»…

…И всё же почему возник этот искусственный языковой конструкт, обезличивающий два вполне реальных автономных племенных народца? И к ним ли он исходно относился, или к кому – то иному, прежде бывшему? И протославяне ли были его авторами – или это наследие ещё более глубокой индоевропейской общности, перенесённое на субъекты иной исторической эпохи, даже географии?

…Известно, что попытки привязать к славянскому субстрату какие-либо археологические культуры от Трипольской 3 т. д.н.э. до Зарубинецкой 4 в. оказались несостоятельны. Откуда пришли Славкинцы?

В целом к Волге вполне применимы наблюдения над феноменом «ОбьVCИртыш»: она также открывалась по сегментам с разных сторон консолидирующихся к ней народами и народцами, существовала в разных обличьях, и если «юридически» Обь следует конституировать Иртышом, то Волга от Казани безусловно Кама, имея меньшую длину к моменту слияния, 900 метров ширины против 3 км. (до строительства каскада Вожско – Камских ГЭС), и передавая 1 часть воды на 2. Самые неприятные разочарования фикцией «Великой Волги» произвели на меня непосредственные встречи с ней в Нижнем Новгороде, Ярославле и Твери – бог мой, ей надо тянуться до Сылвы и Чусовой, не говоря уже о Белой!…

В то же время, в отличие от Оби, через это дробящее разноцветие всегда проступала некая этимологическая схватывающая общность. Можно констатировать, что если названия малых рек – притоков Волжско – Камского бассейна имеют вполне различимые этнографические признаки преимущественно из финно-угорских (Сылва, Гайва, Москва), часто из тюркских (Агидель, Итиль, Атиль), «балтских» (Жиздра, Пахра, Угра), славянских (Меча, Белая, Вятка, Осиновка) языков, то главные магистральные потоки в этимологическом и этно – историческом смысле стёрты и не прояснены, порождая форменный истерический букет лингвистических штудий, недостоверный в целом уже по их количеству и размаху метаний. Я всё более склоняюсь к мысли, что только ИСТОРИЧЕСКОЕ поэтапное без скачков через эпохи развёртывание и распутывание всего клубка связанных с тем или иным гидронимом известий может решить этимологические проблемы Волги, Камы, Оки, Двины, Сухоны и проч., т.е. полагающее по меньшей мере равноправное, а то и ведущее участие в этих работах историка против нынешней практики передоверяться филологу, садисту над префиксами – суффиксами, плодящего ежеминутно для своих извращений «новые законы» от потолка.

Но если мы в настоящее время не можем утверждать на основе этимологии современных Волги, Камы, Оки о наличии давнего представления общности того, что сейчас подразумевает как единство «Большой Волги», в отличие от Оби, которая была открыта в таком виде только русскими на рубеже 16—17 веков, то наличие феномена индо-санскритской «Ра» у финно-угорской мордвы, этногенез которой связан с междуречьем Оки и Волги, очень много говорит о наличии этой общности уже ко 2 веку на пространстве от устья до впадения Оки, т.е. и в древнейшем представлении главной была Ра-Волга, Кама только притоком…

Мы ничего не можем прямо сказать, поднимался ли гидроним «Ра» выше устья Оки, перенятое одновременно с Ра мордвой от «балтов» название которой свидетельствует, что она Ра не считалась. В то же время наличие в области Верхней Волги однокоренных гидронимов на «волг-» (Волга, Воложка, Вологда) свидетельствует, что именно здесь оформился утвердившийся современный гидроним и отсюда он продвинулся с русскими в 16 веке, покрыв марийский Юл, мордовскую Раву, татарский Итиль…

Я не буду разбирать и раздражаться на то обилие диковатых этимологий, которыми пытаются затушевать очевидную нечитаемость массы гидронимов Верневолжья на «-га», «-да», «-гда». Уже потому, что они присутствуют чересполостно, а то и вперемежку с вполне достоверными гидронимами – угоризмами на «-ва» очевидно бессмысленное дублирование последних иными служебными частицами в рамках одной языковой системы – это другая языковая семья. Выражу сомнение и в славянской интерпретации названия через корневую основу «волг»/волглый /. название Волга (ст.-сл. Вльга) произошло от праславянского*Vьlga, ср. во?лглый – волога – влага. За славянскую версию происхождения названия говорит наличие рек Влга в Чехии и Вильга в Польше/: будучи формально обоснованной, она никак не выделяет объект из всех прочих рек – они все «волглые»/мокрые, и это определение вряд ли подходит для выдающегося объекта. Конечно, название рек Сухая в этом смысле куда как выразительны, и они встречаются.

Учитывая большой объём топонимического материала, большую консервативность гидронимов, можно утверждать, что «Ра» утрачивается выше Оки: три претендента на её продолжение Кама, Ока, Волга резкой отграниченностью названий перекрывают ей путь наверх. В то же время «славянская версия» Волги обращает внимание к другому роду поисков, как представителя индоевропейской языковой семьи – нет ли чего на более широком круге обозрения?

С конца 19-го века Б.Г.Тилак, Н.К.Рерих, ак. А. И. Соболевский, В.Н.Никонов последовательно отмечали наличие мощной индо – санскритской топонимии в центре и на севере Русской равнины, и с 1950-х годов поддержанные Р.В.Риши, Н. Гусевой, С. Жарниковой, Е. Галкиной. Около 150 санскритских топонимов для района Крыма – Приазовья обнаружил О. Трубачёв. Большую насыщенность Русского языка и культуры санскритскими параллелями установлена в фундаментальных исследованиях В. Топоров и Т. Елизаренкова. На уровень историографического материала выводит эту тематику Г. Бонгард-Левин.

Было бы странно уклониться от обращения к этой группе материалов.

И вот они, любопытные совпадения гидронимов русского Северо – Востока и их санскритские параллели, извлечённые из словников С. Жарниковой:

Варила /варила – дающий воду*

Важа / важа – сила, быстрота, шум воды*

Варз /варз – поливать, осыпать дарами *

Валга / валгу – приятный, прекрасный *

Вель / вела – граница, предел, речной берег *

Дан /дану – капля, роса *

Ира /ира – освежающий напиток*

Индига, Индега, Индоманка/ инду – капля *

Карака /карака – сосуд для воды *

Кала /кала – черный, темный

Лала /лал – играть, переливаться

Куша /куша – священная трава, вид осоки

Падма / падма – цветок кувшинки, лилии, лотос

Панка (озеро) /панка – ил, тина

Сагара /сагара – впадающий в море, ручей

Сара /сара – сок, нектар, вода

Сухона /сухана – легкопреодолимая

Харина /харина – гусь, золото