По следам «невидимки». Рассказы об уголовном розыске

– Из меня рецензент липовый. Я по химии тройки имел.

Методист перелистала исписанные крупным почерком листы, заглянула в конец, еще раз перелистала.

– Обратного адреса нет, – обескураженно сказала она. – Позвольте: кажется, было сопроводительное письмо. Да, вот оно. – Бегло пробежала письмо. – И здесь нет.

– А конверт, конверт где? На нем-то если не обратный адрес, то почтовый штемпель должен быть. – Ковалев говорил это, а сам буквально чувствовал комок в горле. Неужели опять неудача?..

– Конверт уничтожили. Их всегда выбрасывают, обратный адрес в случае изменения заочники обычно сообщают в сопроводительном письме.

Можно понять Ковалева. Он в полной мере осознал свою ошибку: надо было предупредить, чтобы письмо от Грощенко оставили в первозданном виде, даже не вскрывали. Эх, ну как же он так…

Вдруг его осенило.

– Скажите, – спросил Ковалев, – вы лично держали этот конверт в руках?

– Да, конечно, я даже мысленно вижу его: нестандартный, склеенный из желтоватой оберточной бумаги.

– Хорошо. Это, конечно, почти невозможно, но все-таки вдруг вы припомните, что значилось на штампе. Я буду перечислять крупные лесные поселки, где есть почтовые отделения, а вы постарайтесь припомнить.

И он стал перечислять, надеясь на чудо, ибо даже он, профессионал, далеко не всегда запоминал все детали. А тут – штамп на конверте… Но удивительной бывает человеческая память. Когда Ковалев сказал «Кедрозеро», Анна Сергеевна воскликнула: «Точно! Припоминаю, там значилось: Кедрозеро17».

* * *

– Да, дал я маху, – говорил получасом позднее Ковалев Аристову. – Но Анна Сергеевна молодчина. Подумай, запомнила, что значилось на штампе!

– Да, молодчина. А почему именно лесные поселки ты стал называть?

– Так он же окончил лесотехнический техникум.

– Молодец, что сообразил. Но мы обязаны были сообразить это гораздо раньше. Да… понадеялись на районные отделения. Надо надеяться на себя. Но каковы в кондопожской милиции! Не прописан – и с рук долой. Не дали себе труда справиться в отделах кадров. Сколько времени бы выиграли! Так кто поедет в Кедрозеро?

– Кроме меня, думаю, Зоя Михайловна и Стрелков.

– Хорошо. Полагаю, в Кондопожский районный отдел в этом случае вам заходить не обязательно. Потом их проинформируем. Не совсем это правильно, но, знаешь, чем меньше людей будет в курсе дела, тем успешнее пройдет эта небольшая операция.

Так и решили. Когда Ковалев уже направлялся к двери, Аристов остановил его фразой:

– Думаю, не понадобится, но все же оружие захвати.

– Ладно.

– Ну, езжай.

Ехали по лесной дороге.

– В лесу сейчас ягод много, – мечтательно заметил Стрелков.

– И первые грибы уже есть, – сказала Зоя Михайловна.

– У нас свой гриб, причем из породы поганок, – резюмировал Ковалев. – А вообще в лесу сейчас, скажу я вам, благодать.

В Кедрозеро приехали в середине дня. Уже у конторы, возле которой остановился газик, обратили внимание на доску показателей. В числе первых там стояла фамилия Грощенко, на что не замедлил обратить внимание по-прежнему скептически настроенный Стрелков.

– Ну, милый, он тут без году неделя, – ответил ему Ковалев. – Так что далеко идущие выводы делать нечего.

Был разгар рабочего дня. Поселок, как всегда в эти часы, казался совсем пустым. Все на работе. Такова уж особенность лесозаготовительного производства. Ранним утром люди уезжают за десятки километров на свои рабочие места, на дороги, на делянки, и возвращаются лишь к вечеру.

– Что ж, это даже к лучшему. Давайте представимся кому нужно и с понятыми проверим его жилье, – сказал Ковалев.

Так и сделали. Комендант, который уже осознал вину, не ожидая вопросов, заявил, что он неоднократно просил Грощенко передать ему паспорт на прописку. Но тот под всякими предлогами уклонялся. И на военный учет тоже не становился.

– A вы, значит, галок ловили? – зло спросил Ковалев. – Ладно, показывайте его квартиру.

