Предводитель Маскаронов

Вспышкин прекрасен! Нестерпимо яркий, маленький, в ярком комбинезоне, сшитым из голубой, жёлтой и розовой ткани. Посередине стройного туловища он перехвачен широким ремнём с металлическими шипами. На голове у него нежная мужская шапочка из красного мохера. Под красной шапочкой во все стороны торчит седая пышная растительность. Такая вот у нас петербургская Красная Шапочка- девочка, волк, бабушка и дровосек в одном флаконе. Гениально!

На Вспышкина налетает стая юношей и девушек. Они словно озаряются ударами молний, высекаемых из их сердец от встречи с мегазвездой многотысячных дискотек. Я прямо чувствую сама эти тёплые толчки из сердца, от которых икрится в глазах. Я смотрю, как Вспышкин работает. Это работа у него такая- сверкать, искрить, позировать перед случайно взятыми с собой цифровичками, мобильниками со встроенными фотокамерами, писать автографы…

Мы сидим в маленьком бедном кафе, посетителями которого является впавшая в нищету университетская интеллигенция. Мужчины в строгих, несколько старомодных пальто, солидные дамы, одетые со вкусом, но с подчёркиванием непреодолимой дистанции между их уровнем научных и жизненных достижений и уровнем желторотого студенчества. Все они пьют фантастически дешёвый по нынешним временам, но качественный заварной кофе, едят по старомодному кремосодержащие эклеры и буше. Это островок социалистического прошлого. Даже буфетчица здесь особенная. Немолодая, пышная и румяная, как булочка, очень расторопная и чёткая в расчётах буфетчица. В ней чувствуется старая закалка, любовь к порядку и дисциплине труда, уважение к своим тихим и сдержанным, но заслуженным посетителям. В этот чинный мирок порядка и скрытого сластолюбия и плотоядности (имеется в виду сласть и плоть пирожных) врывается со своей маргинальной вспышкой мсьё Вспышкин. Дамы и господа впадают в лёгкий шок, смотрят на него с опаской и осуждением. «Как можно сударь, вы, в вашем и нашем солидном и даже преклонном возрасте, и такое вытворять, такое себе позволять!». Но, приглядевшись, они пытаются успокоить свои всколыхнутые со дна чувства. Муть шока оседает.

Вспышкин угощает меня кофе и корзиночкой с орешками, дарит мне розочку, а я достаю из своего непристойного мешка своё огроменное розовое бархатное сердце, на котором можно кувыркаться. Вспышкин вспыхивает от смущения, я тоже. Но что делать, что так вышло! Вспышкин говорит мне: «Мне никто такого не дарил ещё! Я поражён!». Да и я поражена, что такое вот огромное непристойное сердце розовое у меня получилось.

Я дарю Владу второе подушечное сердце. Влад как-то скучно относится к нему. Я говорю: «Может оно тебе не нужно?». Влад скучный какой-то, он говорит, что не знает. Я забираю сердце себе домой и сплю на нём сама.

Ещё я очень смешно фотографирую Владика в мастерской у художника Семечкина. Влад мне подмигнул одним глазом, и я этот момент поймала. Влад фотографию вставляет в овальную рамочку, увитую розами. Получается ужасно смешно, обхохочешься. Унылый чел уныло так подмигивает, будто зазывает Туда. Прости господи, но рамочка напоминает что-то надмогильное. Нет, не нравится мне эта шутка….

(((((((

Тишина в доме. Странная тишина, когда, редкий случай, наиредчайший случай, я остаюсь одна. За окном сыпет метель, утренняя мартовская запоздалая метель и минус 10. Ось времён года сместилась, давно сместилась. А если отнять тринадцать дней, то по староправославному- сейчас ещё февраль. Это февральская метель сыпет, и синицы звенят светло и радостно, весну чувствуют, и им плевать на снега заметающие. Вчера ехали из Всеволожска на машине- над гигантскими остяками мёртвых борщевиков летали стаи чёрных грачей и галок. Грачи то уже прилетели! А шубы снега так и не было. Грачи то прилетели по-мартовски, а метель и холод –по-февральски.

