Егорьевские тайны. Проклятая шкатулка

Аннушка осмелела и, подступив к старухе поближе, жарко добавила:

– Хочу, чтобы только мой был, чтобы Настасью забыл навсегда!

– Да ты, девка, гляжу – решительно настроена! – усмехнулась Агафья. – А на что ты готова ради того, чтобы получить желаемое?

– На все! На все готова! – выкрикнула Аннушка. – Пусть хоть в огне все сгорят, а Василий чтобы моим был навеки!

Агафья внимательно посмотрела на искаженное злобой лицо просительницы и, снова усмехнувшись, качнула головой в сторону избы:

– Айда, посмотрим, что у тебя…

Аннушка шагнула через порог и с интересом завертела головой. В избушке остро пахло травами, дымом и сыростью. По углам висели холщовые мешочки, от которых, видимо, и пахло разнотравьем. У окна стоял большой стол, по бокам от него – грубо сколоченные лавки. От стоящей в левом углу печи веяло теплом и гречневой кашей. Только сейчас Аннушка спохватилась, что почти сутки не ела. «Сейчас домой бы! – тоскливо потянуло сердце, но она тотчас же одернула себя, – не отступлюсь! По-моему, будет!»

– Ну, садись, – старуха указала костлявой рукой на скамью. – Теперь все говори по порядку: что на душе, что в голове.

Аннушка говорила долго и путано. Говорила о том, как подло Настасья воспользовалась своим интересным положением, чтоб заставить Василия венчаться, о том, что она, Аннушка, не заслуживает того, чтоб ее отвергали, и о том, что на все пойдет, чтобы добиться Василия.

– Я, бабушка, хоть к самому черту пойду, если вы не поможете! – горячо пообещала подлая.

– Э, милая, – засмеялась-закаркала старуха, – не торопись! Черти сами за тобой придут! Вижу, вижу, что на все пойдешь! А не жалко тебе людей-то, которые пострадать могут?

– А чего мне их жалеть? – разозлилась Аннушка. – Меня кто пожалеет?

– А вот это ты, девка, правильно заметила, – свела брови Агафья, зло сверкнув глазами. – Никто тебя не пожалеет, придет час – и руки никто не протянет! – И, немного помолчав, будто давая время Аннушке одуматься, спросила еще раз, – Так что? Не передумаешь?

– Нет, – твердо ответила Анна.

– Тогда слушай и запоминай. Придешь ко мне в ту субботу, когда полная луна взойдет на небо. Принеси платок свой, да рубаху зазнобы, али другую какую вещь, что он в руках держал, на себе носил. Да смотри, не перепутай!

– А что взамен возьмете? – нерешительно спросила Аннушка.

Агафья хитро скосила на нее глаза:

– А тебе не все ль равно? Вроде, говорила, что на все согласная?

– На все, на все, – закивала Аннушка, испугавшись, что вот сейчас рассердится старуха и прогонит ни солоно хлебавши.

– А раз на все, так и ступай себе. Ступай, ступай, говорю. Ну!? – прикрикнула Агафья, указывая на дверь. – Да не забудь: в субботнюю ночь полной луны!

Аннушка, не чуя под собой ног, выскочила из избушки и припустилась бежать.

ГЛАВА 3

За вечерним чаем Динка взялась рассказывать свой сон. Описывая старичка, она сама удивлялась, как хорошо, как точно запомнила и одежду, и сморщенное лицо с добрыми глазами, и скрипучий его голос. Миха слушал Динку с улыбкой, временами приговаривая:

– Ну, сказочница, ну соня!

А Варвара Дмитриевна с возрастающим удивлением всматривалась в Динкино лицо, будто пытаясь заглянуть в самую душу.

– Вот такой чудесный сон мне сегодня показали! – со смехом закончила Динка свой рассказ.

Варвара Дмитриевна, теребя в руках салфетку, с тревогой в голосе спросила:

– Ох, внуча, во что же ты снова вляпалась?

– Ты чего, ба? – удивилась Динка. – Это же просто сон!

