Летучий голландец, или Эрос путешествий

И делают это дети. В ролях – исключительно мальчики: так было принято в средневековом театре, где, как известно, лицам женского пола лицедейство запрещалось. Ангелы – мальчики… ну да, это вполне. Но Богородицу тоже играет мальчик! Каждый год проводится серьёзнейший кастинг, потому что желающих исполнить эту роль всегда множество. И выбранная (выбранный?) Дева Мария непременно воплотит в себе вечную женственность и вечную святость. Таковы законы мистерии.

Двухдневный праздник собирает обычно тысячи людей – и постоянных прихожан, и туристов отовсюду, специально в его дни сюда приезжающих.

Сложная машинерия на куполе, исправно работающая здесь со времён средневековья, позволяет спускать и поднимать ангелов над толпой, и зрелище это – летающие мальчишки – впечатляющее! В 2000 году «Религиозная мистерия Эльче» была внесена в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Прежде чем вы покинете Базилику святой Марии, не поленитесь подняться по лесенкам на колокольню, отдыхая по пути у экспонатов ещё одного музея – его тут называют Музеем звонаря.

Наверху, у колокола, вас порадуют опять же любимые мною панорамные просторы.

Это пальмовый Эльче. Но к пальмам мы ещё вернёмся.

«А сейчас по программе школьный музей», – сказала гид Беата.

«Музей, так музей, – обречённо кивнул я в ответ, – но тут же не без удивления переспросил: школьный?».

«Да, это Музей школы Pusol», – уточнила Беата, приглашая меня оторваться от стола.

И, чтобы окончательно сразить меня, расслабленного обильным обедом в придорожном баре, который завершил необозримым количеством трескавшегося от спелости инжира, добавила:

«Это тоже объект ЮНЕСКО».

Так – бывает?

Да, это был не розыгрыш. Museo Escuela de Pusol – Этнографический музей при школе маленькой деревушки Пусоль рядом с Эльче, существующий с 1969 года, в 2009 году был действительно включён в наследие ЮНЕСКО.

Честно: насмотрелся я таких этно-музеев – и в России, и в других странах. Их можно условно разделить на два вида: занудно ностальгические и трогательно иронические. Первые особенно распространены на наших родимых просторах: их создатели абсолютно всерьёз сублимируют свою тоску по советским будням. По скрипучим мясорубкам, на тупые ножи которых каждые три минуты наматывался шмот мяса: не раскрутишь – не продвинешься ни на сантиметр фарша. По магнитофону Aidas, который в процессе прослушивания одной стороны бобины раз пять порвёт плёнку, и её придётся склеивать едкой уксусной эссенцией, больно разъедающей пальцы. Ну, и так далее. Вторые крайне редки: в России видел один такой – «Музей советского детства» в Казани. Там тоже ностальгия присутствует, но не надрывная, а трогательно-нежная – именно что по детским годам с глупомордыми пластмассовыми пупсами, крикливыми пионерскими горнами, потрескавшейся гитарой-шестистрункой, особенно классно звучавшей в «блатном» репертуаре твоего соседнего подъезда.

В таких музеях тебя накрывает грустная любовь – нет, не к эпохе, а к этому ушедшему и невозвратимому: к детству, отрочеству, юности – как сказал бы классик.

Музей школы Пусоль – как раз об этом: с любовью и нежной иронией в нём тебе расскажут о том, как бабушки нынешних учениц были девочками.

Встретили нас две девочки лет 12. Это были дежурные экскурсоводы. «Каждый день они тут новые, – пояснила мне Беата, – все классы, кроме самых малышей, по музею дежурят. Дети знают, как деревня жила во времена их бабушек и дедушек». Девчушки что-то быстро лопотали, охотно позируя перед фотокамерой за партами и у доски «из глубокой старины» 90-х годов прошлого века.

А потом им на помощь пришла Кармен! Вообще-то её звали Мариан, и она была главным музейным экскурсоводом, но, если бы я снимал фильм о Кармен (не по опере Бизе, а по новелле Мериме), то, несомненно, приехал бы к Мариан в Пусоль с официальным предложением главной роли. Потому что пронзительно хрупкая и обаятельно экспансивная Мариан явила мне образ испанской женственности и страстности.

В её рассказе о музейных экспонатах – от ткацких станков и линотипов до коллекции некогда модных шляпок – присутствовало не только знание каждого предмета, но и артистизмом воплощения в того самого человека из «глубин» прошлого, в которых ей, в силу молодости, жить не довелось.