Где-то пищат и стонут маленькие собачки. Такой вот странный звук. Иногда воркуют влюблённые голуби прямо над головой – это они в низменных чердаках хрущовок поселяются, чердаки есть в хрущовках для голубей, при Хрущове стал популярен голубь мира, и хрущовки сделали для мелких, малорослых, непритязательных, объячеенных людей и стай голубей. Когда голуби воркуют – это понятно. Но почему регулярно, ежедневно, хотя и в разное время вдруг начинаются взвизги и пение маленьких тонкоголосых собачек – это загадка. Над нами живут большие чёрные собаки, они так не визжат. В соседнем подъезде живёт старая злая догиха, она, когда хочет пописать, а её не выпускают вовремя, от мочи бесится, выскакивает свирепая, бросается на меня, однажды прикусила мне ляжку через намордник. Как-то так исхитрилась свой неправильный прикус сквозь ремешки вынуть. Потом посикает и успокаивается, добреет. Но вот свора маленьких тонкоголосых комнатных собачонок – у кого они живут, почему на улице их не видел никто и никогда? Маленькие узницы хрущовок…

Ещё один знаменитый звук – это в соседнем доме мужик кашляет. Как он зверски и хулигански кашляет! Сначала, когда он начал кашлять, я думала вот умирающий, выхаркивает свои лёгкие с желудком, кишками, ливером и требухой, он кашлял, буквально выхаркивая всё из себя, методично, подолгу. Хотелось подойти к нему и дать лекарств или усыпляющего. Но он так кашляет уже года три, понятно, что не помрёт, что хулиган и бандит, и это бронхит курильщика называется, или просто гнусное хамство. Весёлый такой дядя. Потом уже и дислокацию его определили. Живёт в соседнем бараке-хрущовке, кашляет, высунувшись в открытое окно второго этажа, окна он открывает в любое время года, покуривает и кашляет: гкха-гкха-угкха-брыкгха-ха-ха! И т.д.

Ещё чайки-бакланы иногда кричат. Так круто! Понимаешь, что это убожество из бараков вокруг – оно всё на берегу моря, морской у нас город. Можно на берегу моря построить дома с морскими девами, с округлыми арками, с мансардами и окнами в завитках. А можно угадить бараками серого цвета. Вчера утро началось с чайки-баклана. Снег шёл небольшой, в белом небе белый баклан, ещё белоснежней, чем снег, крылья горбатые раскинул, громко, во все лёгкие прокричал женским меццо-сопрано что-то своё, наверное, о власти над помойкой. У птиц свои разборки, вороны с чайками часто устраивают войны, кто кого, устраивают красивые воздушные планомерные бои, с стратегией и тактикой воздушного боя. Чёрные против белых, белые против чёрных. Европеиды и афронегры.

Вот и ворона закракала. Голос у неё сахарный какой-то, низкий, удовлетворённый. Иногда свиристели прилетают, совершают налёт на рябины и ясень. Однажды ястреб жрал голубя прямо у подъезда. Останки не сдающегося натурлиха. Бараки каменных хрущовок стоят среди выросшего леса, среди самозасада берёз, клёнов, кустов всяких. Это скрашивает жизнь и примиряет людей с жизнью в неэстетичных бетонных коробках. Вот пичуга какая-то небанальная запела и зазвенькала жизнерадостно, по-бианковски. Птицы на работу не ходят, у них своя гармония с днём и с ночью. Дворник скрежещет лопатой, теперь, с этого года, это женщина интеллигентного вида из Средней Азии. Опять ворона- это она поёт, она каркает раз 30 подряд, типа как трель у соловья, но у неё это череда однообразных «кар-кар-кар». Ей другая ворона отвечает могучим пением, она кричит «кра-кра-кра». Это у них любовь весенняя намечается, или они договариваются о войне с бакланами.

