Возвращение солнца. Цикл «Деревянная сабля». Книга первая

*

– Идём, – позвала Ната, когда ветки яблони окрасились золотым светом из окна детской.

– Куда? Целоваться?

Посмеиваясь, мы двинулись вниз по улице.

Простите, кажется я не сказал… Не объяснил как следует… Ничего, я исправлюсь, расскажу сейчас. Это важно. Мы с Натой просто друзья, и дружим с тех пор, когда ещё не стесняются писать в штанишки. Мы просто друзья – это уяснить совершенно необходимо. Но пройтись с красивой девушкой по набережной всегда здорово. Ната очень, очень красива.

Мы брели к морю. И, хотя мы только друзья, близость Наты волновала меня так, что захватывало дух, в общем, как всегда. Даже в детстве я испытывал что-то такое. Но это именно проявление дружеских чувств – не правда ли? Кажется, я не сводил с неё глаз, я с удовольствием глядел бы на неё всю жизнь, и почему-то меня всегда тянет коснуться её, когда она рядом. Не знаю я, как можно идти с Натой и не смотреть на неё. Знаете, как Ната улыбается, какие у неё выразительные глаза и тёплые руки, а ладошки в мозолях от вёсел и снастей и такой маленькой садовой тяпки? И она очень умна, она училась лучше всех, просто как Петрик, поговорить с ней одно удовольствие. С Натой легко, спокойно и весело, и всё в тысячу раз красивей и интереснее, чем без неё, а её русые волосы пахнут махровыми жёлтыми цветами звезчатки. Будь я древним воином, и участвуй в турнире, я участвовал бы с ярко-жёлтыми ленточками на груди и копье, потому что это Натин любимый цвет. Как я колотил мальчишек, если они обижали её! Я знаю, что она любит, во сколько встаёт, где училась играть на читре, что думает по поводу проигрыша команды Някки команде Ануки, что терпеть не может кислые яблоки, и в театр на трагедию её приглашать бесполезно, а вот на комедию – другое дело, и это мне по душе. И ещё приятно, что они с моим Рики большие друзья. Мне, наверное, всё в ней нравится, и всегда нравилось. А восхищаться своим другом – что может быть естественней и приятней? Я восхищаюсь Натой. Как другом.

В поредевших к ночи толпах гуляющих, мы снова увидели Малька и его Аню, но не стали их окликать, мы же воспитанные люди.

– Как романтично, – говорила Ната, любуясь огнями, и тёмным морем, и пёстрыми нарядами, и красноватым светом маяка, и подсвеченными снизу тёмными кронами парка. – Пойдём к пляжам?

– Давай, – согласился я. – Между прочим, мы с Рики уже купаемся.

– Надо как-нибудь выбраться всем вместе. Может, завтра?

– Может, – согласился я. И тут меня окликнули, чему я был вовсе не рад. Мало того, волна злости, захлестнувшая меня, помешала мне услышать начало фразы и увидеть говорившего.

– …А если ты, Ната, бросишь его, к тебе может посвататься приличный парень, – говорил Кохи Корк, который на год меня старше и лет на сто дурее.

– Да, даже Кохи может посвататься, – загоготал кто-то из его компании. Пьяноватые парни выдвинулись из темноты. Их противный предводитель продолжал изгаляться:

– А то ведь, пока ты прогуливаешься с этой бледной поганкой, приличные кавалеры на тебя и не взглянут.

– Кохи, – сказал я, – уйди по-хорошему. Или опять будет драка. В прошлый раз ты отделался сломанным пальцем, а в этот раз будет кое-что похуже. И снова твой отец станет платить штраф, потому что начал ты.

– Ребята, он струсил! – заголосил идиот. – Его и пальцем тронуть не собираются, а он уже угрожает. Да мой отец…

– Вот и славно. Идём, Ната, – обратился я к своей спутнице.