– Может просто, а может, и нет. Самого лешака увидела! Ох, чует мое сердце – не к добру это! Говоришь, он и про Глашу поминал? Вот тебе и просто!

– Варвара Дмитриевна, – улыбнулся Миха, переглядываясь с Динкой. – Ну, какой лешак? Это же сказки! Как у Пушкина: там чудеса, там леший бродит…

– Так-то оно так, – отмахнулась Варвара Дмитриевна, – да только …

– Бабуль, – обиженно перебила Динка, – ты только под арест нас снова не сажай, ладно? Вот знала бы, так ничего бы и не рассказывала! Ну, чего ты взялась, в самом деле? Мало ли, что человеку приснится! Там на полянке, знаешь, какая красотища! А воздух – м-м-м! Вот меня и разморило, вот и приснилось чудо-чудесное! А ты сразу – не к добру да не к добру!

– Да я чего? – опешила Варвара Дмитриевна от Динкиной отповеди. – Я ж так, тревожно мне вдруг стало! В прошлый раз-то вон как вышло! А ведь ты тогда говорила, что и духов не существует!

– Ну, ты сравнила! – не согласилась Динка с бабушкиными доводами. – Глаша – она ведь на самом деле была, то есть жила здесь, на этой земле когда-то. Ее с братьями загубили, оклеветали, земле не предали, как положено, вот дух и бродил неприкаянный, правды искал. А леший – что? Миха правильно сказал – сказки все это детские, такими только ребятишек пугать!

– Зато теперь у Варвары Дмитриевны будет повод снова штаб организовать у Никитишны в доме! – захохотал Миха и тут же осекся под строгим взглядом старушки.

– Типун тебе, Миха, – пригрозила пальцем Варвара Дмитриевна, – и не только на язык. Смотрите у меня! Приехали отдыхать вот и отдыхайте, нечего лезть, куда не следует.

Динка с Михой не удержавшись, переглянулись, прыснули. Варвара Дмитриевна, неодобрительно качая головой, поднялась из-за стола:

– Ну вас, шуты гороховые! Сидите уж сами! Умаялась я с вами совсем!

Подождав, когда Варвара Дмитриевна уйдет в дом, Миха придвинулся к Динке и тихонько сказал:

– А я ведь, пока ты там спала, клад нашел! Только при бабушке побоялся говорить, видишь, как она тебя… А меня так и вовсе за уши бы оттаскала!

– Погоди, не тараторь! Какой клад? Настоящий?! Где нашел? – встрепенулась Динка, блеснув глазами и потирая руки в предвкушении чуда.

Миха, пулей слетав в сарай, вернулся с небольшим свертком. Положив его на стол, он медленно и осторожно начал разворачивать грязную полуистлевшую тряпицу.

– Миха, ты чего в дом притащил? – разочарованно сморщила носик Динка. – А вдруг там какой-нибудь дохлый хомяк, которого местные ребятишки похоронили?

– Сама ты, Динка, дохлый хомяк, – беззлобно огрызнулся Миха. – Ты только глянь, как эта тряпка рассыпается! Наверняка, лет сто, а то и больше в земле пролежала! Ты представляешь, иду я такой, фотиком щелкаю по сторонам, и ка-ак споткнулся, как полетел, да прямо физиономией в небольшую нору уткнулся. Думал, там ежи живут, хотел и их сфоткать. Раздвинул траву, землю немного подкопал, пошебуршал, чтобы выманить их, и рукой на этот сверток наткнулся.

– Так что же там? – спросила заинтригованная Динка.

– Так откуда ж я знаю? – пожал плечами Миха. – Я ж еще не разворачивал! Вот сейчас вместе и поглядим! Ишь, как плотно замотали, наверняка, что-нибудь очень ценное! Сняв несколько слоев ткани и прилично засыпав стол землей, Миха облегченно вздохнул:

– Ну, наконец-то! Я уж было подумал, что это просто сверток тряпок! Ну, гляди!

Миха пододвинул к восхищенно ахнувшей Динке деревянную резную шкатулочку.