Обыкновенная комната в обыкновенном деревянном доме. Из коридора ход на чердак. Вещей немного. Но тем тщательнее прибывшие осмотрели каждую. Одежда уже неоднократно побывала в стирке. Заинтересовались книгами «Будни прокурора» и «Третий эшелон»18. Перелистали учебники. Обратили внимание на грамоту за победу в соревнованиях по классической борьбе. Поднялись на чердак, там на стене увидели небрежно выведенные слова: «29 июня». Это была дата убийства Вали. Но, может, совпадение?.. Впрочем, надпись была сделана явно недавно чернильным карандашом.

Когда в дверях появился Грощенко, вся работа была уже завершена. Составили акт о приобщении к делу некоторых вещей, и, в частности, кителя и рубашки, на которых были обнаружены пятна неизвестного происхождения.

– Гражданин Грощенко? – обратился Ковалев к вошедшему – высокому парню с широко расставленными глазами.

– Да, я Грощенко.

– Мы вас вынуждены задержать в связи с тем, что вы длительное время уклонялись от прописки и не становились на военный учет. Надо выяснить некоторые обстоятельства, связанные с этими вашими действиями. Если эти обстоятельства окажутся очевидными и никак вас не компрометирующими, вы получите возможность сразу же возвратиться к исполнению своих обязанностей.

Грощенко молча кивнул. Также молча он занял место в машине между Ковалевым и Стрелковым. Пока ехали от Кедрозера до Петрозаводска, Грощенко молчал. Молчали и они. А если и перекидывались несколькими фразами, то о таком, что не имело никакого отношения к делу.

В Кондопоге сделали остановку. Ковалев ненадолго вышел из машины и вскоре возвратился.

Под вечер приехали в Петрозаводск. Поскольку санкции прокурора на задержание Грощенко не было, а все должностные лица давно уже разошлись по домам, создалась довольно странная ситуация – куда девать задержанного? Стрелков даже предложил поместить Грощенко в номере гостиницы. А утром, мол, с ним поговорим.

– Как, люкс ему предоставим или обыкновенным номером ограничимся? – спросил Ковалев.

– Думаю, лучше люкс. Там уж обязательно телефон есть. По телефону ему позвоним. Мол, заходите на беседу. Только будет ли он ждать – вот в чем вопрос. Не найдет ли необходимым отбыть в неизвестном направлении.

– Дело ясное, – сказала Хвостова. – Я принимаю решение о задержании Грощенко. По-иному поступить нельзя.

И вот наступила минута, когда по одну сторону стола села Зоя Михайловна, старший следователь городской прокуратуры, а по другую, на прикрепленном к полу табурете, задержанный. Хвостова знала, что даже признание подозреваемого не может быть поводом к обвинению, что его вину надо еще доказать, что для этого надо получить данные экспертизы, касающиеся тех пятен, которые были обнаружены на кителе и рубашке, собрать показания свидетелей, провести не одну очную ставку, не одно опознание. Но это потом. А сейчас… Как подойти к этому парню, с пристальным вниманием рассматривающему свои коротко остриженные ногти и, по-видимому, не испытывающему особого волнения. Какой метод допроса? И она решилась.

– Вот что я хотела у вас спросить, – глядя ему прямо в глаза, медленно проговорила Зоя Михайловна, стараясь, чтоб каждое слово проникло в глубину его сознания. – Скажите мне коротко и ясно: это вы двадцать девятого июня нынешнего года убили в парке Валентину Андреевну Кривотулову?

– Я не совершал этого! – воскликнул он и привстал.

– Нет, так мы ни до чего не договоримся, – сказала следователь тихо. – Не нервничайте, ничего не утверждайте, а только рассказывайте, а я буду доказывать. Вам советую припомнить все, что произошло с момента вашего выезда из Кеми. Особенно внимательно восстановите в памяти, откуда вы возвратились в гостиницу в три часа ночи двадцать девятого июня, почему сушили свои документы, в частности пропуск в гостиницу. Припомните и то, с кем вы могли видеться на вокзале, а потом в парке культуры, кого вы могли видеть, кто вас мог видеть?..

– Я не совершал этого.

– Очень может быть, что это совершило третье лицо. Но то, что в эту ночь вы шли с Валентиной, – бесспорно. Подумайте хорошенько. Припомните заодно, по какой причине вы затягивали прописку в Кедрозере, по какой причине вы сразу же отдали в стирку свое платье и почему исчез ваш белый плащ. Обо всем этом подумайте, а потом мы снова встретимся здесь для разговора.

