Обитель Разума

Показалось?

Да, наверно. От волнения, от усталости.

Но…

Он посмотрел на холмы и вздрогнул. Очертания облаков поменялись. Не было больше треугольника. Сверкающие шары рассыпались, раскатились, заняли полгоризонта, словно игра уже вовсю шла на этом лазурном поле.

Но минуту назад же всё выглядело по-другому!

Он совсем растерялся. Где я? То есть… когда я?

Старик обернулся. И Марат увидел, что тот выглядит не менее потрясённым. Лицо его дёргалось, губы шевелились, глаза смотрели в пространство.

Портфель стоял на земле.

Штоколов шагнул к Марату.

– Я могу помочь тебе, – быстро сказал он.

– С чем? – непонимающе спросил Марат.

– С жизнеописанием Тарцини, разумеется.

Марат покачал головой с недоверием.

– Как?

– Я дам тебе сведения о нём, – серьёзно произнёс старик. – У меня есть многое, очень многое…

– Да, но… – Марат замялся.

– Понимаю, понимаю. Я знаю, кому понадобилась эта биография. Заказчик требует представить его с самой выгодной стороны. Так оно и будет, не волнуйся.

– Ну начнём с того, что заказчик потребует указать, где я эти сведения взял, – заявил Марат.

– Ты это укажешь, – уверенно ответил Штоколов.

Старик вдруг очень оживился и взял Марата за плечо. Глаза его испытующе заглядывали в лицо молодого человека. В них появился торжествующий блеск, словно судьба преподнесла Штоколову дар, о котором он тайно мечтал, но на который не смел надеяться.

Это возбуждение неприятно удивило Марата. Он предположил, что старик попросит его об ответной услуге, и скорее всего, речь пойдет о чем-то неприятном или опасном.

– Зачем вы будете это делать? – настороженно спросил Марат.

– Зачем? – переспросил старик и отпустил плечо Марата. На лицо его постепенно возвращалось прежнее непроницаемое выражение. – Ты поможешь мне в одном деле.

– В каком?

Штоколов прикрыл рот рукой и откашлялся. Потом он медленно наклонился и поднял с земли свой портфель. Казалось, он тянет время для обдумывания ответа.

– Видишь ли, я провожу один эксперимент… Речь идет, хм, ну скажем так, о перемещении во времени. Для этого мне и требуется помощник.

“Странные дела тут творятся”, – подумал Марат.

– Да, звучит странно, – сказал Штоколов, прочитав мысли Марата. – Подробнее я объясню потом. Сам по себе опыт не опасен, если не считать того, что он проводится в Обители. Но она пока отнеслась к тебе благосклонно. Ты еще жив.

– Спасибо.

– Не меня благодари. – Штоколов вдруг заторопился. – Сейчас я ухожу, найду тебя через неделю. Тогда я расскажу, в чем заключается суть эксперимента, и если ты дашь согласие, мы обсудим условия… – он запнулся, – нашего договора. Можешь и отказаться.

“Надеюсь…”, – сказал про себя Марат, думая только о том, как бы отсюда выбраться. Он пожал плечами:

– Через неделю так через неделю.

– Зайдём в Обитель.

Марат последовал за Штоколовым.

Внутри царил полумрак. Окон не было, свет с улицы сюда не проникал. Под высоким потолком медленно двигались разных размеров сферы: каждая из них вращалась вокруг своей оси, и все вместе они вращались вокруг самой большой сферы. Это походило на модель Солнечной системы, но планет было всего семь, и те четыре, что перемещались по внешним орбитам, были значительно крупнее своих сестрёнок, приближенных к центральному шару, который испускал ровное холодное свечение. Только этот свет приподнимал тонкую вуаль мрака, лежавшую на всех предметах в помещении. Из темноты выступали фигуры и лица каменных статуй, смотревших на людей с угрюмой иронией.

Штоколов не озирался вокруг, все это было ему привычно.

– Я ухожу, – снова сказал он. – Пойдешь обратно – не сходи с дороги. Сгинешь.

Он пожал руку Марата, повернулся, пошел прямо на стену и вошел в неё, растворился.

Марат опешил. Сделал несколько шагов вперед и дотронулся до холодного камня. Стена как стена. Белый мрамор с синеватыми прожилками, похожими на тонкие вены.