– Какая красивая! – прошептала Дина, осторожно прикоснувшись к коробочке. – Старинная! Смотри, какая тонкая работа! Я похожую в музее видела здешнем, в усадьбе!

Шкатулка в самом деле поражала своим изяществом. Было видно, что работал искусный мастер. Боковые стенки шкатулки были украшены миниатюрными птичками, сидящими на тоненьких веточках в окружении пышных роз. На крышке же были изображены замысловатые узоры, представляющие собой переплетающиеся ветви с крошечными листочками.

– Ну, открывай же! – нетерпеливо предложил Миха. – Что там внутри?

– Да подожди ты! – отмахнулась Динка, поворачивая шкатулку то одним, то другим боком. – Дай наглядеться!

– Ну, уж нет! – Миха возмущенно выхватил шкатулку. – Я и так целый день терпел!

Он покрутил шкатулку в руках и недоуменно хмыкнул:

– А где же замок? Не открывается! Должно быть, шкатулка-то с секретом!

– Дай-ка я, – Динка взяла шкатулку и внимательно ее оглядела. – а ну-ка, Миха, посвети фонариком вот сюда, – она указала на узор в центре крышки. – Видишь, тут все листочки одинаковые, а один, вот этот, немного отличается.

Динка легонько надавила пальцем на листик, и разочарованно вздохнула:

– Не получается!

– А ты попробуй еще! Может, посильнее надо давить? – Миха от нетерпения подпрыгивал на месте. Дина нажимала то совсем тихо, то сильнее, но шкатулка не открывалась.

– Вот противная! – рассердилась Динка и щелкнула пальцем по упрямому листочку. Крышка неожиданно отскочила.

– Так вот в чем секрет! – довольно рассмеялся Миха! – Надо было тебе, Дина, сразу рассердиться!

– Да ну тебя! – улыбнулась та в ответ. – Поди догадайся, что у них там, в старину, на уме было! Ой, Миха, смотри! Это же девчачий секретик!

Динка аккуратно достала из шкатулки большую ярко-зеленую бусину, затем небольшую серебряную пуговицу…

–Фи, – разочарованно протянул Миха. – Только и всего? Древняя дребедень!

– Это для тебя дребедень, – поучительно сказала Динка, – а для хозяйки шкатулочки эти вещи были сокровищами. Да не смейся ты! У всякой девчонки есть такие вещицы, которые другим кажутся пустяками, а для владелицы – это нечто дорогое, сокровенное!

– Чего же тогда она, эта самая владелица, в землю их закопала?

– Этого мы, Миха, никогда не узнаем. Смотри, что тут есть! – Динка вынула из коробочки крошечную тряпичную куколку, завернутую в ярко-красный кусочек ткани, наперсток, атласную синюю ленту.

Миха вздохнул:

– Ну, так не интересно! Я-то думал, здесь что-то ценное, ну, или на худой конец, загадочное, а тут…

– Ого! – вдруг воскликнула Динка и растерянно посмотрела на парня. – А вот тебе и ценное! Смотри!

– Чего там? – встрепенулся Миха и потянул шкатулку к себе.

На самом дне опустевшей коробочки лежал золотой перстень.

– Вот тебе и девчачьи штучки! – присвистнул Миха. – Штучки-то девчачьи, а перстенек – мужской, похоже!

– Ну, мужской, ну и что такого? Может быть, он принадлежал отцу или мужу, – предположила Динка. – Мы же не знаем, какого возраста была хозяйка этой шкатулки! Кем она была при жизни? Вдруг, какой-нибудь царевной! Вот бы узнать!

– Скажешь тоже – царевной! – Миха насмешливо покачал головой. – Стала бы царевна хлам всякий собирать!

Динка мечтательно посмотрела на звездное небо и улыбнулась.

– А представь, Миха, вдруг она оттуда смотрит сейчас на нас…

– Не-не-не, – замотал головой Миха, отодвигая от себя шкатулку. – Мне, Диночка, Глаши твоей хватило! Так что давай не будем представлять всякую жуть, а лучше пойдем спать. Мы же хотели завтра на озеро сходить!