А за столиком сапожника Мариан продемонстрировала нам экспресс мастер-класс по пошиву традиционных валенсийских башмаков – альпаргат. Ну надо же! Ведь меньше часу назад, за обедом Беата обратила моё внимание на ноги крестьянина у стойки: «Такие тут все носят».

Понятно, почему ЮНЕСКО заприметило именно этот провинциальный школьный музей: он – не «пыльный», он живой и страстный!

А ещё известен Эльче широкому кругу туристической общественности как город пальм. Чтобы убедиться в этом, на самом деле, нет необходимости взбираться на колокольню Базилики святой Марии и любоваться оттуда «пальмовым морем», хоть это и вам непременно понравится. И даже не обязательно статистику штудировать. Хотя факт она вам предъявит прелюбопытнейший: население города – около 240 тысяч человек, а пальм в нём, не поверите, примерно 260 тысяч! То есть на каждого жителя – по пальме плюс ещё несколько веточек.

А посему у людей не бедных тут сложилась традиция: считается хорошим тоном взять «под опеку» какую-нибудь особенную пальму или даже пальмовый «куст» (в иных таких «кустиках» по 5—7 гигантских деревьев): оплачивать уход, полив, обрезку и прочие процедуры. Вот, например, некий Рико Роман увековечил своё имя у пяти мощных стволов, о чём и сообщает табличка.

Пальмы тут повсюду: едешь по улице – слева и справа сначала вереница пальм, а уже чуть поодаль – здания. И просто пальмовые заросли за заборами и заборчиками, а то и вовсе без оных: пальмовых парков множество.

Главный же пальмовый парк – Huerto del Cura. Здесь вам, например, подробно расскажут, как пальмы, завезённые в Испанию из Африки, использовались со старинных времён в качестве «зонтиков» для создания тени, в которой выращивались иные, менее теплостойкие плодовые деревья, а потому у пальмовой рассадки – весьма специфическая геометрия.

Проведут и экскурсию по небольшому музею, из экспозиции которого вы узнаете, какие бывают пальмы, на что принято использовать их плоды, а также какую красоту и какие полезные в быту предметы можно сплести из их веток и листьев.

Выйдя из Huerto del Cura, мы присели за столик в соседней открытой кофейне. И через какое-то время обратили внимание, что к нашему разговору прислушивается дама за столиком рядом. Повернулись – улыбнулись. Нет, русского языка она не понимала, но каким-то неведомым образом догадалась, что мы обсуждаем «пальмовую» тему (впрочем, слово-то международное). Оказалось, что семья сеньоры много лет и поколений владела территорией Huerto del Cura, а потом, когда вести это хозяйство стало делом очень уж обременительным, согласилась на то, чтобы город выкупил у неё эту собственность. «Они там всё привели в порядок, облагородили, даже музей в нашем доме сделали, но… что-то пропало», – и наша собеседница ностальгически скосила взгляд на фамильное наследие. Когда же мы попросили её назвать своё имя и подробнее рассказать о семейной истории, дама махнула рукой: да ну, не стоит.

«Пальмовую» тему продолжила и наша прогулка по муниципальному парку. Но тут пальмы не самодовлеют: много и иных зеленеющих красот.

Особенно же романтичен городской Ботанический сад. Не зря по нему любили гулять иные знатные и даже царственные персоны. В том числе и легендарная австрийская императрица Елизавета Баварская (более известная под именем Сисси, а нашим современникам – по фильму «Сисси – молодая императрица», в котором её сыграла великолепная Роми Шнайдер). Бюст императрицы красуется в одной из аллей Ботанического сада, а в соседней высится «пятицветье» царственных пальм, названных в её честь. Картину райского сада дополнят белые павлины… и неизменная Дама из Эльче.

Вот, казалось бы, круг замкнулся: начался наш разговор о городе с Дамы из Эльче, срезонировал в детских образах «Религиозной мистерии Эльче». После чего неожиданным отблеском отразился в витринах Музея школы в деревне Пусоль и сквозь пальмовые заросли вновь воплотился в одну из статуй Дамы из Эльче в Ботаническом саду.