Что-то давно не видела свою подругу, ворону с чрезвычайно длинными загнутым верхним клювом. Я сначала думала, что это у неё к верхней части клюва прицепилась палочка сантиметра в 4. Потом встретила её опять- опять с палочкой на клюве. Потом поняла, что это нос такой крючком, поняла и ужаснулась, как вот с таким прикусом она живёт неправильным, как она ест и глотает, не мешает ли ей этот Сирано Де Бержерак на носу? Чернобыльская ворона-мутантка! Я сфотографировала её, увеличила на экране, клюв чтоб получше рассмотреть её феноменальный, как у клеста, это у клестов для шишек клюв как перекошенные щипчики. Нижняя часть клюва у вороны обычная, а верхняя нависает, как у клеста. Наверное, это клёст с вороной скрестился. Потом я про ворону всё узнала. Она ворует помидоры у тётеньки, торгующей овощами. Для этого у неё замечательный клюв, как крючок – она им зацепляет из ящика, пока продавщица отвернётся, потом уносит на лужок и там ест. В Москве я увидела однажды много таких ворон, диаспора крючконосых ворон, типа как иудеи…

Вообще вороны удивительные твари. Недавно видела, как они охотятся на крыс. Из многочисленных дыр у домов выскочила крыса, побежала в сторону помойки, тут две молодые крепкие вороны радостно закракали и на крысу налетели, они пытались её подцепить за хвост. Крыса забежала под стоящую машину. Вороны приземлились и стали бегать вокруг машины, заглядывая под неё. Но пролезть туда они не могут. Крыса же тоже тварь умная, я наклонилась, заглянула под машину – крыса сидит, высунуться не решается. Вороны с двух сторон вокруг машины ходят, караулят, смертельная игра в прятки и догонялки. Крыса могла бы победить, если б у неё хватило бы терпения так под машиной сидеть. Или если б хозяин машины пришёл, и их игрища бы распугал.

Потом я шла во время оттепели, смотрю, в грязной луже что-то хрустит под ногами, много каких-то штучек в грязи лежит, в луже копошатся носами несколько ворон. Одна из них что-то из лужи вынула. Смотрю – это дохлая крыса, уже почти скелет крысы с отвалившимся мяском. Ворона её размачивает в луже, потом выклёвывает. Тут другая ворона летит – с засушенной дохлой крысой в клюве и в лужу её кладёт размачивать. Я пригляделась, вся лужа наполнена скелетиками крыс. Это у ворон такой свой мясокомбинат, цех по вялению и копчению крыс, консервная фабрика такая.

Крыс кругом много. Кошек бродячих нет, их как-то давно, лет 10 назад всех перетравили и уничтожили. С тех пор тут живут одни крысы. Я увидела на помойке хороший стол деревянный письменный, изящный, небольшой, с ящичком выдвижным, сделан в 50-е годы, сталинский стиль. Стол не то, что современные гробы из ДСП, тяжёлые, рыхлые, неприятные. Стол из просушенного лёгкого дерева натурального. Стала мечтать, как бы этот стол принести в свою конуру, покрасить в какие-нибудь цвета весёлые, может красные лакированные ножки сделать, столешницу из стекла… Пока так мечтала, из дыры у ножек стола выглянула весёлая крыса. Я посмотрела ей в глаза, она весело махнула длинным хвостом и юркнула в соседнюю дыру. Тут из первой дыры выглянула ещё одна крыса, лоснящаяся, рыженькая. Юркнула во вторую дыру. Я впала в ступор. Следом из первой дыры выглянула ещё весёлая крыса, уже чернявая. Обана. Я насчитала 17 крыс, они выглядывали, наталкивались на мой взгляд, и ныряли в соседнюю дырку. Я почувствовала, что мне дурно, дурно оттого, что вот тут рядом, такие маленькие карлики живут хвостатые, так весело и слаженно живут, и со строительством и с питанием у них так всё разумно налажено, лучше, чем у людей. Так как дырки крысиные были прямо под столом письменным сталинским, к столу я вдруг почувствовала стойкое отвращение. Я подняла глаза к небу. Глаза мои наткнулись на древний гараж, единственный сохранённый в округе привилегированный чей-то гараж, некоего ветерана-инвалида, который в гараже держит старый свой москвичок антикварный. Гараж был выкрашен радостной голубой краской лет пять назад, подржавел, пообтёк, но был весёлым живописным пятном посреди серятины и мокрятины окружающей. На крыше гаража, на крыше в виде широко расставившей ножки буквы «Л», сидела толстая смышленая крыса. Она внимательно на меня смотрела, с задорным любопытством. Я плюнула и ушла. Крысы меня победили, столик я не взяла. Пусть гибнет в геенне огненной.

