К пирамидам. «…внидоша воды до души моея»

– Да тут так мало! Стоит ли заводиться из-за пары тарелок? Вот поднакопится больше, тогда и перемою всё сразу.

Я стала старательно готовить для мужа поле бытовой битвы, складывая все использованные тарелки и кастрюли в большой таз. Но скапливаемая для глобального помыва посуда превращала мою кухню в большой бедлам и создавала массу неудобств, когда в этой немытой горе требовалось вдруг найти какую-нибудь срочно необходимую ложку или чашку. Я поняла, что мне лучше отказаться от перспектив опрометчиво предложенного мужем сервиса и приноровиться управляться с кухонными проблемами самостоятельно. Но иногда я всё-таки оставляю что-нибудь и для Вовки, как бы – наиболее трудное! Но, честно говоря, делаю это исключительно в воспитательных целях. Все-таки женщина должна давать мужчине шанс выполнять его обещания!

Итак, мы у Эльвиры на кухне. Павлик занят новой машинкой, Мушка посматривает на него издали, но от мамы оторваться не решается. Мы с Зоей сидим как ученики, попавшие на мастер-класс, и внимаем советам, как готовить котлетный фарш и что делать, чтобы на кухне был порядок.

Мушка отклеилась от Зоиной коленки, за которую держалась, подошла к Эле и, указав на узкий белый батон, который тут называется самун, вдруг четко произнесла: «Дай хлеб!» От неожиданности онемели мы все. По тугой щеке Зои покатилась слеза, и она принялась благодарить Элю за успехи в развитии Мушки.

– Я теперь буду молиться на вас, – заявила она.

– Молятся только на икону, – поправила её Эля.

– Это просто выражение такое – знак благодарности.

– Выражения следует употреблять правильно. И в знак благодарности не на какого-то обычного человека молятся, а Богу за него.

Интересно, может быть, Эля что-то знает и о религии? Жаль, что люди мало склонны обсуждать такие темы. У нас ведь всем внушается, что религия – удел отсталых, а вера – для слабаков. Поэтому многие стесняются признаться, что, как могут, ищут для себя Бога, что надеются на Него, а порой и молятся: «Господи помоги!». Для меня вера – тоже вопрос достаточно интимный, и я пока не тороплюсь с кем-то делиться и рассказывать о том, как волна счастья, именно счастья, возносит меня, когда я вспоминаю своё крещение.

Эля располагает Зою к доверительности.

– Я не люблю сидеть с женщинами на полянке, они всё время кого-то обсуждают, – заявляет Зоя. – Только увидят на Мушке новую заколку или бантик сразу спрашивают, где брала, почем.

– А ты поставь своё кресло в стороне и не принимай участия в их разговоре, если он тебе неприятен, – советует Эля.

– Они сразу поймут, что я их чураюсь. Будут обсуждать и меня.

– Ты возьми с собой на полянку вязанье или книгу, у тебя будет своё занятие. Поиграй с Мушкой в мяч или в песочнице поковыряй совочком. Матери нужно уметь играть с ребёнком, не только бантики ей завязывать.

Бантики – слабость Зои. У Мушки светлые кудрявые волосы, и любящая мамаша постоянно украшает их всевозможными заколками и бантиками, благо, здесь их большой выбор и продаются они во всех магазинах. Зоя не обижается на Элю за поучения, она даже рада их слушать. Иногда ей хочется рассказать что-то и о себе.

– Женщины посмеиваются, что я толстая. Я ещё в школе начала заниматься спортом: и плавала, и в волейбольной команде играла. Я ведь кандидат в мастера спорта, – сообщает она, – мы с Лешей познакомились на сборах, он бегал на короткие и длинные дистанции. Мы мгновенно увлеклись друг другом, поженились, я забеременела, родила. Спорт бросила и сразу поменялась в размерах. Но я не так толста, как другие. У меня в теле не жир, а уплотненная мышечная масса, очень высокий тургор. Вот потрогайте!