Через час разговор возобновился. Следователь, оторвав взгляд от какой-то справки, сказала:

– Поскольку вы интересуетесь криминалистикой и даже делаете выписки из книг по этим вопросам, то, вероятно, знаете, что такое группа крови?

– Знаю.

– Вот-вот. И еще вы, бесспорно, знаете, что каждый преступник, и новичок и профессионал, обязательно оставляет следы. Обязательно.

– Я не преступник и поэтому не оставлял следов.

– Хорошо. Тогда объясните следствию такое обстоятельство. Почему те пятна, которые обнаружены на вашем кителе и обшлагах рубашки, при анализе оказались кровью?

– Порезался как-то, вот и испачкал одежду.

– Возможно, когда-то с вами и бывало такое. Но причина не в этом. Я же вас не случайно спросила о группе крови. Так вот: группа крови у вас и у Кривотуловой различная, а пятна на вашем кителе идентичны группе крови убитой вами девушки. Так что дело не в том, что вы когда-то порезались. И еще раз прошу вас припомнить, куда девался ваш светлый плащ.

Так девять часов с перерывами шел этот допрос. Под конец, когда Грощенко вновь занял свое место в одном из кабинетов, Зоя Михайловна сразу поняла, что он уже проиграл поединок с самим собой.

– Я хочу сделать заявление.

– Пожалуйста.

– Да, это я убил девушку по имени Валя.

– Что ж, признание всегда лучше бессмысленного запирательства. Подпишите этот короткий протокол, а к подробностям вернемся завтра.

ФИНАЛ

– Пройдем проходным двором и сразу выйдем в парк, – сказал Ковалев. Они с Аристовым повторяли тот маршрут, который Грощенко, по его словам, проделал в ту ночь с Валентиной. Сейчас шли вдвоем, потом этим же путем проследуют Хвостова с Грощенко, с конвоем, конечно. Это даст возможность с наибольшей точностью восстановить картину преступления и составить представление о том, насколько искренен преступник в своих показаниях, насколько точно излагает он детали, и, главное, то, почему он пошел на убийство.

– Ты говоришь, пройдем проходным двором. Но, во-первых, они шли кружным путем, а во-вторых, Николай, я лично не люблю проходных дворов. Лучше по прямой. Почему не люблю? Потому что жулье любит. Этот не шел через проходной, но вся его жизнь – сплошной проходной двор, цепь попыток уйти с прямого пути. Все тянуло его куда-то в сторону, чтобы покороче, полегче, вот и дошел…

– Вы уже читали его показания?

– Читал.

Эти показания были подробными и, казалось, являлись полным признанием человека, решившего больше не запираться.

– Пишите, – сказал Грощенко наутро, – я расскажу все как было. Только, пожалуйста, меня не прерывайте. Потом я отвечу на любой ваш вопрос.

– Что ж, договорились, – сказала Зоя Михайловна. – Но прежде чем мы выслушаем ваши показания, необходимо выполнить следующую формальность. Я раскладываю перед вами шесть фотографий девушек. Скажите, пожалуйста, какая из них Валя? Грощенко совсем недолго рассматривал фотографии, а затем молча указал на второй снимок, немного подумал и дотронулся также до шестого.

– Хорошо. Так и запишем: «Из шести представленных мне фотографий девушек я на фотографиях номер два и номер шесть хорошо узнаю девушку Валю, которую я убил ночь с 28-го на 29-е июня 1960 года». И все. Подпишите. – Он подписал. – Теперь рассказывайте.

И Зоя Михайловна приготовилась записывать.

– Уволившись из Кемского строительного училища, выехал в Петрозаводск. Цели у меня было две: выполнить свои обязанности заочника и попытаться устроиться на работу в городе. Я пришел в отдел кадров треста «Южкареллес». Сказав о том, что у меня диплом лесотехнического техникума и что я учусь на лесоинженерном факультете, я попросил дать мне работу в городе, потому что таким образом удобнее совмещать работу с учебой. Мне ответили, что вакансий в городе нет, и предложили Шуйско-Виданский или Кондопожский леспромхоз, подчеркнув при этом, что они расположены недалеко, оттуда приехать для выполнения заданий не будет проблемой. Я выбрал Кедрозерский лесопункт и отправился туда. Получил аванс.

В Кондопоге до поезда было много времени. Сходил в кино. Помнится, шел какой-то фильм о врачах. Потом купил пол-литра, выпил, почти не закусывая. И на вокзале же уснул.