(((((((

–Влад! Давай всё же займёмся искусством! Ты же рукастый, а я головастая.

–Я рукастый и головастый, а у тебя мозгов вообще нет, Черепахин! У женщин вообще мозгов нет.

–Эх, Беломлины рядом нет, она бы тебя за эту фразу бы растерзала б! А заняться надо вот чем. Давай сделаем проект «Разбивание Двуглавого орла». Ты же ненавидишь государство и несчастную мать Россию. Слишком она жестока к своему народушке. Вот ты выйдешь голый, с молотом в руках. А я сделаю из гипса статую высокую Двуглавого Орла. И вот ты молотком –хрясь, хрясь,– разобьёшь гипс. И оттуда вывалится жестяная банка. А там будет сырая печень. И ты сожрёшь эту печень, и кровь будет течь по твоему белому от гипсовой пыли лицу. А то чего ты задаром печень жрёшь, а так люди насладятся твоей удалью молодецкой.

–И что это значит?

–Я и сама не знаю.

–Я согласен, давай сделаем! А сначала я поставлю Орла на тележку и буду возить за собой. А потом съем печень его. Я же анархист. Это будет поругание власти.

(((((((((

Влад теперь меня зовёт Одноногой черепахой или просто говорит мне: «Привет, Черепахин!». Потому что нога восстанавливается медленно, меня мучает страх, хожу я медленно и осторожно. Я дарю Владику крошечную, в сантиметр высотой фарфоровую весёлую черепашку с розовыми и золотыми узорчиками. Владик говорит, что сделает на стене крошечную полочку, и там черепашка будет стоять. Мне Владик тоже подарок сделал. Он приносит мне в коробке черепаху тоже из какой-то глины, покрытой лаком. У черепахи шевелятся и трясутся ножки. А на спине у неё сидит скорпион. Владик говорит: «Ха-ха! А скорпион то всё равно сверху! Она бежит, а он её трахает! Черепаха пытается убежать, а скорпион крепко держит её!». Тогда я дарю Владику брелок из зелёного прозрачного стекла, в который как-то запаян настоящий скорпион.

((((((((

На Елагином острове проходит фестиваль перформансов. Мы с Владом должны встретиться в среду, сделать гипсового орла. Влад исчезает. Мобильник и домашний телефон отключены. Гипс у Влада. Что делать?

Я звоню подруге-художнице Наташе. Она говорит: «Не волнуйся! Встретимся завтра в 11 утра, мой сын привезёт штук 30 картонных коробок, мы с тобой сделаем Двуглавого орла из картона, потом сожжём его. Будет эффектно!

В 11 утра я стою у метро, Наташи и её сына нет, телефоны у них не работают. Я встречаю Вспышкина в шипах и говорю ему о том, как все странно куда-то исчезли, а через три часа должен быть наш перформанс.

Вспышкин говорит: «Я тебе помогу!». Мы покупаем много скотча, собираем по помойкам картонные коробки, на стадионе я скрепляю фигуру орла. Должно получиться похоже, как высокие ворота! И оттуда выскочит Вспышкин в костюме супер-героя, и он подожжёт орла.