Динка с сожалением сложила все обратно в шкатулку и захлопнула крышечку.

– Эх, ты, – проворчала она, отдавая сокровище Михе. – Уж и помечтать нельзя! На, забирай свою добычу!

– Да мне-то зачем? – растерялся Миха.

– А затем, что к тебе в комнату бабушка не зайдет. А то увидит у меня эту древность, так и всполошится, напридумывает всякого.

Засыпая, Динка думала о хозяйке необычной находки, представляла ее себе веселой, доброй и немного застенчивой девушкой, которая непременно подружилась бы с Глашей. Динка, мечтая, загадала увидеть во сне Глашу и поговорить с ней о житье-бытье. Но приснился ей лесной старичок. На этот раз он был невесел, даже сердит, и отчего-то грозил Михе пальцем, приговаривая:

– Ты почто, постреленыш, чужое трогаешь? Верни обратно, слышишь! Не смей брать! Не твое это, ох, не твое! А из-за плеча его грустно поглядывала на Динку своими синими глазами Глаша… Динка хотела было спросить у нее, за что старичок так сердится на Миху, но в глаза вдруг ударил яркий солнечный свет и Глаша с лешим растаяли.

– Как быстро ночь пролетела! – удивилась Динка, щурясь на солнышко, заглядывающее в окно. – А сны все страннее и страннее. Вот почему в городе мне такое не снится, а в Егорьевском – сплошные чудеса?

Размышляя, Динка побрела умываться. Миха с бабушкой уже чаевничали в беседке в саду.

– Вот и соня наша проснулась, – улыбнулась Варвара Дмитриевна. – Иди к нам завтракать. Уж мы тебя не стали дожидаться – больно крепко ты спала. А Миха вскочил ни свет, ни заря.

Парень криво усмехнулся и пробурчал недовольно:

– Так не всем же сказки показывают. Мне вот всю ночь какая-то жуть снилась!

– А не надо до полуночи сидеть! – наставительно произнесла Варвара Дмитриевна. – За день умаялись, да полночи, небось, разговоры разговаривали, вот и с усталости наплелось всякое.

Динка, уплетая блины, посмеивалась над сонным Михой.

– Я так понимаю, что на речку мы не пойдем сегодня? – спросила она.

– Чего это не пойдем? – удивился Миха. – Еще как пойдем! Я вон и удочки раздобыл!

– Да кто же в такое время рыбу-то ловит? – засмеялась бабушка. – За рыбой на рассвете идут!

– А мы просто! Мы не за рыбой! – упрямо поджал губы парень. – А если бы кое-кто встал вовремя, так и рыбы бы наловили!

– Ну, не беда! – примирительно проговорила Варвара Дмитриевна. – Лето в самом разгаре, успеете еще и рыбы наловить, и грибов насобирать. Идите уж, а я похозяйничаю тут. Только смотрите у меня!.. – старушка пригрозила вслед ребятам пальцем, не поясняя своего предостережения, и тихонько вздохнула.

– Мих, ну ты чего? – Динка попыталась растормошить парня, лениво забрасывающего в речку камушки. Сама она успела уже и окунуться, и удочку в сторонке наладить, а Миха все сидел и хмуро смотрел в одну точку.

– Да мне, Дина, всю ночь какие-то хороводы снились, будто на шабаш попал, – пожаловался парень, тяжело вздыхая. – Проснулся, голова тяжелая, и на душе так уж муторно, будто что-то потерял, а что – не могу понять. Все тянет и тянет.

Миха сердито отбросил камушек в сторону и снова вздохнул.

– Ты, случаем, не заболел? – встревожилась Динка, трогая Михин лоб. – Может, тебе вчера голову напекло?

– Да ничего мне не напекло! – с досадой отозвался Миха. – Это все шкатулка! Наверняка, какой-нибудь ведьме принадлежала! Вот она теперь силы из меня и тянет…

Динка удивленно выпучила глаза, не зная – то ли смеяться, то ли сердиться.