Зоя подставляет Эле свою руку. Та надавливает пальцем возле Зоиного локтя и ведёт его выше к плечу. С удивлением обнаруживает, что палец совершенно не проминает поверхности Зоиной руки. Зоя подставляет и мне свою руку. Мне кажется, что мой палец скользит по упругому замечательно отполированному мрамору, но не холодному, а прохладно теплому. Мы с Элей обмениваемся удивлёнными взглядами. Даже при сильном нажатии невозможно хотя бы слегка продавить Зоину кожу. Зоя удовлетворена произведенным эффектом.

С Элей она, случается, и откровенничает:

– Леша меня любит, – сообщает она. – Он с виду небольшой, но очень сильный. Он может меня прямо из ванны достать и на руках отнести в спальню, – говорит она с радостной гордостью, – да ведь и я его тоже люблю. Я про это не рассказываю на полянке. Найдется, кто и завидовать начнёт.

Наши разговоры и мечты.

У Векшина странная привычка. Когда он слушает песни на английском языке, он непременно переводит слова песни на русский. Том Джонс поет: «Wy? Wy? Delilah», а Векшин сидит и бормочет: «Почему, почему, Дилайла?»

– Федя, у тебя склонность к синхронному переводу. Может быть, тебе следует податься на Высшие курсы переводчиков ООН при нашем институте? Закончишь их и будешь синхронить в Нью-Йорке или в Вашингтоне, – сказала ему я.

– Ты когда-нибудь сидела в кабине для синхронного перевода? Знаешь, что чувствует человек после нескольких часов такой работы? Мозги плавятся. А из-за чего? Работал я на синхроне от Комитета защиты мира во время какого-то международного сборища. Половина ораторов произносят ничего не значащие слова или несут всякую чушь, лишь бы себя самого засвидетельствовать на международном уровне. А ты, сидя в тесной метр на метр душной фанерной кабине, с тяжелыми наушниками на голове всё это напряженно переводишь за ними. Нет уж! В Нью-Йорк или Лондон я попаду не через пыточную кабину синхронного перевода. «Мы пойдет другим путём!» – решительно отрезал он.

У Фёдора Векшина много рассуждений по поводу карьеры. Это, вообще, его любимое слово, хотя о своих дальнейших планах он не распространяется и никогда не конкретизирует свое представление о будущем. Его рассуждения скорее теоретические: какая анкета нужна для карьеры, какими деловыми качествами нужно обладать, как пользоваться связями и знакомствами. Сам он очень быстро знакомится с кем угодно. Но дружеские отношения, похоже, у него только с нашей небольшой компанией.

Дружеские вечера – самые приятные моменты нашей здешней жизни! Когда мы собираемся, Глеб берет в руки гитару, и они с Элей поют. У неё мягкий выразительный голос, он и в разговоре приятный.

Нам интересно и узнавать что-то друг о друге, и рассказывать о себе. Мы не совсем ровесники, но мы одно и то же поколение советских людей, выросшее в послевоенные годы. Эля и Глеб родились перед самой войной, Векшин – дитя войны, а мы с Володей – первые послевоенные дети. У нас одинаковый уровень высшего гуманитарного образования, мы выросли на одних и тех же книгах и фильмах, учили в вузах одинаковые предметы, но мнения по некоторым вопросам иногда бывают разные.

