скачать книгу бесплатно
Дома Джейн всегда целовала Дэнни: и когда уезжала, и когда приезжала, и среди дня. Но в Париже она себе такого не позволяла, ограничиваясь легким похлопыванием по плечу или вообще словесным пожеланием удачи. Если бы юное отребье Западного Даммера увидело, как Индианка Джейн поцеловала Дэнни, ему бы от них досталось пуще прежнего. Но в эту пятницу, сидя в кабине ее пикапа, мальчишка на время забыл, где они находятся. Он ждал, что Джейн поцелует его. А еще ему хотелось задать ей какой-нибудь вопрос насчет матери.
– Дэнни, ты хочешь меня о чем-то спросить? – догадалась посудомойка.
– Ты… ты досидошничаешь с моим отцом? – спросил он.
Джейн улыбнулась, однако ее улыбка была натянутой, совсем не такой, как всегда. Индианка промолчала, что еще сильнее встревожило Дэнни.
– Не заставляй меня спрашивать об этом у Кетчума, – пригрозил мальчишка.
Теперь Джейн засмеялась, и ее улыбка стала почти прежней. (Вождь Уаху, как всегда, нагло пялился на Дэнни с бейсбольной шапочки.)
– Ты лучше спроси об этом у своего отца, – сказала она. – Не надо так волноваться, – добавила Джейн и опять хлопнула его по плечу, но уже чуть сильнее.
Дэнни молча вылез из кабины. Джейн окликнула его:
– У Кетчума не спрашивай.
«Мы живем в мире происшествий», – думал повар.
Кухня сегодня напоминала корабль, плывущий по штормовому морю. Никто заранее не сообщил Доминику, сколько какой еды и куда потребуется. Он прикинул свои возможности. Баранье рагу, оставшееся от завтрака, сгодится и для ланча. Для католиков он сварит суп с турецким горохом, а для остальных – сделает жаркое из оленины с морковью и сладким луком. Разумеется, он не забудет приготовить громадную кастрюлю тушеной фасоли и сварить извечный гороховый суп с петрушкой. Ну и кое-что еще, что расширяет стандартный рацион лесорубов и сплавщиков.
Одна из подсобниц жарила на сковороде сладкие итальянские колбаски. Повар постоянно напоминал ей: нужно дробить колбаски на мелкие кусочки, чтобы лучше прожарились. В это время другая работница запела «Ты отбей свое мясо лопаткой» на мотив навязшей в зубах песни «Vaya con Dios»[16 - «Vaya con Dios» («Иди с Богом», исп.) – песня, написанная в 1953 г. Ларри Расселом, Инес Джеймс и Бадди Пеппером и на многие десятилетия ставшая хитом популярной музыки.]. Остальные тетки подхватили мелодию.
Вообще-то, кухонной «певице» следовало заниматься совсем другим делом – проверить качество дрожжей для теста будущей пиццы. Доминику требовалось, чтобы тесто начало подниматься прежде, чем они отправятся кормить рабочих (если вечером рыбной пиццы не хватит на всех набожных франкоканадцев, они опять закатят скандал).
Сам повар занимался приготовлением кукурузного хлеба. Этим хлебом, перемешав его с мясом колбасок, Доминик фаршировал цыплят, добавляя сельдерей и шалфей. Все это было, так сказать, подготовкой к ужину, которым он займется, вернувшись в столовую. Однако время в поварском искусстве столь же ценно, как и доброкачественные продукты. Повару всегда приходится готовить несколько блюд одновременно, точно зная, когда начинать заниматься каждым из них.
В кастрюле, где утром Дэнни подогревал кленовый сироп, повар варил мускатную тыкву, мякоть которой он впоследствии разомнет, смешает с кленовым сиропом и добавит немного сливочного масла.
Вместе с фаршированными цыплятами по пятницам Доминик подавал на ужин картофельную запеканку с напитком из мускатной тыквы. Это была любимая еда Кетчума. Зачастую сплавщик не брезговал и рыбной пиццей.
