Фаина Федоровна

Кончик пальца погружается в отверстие, чуть не доходя до конца конечной фаланги. Ноготь – ненакрашенный и коротко обрезанный – высовывается с другой, незеркальной стороны, на которой выцарапаны три буквы – О Л Г. Это сделала Фаина Фёдоровна на всякий случай, чтобы зеркала не перепутать.

Вообще-то эта штука называется лобный рефлектор, но мне больше нравилось говорить проще.

– Фаина Фёдоровна, вы не видели моё зеркало?

Может быть, мне нравится до сих пор так называть рефлектор и потому, что я его часто использую для себя вместо зеркальца из пудреницы. Зеркальная поверхность вогнутая, так лучше фокусируется свет. Это позволяет мне подробнее разглядеть какой-нибудь случайный прыщик на своей щеке, метку от больного – капельку крови около глаза, размазавшийся след от карандашика на веке. У Фаины было точно такой же рефлектор, только старый, поцарапанный. И она в него точно так же смотрелась, когда пудрилась.

Пудриться тогда было в моде. Особенно ценились компактные пудры в чёрных коробочках с тонкой золотой розой «Ланком». Такие штуки продавались у нас только на толкучке, но Фаина Фёдоровна пользовалась отечественной пудрой «Рашель» – цветом крем-брюле и густой, как пыльца. Было забавно наблюдать, как она пудрилась во время нашего приёма. Отойдёт к окну, повернётся ко мне спиной, достанет из кармана свою любимую картонную коробочку, а из ящика – свой рефлектор. Попудрится, дунет на ватку – будто молочное облако ложится на подоконник. Потом посмотрится в зеркало и слегка морщится. Держит его одной рукой, а другой летуче хлопает по лбу, по щекам – смахивает лишнюю пудру. У неё и тряпочка сбоку у окна была припасена. Попудрится, дунет, посмотрится в зеркало, уберёт его назад в ящик и тряпкой смахнёт с подоконника следы пудры. И опять ко мне. Не надо ли чего?

Отверстие в центре зеркала сделано, чтобы врач мог смотреть больного двумя глазами. Круглая дырка довольно узкая, мой кончик пальца краснеет, набухает, а ноготь, наоборот, белеет, но я, сидя в кабинете заведующей вместе с остальными, упорно повторяю раз за разом это мазохистское движение. Теперь такие зеркала почти никто из врачей не носит, а мне эта дырка представляется порталом. Я и чья-то болезнь – на одной прямой, пролегающей сквозь дырку моего зеркала. А ещё это круглое отверстие в лобном рефлекторе может быть порталом из прошлой жизни в настоящую.

Качание серёг заведующей становится интенсивнее.

– …И таким образом сформировалось решение объединить два бренда – наше отделение и такое же в 5-й больнице. Количество коек остаётся прежним. То есть столько, сколько было у них, а мы просто переезжаем на их базу.

Конечно, когда по молодости тебе кажется, что ты можешь перепрыгнуть любую лужу, протанцевать всю ночь, съесть невероятное количество еды и запомнить весь словарь латинских слов вместе с их падежными окончаниями, то ты, вероятно, думаешь, что лечить людей – это очень благородно, прекрасно, денежно, заманчиво… Что тебя будут любить, ценить, уважать за то, что… ты… не… щадя… себя…

Какая ещё чепуха приходила мне в голову, когда я несла документы в приёмную комиссию?

– Так наше отделение закрывается? – спрашивает Олег.

– Я же сказала, что мы переезжаем. – Тон у заведующей недовольный.

– А кто будет заведовать этим объединённым отделением?

– По предварительной договорённости – я.

– А количество ставок как-нибудь изменится?

Заведующей явно не хочется отвечать на этот вопрос.

– Ещё ничего не решено, но… Понятно, что в таких случаях предстоят сокращения. Нам всем предстоит пережить нелёгкие времена…

А когда это времена были лёгкими?

Совсем недавно моя теперешняя коллега по больнице – врач из реанимации рассказала мне просто так, к слову, что после девятого класса ещё не знала, куда поступать.