Вчера вечером мы обсуждали, что нам передается от наших предков и что такое наследственность. В обозримом для меня прошлом все мои предки – представители провинциальной трудовой интеллигенции: учителя, врачи, инженеры. У моего мужа отец – дипломат, а мать домохозяйка, следующая за ним по свету. А вот дедушка Володи, отец его отца, был помором и жил на самом крайнем севере нашей страны. Так что мой свекор, прямо как Ломоносов, приехал с севера, поступил в университет и вот вам – стал большим человеком! Вывод: советская власть дает большие возможности для развития способных людей. У Векшина, оказалось, дед был известный на всю Москву закройщик мужского костюма, а отец – скромный бухгалтер. И вдруг Эля сказала: «Моя бабушка по отцу была фрейлиной Её Величества». Вот это да! Как интересно. При слове «фрейлина» я воображаю себе что-то из андерсеновских сказок. Я не решилась спросить у Эли, как же её бабушка вписалась в советскую власть. В нашей семье насчитывается много родственников, попавших под репрессии. Ещё Эля рассказала, что её отец был известным среди специалистов исследователем севера, полярником. На фронт его не взяли, так как он по отцу был финн. Как известно, Отечественной войне предшествовала белофинская кампания… В первые дни наступления немцев вблизи Ленинграда Элиных родителей, как и многих соседей, мобилизовали рыть оборонительные окопы. К дому подъехал грузовик, жители их дома уселись в кузов и поехали на рытье окопов. Домой никто не вернулся. Родственникам сообщили, что сразу же начался обстрел, и все погибли. Эля с младшей сестренкой и бабушкой (фрейлиной) была отправлена в эвакуацию. Когда вернулись в Ленинград, бабушка умерла. И Эля с сестрой оказались на попечении второй бабушки и даже сами по себе. Вот такая история. Глеб тоже дитя блокады.

О пирамидах.

– Я обязательно когда-нибудь поеду в Египет. Когда стану старой, я непременно отправлюсь к пирамидам, чтобы снова почувствовать бесконечность времени, их энергию и непонятную мощь, – задумчиво и мечтательно рассуждала вчера вечером Эльвира. – Около пирамид ощущение энергии настолько явно, что, кажется, оно даже способно вернуть силы и здоровье.

Эля на самом деле считает, что пирамиды обладают некой энергетикой, которую лично она конкретно уловила. Так ли это на самом деле, трудно сказать. Возможно, это лишь эмоции от увиденного и символическая мечта. Из нас пятерых у пирамид были трое: Володя, когда был два месяца на практике в Каире, и Эля с Глебом проездом по пути из Йемена в Ленинград. Мне бы тоже очень хотелось увидеть своими глазами эти сооружения, вызывающие столько впечатлений и даже особых чувств. Но не могу представить себе ситуацию, чтобы мечта об этом могла осуществиться. Интересно, удастся ли и мне когда-нибудь оказаться около сфинкса, загадочного существа с человеческой головой на теле животного?

Празднование Пасхи

– Давайте соберёмся своим кругом, только переводчики, и отпразднуем Пасху, – предложила Оля Колушкина.

Предложение прозвучало довольно неожиданно, тем более что исходило оно именно от Оли, жены переводчика Олега Колушкина, нашего комсомольского вожака. (Правда, по-местному – для иракцев – мы называемся «физкультурники», так как за рубежом не разрешается создавать никакие идеологические организации.) На эту, по моему мнению, формальную в наших условиях должность его назначил генерал, а мы лишь формально проголосовали «за» на нашем физкультурном собрании. Никакой идеологической или организационной работой Олег не занимается. Раз в месяц, а то и реже, мы собираемся, терпеливо выслушиваем занудные, просто ни о чем, речи нашего «физорга» и – главное! – сдаем членские взносы.

– Не влетит ли нам? – удивилась я. – Всё-таки Пасха – праздник церковный, а мы комсомольцы, то бишь физкультурники.

– Пасха уже давно радостный семейный весенний праздник, – заявила Оля, – его все празднуют. Меня вот и Маргарита Геннадьевна (это наша генеральша) спросила: «Оля, как ты думаешь, чем здесь можно покрасить яйца?»

Оля отличается исключительной домовитостью. Кажется, нет такого вопроса по кухонным делам, на который она не знает ответа. Как-то раз я отправилась с ней на сук и была поражена, с какой уверенной непринужденностью она выбирала местные приправы. Она внимательно, прямо как знаток, рассматривала их, перетирала пальцами, нюхала. Обходясь несколькими арабскими словами и примитивными английскими фразами, толковала с продавцом. Оля простовата, полновата, немного заикается, но ёе это совершенно не смущает. Она уверенна в жизни и часто учит других. По специальности она машинистка и познакомилась со своим Колушкиным, когда что-то для него перепечатывала. «Увидела, п-парень он порядочный, с-спокойный. Надо за н-него выйти з-замуж», – такова в её изложении их лавстори. Возможно, её Олег вполне счастлив с доставшейся ему женой.