Ан-нет. Есть неподалёку от Эльче совершенно отдельное, ни на что не похожее место, в которое я влюбился сразу и бесповоротно. Помните же, я начал свой рассказ именно с влюблённости. Так вот, сердце моё на сей раз оказалось покорено – нет, вовсе, странное дело, не женской красотой или зелёными кущами. А болотами!

Так – бывает! Да, и болота бывают прекрасными.

Природный парк El Hondo, на мой вкус, самое невероятное место провинции Валенсия. Он вообще-то формально фиксируется в научных и туристических справочниках как зона, где гнездятся десятки видов перелётных птиц. Птицы птицами – прилетели и улетели (не в обиду орнитологам). Но!

Это не описать словами и даже не запечатлеть камерой – это надо видеть. Нужен ли художник, когда сама Природа эмоциональна и выразительна! Сколько тайн и двусмысленностей может заключать в себе обыкновенный, казалось бы, куст, мерцающий в стоячей воде! Или натянутая меж растений паутинка с запутавшимися в ней насекомыми – она способна представиться моделью мироздания.

И тут вдруг сквозь изморось прорвётся солнце – и El Hondo предстанет уже совсем другим: не застывшим хаосом бытия, а зеркальным, строго геометричным. И ты задумываешься: может, именно так выглядела планета Земля в момент зарождения человеческой жизни?

Солнце, пальмы, дамы в здешних и нездешних воплощениях – вот он, казалось бы, классический образ южно-испанского рая. И на тебе – El Hondo!

Впрочем, El Hondo не разрушает, а лишь по-своему дополняет райско-пальмовую идиллию. Ведь мир – он прекрасный и разный.

Сентябрь 2019

Маленькая площадь большой гармонии

Есть такие места в мире, которые я мысленно называю: «Фотограф, застрелись!» Это, например, Манхэттен в Нью-Йорке, где моей фотокамере просто не хватает пространства: небоскребы нависают над тобой, и невозможно вместить в кадр какую-никакую выразительную картинку. Тот же эффект – в Гонконге, в некоторых районах Шанхая. Единственный выход – взобраться на смотровую площадку какого-нибудь супер-отеля, но картинка при этом будет всё равно другая: вид сверху.

«ФОТОГРАФ, ЗАСТРЕЛИСЬ!»

Да и бог с ними, с небоскрёбами – сверкающая панелями вертикальная архитектура, порождение XX века, меня меньше всего вдохновляет на фото-экзерсисы. Потому как, за редким исключением, одинаковая. Но когда такое же происходит в старой Италии… это уж точно: «Фотограф, застрелись!»

Так сложилось, что во Флоренции я бывал раза три-четыре, но всякий раз – по 5—6 часов, не более. И нет чтобы (как однажды случай подарил такое счастье) целую неделю один на один с Венецией. У меня с Флоренцией в этом смысле незавершённый гештальт.

Понятное дело, в такой ситуации, когда счёт идёт на часы, ты куда спешишь? Конечно, в самый центр. Конечно, к Санта-Мария-дель-Фьоре. Люблю я этот флорентийский Дуомо. И не за то, что ему больше 700 лет. И не за то, что он пятый в мире по размерам. И даже не за неподражаемое барокко в оформлении его стен – с какой из четырёх сторон ни подойди.

А за цвет.

Это невероятное сочетание розового с белым и природным зелёным (ваш монитор, возможно, неточно его передаст) создаёт во мне ощущение такой дефицитной, такой востребованной в наши дни гармонии… А придумал его совсем, по историческим меркам, недавно, в конце XIX века, Эмилио де Фабрис, занимавшийся в 1876—1887 годах реставрацией флорентийского Кафедрального собора.

И, знаете, я ведь не сразу догадался, что это – оттеночная, конечно, но, в принципе, имитация цветов итальянского флага. Остаётся выяснить, чьего авторства гармоничная цветовая гамма национального знамени. Впрочем, тут уже совсем другая тема.

Да, у кого-то есть «места силы». У меня – несколько в мире мест гармонии (с местами «Фотограф, застрелись!» они никак не коррелируются). И одно из них – площадь Дуомо перед фасадом Санта-Мария-дель-Фьоре. Здесь хочется остаться: пить кофе с «Амаретто» и с фисташковым мороженым. Засматриваться на стройных итальянок. Придумывать романтические сюжеты. Пресвятая Дева Мария – по флорентийской традиции, с цветами, ведь Флоренция – город цветов, осеняет тебя такой любовью и такой благостью, что мне лично вовсе даже не обязательно заходить внутрь собора (внутри он, скажем так, поскромнее): достаточно просто побыть рядом.