Он провёл по стене ладонью, и вдруг рука его провалилась внутрь, исчезла. Марат отдёрнул её, как обожжённый.

Ничего себе…

Пойду-ка я отсюда…

После сумрачной прохлады Обители весеннее солнце дохнуло жаром. Марат медленно шел по чёрной дороге, повторяя имя нового знакомого… Штоколов, Штоколов… Все-таки где-то он его слышал.

В глубине души Марат был потрясён, хотя и старался отделаться от этого чувства, или, по крайней мере, загнать его вглубь, запереть в дальнем уголке души и не выпускать. Обитель Разума открыта, в неё можно войти, и можно выйти оттуда! О, Логос! Океаны закипели, закачались горные вершины, и с неба посыпались ящерицы. Основы мироздания колебались.

Тот факт, что с ним ничего до сих пор не произошло, противоречил всему, что усвоил Марат с детства.

“Если я доберусь до телепорта и попаду домой, значит, все рассказы про Обитель – ложь?”

Он не мог этому поверить. Это не укладывалось в его голове.

Марат попытался рассуждать здраво. Предположим, Обитель – безобидное старинное сооружение, и все ошибались на её счет, включая служителей Логоса. Трудно сейчас сказать, что произошло тогда, в ночь убийства Тарцини, но сегодня находиться здесь не более опасно, чем по другую сторону холмов. Это людское воображение сделало из долины заколдованное место…

Многое укладывалось в эту схему, кроме того непонятного фокуса со временем и таинственного исчезновения Штоколова. Эти детали легко опрокидывали все логические построения и восстанавливали первозданный хаос.

Кто такой Штоколов? Почему он живет здесь?

Если бы сейчас под ногами Марата разверзлась земля, открыв внизу огненную пропасть, то в последний миг он, пожалуй, испытал бы облегчение.

Но ничего не происходило. Напротив, трудно было бы представить более мирный пейзаж.

Весна изо всех сил пыталась очаровать молодого человека. Мягко, ненавязчиво она манила его к себе, прикидываясь тихой, застенчивой и непорочной. Она бродила по цветущему лугу и протягивала к солнцу тонкие руки. Свет и тень перетекали друг в друга на шелестящих кронах деревьев, образуя сложный, запутанный, невероятно красивый узор. Бездонная перевернутая чаша неба оперлась краями на гребни холмов. Казалось, стоит подняться на холм – и прикоснешься рукой к синей стене, сделанной из какого-то тёплого, прочного и упругого материала.

Марат дошел до луга с жёлтым дурманом. Воздух здесь сгустился от застывшего в нем аромата. Даже ветер застревал в этой вязкой субстанции и не пробегал мимо, как обычно, быстро и весело, а полз медленно и вяло, словно на нем повисла огромная тяжесть.

Цветы застыли в мёртвой неподвижности. Над ними вызывающе гудел одинокий, рано пробудившийся шмель. Его ровное гудение сливалось с неумолкаемым звоном, доносившимся неизвестно откуда. Можно было подумать, звенит тишина.

Шмель долго кружился, выбирая, наконец, заполз массивным мохнатым телом в один из хрупких изящных колокольчиков и затих. Потом вылетел оттуда, довольный собой, и его победное низкое жужжание стало удаляться. Он полетел в сторону холмов.

Марат резко остановился.

– Вот сейчас я и проверю, – пробормотал он вслух и сошел с дороги. Цветы покачивали жёлтыми головками.

Тяжёлый солнечный шар полыхал в чистом, побледневшем от зноя небе. Лучи стремительно обрушивались на долину, легко пронизывали молодую клейкую листву и превращали протекающую внизу реку в извилистый поток ртути.

Марат опустился на колени, протянул руку и сорвал жёлтый цветок. У цветка был плотный и длинный нежно-зелёный стебель. Марат подставил тыльную сторону ладони – с обломанного конца стебля стекла капля прозрачного сока. Внутри колокольчика дрожали чёрненькие крохотные тычинки.

Этакий миниатюрный анчар…

Впрочем, цветок выглядел самым обыкновенным, только вот названия его Марат не помнил. Он вздохнул и поднялся.

Неужели я доберусь до телепорта? чудеса…

Он добрался до телепорта, и до дома тоже, повторяя про себя номер кабины, той, что стояла в долине. За пару минут он выучил этот номер, как молитву.

