Кавказский роман. Часть III. Лавина

Избрание Дудаева на пост президента Чеченской Республики и провозглашение им суверенитета республики от России стало большим праздником для мужа. Он, родившийся в казахстанской ссылке, вырос в атмосфере ненависти к России, что не помешало ему после возвращения семьи в Чечню окончить вначале школу, а потом сельскохозяйственный институт и, что особенно удивительно, вступить в Коммунистическую партию. Членством в партии он очень кичился не только перед беспартийными сослуживцами, но и перед женой. Особенной важностью он переполнялся после закрытых партийных собраний, где членам партии зачитывались секретные партийные и правительственные постановления или новости. Марине казалось, что в такие дни даже усы у мужа стояли торчком от переполнявшей его душу гордости за причастность к важным государственным делам. В то же время тем, что муж партийный, она тоже немного гордилась, полагая, что это хоть как-то поднимает в глазах людей её бесталанного мужа. Её приглашали вступить в партию, и когда она работала в строительном отделе сельсовета, и в Сибири. От этих предложений она отшучивалась:

– Нет, не пойду. Нам в семье одного партийного хватит. Когда мне на партсобраниях сидеть?

Не было в её отказе никаких других мотивов, кроме нежелания тратить время на пустое сидение на собраниях, которые она терпеть не могла. Не любила она и газет, да и телевизор смотрела только в редкие свободные минуты, когда показывали какой-нибудь фильм про любовь. Особенно задел её бразильский телесериал «Рабыня Изаура», который смотрели все женщины страны Советов, забыв о свалившихся на них перестроечных бедах. Муж принципиально не смотрел таких фильмов, называя их женскими глупостями. Как и большинство мужчин в то время, он смотрел новости и читал газеты. Глядя на мужа, чинно сидевшего, покачивая ногой, с газетой в руках или у телевизора, Марина иногда ловила себя на мысли, что муж мало чего понимает в этих новостях, но читает и смотрит их потому, что искренне считает это занятие настоящим мужским делом. Комментариев прочитанному или увиденному он не давал.

В конце ноября девяностого года Ильяс пришёл домой с партсобрания откровенно возбуждённым. Ему явно хотелось поговорить с женой о том, что говорили на собрании, но снизойти до этого он никак не решался. Он бы и дальше терпел, и мучился, но то, что терзало его душу, полилось с экрана телевизора. Вечером следующего дня дикторша, красивая молодая женщина, чем-то смахивающая на Марину, бесстрастно сообщила, что 23—25 ноября в Грозном состоялся Первый чеченский национальный съезд, который провозгласил суверенитет республики и избрал Исполком ОКЧН, который должен реализовать это решение.

– Ну вот и сбылась вековая мечта нашего народа: Чечня будет независимой, – промолвил Ильяс, обращаясь к гладившей бельё Марине. – И на партсобрании об этом говорили.