На самом деле, меня так и подмывало много чего высказать Кохи. Унизить его так, как он всегда пытался унизить меня. Например, спросить, хорошо ли он нынче схлопотал от папочки. Я был уверен, что здорово – неспроста ведь он так напился. Неспроста прицепился ко мне, едва увидев. Но нет. Почему-то мне очень неприятна была картина, нарисованная воображением: Кохи, с покорным видом потирающий шишку, и старый злыдень – его отец с перекошенным от ярости лицом. Язык словно одеревенел. Словно никогда в жизни я остроумно не отвечал на выпады Кохи, словно никогда не видел его, потирающим шишку, поставленную лично мной.

Компания Кохи перегородила нам путь.

– Думаешь, раз ты маг, тебе всё можно? Гулять с нашими девушками, ходить по нашим улицам… Ты – вонючий белёсый анчу, а их место – в каменных дырах. Тех, кто вылез оттуда, мы загоним обратно или вырежем под корень.

Дружки Кохи подвякивали из тени, но он что-то разошёлся пуще всех. Упился вина по самые уши. Обычно Коркин сын гораздо изобретательнее в оскорблениях, его намёки тонки и язвительны, слова остры, как нож, и даже выражение лица может быть таким, что вам покажется, будто на вас плюнули. Но сейчас он брехал, словно глупая шавка, и фразы его были фразами его отца, человека тупеющего в приступе злобы. Язык у Кохи совсем заплетался. Даже не интересно.

Сказать по правде, с тех пор, как мы повзрослели, такие стычки между мной и Кохи происходили не так, чтобы часто, но регулярно. В университете и общественных местах старший сын Корков демонстрировал презрение ко мне, проходил мимо, вздёрнув нос и поджав губы, но, чувствовал я, в душе его всё клокотало при виде меня. Время от времени его прорывало, он цеплялся ко мне и порывался драться. Я – анчу, а наследничек Корков из породы анчуненавистников. Не знаю, зачем он снова и снова распускал руки: я искуснее в драке, и парню здорово доставалось от меня. Наверное, это семейная традиция, которой нельзя пренебрегать. Как вы уже поняли, мне тоже не всегда удавалось равнодушным проходить мимо Кохи.

– Тебя вырежем первого, – сказал болван.

Рядом неожиданно, словно из-под земли, нарисовался Малёк, высоченный, как его отец. Он нашёл Ане извозчика, а сам вернулся к нам.

Из шайки Кохи раздался голос:

– Миче – хороший парень, это все знают. Не лезь к нему. Он не виноват, что таким родился. Наш кузен, между прочим, вообще на костылях, так что, он от этого хуже?

Это выступил Хрот, младший брат Кохи. Тот поднял брови, икнул и сказал удивлённо:

– О! Вякнул! С тобой потом поговорю.

Смешная угроза: все знают, что братья Корки души друг в друге не чают.

– Да, – дёрнула плечами Ната. – Вы побеседуйте, а мы пошли.

Наша компания попыталась обогнуть их компанию, но пьяный Кохи вытянул руку и схватил меня за рукав.

– Не попадайся мне в тёмных местах, Миче, – любезно предупредил он меня. Я собирался отшвырнуть его посредством магии, но Малёк молча и нежно взял Кохи за запястье – и подёргавшись в его пальцах, тот отшвырнулся сам. Однако, несмотря на присутствие Лёки, Кохи не успокоился. Нырнул ему под руку, схватил меня за рубаху на груди, и тут же, моментально, разгорелась бы драка. Мне не хватило мига, чтобы нанести удар. Хрот, младший братец, метнулся ко мне и вцепился в правую руку:

– Миче! – крикнул он, глядя на меня круглыми глазами. – Миче, постой!

Я постоял.