– Сын у меня сейчас тоже в девятом классе. И тоже не знает, куда поступать. Я говорю – куда угодно, только не в медицинский.

– А ты сама почему медицинский выбрала?

– Да мне отец посоветовал. Будешь, говорит, всегда в тепле и в белом халатике.

Мы с ней сидели тогда в больничном буфете. Я пришла после операции, а она перевела наконец-то стабилизировавшегося больного в его отделение. Одна брючина её зелёной медицинской пижамы завернулась почти до середины икры, а она этого не замечала. Она пришла после ночного дежурства и жадно пила компот. Она выпила сразу стакана три. Она пахла потом, не спала больше суток и сидела злая и наполненная тревогой и за больного, которого перевела, и за собственного ребёнка.

– У мальчишки бронхит, а пропускать школу нельзя. Кто его знает, пьёт ли он лекарства? А мне ещё после ночи пахать и пахать.

– Зато в тепле, – сказала я.

Она поперхнулась. Я не сказала ей про брючину. Она допила компот и ушла, а я съела тарелку супа и выпила стакан чаю с булочкой. Я тоже не сказала ей, что моего больного после операции как раз и увезли к ней в реанимацию, на место того самого переведённого пациента. Но вообще-то мой больной был не очень тяжёлый, так что моя совесть была в какой-то мере чиста.

Когда перехватывает дыхание – противное состояние. Со мной бывало так в жизни всего несколько раз. Ты будто замираешь, чувствуя опасность. Не можешь вдохнуть полной грудью. Раньше говорили: «Ударили тяжёлым пыльным мешком по башке». У меня другое ощущение. Я превращаюсь в тонкий звенящий стержень. Снаружи оболочка из кожи, а внутри как будто ничего нет. Ни крови, ни мышц, ни костей. Звенящая пустота.

Мои коллеги сидят, опустив глаза. Это редкий случай, когда у них выключены телефоны. Впрочем, телефон сейчас звонит у самой заведующей.

– Слушаю! – говорит она в телефон и смотрит на нас со значением. Мы понимаем, что можем разойтись.

Вообще-то я почти всегда практически спокойна. Я не смотрю телевизор и не читаю яндекс-новости. У меня есть радиоканал в машине, мне этого хватает с утра и вечером, когда я возвращаюсь с работы. Иногда я смотрю какие-нибудь иностранные сериалы. Я даже не знаю, куда уходит моё свободное время. Мне не о ком заботиться, не надо проверять уроки, разговаривать с мужем, лечить кота или выгуливать собаку. У меня нет домашних животных и нет в них потребности. Недавно я прочитала заинтересовавшую меня статью: зачем люди заводят детей. Автор утверждал, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту. Я прикинула на себя: в моей жизни не было пустоты, и я никогда не хотела ребёнка.

Я выхожу от заведующей, как всегда, последней. Обычно Даша, Олег и Павел вместе идут впереди меня. В эти редкие минуты единения они разговаривают о чём-то, иногда смеются. Я не принимаю участия в их разговорах. Они прекрасно обходятся без меня.

– …Мне мой френд щас перепостил, что Елену Мишулину всё-таки посадили. Как ни писали петиций…

– Я тоже подписал на Change.org.

– Мы все подписали.

– Ну и?..

– Ну и.

– Да выпустят, наверное. Чё она сделала-то?

– Вообще какие-то странные цифры мелькают. Десятки тысяч дел на врачей.

– Уголовных?

– Ай донт ноу.

– Профессиональные нарушения – это разве уголовка?

– По ходу, да.

– А я думала – административные.

– В интернете надо посмотреть.

– Пипец.

Я слушаю и молчу. Я не подписывала петицию в защиту доктора Мишулиной. Я совершенно не знаю и не понимаю, что такое произошло с её больным, который умер и из-за которого завели уголовное дело. Я даже не определилась, как мне к этому относиться. С одной стороны, жалко доктора. С другой – больной умер. И толком никто ничего не знает, всё непонятно, но все о чём-то судят и подписывают петиции.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Здесь и далее по тексту: Соцсети Instagram и Facebook запрещены в РФ. 21.03.2022 компания Meta признана в России экстремистской организацией.