Однажды заболела их четырёхлетняя Мариночка. Я в это время зачем-то заглянула к Оле и была напрочь поражена, увидев прикрепленный к детской кроватке график температуры с замерами и отметками в графике три раза в день.

– Если кто-то болеет, Олег или Мариночка, я всегда так делаю, – сказала Оля, – записываю температуру, фиксирую прием лекарств и отмечаю изменения в состоянии.

Да, есть женщины в русских селениях! Тогда на суку она мне сказала:

– Сразу видно, что ты не х-хозяйка. Смотри, какие симпатичные к-кастрюльки, а ты и внимания на них не обратила.

Так при содействии Оли были куплены эмалированные яркие китайские кастрюльки-мисочки. Не имея ручек, они удобно складываются одна в другую. Ну вот! Начала рассказывать про празднование Пасхи, а отвлеклась на какие-то кастрюльки. Что поделать, в конце концов, быт – важная составляющая нашей жизни, поэтому, возможно, и к кастрюлькам не стоит относиться заносчиво. Кое в чем и с Оли надо брать пример!

И Наташа, и Галя, и я предварительно получили от неё задания, что приготовить к столу. Мне достался салат «оливье», при этом Оля начальственно объяснила, как именно следует всё нарезать, какой формы должны быть кусочки компонентов салата. Якобы так написано в книжке классической кулинарки Елены Малоховец. И где она только видала в наше время такую книжку!

Пасху праздновали в квартире у Колушкиных. Собрались в 9 часов вечера после того, как все уложили детей спать. Эльвира сначала отказывалась от участия в общем застолье, ссылаясь на плохое самочувствие. Но, по-моему, она просто-напросто в глубине души не очень жалует Олю. Мне Эльвира сказала, у вас там своя физкультурная компания, а я из комсомольского возраста уже вышла. Но, в конце концов, они с Глебом пришли тоже, чему я была рада.

Праздник получился очень хороший. Оля очень красиво покрасила яйца и, конечно, испекла кулич! Ну, кто ещё сумел бы это сделать! И хотя именно в таком составе (по Олиной инициативе и её приглашениям) мы собрались впервые, было тепло, радостно, доверительно. Никто самодовольно не кривился, объявляя себя образованным и принципиальным атеистом. Всем нравилось произносить вслух: Христос воскресе! После нескольких тостов вспомнили, что есть выражение «знать как Отче наш», т.е. знать обязательно, как само собой разумеющееся, как необходимое и важное. Но кто из нас знает «Отче наш»? – Никто! Миша К-ий сказал, что он знает по-английски. Но произнёс только: «Our Father which art in heaven, Hallowed be the name. The kingdom come…», – а дальше текст воспроизвести не смог, запутался. Рассказал, как его друг (а может быть, он сам?) ездил в качестве переводчика с каким-то деятелем в Дюссельдорф. В отеле на прикроватной тумбочке он обнаружил «Новый Завет», изданный одной книжкой сразу на немецком, английском и французском языках в удобном формате на замечательной тонкой бумаге. Друг прихватил книгу с собой. Когда уже в самолёте тайком раскрыл её, то первое, что прочел, был вложенный листок: не забирайте эту книгу, оставьте её в гостинице. Если она вам нужна, напишите нам, мы вышлем вам на любом языке. Друг Мишки (или он сам?) послал запрос, конечно, указав не свой адрес, а своей мамы, живущей в Крыму. Но мама так и не дождалась заказанного издания, то ли ей не выслали, то ли оно потерялось в почтовых перегонах. Наташа (она актриса по образованию) саркастически пропела Михаилу: «Я Вас обязан известить, что не дошло до адресата письмо, что в ящик опустить не побоялись Вы когда-то». И мы все согласились, что, скорее всего, уже сам запрос застрял где-то у нас, не дойдя до границы.