– Миха! – воскликнула она. – Ты сам себя слышишь? Какая ведьма? Шкатулка как шкатулка, ну, нашли и нашли. Хочешь, давай обратно отнесем, закопаем, если тебе станет легче. А спал ты плохо оттого, что устал с дороги! Айда лучше купаться, вода, знаешь, такая тепленькая! Сразу легче станет.

– А давай, – согласился Миха, заставляя себя улыбнуться и бросаясь в воду.

Вдоволь наплававшись, ребята засобирались домой.

– Вроде отпустило, – подумал Миха с облегчением, прислушиваясь к себе. – Все-таки вода – великая сила! И чего я раскис? И Динку вон расстроил.

По дороге домой Миха сыпал шутками, всеми силами доказывая подруге, что все хорошо. Только где-то глубоко в душе, лениво перебирая липкими щупальцами, ворочалась непонятная тревога.

Новый день не принес Михе облегчения. Он проснулся задолго до рассвета, наполненный какой-то непонятной тревогой, и долго лежал, прислушиваясь к себе.

– Что-то я должен был сделать, – силился вспомнить парень. – Что такое? Неужели и вправду заболел? – Он удивлялся себе и своему настроению, не понимая, что с ним происходит. Включив настольную лампу, Миха достал с самого дна рюкзака шкатулку.

– Вот странные все-таки девчонки! – усмехнулся он. – Хранят всякую ерунду.

Миха покрутил в руках шкатулку, встряхнул ее. Неожиданно мелькнула мысль:

– А может быть, и правда, отнести ее на место, закопать?

В груди больно кольнуло, и Миха зажмурился.

– Ну ее к черту, эту дребедень, – он вяло оттолкнул шкатулку от себя и поплелся умываться.

– Ты чего, заполошный? – удивилась Варвара Дмитриевна, выйдя поутру во двор и застав Миху в беседке за чашкой кофе. – Неужто не спал?

– Доброе утро, Варвара Дмитриевна, – пробормотал Миха. – Я спал, только проснулся рано. Вон, грядки вам подправил, сорняки выдрал.

– Сорняки – это хорошо, – улыбнулась Варвара Дмитриевна. – Только чего квелый такой? Приснилось что? Или с Динкой повздорили?

– Нет, не повздорили, – вздохнул Миха. – Только тяжко мне на душе, как будто что-то потерял, а что – и сам не знаю.

Варвара Дмитриевна с тревогой посмотрела на парня.

– Опять чего-то натворили? Ну, что случилось? – спросила она.

– Да ничего мы не натворили! – Миха недоуменно пожал плечами. – И не случилось ничего. А просто не по себе мне. Отчего так? А?

Миха с надеждой заглянул старушке в глаза, будто ожидая, что вот сейчас она все объяснит и тогда пройдет, исчезнет это непонятное томление. Варвара Дмитриевна, задумчиво качая головой, вздохнула, но не нашлась что ответить. Немного помолчав, старушка предложила:

– А сходи-ка ты, паря, к Никитишне за молоком. Блинов напечем. Заодно и развеешься. Работа – она всю тоску выгоняет. Это у тебя от переизбытка свободы, наверное. Вот вы с Динкой все учились, учились, все бегали-бегали, а тут раз – и ничего не надо! Ни тебе на урок бежать, ни зубрить. Точно, от безделья и тоска твоя! – И уже повеселевшим голосом добавила, – Вот я вас работой-то загружу, так враз вылечишься! Ну, беги за молоком-то!

– Блины, значит, затеяли? – приговаривала Никитишна, наливая в бидон молока. – А Варваре скажи, я на блины-то приду! Вот как управлюсь с Буренкой своей, так и приду! А ты чего смурной такой? Не выспался? Али по городской жизни затосковал? Ну, шагай, шагай.