Доминику было жаль Кетчума. Действительно ли его друг верил, что воскресным утром они найдут на водосливе тело Эйнджела? Или Кетчум надеялся, что они вообще не найдут юного утопленника? Повар твердо решил: он не позволит Дэнни увидеть тело подростка. Более того, Доминик и сам не знал, хочется ли ему увидеть тело бедняги Эйнджела. Может, и лучше, если они вообще его не найдут?
Вода в кастрюле, куда повар влил пару унций уксуса, пузырилась и была готова закипеть. Обычно в воде с уксусом Доминик варил яйца-пашот. Их он подавал на завтрак вместе с бараньим рагу. Однако на выезде единственным приемлемым гарниром к рагу был кетчуп. Нежные яйца-пашот не выдерживали перевозки. На этот раз вода предназначалась для другой цели – стерилизации разделочных досок.
Одна из работниц готовила сэндвичи с беконом, оставшимся от завтрака, латуком и помидорами. У нее было обыкновение попутно есть приготовляемую пищу. Жуя сэндвич, тетка не спускала глаз с повара. Чувствовалось, она что-то задумала. При заметных габаритах звали эту женщину Крошка. У нее было какое-то немыслимое количество детей. Вероятно, все свои жизненные интересы (если таковые у нее имелись) она потратила на потомство и у нее не осталось ничего, кроме неуемного аппетита. (Кроме множества неуемных аппетитов, как то представлялось Доминику.)
Другая работница – та, что никак не могла усвоить правила жарки итальянских колбасок, – тоже участвовала в задуманной проделке, поскольку и она все время поглядывала на повара. Рот Крошки был занят сэндвичем, и потому проделку начала эта, другая. Ее звали Мэй. Она была толще Крошки и сейчас жила во втором браке. Дети Мэй от второго брака были ровесниками ее внукам – детям детей от первого брака. Это обстоятельство не давало покоя ни Мэй, ни ее второму мужу: оба находились в каком-то непрекращающемся унынии.
Доминик не понимал: ну что тут особенного? И почему все остальные должны выслушивать ежедневные сетования Мэй на превратности ее судьбы? Подумаешь, дети одного возраста с внуками!
– Да ты посмотри на нее, – как-то сказал ему Кетчум. – Эта клуша обязательно должна из-за чего-то кудахтать.
Наверное, его друг был прав. Тем временем Мэй, помахивая лопаточкой и покачивая толстыми бедрами (вероятно, она находила эти движения соблазнительными), произнесла томным, мурлыкающим голосом:
– Ох, Стряпун! Если бы ты женился на мне и готовил для меня свои удивительные кушанья, я бы забыла свою прежнюю несчастную жизнь.
Доминик орудовал скребком с длинной ручкой, отчищая разделочные доски. От горячей воды с уксусом у него слезились глаза. Подыгрывать дурацкой шутке Мэй у него не было никакого желания.
– Кажется, ты уже замужем, Мэй, – сказал он. – А потом, если ты выйдешь за меня, твои дети от третьего брака будут младше твоих внуков. Даже не представляю, как ты это переживешь.
Мэй оторопела, а повар подумал, что ему, пожалуй, не стоило наступать ей на больную мозоль. Однако Крошка, все еще жевавшая сэндвич, дико захохотала, отчего подавилась и стала задыхаться. Остальные работницы вопросительно глядели на Доминика, ожидая от него помощи.
Повар не растерялся. Он часто видел, как кто-нибудь из лесорубов или рабочих вдруг давился пищей и начинал задыхаться. Повар знал, что надо делать. Несколько лет назад он спас одну из «женщин танцзала». Та была пьяна и подавилась собственной блевотиной, однако Доминик сумел ей помочь. История стала знаменитой: Кетчум даже придумал название – «Как Стряпун спас Пам по прозвищу Норма Шесть». Женщина была ростом с Кетчума и такой же костистой. Доминик с помощью Кетчума сумел поставить ее сначала на колени, а затем на четвереньки, после чего применил импровизированный прием Геймлиха[17 - Способ удаления из дыхательных путей застрявшего там инородного тела. Разработан в конце 1940-х гг. американским врачом Генри Геймлихом.]. (Прозвище этой Пам не было случайным. По наблюдениям Кетчума, шесть бутылок пива были ее вечерней нормой, после чего она принималась за бурбон.)