Праздник наш прошел замечательно, мы даже потанцевали. Плотвины ушли раньше всех, у Эли разболелась голова или она была не в настроении. На следующий день Оля без всякого стеснения раздала все крашеные яйца детям в нашем доме.

Я поделилась с Элей, что, окажись я на месте друга Михаила (или его самого), я бы тоже, пусть это и нехорошо, прихватила бы из гостиницы «The New Testament» – «Das Neue Testament» – «Новый Завет». Очень хочется на любом доступном мне языке узнать, что же это за книга. Ведь Новый Завет – Евангелие – в переводе с греческого означает благая весть, то есть радостное, хорошее известие.

Вдруг я слышу от Эли:

– Я знаю полностью «Отче наш».

– Отчего же ты не прочла этого для нас?

– Вы напоминали мне расшалившихся детей. А молитва это не стихи на детском утреннике. Она должна быть уместна.

Тут я с Элей не согласна. Разве мы виноваты в своей религиозной малограмотности, в том, что не знаем ни молитв, ни правил? Наш объем знаний по этой теме соответствует только почерпнутым из классической литературы сведениям. Все мы что-то чувствуем, но ничего не знаем. Я думаю, каждый ощущает в глубине своей души потаённое пространство, которое просится быть наполненным особым чувством, знанием, надеждой – словом, всем тем, что складывается в понятие «Вера». У самой Эли хоть и совершенно не религиозные, но, тем не менее, смутно мистические представления связаны с пирамидами.

А вот Галя К-ая мне рассказывала, как побывала тут в Багдаде в Золотой мечети. Их с Мишкой туда тайно водил иракский офицер как бы на экскурсию. При этом Гале пришлось закутаться с головы до ног в черную абаю. Я спросила, не страшновато ли было в чужом месте и в чужой одежде.

– В это время в мечети было совсем пусто, на нас никто не смотрел, поэтому бояться было нечего. Наш Алёшка никак не может выкарабкаться из простуд, так я там хоть Богу помолилась о здоровье ребёнка.

– В мечети?!

– Да, в мечети. Это всё-таки место, где Бог присутствует. Например, в нашем городе, где я выросла, церкви вообще не предусмотрены, никакие. Потому что город молодой и индустриальный. Я подумала, арабы здесь по-своему молятся, а я буду по—своему. Как могла, молча, про себя, обратилась к своему, к нашему Богу.

Я никому не рассказываю про свою маленькую Тихвинскую икону. Видимо, мамино «Таня не болтай, папу могут посадить», оставило в моём сознании прочную зарубку. Но когда я её достаю, мне вспоминается пронизанная солнцем комната бабы Дуси, нарядные осенние листья и согбенная монахиня. Я всматриваюсь в грустный лик Богородицы, гляжу на её Сына, нашего Бога, и у меня в сердце снова поднимается непонятная радостная волна, на лице появляется улыбка. Само собой мысленно произносится «Спасибо, Тебе Господи!»

По мнению Глеба, Олино отношение к вещественным символам праздника (крашеные яйца) без конкретного понимания его сути отдает язычеством. Я теряюсь, не могу подобрать аргументов, чтобы на это что-то ответить. Можно согласиться, что язычество – простая религия, в которой человек интуитивно сознаёт, что существует нечто властное и могущественное, от чего зависит ход его жизни. И он старается жертвоприношениями добиться благосклонности своего властного божества. Но в христианстве по-другому. Нужно осмысливать свою веру, быть причастным к своей религии, знать конкретную последовательность событий. Ведь христианство – не только вера, но и нравственно жизненный закон с точки зрения заповедей.

Среди моих знакомых нет никого, кому бы довелось увидеть, да, хотя бы увидеть! Библию. Мы, наше поколение, не понимаем многих сюжетов в живописи, так как не знаем соответствующих им библейских тем. Мы не имеем ни малейшего представления, что это за наука такая – богословие. Мы не знаем молитв. Мы не знаем названий икон. Почему подобные знания или простые сведения об этом у нас недоступны и даже запретны? Кому это мешает? Или кому-то нужно такое положение вещей.