Никитишна проводила Миху до калитки и пробормотала:

– Ишь ты, молчун. И чего это с ним? Ох, чует мое сердце, надо к Зойке бежать. Ох, Варенька, ох, неладно у вас что-то в доме…

Старушка присела на лавочку и прикрыла глаза, пытаясь уловить промелькнувшую мысль:

– Ох, неладное что-то грядет, нехорошее…

***

Пролетела первая неделя пребывания Егорьевском. На Миху было жалко смотреть. Он почти не спал, плохо ел, стал угрюмым и раздражительным. Все попытки Динки вытащить Миху в рощу или к реке не имели успеха. Парень ссылался то на плохое настроение, то на усталость. А по вечерам корил себя за то, что снова обидел бедную Динку. Ближе к ночи нервозность Михи усиливалась. Он метался по комнате, выходил в сад, но ни тут, ни там не находил покоя. Парень чувствовал, как его будто что-то манит, зовет, но не понимал, что именно вызывает такую тоску. Ночами ему снился косматый старик в нелепом зеленом кафтане, который за что-то ругал Миху и требовал «вернуть ее на место». За плечом старика иногда мелькала грустная Глаша. Она с укором смотрела на Миху и качала головой.

В одну из таких унылых бессонных ночей Миха решил плюнуть на все и уехать в город.

– Ну, не климат мне здесь! – оправдывался он перед собой. – Вот вернусь домой, в Новосибирск, все и пройдет.

К его ногам гремя, словно сухие желуди в мешке, вылетела деревянная шкатулка. Миха растерянно посмотрел на нее. Он уже и думать забыл про свою находку. Парень потянулся к коробочке, усмехнувшись про себя: «Девчонки! Ленточки-бантики… Мне бы их заботы!» Миха лениво перебрал содержимое шкатулки, повертел в руках пуговицу, удивился: до чего же куколка похожа на живого человечка, нащупал на самом дне, в уголке, что-то холодное… «Кольцо! – вспомнил Миха, и его обдало жаром. – Надо надеть его!» И тут же кольцо, будто само собой очутилось у Михи на пальце. По телу пробежал холодок, заставляя парня вздрогнуть и оглянуться: откуда сквозняк? Миха встал с пола и медленно подошел к распахнутому окну. Неожиданно он понял, что все изменилось – нет, не вокруг, а в нем самом. Все стало скучным, неинтересным, захотелось куда-то бежать – далеко-далеко за лес, за горы, к самым облакам! А там… что будет там, Миха не знал – пока не знал! но чувствовал, что пройдет тогда и тоска, и бессонница, и все станет так хорошо, как не было никогда прежде. Он взял тряпичную куклу, бережно положил ее в шкатулку, шкатулку сунул в сумку и, оглянувшись на дверь, выпрыгнул в окно и бросился к лесу. Когда Динка пришла звать Миху на завтрак, того уже и след простыл…

Хозяйка растерянно обвела взглядом комнату с разбросанными о полу вещами, подбежала к открытому настежь окну, но и во дворе не увидела друга.

– Странно! – подумала Динка нахмурившись. – Ну и куда он делся? Ба, ты Миху не видала?

Динка выбежала в сад, где Варвара Дмитриевна поливала цветы.

– Нет, сегодня еще не видела, – ответила бабушка. – Может быть, на речку убежал?

– Может быть, – с сомнением пробормотала Динка. – Только, знаешь, ба, он так свои вещи разбросал по комнате, будто куда-то очень спешил, или что-то искал.

– Ну, разбросал и разбросал, – улыбнулась Варвара Дмитриевна, – мальчишки – они такие. Вернется, да и соберет все.

– Как-то это странно, – задумчиво заметила Динка, разглядывая зеленую бусину, подобранную у Михи в комнате. – Что-то с ним происходит в последнее время, а что – не пойму. Ладно, – вздохнула она, – придет – разберемся. Я уж ему устрою!

Но ничего устроить у Динки не получилось. Миха не вернулся ни к обеду, ни к ужину. Динка уж и к кузнецу Трофимычу сбегала, и к Афанасию Ильичу, и даже в библиотеку заглянула – никто не видел Миху. Деревня готовилась ко сну.

До самой полночи Динка бегала то к окошку, то к калитке, выглядывая Миху.

– Ну, что ты мечешься? – пыталась успокоить ее бабушка. – Может, он в город уехал?