Хрот – он противный и нудный всезнайка и задавака. Ему ещё год предстояло учиться в университете, но, право, не знаю, чему. Всё чаще я видел, как он беседует на равных с профессорами, я читал его статьи в университетском журнале. В журнале, посвящённом истории. В своих статьях, между прочим, он ни разу не высказался худо в адрес анчу или королевской династии Охти. И я признавал, что выводы, которые делает выскочка – это очень правильные выводы. Если не знать, кто автор, можно проникнуться уважением и восхищением. Ладно. Даже зная, можно проникнуться. Я же вдобавок знал самый главный секрет Хрота, но, поскольку был весь такой проникнутый, не выдал его никому, никогда. И, против воли, уважал младшего из Коркиных детей ещё больше благодаря этой тайне. Я чувствовал, что Хрот платит мне взаимной симпатией. Это не мешало нам время от времени пререкаться и драться. Правда, ни он ни я не являлись в этих случаях зачинщиками. Это были, так сказать, коллективные ссоры, как сейчас, или потасовки стенка на стенку, где хочешь-не хочешь, а надо поддержать своих.

– Миче, – торопливо говорил Хрот, отдирая пальцы старшего брата от моей рубашки, – мы выпили, понимаешь? У Кохи день рождения. Он несправедлив к тебе, всегда задирает тебя, но, не бей его сейчас, когда он в таком состоянии. Пожалуйста, пусть сегодня не будет драки.

– Да пожалуйста, – пожал я плечами.

Но пьяные дружки Коркина сына, придвинулись вплотную, и Лёка уже кого-то невежливо отпихнул, а голову самого задиристого прижал к себе локтем, хоть парень и брыкался. Ната схватила сломанную ветку и держалась поблизости от Лёки. Хрот и ещё трое-четверо парней, в том числе и кузен на костылях, безрезультатно призывали компанию оставить нас в покое.

– Кохи, – крикнул Хрот в отчаянии, – пошли-ка на наше место под мостом! Купим ещё вина и будем пировать до утра, как в прошлый раз.

«На наше место под мостом»? Я подумал, что ослышался. У Кохи ведь день рождения. Разве не следует им вернуться в свой богатый дом, к праздничному столу?

Я постучал Хрота пальцем по плечу:

– Пировать под мостом?

Из-за его головы я глянул на Кохи.

– Тебе какое дело, Аги? – завопил тот.

Мне, конечно, никакого дела нет до того, что в семье Корков не празднуют день рождения первенца. Что он сам угощает свою банду в каких-то таких местах…

– Миче, «Под мостом» – это кафе у Икки, – усмехнувшись, сказал мне Хрот.

– Вот и ступайте туда! – взмахнув веткой крикнула Ната.

Но, Кохи, как видно, надо было выпустить пар. Он не мог упустить возможность подраться в свой день рождения.

– Тебе чего, Аги? – он обошёл Хрота и опять схватил меня за рубаху. – Не получал давно?

Не отпуская пленника, прижатого локтем, Лёка вытянул длинную ногу и отодвинул от меня Кохи. Чтобы удержать равновесие тот попятился, попятился и – вот не повезло бедняге! Он попал как раз в объятия любезного своего папочки, вышедшего на набережную с целью прогулять мамочку. Хрот закусил губу. Я насмешливо глядел на него, давая понять, что всё мне ясно: родители или не помнят о празднике сына, или не считают этот день праздником. Иначе с чего бы им совершать обычную вечернюю прогулку вместо того, чтобы танцевать, угощать гостей и выслушивать тосты в честь Кохи. Ох, как затряс папочка сынка, но так, чтобы случайным прохожим казалось, что они просто беседуют. Надеюсь, то, что отец шипел в пьяную рожу сынули, немного отличалось от простого пожелания доброго вечера. Я расслышал только слово «позор», повторённое несколько раз. Юродивый Хрот скакал вокруг и пытался оторвать Кохи от папаши. Мама Корка стояла в величественной позе, прикрывая ссору собственной фигурой. Молодые и пьяные приятели топтались поодаль, понурив головы. Мы с Натой и Лёкой хотели улизнуть, но папа Корк рыкнул, как медведь:

– Миче Аги!

– Что, господин Кырл?

– Я сказал своему сыну, чтобы он не цеплялся к тебе.