Доктор Геймлих родился в 1920 году. Его прием был разработан около десяти лет назад, однако и в пятьдесят четвертом в округе Коос не знали об этом простом способе помощи подавившимся. Фактически Доминик открыл его самостоятельно. Он уже четырнадцать лет работал поваром и видел немало любителей поесть, давившихся пищей. Трое умерли у него на глазах. Известный способ – хлопать подавившегося по спине – помогал далеко не всегда. Способ Доминика – перевернуть подавившегося вверх тормашками и сильно трясти – тоже давал сбои.
Но однажды Кетчуму пришлось импровизировать, и Доминик увидел ошеломляюще успешный результат. Началось с того, что один пьяный сплавщик подавился. Он был слишком крупным и слишком драчливым. Как такого перевернешь вверх тормашками и начнешь трясти? Кетчум пытался заставить забияку опуститься на колени, а тот, невзирая на удушье, намеревался убить своего потенциального спасителя.
Кетчум наносил удары по диафрагме забияки – сплошные апперкоты. На четвертом или пятом ударе сплавщик вдруг выплюнул большой непережеванный кусок баранины, который попал у него, как говорят, «не в то горло».
В дальнейшем повар изменил «метод Кетчума» и приспособил его к своему росту и менее агрессивному характеру. Доминик вставал сзади подавившегося и подсовывал свои руки под лихорадочно машущие руки жертвы. Сцепив пальцы, он резко надавливал на диафрагму. Этот способ всегда давал результаты.
Увидев, как Крошка замахала руками, Доминик быстро подошел к ней сзади.
– Боже! – вопила Мэй. – Стряпун, спаси ее!
На время она позабыла про своих детей и внуков.
Повар уперся носом в потную шею Крошки. Он с трудом мог сцепить руки – мешали ее большие обвислые груди. Их нужно было приподнять, иначе ему не добраться до ее грудной клетки. Но как только Доминик прикоснулся к грудям Крошки, она моментально обхватила его руки своими и с силой прижалась к нему задом. Крошка зашлась истерическим смехом: проделка удалась! Мэй и остальные тетки хохотали вместе с нею.
– Ох, Стряпун, знал бы ты, как мне это нравится, – стонала Крошка.
– Я всегда думала, что наш Стряпун из тех парней, которые любят вставлять сзади, – уверенно заявила Мэй.
– Ах ты, кобелечек, – ворковала Крошка, продолжая тереться о повара задом. – Мне так нравится, когда ты говоришь: «Береги корму!»
Доминик снял руки с ее грудей и молча отошел.
– Знаешь, Крошка, мы не слишком большие для него, – вздохнула Мэй.
В ее голосе он уловил злые нотки. Плата за его замечание насчет ее детей и внуков.
– А может, мы не слишком индейские? – добавила Мэй.
Доминик даже не взглянул на нее. Крошка и остальные тетки предпочли отвернуться. Мэй остервенело помешивала лопаточкой баранье рагу. Доминик обошел ее и снял сковородку. При этом он ненароком коснулся пальцами ее пышных боков.
– Давайте собираться, – почти обычным тоном сказал повар и добавил, обращаясь к Крошке: – Вы с Мэй отправитесь к сплавщикам. Все остальные поедут со мной туда, где работают грузчики.
К Мэй он не обращался и не смотрел на нее.
– Ты же знаешь, туда не проехать. Это что же, нам с Крошкой пешком тащиться? – спросила Мэй.
– Ты мало ходишь пешком, – по-прежнему не поворачивая к ней головы, сказал Доминик. – А ходьба тебе очень полезна.
– Раз я делала эти чертовы сэндвичи, я их и понесу, – объявила Крошка.
– И баранье рагу прихвати, – сказал ей повар.
Кто-то спросил, нет ли среди сплавщиков «жутко католических» франкоканадцев. Может, Крошке и Мэй стоит отнести туда и несколько порций супа из турецкого гороха?
– Я не потащу суп на своем горбу, – отрезала Мэй.
– Пусть «пожиратели макрели» выковыривают мясо из сэндвичей, – предложила Крошка.