– Нет, бабуль, не мог он ночью в город уехать, он бы записку оставил. Да и денег не взял с собой, и телефон оставил.

Динка была растерянна, огорчена, но, в конце концов, рассердилась.

–Да и фиг с тобой! – проворчала она, отправляясь спать.

И вновь, уже в который раз, Динке снился старичок Лесовик. На этот раз он был хмур, встревожен и суетлив.

– Ох, беда, девонька! Ох, беда! – приговаривал старичок, качая косматой головой и насупливая брови. – Ведь говорил же ему человеческим языком, ведь предупреждал же!

– Да что случилось, дедушка? – испуганно спросила Динка.

– Так я ж говорю: беда! – сердито сощурился на Дину старичок. – Трудно теперь будет его оттуда вытащить – Она, знаешь, какая злющая! Не одну сотню лет ждала–томилась. Теперь своего не упустит!

Позади старичка появилась Глаша. Она утирала платочком глаза, жалостливо поглядывала на Динку и, дергая Лесовика за кафтан, просила:

– Деда, давай поможем! Ведь поможем, а? Ну, деда-а!

– Цыц, егоза! – прикрикнул Лесовик. – Тут думать надо, нахрапом-то злодейку эту не возьмешь! Ох, беда, беда…

Динка проснулась с бешено колотящимся сердцем и тут же побежала в Михину комнату: не вернулся ли? Но комната была так же пуста, вещи – разбросаны, а окно – распахнуто.

– Ба, с ним точно что-то случилось, – упавшим голосом промолвила Динка, не решаясь поведать Варваре Дмитриевне о своих снах. После истории с Глашей Динка поняла, что иногда сны могут связывать нас с прошлым или будущим, с дорогими людьми, которых уже нет или с теми, которые нуждаются в нашей помощи, а иногда – просто предупреждают нас о чем-то. Вот и теперь она чувствовала, что сон про Лесовика и Глашу – не простой сон.

– Диночка, а может быть, ты его обидела, и он домой уехал? – осторожно предположила бабушка.

– Да не обижала я его! Мы даже не ссорились! Ты же видела, какой он последнюю неделю ходил! С ним и говорить-то было невозможно, не то, что ссориться!

– Так может, у него дома что случилось? Ох, дочка! Надо все же позвонить в город, – настаивала бабушка.

– А если он не в городе, что я скажу его родителям? – возразила Динка.

– И то верно! – Варвара Дмитриевна призадумалась. Через минуту она воскликнула:

– Ну, конечно! Мы попросим позвонить Мишиным родителям Марьяну!

Что от нее требуется, Марьяна поняла с первых слов.

– Але, доброе утро! – весело защебетала она в трубку. – Могу ли я поговорить с Михаилом? Я – его однокурсница.

– Милая барышня! – отозвался на том конце провода Михин отец. – С Михаилом вы поговорить не можете по той простой причине, что его нет дома.

– Ой, как жаль! А когда он придет? Он в городе?

– Нет, Михаил уехал на каникулы в деревню. Боюсь, до конца лета в городе он не появится.

– Жаль, жаль. Ну, простите за беспокойство, – стала прощаться Марьяна, – всего доброго!

– И вам не хворать! – отозвался Михин отец и повесил трубку.

– Значит, в городе он не появлялся, – заключила Динка.

– Ты погоди вешать нос, – строго одернула внучку Варвара Дмитриевна. – Человек – не иголка. Не мог он никуда из Егорьевского деться. Может быть, он от бессонницы пошел прогуляться, да в травке где и уснул.

– Ба, а если он в болото угодил? – заревела Динка. – А если зверь какой напал?!

– Цыц! – Варвара Дмитриевна рассердилась не на шутку. – Глупости говоришь! Чего бы его в лес понесло?! Скорее всего, он на вашей полянке гуляет, белок фотографирует!

Динка оживилась:

– Точно! Он, наверняка там! Побегу посмотрю!

Но никуда побежать Динка не успела – во двор зашел Афанасий Ильич, ведущий за руку – словно малыша – Миху.