Я собираю собранные детали, получилось! Но вдруг, откуда ни возьмись, налетает лёгкий ветер, пустые коробки надуваются, швы со скотчем расходятся. Попался какой-то бракованный скотч. Он легко отстаёт, он какой-то не липкий, сухой. Коробки распадаются. Я смотрю на часы. Опять слепляю грандиозного орла из кубиков- коробок. Опять ветер, и опять колосс падает. Я повторяю работу третий, четвёртый раз. Уже скотч подходит к концу. Не клеит, хоть плачь.

Прибегает куратор, требует перформанса. Я сижу у коробок испуганная и униженная. Тогда ко мне подходит Вспышкин и просит, чтобы я помогла ему прицепить накладные бицепсы и засунуть в эластичные колготки накладной член. Я стягиваю на спине его всякие верёвочки, потом помогаю надеть браслеты с шипами. Вспышкин готов.

Он выбегает в костюме супер-героя, в синих колготках, алом плаще, алых сапожках и с золотым ремнём. Он легко взбегает на верхние ступени стадиона и оттуда всех приветствует. По стадиону бегут в этот миг человек двадцать стариков и старушек, их процессию возглавляет хитрый мужик помоложе, лет пятидесяти пяти. Он ведёт своё стадо к здоровью и долголетию, старики одеты в дешёвую спортивную одежонку, в трусы обвислые, ну чтоб для себя, для здоровья, без выпендрёжа. Старики одни в путанице старых вен, в обвислых жилах, другие одутловаты и с плюшками жира, на них серые майки и растянутые футболки, кеды, сделанные ещё на заводе «Скороход». Они похожи на потерянных во времени пионеров под руководством более мудрого пионервожатого. Их вождь кричит: «А теперь остановимся и займёмся дыханием! Повернёмся к солнцу! Так, поднимем руки! Это снизит холестерин и соль! Солнце! Приветствуем тебя! Снизь нам холестерин и соль!». Группка останавливается и начинает вздымать руки к небу и пыхтеть. Вдруг, при воздевании рук, группа здоровья видит на вершине сияющего в лучах солнца Вспышкина с белой бородой, седой белоснежной гривой, в синих колготках, синем комбидрессе, алом плаще и с золотым поясом. Вспышкин приветствует их смешным мечом с светящимся внутри стержнем. Потом включается драм-энд-бейс, Вспышкин начинает танцевать и всех призывать танцевать и двигаться. Он так привык делать на многотысячных дискотеках, заводя своим телом и голосом многотысячную молодёжь.

Группа здоровья и её предводитель с ужасом смотрят на Вспышкина, он им ломает всю систему эгоистического платного оздоровления под управлением кряхтуна-гуру. Чтобы быть молодым, надо идти к молодым, надо быть молодым душой, надо быть открытым миру и всему новому, надо одевать красные колготки и золотые пояса…

Орёл лежит у забора в виде кубиков-коробок и кучек скрученного и скомканного скотча.

((((((((

Лето, утро, солнце уже во всю ласкает тополя во дворе, небо бирюзовое от надвигающейся жары, и золотые головки тополя в нём висят и дышат. Если смотреть на эти разморенные тополя и на небо, то можно почувствовать себя счастливым. Можно вообразить прекрасные земли под этим небом и тополями, прекрасную жизнь в прекрасном лете. Что это за прекрасная жизнь? Бог его знает… Ну, красивые дома, не оскорбляющие глаз… Ну, лужайки и рощи, фонтанчики и скульптурки между домами. Ну, не знаю уже даже что и вообразить.