– Спасибо, господин Кырл.

– Но ты постоянно попадаешься у него на пути! – бедный глава семейства покраснел, как его собственные ботинки. Может, добрая Эя допустит, наконец, чтобы его хватил удар?

– Ничего не могу поделать, господин Кырл, – сдерживая смех, ответил я. – В нашем городе все места для гуляния наперечёт.

– Анчу вообще не место среди людей, – пошёл пятнами старший злыдень. – Им вообще не место в нашем мире…

– Позову стражу, – хором сказали Ната и Малёк. – Опять будете штраф платить.

– Вам чего надо? – уточнил я. – Хотите, чтобы я отправился жить в пещеры?

– Я хотел бы, чтобы таких, как ты, не было вообще. Позор государям, позволившим анчу жить среди нас.

Тут я не сдержался и хмыкнул.

– Так предъявляйте претензии королю.

– Предъявим, не сомневайся, – пьяно высказался Кохи. – И очень скоро.

За это он получил оплеуху от папочки и улетел в кусты. Лицо Хрота исказила болезненная гримаса, он словно окаменел напротив папаши и так глядел на него, словно перед ним был не благородный отец, а я, вонючий анчу.

– Ступай домой, Миче Аги, и постарайся сидеть тихо. Не раздражай нас, а то всё будет гораздо хуже, – подала голос Коркина матушка.

– Спасибо, что разрешили, – улыбнулся я, подхватил Нату под руку и двинулся вперёд, Малёк пошёл следом.

– Посмотрим, кто последним будет смеяться, – изрёк из-под куста именинник.

– С днём рождения, Кохи! – обернувшись, насмешливо бросила Ната.

– С чем? – нахмурив лбы, хором спросили родители.

Ната сказала:

– У Кохи день рождения. Вы не знали?

– С каких это пор у тебя день рождения? – под такой забавный вопрос мамы Корки мы покинули это место. У меня было желание применить заклинание Длинного Уха и подслушать разговор папочки с сыновьями, но я сдержался: зачем мне это?

– Всю прогулку испортили, – пробормотал я.

Малёк же бурчал о своём ужасным басом:

– А может, готовится заговор. Слышали, что говорил Кохи?

– Как всегда ерунду нёс, – фыркнула Ната. – «Вырежем – не вырежем».

– Кохи такого не говорил раньше.

– Трезвым был.

– Не нравится мне всё это. Контрабандисты осмелели, как никогда. Разные слухи ходят. И эти Кохины выкрики…

– Лёка, – засмеялась разумная Ната. – Ты видишь: дома не помнят, что у сына день рождения. Будь хоть заговор, хоть переворот, Кохи не поставят в известность.

Лично я был согласен с Натой, а Лёка – нет.

– Всё равно скажу Чудилке. Уж он сообщит куда надо.

– Да, он же мой покровитель.

– Смейся, смейся, а если что – Корки первым делом займутся анчу. А самым первым – тобой.

– Да что они к Миче прицепились? – возмутилась Ната. – Кохи ему прохода не даёт.

– Нравишься ты ему, – опустив глаза, объяснил Малёк. – Очень и очень.

Тут мы с Натой вспомнили, что ему самому кое-кто нравится и замучили его вопросами по поводу Ани.

– Да что пристали? – отбивался наш великан. – Ну, я вошёл, а она там с мамой, красивая такая в этом красном платье, уже уходить собиралась. Но я вышел с ней, и мы немного поболтали у калитки. Застенчивая она, но это не беда. Зато говорить с ней можно о чём угодно. Она всё понимает.

– Наверное потому, что молчит, – хихикнула мне в ухо Ната.

Лёка не обратил внимания:

– Подумал я, если упущу, то где искать буду? Ну и вот… Договорился о встрече.

– О чём вы болтали у калитки? – я чуть не скончался от любопытства. О чём Лёке беседовать с Аней?