Но она, эта прекрасная площадь, на редкость невелика, я бы даже сказал, тесновата. И потому сделать красивое фото Дуомо в полном кадре – практически нереально: отходишь, отходишь и упираешься спиной в соседнее здание (а там, за спиной, такие резные двери!), а собор по-прежнему не весь в кадре. Потому и снимал я его кусочками, фрагментами.

Да, можно преодолеть 441 ступеньку, подняться на стоящую рядом с храмом не менее знаменитую колокольню Джотто и снять оттуда, но… это будет фото части купола и ещё чуть-чуть крыши собора: он ведь повыше колокольни – 114 метров вместе с крестом.

ДО И ПОСЛЕ ДЖОТТО

А в колокольне «всего» 88-метров. Её начали здесь строить 18 июля 1334 года, собор к тому времени уже стоял (в 1296 году его начали возводить), но достраивался – аж до 1436 года. 18 июля, 686 лет назад, сам 67-летний Великий Мастер Джотто ди Бондоне торжественно её первый камень. Благословил строительство Кампанилы (колокольни) епископ фиорентийский. Но через три года Джотто умер, и к этому времени был возведен лишь первый ярус колокольни. Потом, в 1348 году, работы прервала чумная эпидемия (та, что описана в «Декамероне» Джованни Боккаччо). Закончилось строительство колокольни 1359 (завершили его строго по первоначальному проекту Андреа Пизано и Франческо Таленти), то есть продолжалось оно 25 лет.

У Кампанилы (которая, смотрите, почти влезла в мой кадр) частично та же колористика – бело-розово-зелёная, она меня как не гармонизирует: за душу не берёт. Может, из-за вертикальности?

А вот классического коричневого тона купол Санта-Мария-дель-Фьоре (в той мере, в какой он доступен моему взгляду) гармонизирует. У него своя история. Вообще-то в XV веке построить купол на такой высоте считалось невозможным: как поднять материалы на более чем стометровую высоту да ещё и сделать остов таким прочным, чтобы не обрушился при строительстве или со временем?

Так вот, архитектор и инженер (это же Возрождение – гении умели всё!) Филиппо Брунеллески, спроектировав восьмигранник башни, ещё и изобрел новые по тем временам механизмы, позволившие поднять часть каркаса под каждую грань отдельно – и скрепить их воедино лантерной – фонарной башней. И вот эта «пимпочка» (ну, в масштабах собора) всё держит! Каркас до сих пор выдерживает почти 40 тысяч тонный купол!

Первоначально, лет этак 100, купол изнутри был просто покрыт белой краской: по задумке авторов, он и так красив. Но во второй половине XVI века Федерико Цуккари и Джорджио Вазари расписали его фресками, изобразив на них сюжеты Страшного суда: обитель Ада, смертные грехи, Антихрист, старцы Апокалипсиса, Мадонна, ангелы. Сегодня есть сторонники идеи вернуть куполу его первоначальный вид. Мне она как-то не по душе.

И напоследок – легенда. Возможно, я ее услышал в один из своих приездов во Флоренцию. А может быть, она мне примнилась, посетила меня в виде сна в одну из коротких летних итальянских ночей, под влиянием изобильных тосканских вин. Только вот, по этой легенде, сеньор Филиппо Брунеллески, ревизуя надёжность и гармоничность своей купольной конструкции, ходил вдоль неё и постукивал по граням камертоном – та ли музыка, тот ли тон? Гармония на звук.

Нет, мы не станем вспоминать банальности, вроде того, что архитектура – это застывшая музыка, музыка в камне. А просто по-пушкински (или по-моцартовски?) поднимем тост «за искренний союз, связующий Моцарта и Сальери, двух сыновей гармонии». Потому как гармонизирующая музыкальность архитектуры всё-таки неоспорима.

Ну, а Италия – она вся такая: страна-гармония.

Июль 2020

Гамбийский гамбит: опасайтесь фантазий

Отправляясь в новую для себя страну, мы, как правило, совершаем одну и ту же ошибку. Это завышенные ожидания. Признайтесь, живет ведь и в вас надежда открыть наконец свое эльдорадо? Прямо как в любви: узрев некий романтизированный  нами облик, мы наделяем его чертами, существующими лишь в наших фантазиях. А потом удивляемся: и почему она не та, о какой мне мечталась?