Но когда смотришь на эти золотые, лоснящиеся жирные тополя, душа трепещет аки птичка, будто ты ласточка и летаешь над красивыми землями под кудрявыми облаками. Глаза ниже опускать не рекомендуется. Есть ли там жизнь? Безусловно, жизнь есть, и часто очень даже интересные люди могут в хрущобах таится, но как к ним выйти, как их познать? Так легко плюнуть в окно и угрюмо отвернуться к стене, и сказать- там нет НИКОГО. Отмахнуться как от назойливых мух, скинуть людишек с глаз своих, отказать им в реальности их существования. Нечего ТУДА пялиться. Нет там НИКОГО. Скука одна. Обыватели, мещане, дяденьки скучные, их жёны, копошащиеся на кухнях, старички совсем уж бесцветные. Друга там не найдёшь. И чтоб потрындеть с кем – тоже не найдёшь, всё не те люди то. И пробовать нечего. И мечтать нечего. Никого там нет.

Поспорим? Ну ладно, опиши, кто живёт в твоей хрущовке. Люди ли они, либо ты им отказываешь в существовании? Хорошо, отлично, сейчас опишу. Но я уверена, это не люди, это какие-то полулюди, которые слегка вмякиваются в твой мозг, они как-бы реальны, но они полуживые. Ибо человек с человеком должен не только через глаза соприкасаться. Надо чтоб хоть раз было действие совместное, или раскрытие души, ну вот когда друг с другом рядом, и глаза в глаза глядя, человек говорит проникновенным голосом о себе, а ты его выслушиваешь. А так шелушение одно, общение через скорлупки отшелушенные, внешнюю пыльцу, знание внешних обстоятельств, которые наружу как-то вылезают, что не скрыть это.

И люди как тени, как тени, и если б не было любопытных кумушек, пронырливых зорких домохозяек, домоуправительниц, любящих посплетничать краснобаек, если б не было бы этих презренных сорок, этих устрашающих человекоглаз, этих шпионов бытовых, любопытствующих бессмысленно, то люди бы совсем развалились бы в ячейках своего проживания, они бы совсем как тени были бы. Но, я давно об этом думаю, человеки ходят под ангелами, этими мизерными муравьями, где бы они бы не были, управляют сверху духи небесные, а снизу духи подземные, и человеки как марионетки управляемы снаружи и изнутри, изнутри моторчиками воли, а снаружи моторчиками судьбы, и нет никакой такой сверхсилы, чтобы человек на своей лестнице по месту проживания был бы совсем уж невидимкою, всё равно кто-то, кому положено, узрит, кто-то заметит, проникнется, всё-всё поймёт…

Я ни с кем не общалась, въехала в этот дом с дерьмом мамашиным и с мамашей. Потом много чего узнала..