– Сомневаюсь, что среди сплавщиков есть «пожиратели макрели», – сказал Доминик. – Суп и жаркое из оленины мы заберем с собой. А если на лесосплаве вдруг объявятся рассерженные католики, скажете им, что это я во всем виноват.
– Это я им обязательно скажу, уж будь уверен, – пробурчала Мэй.
Она буравила повара глазами, но он не желал смотреть на нее. Когда они вышли из кухни, Мэй бросила ему:
– Стряпун, я слишком большая, чтобы не обращать на меня внимания.
– Скажи спасибо, Мэй, что я не обращаю на тебя внимания, – ответил повар.
Повар не ожидал увидеть среди рабочих, занятых погрузкой, Кетчума. Даже с покалеченной рукой Кетчум оставался более умелым сплавщиком, чем кто-либо другой.
– Докторишка велел мне не мочить повязку, – объяснил Кетчум.
– А почему ты думаешь, что на сплаве ты бы ее намочил? Не помню, чтобы ты падал на бревнах.
– Мне, Стряпун, вчерашнего хватило.
На работах не обошлось без происшествий. Лошадь повредила ногу. С тракторной лебедки сорвало трос. Один из франкоканадцев, работавших на ряжах, лишился пальца.
– Пятница, – сказал Доминик, словно этим объяснялись все нелепые происшествия, случившиеся за день. – Кстати, для тех, кто соблюдает пятницу, мы привезли суп из турецкого гороха.
Кетчум заметил напряженность в жестах и голосе своего друга.
– Стряпун, у тебя что-то случилось?
– Крошка с Мэй решили подшутить надо мной.
Доминик рассказал ему все, что было на кухне, включая и язвительное замечание насчет Джейн.
– Ты лучше расскажи об этом Джейн, – предложил Кетчум. – Если она узнает, Мэй долго будет не до деток с внучатами.
– Вот потому я и не хочу ей рассказывать.
– А видела бы Джейн, как Крошка прижимает твои руки к своим титькам, она бы и этой курице вломила как следует.
Доминик Бачагалупо это знал. Мир был опасным местом. Повара не интересовало, сколько счетов ежеминутно сводилось в мире. В юности Кетчум лихо расправлялся со своими обидчиками. Он и сейчас это может. И раздумывать особо не станет.
– Сегодня на ужин будет фаршированный цыпленок и картофельная запеканка, – сообщил повар.
Рослый сплавщик тоскливо вздохнул.
– У меня вечером свидание, – сказал он. – Не судьба мне сегодня есть фаршированного цыпленка.
– Свидание? – поморщился повар.
Он никогда не считал встречи Кетчума с «женщинами из танцзала» свиданиями. С недавних пор сплавщик стал захаживать к Пам Норме Шесть. Одному Богу известно, сколько они могли выпить вдвоем! После спасения Пам Доминик испытывал к ней определенную симпатию, однако с ее стороны ответной симпатии не было. Возможно, Пам даже сожалела, что ее спасли.
– Ты все еще встречаешься с Пам? – спросил повар у своего изрядно пьющего друга.
Кетчуму почему-то не хотелось говорить об этом.
– Стряпун, а это плохо, что Мэй знает про вас с Джейн. Тебе бы не мешало подсуетиться.
Доминик не ответил. Он повернулся, чтобы посмотреть, чем заняты подсобницы. В ванигане имелась портативная газовая плита, и потому суп и жаркое никому не придется есть остывшими. На раскладном столе уже были расставлены большие миски с поварешками. Каждый рабочий заходил в ваниган со своей миской и ложкой.
– Что-то ты очень спокоен, Стряпун, – продолжал Кетчум. – Если Мэй знает про Джейн, знает и Крошка. А если знает Крошка, знают и все кухонные тетки. Даже я знаю, но меня ваши дела не касаются.
– Спасибо за предостережение, – отстраненно ответил Доминик.
– Я тебе что втолковать пытаюсь? Вся штука в том, как скоро про вас узнает констебль Карл.
Кетчум опустил на плечо друга руку в гипсовом панцире.
– Взгляни на меня, Стряпун. – Здоровой рукой Кетчум потрогал шрам на лбу. – Моя голова прочнее твоей. Думаю, тебе лучше, чтобы этот Ковбой ничего не знал про вас с Джейн.