Город Багдад. Из записей Татьяны Петровой

Как быстро летит время! Подумать только, прошли почти два года. Мой Павлик из годовалого младенца, каким я его сюда привезла, превратился в симпатичного разумного малыша. Он хорошо говорит, знает много стихов, любит рисовать. Он редко капризничает, в общем, мой мальчик меня радует.

Володе предлагают остаться здесь еще на год. Мы, конечно, согласимся, хотя мой муж и жалуется, что из-за жары ему тяжело работать, да и сама переводческая работа – совсем не его дело. Мне-то с домашними делами проще. Мне нравится размеренный ритм нашей здешней жизни и определенный уровень семейного достатка, который, мы надеемся, обеспечит нам на ближайшее будущее какой-то экономический фундамент.

К местному климату мы приноровились, и нам уже давно не кажется чужим этот город из серого бетона. Мы привыкли к своеобразным запахам и звукам улицы. Мы полюбили прогуливаться вдоль реки Тигр, быстро несущей вдаль свои темные воды, и слушать скрипучий шорох пальмовых листьев, когда ветерок слегка колышет их большущие, как опахала, ветки. Мне здесь нравятся аккуратные, и даже красивые, овощные лавки на улице, где продавец предлагает плотный бумажный пакет, чтобы покупатель сам выбрал то, что ему приглянется. Тут всегда спелые, а не кислые апельсины, а у гранатов такие сочные, крупные и красивые ягодины, хоть собирай их них бусы. Тут замечательные длинные арбузы. Мы сфотографировали Павлика возле аккуратно выстроенной стенки из продолговатых арбузов, каждый из которых на голову выше Павлика.

Мне нравится особый окрас багдадского раннего утра, а также звеняще застывший раскаленный азиатский полдень. Мне нравится, как вечером всё вокруг освобождается от дневного зноя и наполняется оживленной жизнью. Мне нравится особый прозрачный ночной воздух, сквозь который, как сквозь лупу, даже если совсем темно, отчетливо просматриваются крупные белые звезды на небе и серебряная луна.

Как-то поздним вечером из своего окна на кухне я заметила, как чуть ли не в квартале от нашего дома зажегся свет в одном из окон. Занавески на окне ярко осветившейся комнаты не было. Меня поразило, что, несмотря на такую отдаленность, я отчетливо видела всю комнату со шкафом и парой стульев. Вошла женщина в темных одеяниях. Она ничего не делала, просто стояла, и ее неподвижная темная фигура в рамке светящегося окна почти пустой комнаты на фоне общей черноты ночи рождала ощущение чего-то необычного, таинственного. Несколько вечеров подряд я наблюдала картину другой непонятной мне жизни и не сразу догадалась, что женщина молится. И внезапно мне стало стыдно за свое подсматривание. Меня охватило чувство неловкости из-за того, что я своим досужим любопытством вторгаюсь в чужой глубоко интимный мир и что вдруг я этим нечаянно что-то в нём испорчу.

Мне нравится, мне нравится… Конечно, мне что-то и не нравится. Но перебирать это неохота. Мне порой и внутри самой себя что-то очень не нравится.

Некоторые события в наших буднях.

Векшина мы уже проводили в Москву, а теперь собираются в обратную дорогу на родину и Плотвины. Мне предложили работу в нашем консульстве – прием документов три рабочих дня в неделю с восьми до пятнадцати часов. Я довольна, что у меня будет работа. Всё-таки новый опыт и разнообразие в моей жизни, а также общение с людьми, выходящее за рамки нашей полянки. Эля посоветовала договориться с соседкой Ингой, чтобы оставлять на её попечение Павлика. Советы Эли всегда практичны и в людях она неплохо разбирается.

Я ей сказала: «Жалко, что вы уезжаете. Я бы могла Павлика оставлять с тобой. У тебя были бы дополнительные деньги». На что Эля ответила: «Думаю, в любом случае Инга тебе подойдет больше. Дружеские отношения сложно переводить в другую плоскость». Эльвира умеет отказать не высокомерно и не обидно. Стоит поучиться, как Эльвира умеет оценивать ситуацию и разбираться в людях.