Этаж первый. Грузин с женой украинкой, трое детей. Дети выросли на глазах. Были мелкие и очень, очень гадкие. Папа грузин зарабатывал деньги где-то, как зарабатывал? А хрен его знает. Наверное, на рынке, или в странной конторе национальной, что-то перепродавал. Мама разжирела и распухла от детей. Пока дети были мелкие, она всё время сидела дома и что-то делала в квартирке, копошилась как-то, стирала, гладила, готовила, мыла полы. В-общем, трудно представить, как можно убивать всё своё человеческое время на эту скукотень убогую. Но факт: дети одни бродили как кролики по двору перед окнами первого этажа. Были они одеты средне, средне чисты, средне развиты, копошились в земле и песке, обкаканном собаками, площадки детской под окнами нет, горка раздолбана, но их было трое – две девочки и мальчик, и они придумывали, как время разукрасить своё. Мальчик Гога ломал кусты и бил кирпичом по машинам, стоящим во дворе. Девочки тоже в куклы не играли, а бессмысленно по чему-то стучали и что-то ковыряли, таскали на лестницу камни какие-то, палки. Животное восточное детство на свободе и без давления со стороны взрослых. Потом мама неожиданно стала начальницей подросткового клуба, грузин стал тоже каким-то начальником, диаспора как-то наверное расширялась и стала помогущественней, и уже добрались до руководящих структур, и уже РОНО было схвачено, и паспортный стол, и ментовка. И жена стала главным педагогом микрорайона, и руководила всем досугом. Это так странно было, такая непедагогичная женщина, так мало умевшая организовать культурный досуг своих собственных детей, и вдруг – всеми руководит. В её подбородке появилось что-то царственное, двойное. Клуб функционировал нормально, много кружков, энтузиастов-педагогов, а танцевальный коллектив получал призы и ездил на международные конкурсы. Но это как-то всё само собой делалось, на энтузиазме педагогов. Правда, во дворе подросткового клуба что-то не то происходило, там какие-то грузины сделали себе гараж на первом этаже, там у них стоял москвич старый, и возле этого москвича всё время копошилось человек пять грузинских мужиков чёрных и страшных. Они типа всё время рылись в капоте машины, типа бесконечная починка, сутки напролёт. При этом они внимательно посматривали по сторонам, к ним подъезжал другой грузин на непривлекательной машине, одна из машин загонялась в гараж, двери закрывались, у входа опять кто-то чинил капот. И так всё время текла интересная жизнь под боком у развивающих свои таланты детишек. Я думаю, там был подпольный завод в подвалах, может, там был целый город вырыт под землёй, и вход был из гаража этого странного. Тут же в двух шагах, был пункт милиции. Но главный милиционер был тоже хачик. В-общем, эти люди чем-то интересным занимались, может, водку палёную делали, наркоту раскладывали по пакетикам, может, шили трусы, может там пятьдесят рабов в зиндане сидели, прикованные к стенам. Хрен его знает, но что-то там было пугающее, прибыльное и подпольное.

Мальчик Гога стал моим учеником. Однажды ко мне подошла эта директриса Галя с первого этажа, и попросила, чтобы я позанималась с её беспризорным сыном, ну музыкой, или рисованием. Я пришла в подростковый клуб, ко мне пришли трое детей Гали, им уже было от 5 до 7 лет, я дала им краски и бумагу, чтобы они нарисовали цветы и машинку. Гога гениально нарисовал машинку, это была мощная экспрессия и отличный цвет, в Гоге явно погиб великий художник. Но тут Гога вскочил, порвал рисунки сестёр, поругался матом, и, как обезьяна, влез по полкам на шкаф, при этом шкаф из ДСП стал опасно крениться и падать, и едва не убил девочек-двойняшек, я тело подставила под шкаф, Гога больно прыгнул на меня, перевернул банки с гуашью на пол, она оттуда вытекла жирными пятнами. Я тоже выматерилась, я, невнятная тётя, невнятный безвольный бессмысленный человек, я долго оттирала пол и Гогу, мама пришла Гогина, и мы молча решили, что больше уроки я давать не буду, не моё это. Потом Гога и девочки подросли, стати вежливыми, цивилизованными и красивыми, дикость их куда-то исчезла, Гога стал учиться на юриста в техникуме, одну девочку сбила машина во дворе и она долго лечилась, мама толстела и седела на глазах, её сестра, красивая украинка, приезжала к сестре на шикарном джипе, она стала какой-то начальницей крутой и богачкой, или мужчину нашла себе, но детей у неё так и не было, а только племянники, и так мы и живём соседями.

Потом как-то к этой семье приехали родители отца-грузина, чудесные деревенские грузинские старики, как из кино, они ходили гулять по хрущобским дворам вместе, поддерживая друг друга, седые, с зоркими внимательными удивляющимися всему глазами, всё время хотелось поздороваться с ними, они вызывали уважение. Курящая соседка из соседнего подъезда хулиганисто вскрикнула: «Хоппа! Это что за рухлядь нафталиновая тут завелась? Кто это?». Мне так странно было слышать её, старики то были чудесные, чистые такие, прожившие в грузинской деревне вместе и вместе состарившиеся, и родители за детей и внуков не отвечают, родители жили то как горные орлы, а их внуки как городские мышки, и кто в этом виноват. Потом старики уехали на Кавказ и умерли там.