Доминику захотелось переменить тему, и он чуть не спросил друга, с кем тот встречается. Но на самом деле повар не жаждал знать, кого трахает Кетчум. Особенно если это не Пам Норма Шесть.
Джейн все чаще и чаще возвращалась домой совсем поздно, когда констебль Карл уже отрубался после вечерней дозы спиртного. И на работу она уезжала рано, а он еще спал. Опасность, конечно, существовала, но только в те вечера, когда посудомойка возвращалась раньше обычного. Однако даже такой непросыхающий выпивоха, как Карл, рано или поздно мог догадаться про их отношения. Или кто-нибудь из подсобниц проболтается мужу. В отличие от сплавщиков и лесорубов рабочие лесопилки не очень-то благоволили повару и Джейн.
– Я понял твой намек, – сказал Кетчуму повар.
– Дерьмово это, Стряпун. А Дэнни знает про ваши отношения?
– Я собирался ему рассказать.
– Собирался, – передразнил его Кетчум. – Объяснить тебе разницу, что бывает, когда ты собирался надеть презерватив и когда ты его все-таки надел?
– Я понял твой намек, – повторил Доминик.
– Значит, в воскресенье, в девять утра, – сказал Кетчум.
Скорее всего, «свидание» Кетчума растянется на две ночи подряд. Тут уж пахнет настоящей попойкой.
В Извилистом бывали вечера, которые повар охотно бы скрыл от глаз и ушей своего сына, – субботние вечера. Время, когда почти весь поселок словно сходил с ума и погружался в буйное пьянство, а мужская часть была готова волочиться за каждой женской особью и отчаянно лупить друг друга, если особей не хватало. Для глуши, где люди постоянно живут в соседстве с опасной рекой и занимаются опасной работой, субботние сумасшествия были чем-то вроде индульгенции, заслуженной пятью днями тяжелого труда. Призывать их вести себя осмотрительнее – занятие глупое и бесполезное.
Доминик Бачагалупо, трезвенник и вдовец, не участвовал в общем сумасбродстве и не таскался за женщинами, однако терпимо и сочувственно относился к поведению жителей Извилистого, неистово разрушавших собственное здоровье каждый субботний вечер. Правда, к Кетчуму он был суровее, чем к любому другому пьянице и искателю непотребств. Кетчума он считал умнее и опытнее прочих и потому не столь снисходительно относился к выходкам своего друга. Но смышленый двенадцатилетний мальчишка (а Дэнни был смышленым и вдобавок наблюдательным) понимал: отцовская нетерпимость к сумасбродствам Кетчума имеет и еще какую-то причину. И если Индианка Джейн не выгораживала Кетчума перед отцом, юный Дэнни стремился его защитить.
Субботним вечером тело Эйнджела, наверное, уже достигло плотины Покойницы. Поскольку человеческие тела плывут на большей глубине, нежели бревна, изуродованное тело подростка, скорее всего, миновало канатные заграждения. В таком случае тело незадачливого канадца вода будет кружить (по часовой стрелке или против) и прибьет его либо к правому, либо к левому краю главной плотины: там, где водосливы. А живой и здоровый Дэнни Бачагалупо в это время помогал отцу вытирать столы после ужина. Подсобницы уехали домой. Джейн отскребала последние кастрюли и сковородки, ожидая, когда стиральная машина выстирает и отполощет полотенца, которые она потом запихнет в сушилку.
На субботний ужин в столовую приходили целыми семьями. Некоторые главы семейств успевали хорошо приложиться и за ужином скандалили со своими женами. Те из жен, кому требовалась разрядка, выплескивали злость и досаду на детей. Кого-то из рабочих вырвало прямо в умывальной. Под самый конец ужина в столовую явились двое пьяных сплавщиков и потребовали, чтобы их накормили. Спагетти с фрикадельками (их повар готовил преимущественно для детей) успели остыть и затвердеть. Репутацией своей повар дорожил, а потому сварил запоздалым гостям макаронные перья, добавив к ним немного сыра рикотта и гораздо больше своей извечной петрушки.
– А ведь вкусно, черт бы тебя подрал! – заявил один из пьянчуг.