– Ну… Сначала, она спросила у меня дорогу. Спросила, как дойти до моря. Это меня удивило, потому что море отовсюду видно. А потом… – смутился достойный сын своих родителей, – о кройке и шитье. И нечего ржать.

Но, не удержавшись, он расхохотался сам, и сквозь смех упомянул ещё о том, что завтра они с Аней, согласно моим указаниям, прогуляются по набережной из конца в конец. Лёка заставил нас с Натой многозначительно переглянуться, когда помахал перед нашими носами билетами на «Запретную гавань» – самую смешную комедию сезона.

– У Анечки проблемы, – добавил Малёк, вытирая глаза, – но я помогу. Не переживай Анчутка, МЫ выполним все твои инструкции. На днях схожу с ней куда следует насчёт наследства, потрясу кое-кого за шкирку. А то нотариус, видите ли, обнаглел. Сидит в конторе, вместо того, чтобы нестись к Ане с документами, теряя свои протёртые штаны.

– Действуй, Лёка! – подбодрила Ната.

Лёка не боится ни нотариусов, ни кого бы то ни было. Он боится только дядю Туму Мале, начальника таможни.

Мне иногда кажется, что обладателю такого роста и такого голоса должно быть тяжело говорить, смеяться и наклоняться. Но нет. Малёк проделывает всё это очень легко.

Мы свернули к главному фонтану и карусели, потому что так можно быстрее всего попасть к дому Наты. Я рассказывал ей и Лёке, как мы встретили здесь Ловкача.

– Вот здесь, за этой лавкой, он и стоял, и, вроде как, с бандитом, что приходил ко мне, – говорил я, показывая, как именно стоял наш товарищ. – Что это?

Я наклонился и поднял то, на что наступил.

Это был бордовый кошелёк Ловкача с металлической пластинкой и гравировкой на ней: «Поздравляю тебя с двадцатилетием». С хорошей суммой денег внутри. Ничего себе, если это для Ловкача Воки мало, то сколько же для него много? – Значит, вор испугался, увидев вас с Чудилой, и бросил кошелёк, – сказал Лёка.

– Или Ловкач случайно уронил, а вор не нашёл. Вы подумали, что вор кошелёк унёс и не стали искать, – предположила Ната. И добавила: – Надо отдать.

Глава 5. Странная рекомендация

День был такой суматошный, я так устал, что утром даже не помнил, как вчера дошёл до кровати. Зато помнил ужасный, ужасный сон. Много всего было намешано в этом сне. Вроде, я, полный негодования, даже ярости, с высокого крыльца каких-то развалин говорил речи, выкрикивал слова, призывающие к спокойствию толпу, готовую кинуться и разорвать меня, чтобы затем добраться до тех, кого я защищал, а защищал я детей – за моей спиной плакал ребёнок. Вдруг я оказался внутри развалин, и толпа, воя и грохоча, ворвалась вслед за мной, сметая и топча всё, что попадалось. Я слышал визг женщин, я понял, что тут убьют всех, если не случится чуда. Во сне я так и этак пытался применить магию, но ничего не получалось у меня, у волшебника. Почему, почему не действует колдовство? Почему я не вижу ничего, кроме цветных расплывчатых пятен, мельтешащих вокруг? Я понял во сне: меня толкнули, очки улетели прочь и их, наверное, раздавили все эти ноги. Оставалось одно: выхватить из ножен саблю. Откуда у меня сабля, скажите мне. Я вспомнил во сне, что в школе усвоил истину: нельзя применять оружие в толпе, если что-то случилось со зрением, можно поранить своих. Но теория – это далеко не практика. Я должен был защищать тех, кто визжал и плакал там, сзади. Какие ещё свои?! На меня напало огромнейшее пятно, которое я посчитал всадником на коне. Я слышал, как рядом грохнули о каменный пол подковы, а то, что смутно напоминало фигуру человека, полетело на меня сверху. Отчаянный женский вопль перекрыл все звуки боя. Я взмахнул саблей…

– Чудилушка, Петрик! – вскричал я, сразу же вскочив на пол и размахивая руками, словно пытался отогнать кошмар, привидевшийся во сне. Шагнул назад, запнулся о кровать, повалился на неё, и только тогда окончательно проснулся.