КРОКОДИЛЫ, ПАЛЬМЫ, БАОБАБЫ…

С Гамбией у меня поначалу так и вышло: представлял её в антураже старой песни Александра Городницкого: «Крокодилы, пальмы, баобабы и жена французского посла». И неважно, что события в песне происходят «в Сенегале, братцы, в Сенегале» – соседней стране, что на карте как бы заключает в свои широкие объятия стройную и длинную Гамбию с одноимённой рекой в качестве «позвоночника».

Наличие первых трёх сущностей (крокодилы, пальмы, баобабы) Гамбия при встрече подтвердила. Впечатлили, правда, лишь баобабы с их наподобие елочных игрушек висящими на «веревочке» плодами.

О четвертой, если подразумевать под нею гамбийскую женственность, мы ещё поговорим. Замечу пока лишь то, что девушки Гамбии для европейского мужчины – почти инопланетянки. И вовсе не из-за цвета кожи – он вообще на моё лично восприятие красоты не влияет. Непривычна даже не стебелеподобная стройность (недоедают?) большинства из них. А их лица с этим странным, куда-то в «иные миры» устремленным, очень внутренним взглядом.

Но это всё эмоции. Если же всерьёз говорить о Гамбии как о стране потенциального туризма, то – совсем уж по-честному – страна очень бедная, даже по африканским меркам. А с недавних пор, когда из неё сбежал (уже после моего визита) проигравший выборы экс-президент, прихватив с собой всю государственную «кассу», стала ещё беднее.

Два главных гамбийских города – Серекунда, самый большой, и Банжул, столица – представляют собой череду убогих жилищ, фактически фавел: в тесных строениях обитают простые гамбийские семьи с бесчисленным (похоже, и ля самих родителей) количеством детей. Плюс пара-тройка «центровых» улиц с магазинами, ресторанчиками, отелями, аптеками и госучреждениями. Ни одно из зданий не «обезображено» архитектурными изысками: похоже, гамбийцы (да и «опекавшие» их прежде англичане) никогда не заморочивались красотой того, что строили.

Дороги по стране, в целом, среднеафриканские: основные трассы довольно гладки, но упаси господь свернуть налево-направо, к какому-нибудь из чуть отдалённых объектов – это будут уже практически «американские» микрогорки.

Качественной отельной базы почти. Есть на всю страну максимум десяток более или менее приличных отелей с кондиционированным воздухом в номерах, что при здешнем климате существенно. Есть и несколько маленьких, бутиковых, содержащихся вполне по-европейски приехавшими сюда (как правило, по большой любви – к стране или к отдельному конкретному её обитателю) европейцами – чаще всего, голландцами.

К большинству же кемпов следует накануне поселения внимательно присмотреться в интернете – отзывы точно найдутся: в них вас вполне даже могут встретить не только холодной водой в душе и гоняющим теплый воздух вентилятором вместо кондиционера, а ещё и вырубающимся с завидной регулярностью генератором электричества.

Но главным сюрпризом окажутся насекомые, которые вызовут у вас, я не сомневаюсь, отнюдь не восторг исследователя-энтомолога. С комарами, кстати, а уж тем более малярийными, не повстречался ни разу, хотя антималярийными таблетками запасся.

Это я всё к тому, что, если вы – турист-отпускник, намеренный в комфорте и уюте провести свои дни отдыха от «лихорадки буден» (к слову: прививка от жёлтой лихорадки, сделанная перед выездом, будет не лишней), то вам подобные условия ещё поискать придётся. И найдёте «что-то совсем не то». Так ведь сами виноваты: у вас были завышенные ожидания. Гамбия, повторюсь, страна бедная, очень бедная.

Ну, а если вы – заядлый путешественник и, желательно, неизбалованный, непритязательный, неискушенный… Тут вашему любопытству пища найдётся.

Мне возразят: ежели речь о неких африканских природных артефактах, то они имеются и в других странах континента. Это так, только вот путешествие по Гамбии обойдётся вам несоизмеримо дешевле, чем по большинству африканских стран.

ТУРИСТ vs ПУТЕШЕСТВЕННИК

Только давайте сначала договоримся о терминах. Чем турист отличается от путешественника? Первый покупает тур или даже сам формирует его в онлайне. Ищет максимально комфортный за минимальные деньги отель, предпочитая, чтобы там его кормили-поили, не особо беспокоили, дав возможность расслабляться на морском песочке и в неге волн.