Через некоторое время меня разбудила девушка, сказав, что поезд вот-вот подойдет и что я могу опоздать. Когда я вошел в вагон, она уже там сидела. Я присел рядом. Нашими соседями по купе были учительница, два моряка и еще женщина с ребенком.

Грощенко помедлил, будто припоминая дальнейшее. Зоя Михайловна подумала о том, каким роковым оказался для Вали ее добрый поступок…

– Валя рассказала, – продолжал Грощенко, – что она работала телефонисткой в Гирвасе. Впрочем, не помню: то ли поваром, то ли телефонисткой. Уволилась. Теперь едет в Сортавальский район, где уже находится ее мать. Очень огорчена тем, что поезд в сторону Сортавалы идет почти через сутки и ей все это время придется ждать в Петрозаводске. Я ей сказал, что устроился на работу в леспромхозе, а в Петрозаводск еду за чемоданом, который находится в гостинице.

По приезде и я и она сдали свои вещи в камеру хранения и решили погулять. Дошли по проспекту до набережной, потом мимо Дома физкультуры прошли в парк культуры и отдыха. Здесь, несмотря на позднее время, две женщины обрезали кусты. Мы посидели у фонтана.

Он вдруг замялся, как будто увидел перед собой препятствие, преодолеть которое без разбега был не в силах. До этого гладкая, даже слишком гладкая речь стала вдруг сбивчивой, часто прерывалась.

– Хорошо. Посидели у фонтана. Что же было дальше?

– Я обнял Валю, и мы направились искать укромное местечко. Валя не возражала. За волейбольной площадкой сели на скамейку. И тут Валя стала сопротивляться. Она исцарапала мне лицо, стала кричать… Я ее ударил. Она упала на скамейку со словами: «Коля, Коля, что ты делаешь!» Я испугался, что она донесет на меня и что тогда ни работы у меня не будет, ни учебы… схватил кирпич и стал бить по голове…

Сколько раз в ярости ударил девушку, мол, не помнит. Потом нанес ей ножом раны в грудь и еще куда-то. Взял ее пальто, вытер руки о подкладку, осмотрел его. В кармане нашел портмоне. Накрыл тело пальто.

Грощенко помолчал, будто восстанавливая перед своим взглядом всю ту страшную картину. Потом продолжал:

– Когда немного пришел в себя, увидел, что мой светлый плащ сильно забрызган кровью. Пошел к озеру (место я могу показать) и здесь положил нож в карман плаща, взял большой камень, завернул его в плащ и бросил в воду, метрах в пяти от берега. Вымыл руки и пошел в гостиницу. По пути у моста осмотрел портмоне. Думал, что в нем документы, но там были лишь деньги – сто с лишним рублей. Я их взял, а портмоне выкинул. Вернувшись в гостиницу, заметил, что, когда возился у озера, вымочил свои документы. Разложил их для просушки. Потом уехал в Кедрозеро.

В такой форме записан рассказ Грощенко. Затем следовала предусмотренная законом фраза: «С моих слов записано правильно, мне прочитано». Он внимательно, морща лоб, прочитал протокольную запись и расписался, сказав:

– Все правильно.

– Вы хотите сказать, что правильно изложено то, что вы рассказали, или что то, что вы рассказали, правильно?

– Правильно записано. Но и то, что я рассказал, так и было.

– Значит, не совершив насилия над Валей, a лишь попытавшись это сделать, вы убили девушку, чтобы она никому не сообщила о вашей гнусной попытке?

– И чтобы не рассказала о том, что я ее ударил кулаком.

– Она вас исцарапала, а вы, значит, ее ударили, а потом пришли к мысли убить жертву своих поползновений.

– Я был очень зол на то, что она меня исцарапала. А ведь в парк пошла…

– Значит, вы не допускали мысли, что девушка могла поверить в вашу порядочность и пойти погулять с вами, чтобы скоротать время в незнакомом городе? И кстати, не она в парк пошла, а вы ее туда привели. Это не одно и то же.

– Да, но она не возражала…

– Против чего не возражала?

– Против того, чтобы найти место поукромнее.

– Это недоказуемо. У следствия нет полной ясности о причинах того, почему, с какой целью вы завели, повторяю – завели девушку в парк и там зверски убили. Впрочем, вы не только убийца, но и мародер, ибо, убив, ограбили свою жертву.