Некоторое время я лежал тихо-тихо, пытаясь прийти в себя. До чего реальными были ощущения во сне! Все чувства, звуки, даже запахи! Я разглядывал руки, недоумевая, как это меня угораздило, пусть даже во сне, махать на людей холодным оружием. Хотя, эти люди нападали. Хотели убить каких-то женщин, каких-то младенцев в недрах развалин! Не удивительно, что я схватился за саблю.

Понимаете, моё прозвище досталось мне не просто так, не только из-за принадлежности к народу анчу. Анчутка – это мелкий домашний чёртик, оберегающий мелких обитателей дома, попросту говоря, детей. В те времена или в тех краях, где обычные люди редко сталкивались с нами, или даже просто слышали, но не видели, очень естественно было сказать непослушному чаду:

– Вот смотри, будешь баловаться, придёт страшный анчу, утащит тебя в глубокие пещеры.

Поэтому ясно, как относилось к нам подрастающее поколение. Но с другой стороны – произошла удивительная вещь. Если у взрослых есть помощник – сказочный страшный анчу, то у детей свой покровитель и заступник – маленький анчутка. Так они придумали сами.

Я знаю, что в некоторых местах это не дружелюбное существо, но у нас так. И вдруг этакие дела – кто-то нападает при мне на руины, в которых плачут дети!

И, хоть я нашёл себе оправдание, продолжал в ужасе смотреть на свои руки и ощупывать себя, и стряхивать что-то: мне казалось, что на мне кровь, что я совершил ужасное, совершил убийство, и не во сне, а наяву. Не удивительно, что от такого потрясения, проснувшись, я звал Чудилку! Петрика, моего друга, которому так хорошо удаётся решать любые проблемы… Небывалая тоска в сердце… Почему?

Потом я немного пришёл в себя. Это только сон. Я не настолько плохо вижу, чтобы постоянно ходить в очках, а без них наблюдать лишь пятна. И я представить себе не мог ситуацию, в которой не смог бы проявить себя как волшебник. Нет, есть уловки, чтобы лишить мага возможности колдовать, но на самом деле у нас этим не балуются.

Время шло. Сердце перестало бешено колотиться. Тоска потихоньку улетучивалась под влиянием утреннего ясного и весёлого света. Я уже строил планы на сегодняшний день. Сон забывался, но я ещё долго был под впечатлением.

В окно лилось жаркое солнце и слышались обычные утренние звуки: перепалка во дворах, звяканье вёдер, свист ласточки и крики чаек, блеяние козы и ленивое тявканье псов.

Я отмахнулся от настырного солнечного зайчика, встал и поплёлся умываться и одеваться. Хорошо, конечно, что я указал в объявлении время приёма, но, знаете ли, какие бывают клиенты… Могут и ночью явиться.

– Так, – сказал я своему отражению. – Сделать у ворот витрину с амулетами, лавочки и навес по эту сторону, и что ещё?..

Дзинь-дзинь.

О нет! Кажется, не успею позавтракать. Буду голодным до самого вечера, как вчера.

И чуть не зарыдал от облегчения, увидев, что это мой очень младший брат скачет по дорожке. У него была корзинка с гостинцами от мамы и небольшая сумка с игрушками, а чемодан с его вещами я перетащил к себе ещё позавчера.

Я сказал «увидев»? Нет, скорее «услышав». Ещё у калитки Рики издавал восторженные нечленораздельные вопли, суть которых была такова: папа одобрил эскиз, маме тоже очень понравилось. Каждую свободную минуту братец собирается проводить у меня в мастерской, чтобы порадовать директора школы замечательным подарком. Я разулыбался, полный гордости. В его возрасте я тоже выполнил свой первый серьёзный заказ и получил за него деньги. Не добежав до дома, Рики затормозил и с растерянным видом зашарил по карманам и в сумке. Мальчишка горел желанием показать и мне изображение будущих красивых серёг. И он, конечно, покажет прямо сию секунду, если не сильно завалил его игрушками, не завернул в него пирог или не забыл дома.