И, может быть, иногда, но нечасто «за ручку» отвели бы к какому-нибудь представителю местной фауны – крокодилу/ бегемоту, чей образ он смутно помнит по школьному букварю или по «заочным» телетурам. Но, в принципе, он, турист, готов обойтись и без этого.

Путешественник прибывает в очередную избранную им страну с заранее горящим взором. Он вполне-таки готов спать, где попало, есть в любой придорожной забегаловке. И смотреть, смотреть, смотреть. Особенно, если ещё мало чего видел.

Гамбия, по большому счету, для второго типа. Хотя… здешние два-три пляжа с песочком вполне устроят и первый. Но чего-то («турецко-египетского», наверное) ему, туристу, всё же будет не хватать.

Признаюсь, я жаден до ярких впечатлений и острых ощущений, красивых картинок бытия и чувственных наслаждений, и в этом смысле я, конечно же, путешественник. Но… в качестве одного из скромных экспертов туррынка просто обязан оценивать каждую новую для себя страну ещё и глазами среднестатистического российского туриста.

Такой вот почти шахматный «гамбит» восприятия. И ведь в партии турист vs путешественник каждая из сторон неизбежно должна чем-то пожертвовать – чтобы рассчитывать в итоге на успех.

Но гамбийскую «партию» неизбежно выиграет путешественник: у него тут изначальный гандикап. А потому мой рассказ будет больше не о том, чего нет в Гамбии, а о том, что в ней есть шанс можно увидеть.

А МОЖНО БЕЗ НАСЕКОМЫХ?

Неплохие отели в стране, на самом деле, как я говорил, всё же есть. Хозяин одного из них, давно облюбовавший эти края голландец Питер Энгельс встретил нас в своем довольно зелёном и уютном Ngala hotel, где мы провели первые две ночи, освежающим пивом со своей исторической родины и светской беседой. А проводил отменным, в европейской традиции, ужином, который сопровождался – немного-немало – фэшн-показом моделей чуть ли не самого известного гамбийского модельера (!), дамы с хорошими манерами и вполне современным подходом к своему ремеслу.

Мне, словом, понравились и наряды, и представлявшие их девушки. Номер был большим и прохладным, персонал неплохо обучен. Резервировать такой отель, правда, надо очень заранее – он невелик.

Ещё меньше, всего-то 6 комнат, и ещё круче бутик-отель Leo’s – здесь, у кромки бассейна, под шум плещущихся чуть поодаль волн океана, нас покормили прощальным обедом, после чего владелица этого оазиса дизайна Нина Вальц, прибывшая сюда из Австрии, показала сами стильно оформленные комнаты по весьма скромным ценам: €100—120 за ночь.

Из Европы родом и хозяйка кэмпа AbCa’s Creek Lodge, разбитого на очень красивой территории, где можно приятно провести вечер, сидя с коктейлем у воды, слушая музыку или наблюдая за гамбийскими танцами, а комнаты в бунгало хоть и похуже, чем в вышеназванных отелях, но для кэмпа вполне сносные… и даже без насекомых.

Есть ещё в Серекунде и огромная «Сенегамбия», считающаяся чуть ли не главным местом размещения в стране. На её пышно-зеленой территории снуют мартышки и плещутся в бассейнах пожилые пары – английские, испанские, а в поисках своего корпуса я несколько раз потерялся. Но это, в целом, вполне приличная «трёшка» – и по сервису, и по цене.

Так, собственно, на её фасаде и обозначено.

ОХ, НЕЛЁГКАЯ ЭТО ОХОТА… НА БЕГЕМОТА

Теперь про то, что посмотреть. Африканская природа (флора с фауной) в Гамбии пусть не роскошно, но всё же представлена. Прогулка по заливу меж мангровых зарослей на старой лодке с болтливым лодочником, мимо латанных-перелатанных причалов и мостиков – это, конечно, очень фактурно и аутентично с точки зрения «картинки».

Но уж лучше плыть с целью – например, поохотиться на бегемота. То есть, конечно, «пофотоохотиться».

Если вы не бывали в Кении, Танзании, ЮАР, Ботсване и других странах обитания знаменитой «африканской пятерки» – представителей здешнего животного мира, то фауна Гамбии вас не сильно разочарует.