Зоя Михайловна испытывала странное двойственное чувство. Перед ней сидел парень как парень. Встретишь такого и обязательно обратишь внимание на спортивную осанку, на умение держаться. А ведь на какое страшное дело пошел, и, главное, даже ей, опытному следователю, не вполне понятно – почему.

– Так все-таки почему вы взяли кошелек? – сказала Зоя Михайловна. – Почему? Положим, так и было. Вы взяли кошелек, или, как называете, портмоне, чтобы по документам не был опознан труп. Но это уже само по себе преступление. Если вернуться к обстоятельствам дела, к вашему рассказу о том, как вы сгоряча ударили ее, а затем даже убили, убоявшись за свою репутацию, то это выглядит недостоверно. Ну, не захотела она сблизиться с вами. Ну, стала вырываться и царапнула вас… Но убивать за что? Чем вам грозило сообщение о вашем поступке? Ничем особенным. Во всяком случае, ничем таким, что оправдывало бы ваши последующие действия. Но примем на мгновение рассказанное вами за сущую правду. И в этом случае непонятно, как можно хладнокровно вытирать окровавленные руки о пальто своей жертвы, как можно взять кошелек и затем этими деньгами расплачиваться в гостинице.

– У меня были и свои деньги.

– Были? Давайте подсчитаем. – И следователь вместе с Грощенко стала подводить баланс всем его приходам и расходам (включая аванс и полученное в долг у матери знакомого). – Видите, сальдо не в вашу пользу…

– Я уже говорил… Думал, в нем документы. Хотел, чтобы ее личность не опознали.

– Ну, какие документы могут поместиться в девичьем портмоне.... Разве что какая-нибудь справка или квитанция.

– В портмоне ничего не было.

– Знаю. Того, что вы рассчитывали найти, там не было.

Грощенко вскинул голову и воспаленными, почти бессмысленными глазами посмотрел на следователя. Он очень хорошо понимал, что она имела в виду. Будто вот только что в белую ночь там, у моста, тревожно озираясь, он раскрыл маленькое портмоне и не обнаружил в нем того, что хотел обнаружить и что, по его мнению, безусловно там было.

– В самом деле, – сказал Аристов, прочитав показания Грощенко. – Получается, что чуть ли не сама девушка дала повод – кричала, царапалась. Выходит, по Грощенко, что будь она сговорчивей, расстались бы они миром.

– Где там! – Ковалев закурил и прошелся по кабинету. – Он повел ее в парк с заведомой целью убить из-за денег, которые, по его мнению, были у нее с собой. Знай он, что там только сто рублей, Грощенко не пошел бы на это. Значит, Валентина ему сообщила в поезде что-то такое, что заставило его предположить наличие у нее крупной суммы.

– Теперь уже никто не узнает, что именно говорила Валя в поезде и в парке. Даже если бы мы разыскали соседей по купе, это бы ничего не дало. Кто там будет прислушиваться…

– Так… Но вот что я тебе скажу: есть в деле одно очень важное и не очень понятное звено.

– Квитанция?

– Да, квитанция, которую она получила в камере хранения. Почему он ее не изъял?

– Потому что думал, что она в портмоне.

– А почему он был столь уверен, что квитанция в портмоне?

– Наверно, видел, как она положила ее туда. Думаю, больше того – следил, куда она ее положит.

– А зачем она была ему нужна?

– Наверное, у него появились основания думать, что в вещах – деньги или что-либо ценное.

– Вот-вот. Но почему квитанции в портмоне не оказалось?

– Потому что она переложила ее в карман кофточки, а он этого не заметил.

– Почему же она переложила ее так, что он этого не заметил?

– По-видимому, в какой-то момент, оказавшись в пустынном парке с незнакомым, в сущности, мужчиной, она поняла опасность своего положения.

– Да, пожалуй, так…

Через полчаса все собрались на заседание у генерала.

– Хочу поделиться своими соображениями по делу об убийстве в парке культуры, – сказал генерал, невысокий человек с сосредоточенным взглядом негромким голосом.

– Оперативная группа справилась со своей задачей неплохо. И если бы не грубейший просчет кондопожцев, справилась бы еще раньше. И все-таки надо признать, что в этом деле есть нечто необычное и поэтому не ясное. Вот я слышал, что Стрелков до последнего момента сомневался в том, что убийцей может быть Грощенко. Так ведь, товарищ Стрелков?

– Так, товарищ генерал.