– Послушай! – крикнул я Рики. – Скорее мой руки, а то я голодным останусь.

– А с грязными руками ты меня не ешь? Так я не буду мыть, – заявил чертёнок.

– Да ты и с чистыми несъедобный. Давай, давай, садись, а то даже чай не успею выпить. Вчера так и не пообедал, зато чайник сжёг. Как там родители?

– Мама повезла папу в Лечебницу.

– Хорошо.

– Заедет на обратном пути.

– Отлично. А теперь слушай меня внимательно. – Надеюсь, мой вид сказал ему, что это серьёзно. – Корков знаешь?

– Конечно. Хрот – нормальный парень. Мы болтали в порту.

– Что? Ты один ходил в порт?

– А что такого? Нет, я знаю, что Корки – гады, но не все же. Чудила любит Мадину.

– Кого?!

– Мадину, сестру Хрота.

Ответьте мне, как я это пережил? Чудила любит Мадину! Были у меня смутные догадки, но я гнал их от себя. Я даже, когда гадал на Петрика без его разрешения (он почти никогда не разрешает!), трусливо надеялся, что его любовь – это очередная его знакомая. А когда понимал, что не прав, не удивлялся: он же чудила, у него всё не так. Да в страшном сне мне не могло присниться, что кто-то из моих друзей, тем более Петрик Тихо, влюбится в Коркину дочь! Помните, я уже говорил об этом. Светлая Эя, мудрая моя покровительница! То-то Петрик прямо в лице меняется, когда речь заходит об этой девице! Хотя, чему тут удивляться? При всей его рассудительности, вы знаете, какое у него прозвище. Мне не сказал… Только бы никто не узнал… Не донёс… Бедный, бедный мой друг! Связался с Корками! Но, может, это у него пройдёт? Наверное, пройдёт.

– Ужас, ужас! Ты о чём болтал с Хротом? Об этом?

– Что ты! Как можно! – замотал головой Рики.

– Да откуда ты можешь знать ко кого любит?

– Ты любишь Нату, – сообщило вездесущее существо.

– Цыц у меня! Никого я не люблю. Мы с Натой друзья. Давай про Петрика.

– Хо! Да они с Мадинкой целовались в скалах за кладбищем. Я никому не говорил и не скажу. Только тебе одному. Ты мой брат и Чудилкин друг.

– Ты ходил в скалы за кладбищем?!

– А что такого? Подумаешь, кладбище! Это я говорю к тому, что Петрик кого попало любить не будет. Тем более, целовать.

– Ужас! – снова сказал я. Как это Петрика угораздило так неподходяще влюбиться? Целовался? Он целовался пока только с одной девушкой. По крайней мере, так он мне сам сказал под большим секретом. А оказывается, вот оно как: эта одна девушка – Мадина Корк. Видимо, это у него и вправду серьёзно.

Рики подёргал меня за рукав:

– И ещё к тому, что ты сейчас опять начнёшь Корков ругать и говорить, чтобы я их боялся. Но вот Лала, к примеру, хорошая девочка. Я сегодня с ней играть пойду.

Надо спросить Рики, не упал ли я тогда в обморок. Свою запугивающую речь я хотел завершить словами: «И не смей играть с их воспитанницей Лалой Паг, а то проблем не оберёшься».

Раскладывая сыр на хлеб, Рики знай себе трещал:

– Когда я с ней познакомился, говоришь? В прошлом году. Ну, играли пару раз в парке. А что такого? Не целовались же. Она летом там гостит. У Корков-то. Ну, ещё мы болтали через ограду «Прибежища», и не только через ограду. И её даже пустили бы со мной погулять и к нам в гости, да только я анчу, а воспитатели очень сильно боятся её дядюшки.