– Вот-вот. Почему же сомневался Стрелков? Потому, что он подходил к этому делу с привычной для каждого из нас меркой. Молодой парень, всего двадцать три года. Техникум окончил. Спортсмен-перворазрядник. Да еще к тому же заочник университета. С чего ему быть убийцей? И действительно, если посмотреть на все с внешней стороны, для скептического отношения есть все основания. Зато тот, кого встретила в парке сторож, по всем статьям подходил в преступники. Мы и соблазнились на какое-то время этим вариантом.

– Не соблазнились, товарищ генерал, – позволил себе реплику Аристов.

– Знаю, что сомнения были. Но объект был очень подходящий. Верно ведь? А вот Грощенко – неподходящий. И все же именно он совершил зверское преступление. К этому выводу подходили мы с трудом потому, что долго скользили по поверхности. Форма-то была привлекательная, а внутри гнилье. В этом смысле всем нам необходимы выводы. Самые конкретные. При всем этом ни в коем случае не следует забывать, что такие, как он, исключение. Не дай нам бог не считаться с тем, кто есть кто на самом деле. От такого подхода только один шаг до того, чтобы невинных принимать за виновных. Ну, а с Грощенко надо дело довести до конца. Уже прошли с ним по его маршруту?

– Намечено на сегодня, товарищ генерал. Мы с Ковалевым предварительно этот путь проделали. Глядите в оба.

– А водолазы как?

– Плащ и нож пока не найдены.

– Вот это плохо. Что ж, товарищи, на этом закончим.

* * *

Следствие продолжалось еще долго. В основе всей работы было стремление с полной достоверностью установить мотивы преступления. Одно дело – убийство с заранее намеченной целью, другое – в порыве внезапно возникшего гнева. Грощенко хорошо сознавал эту разницу и упорно придерживался в своих показаниях второго варианта.

Грощенко был приговорен к суровой мере наказания. Все последующие инстанции подтвердили этот приговор.

Узнав об этом, Аристов сказал:

– Что ж, так и должно было быть.

Аристов встал из-за стола, проверил, хорошо ли заперты все ящики, подергал за ручку сейфа, где он хранил оружие и документы. Порядок. Скоро он вышел на улицу, и его коренастая, невысокая фигура в видавшем виды пальто сразу же слилась с потоком горожан и затерялась среди них.

…С тех пор как расследовалось это дело, прошли годы. Но Зоя Михайловна Хвостова часто вспоминала то дело и опять приходила к мысли, что отнюдь не женолюбие преступника привело к трагедии, которая произошла в глухом уголке парка. Нет и нет! Такой бывалый ловелас не стал бы рисковать всем ради этой случайной встречи. Нет, он лишь делал вид, что хочет поухаживать за Валей, а на самом деле хладнокровно решил ее устранить, по-видимому, чтобы завладеть деньгами. Но почему он считал, что у Вали есть деньги? Тут можно было лишь строить догадки. Например предположить, что в поезде или уже во время прогулки девушка сказала ему нечто такое, что он истолковал по-своему. Но на предположениях не строят обвинения, предположения для того годятся, чтобы довести до конца цепь логических умозаключений.

И все равно Зоя Михайловна вновь и вновь возвращалась к тем теперь уже далеким дням, когда она вдруг ощутила тот потолок, выше которого не может подняться даже самый опытный следователь. И ему не преодолеть тот предел, который появляется в результате недостатка информации.

ОБГОРЕВШАЯ СПИЧКА

ТРИ ЭПИЗОДА

1

Мимо чуланчика проходили все, кто жил в этом подъезде большого дома – одного из первенцев каменной Сегежи19. А в разное время жили здесь разные люди, потому что Сегежа – один из тех городов, которые вызваны к жизни пятилетками, строительством Беломорско-Балтийского канала, сооружением крупнейшего в Европе целлюлозно-бумажного комбината, и, естественно, сюда приезжали специалисты разных профессий – строители, монтажники, эксплуатационники. Некоторые из них получали квартиры в этом доме. Иные оставались здесь на годы, другие быстро уезжали, выполнив ту работу, ради которой были сюда направлены.

Одним словом, каменный дом в новом городе, а в нем, под лестницей в одном из подъездов, – чуланчик, о котором сказано. Проходили мимо люди, не замечая невзрачной дверцы, не обращая внимания на нехитрый запор, роль которого выполнял обыкновенный, уже давно заржавевший гвоздь. Никому не было дела до того, что чуланчик не заперт на замок. Уж, наверно, хозяева затворили бы дверь поплотнее, если бы использовали помещение для чего-либо путного.