Аристотеля не было. Марат бросил растение на стол. Цветок уже начинал увядать, хоть и был только что сорван.

Марат прошелся по комнате. Во всем мире был только один человек, с которым он мог говорить о сегодняшних странных событиях, но еще вчера Марат ни за что не стал бы с ним встречаться. Однако тревожные мысли одолевали его, он не знал, что с ними делать и в конце концов не выдержал.

– Проклятая кошка! – ругнулся он, взял куртку и вышел.

Антарктида и Даниель

И снова телепорт покорно впустил его.

В пункте назначения было сумрачно и холодно. Марат стоял в огромном металлическом ангаре. По ангару ползали воздушные платформы, гружёные бочкообразными контейнерами. Над головой нависали подъемные краны, похожие на диковинных животных. Они, эти животные, наклонялись к платформам, хватали бочки стальными когтями и переносили их к стенам, выставляя один ряд за другим. Освобождённые платформы выплывали из ангара и на смену прибывали новые.

В ангаре не было ни одного человека.

В сущности, этот отлаженный за десятки лет процесс и не требовал участия людей. Тарцини начал добычу полезных ископаемых в Антарктиде, где ранее никакой промышленности не было, и позже довел её до полного автоматизма. Все, что удавалось вырвать у ледяного материка, свозилось сюда, где находился крупнейший грузовой телепорт.

Грузовых телепортов, предназначенных для перемещения очень больших масс, существовало в мире всего несколько штук. Вероятно, их создание было связано с какими-то техническими сложностями. Из-за этого обстоятельства сокровища Антарктиды – металлы, а главное – уран – приходилось транспортировать сюда более традиционным способом, на платформах. Впрочем, эта перевозка опять-таки не требовала вмешательства человека… Механизмы работали без устали, краны все нагибались и нагибались, выпуская хищные когти…

Марат мельком взглянул на это бесконечное движение, зябко поежился и запрыгнул на одну из свободных платформ, которая плыла к выходу.

Снаружи стоял мороз – градусов тридцать, не меньше. Сверху сыпались острые колючие льдинки. По узкой дорожке между торосами медленно полз снегоочиститель.

Дикий холод радостно принял Марата в свои объятия. Он, видно, скучал в одиночестве.

Платформа за пару минут доплыла до жилого корпуса. Марат спрыгнул на ледяную дорожку и позвонил в дверь. Внутри было глухо.

С досадой он ударил по двери кулаком, раз, другой… Наконец, она медленно и бесшумно поехала в сторону. Марат скользнул в узкую щель, не дожидаясь, пока дверь откроется до конца.

– Привет… – с недоумением произнес человек, впустивший его. – Ты чего здесь делаешь, Марат?

Это был тот самый Даниель, которым так интересовались Инга и её отец.

Они были знакомы с самого детства, но Марат вряд ли мог когда-либо назвать его другом. Общались они очень редко. Впрочем, Даниель вообще мало с кем общался. Он не нуждался в этом, или ему казалось, что не нуждается.

Судьба жестоко обошлась с ним, дав пытливый ум исследователя. От природы он был очень талантлив и очень энергичен. В юности, когда мнилось, можно добиться всего, если пожелаешь, Даниель чувствовал своё превосходство над окружающими, поэтому пренебрегал ими. Он долго искал применения своим дарованиям, но они не были нужны в мире, где жили ожиданием Логоса. Отшельники, хозяева планеты, не поощряли тягу к научному знанию. И сейчас, когда ему было под тридцать, им овладела полная апатия.

В Даниеле скрывалась постоянная злость, вечная обида на судьбу за то, что он родился не в своё время. Эту обиду он вымещал на людях, которые сталкивались с ним, и в конечном итоге остался в одиночестве.

Их с Ингой брак был, конечно, недоразумением. Он случайно заметил её свежую красоту, не раздумывая, женился, и, так же не раздумывая, ушел от неё. Вся эта история мало для него значила. Подобное безразличие, чтобы не сказать – жестокость, претило Марату, и его отношения с Даниелем, прежде, может быть и не дружеские, но достаточно тёплые, сильно охладились после этого случая.

Впрочем, Даниелю было наплевать и на это.

Вот уже почти год он почти безвылазно сидел на полярной станции, следя за перемещением грузов. Здесь можно было, по крайней мере, видеть технические достижения прошлого, столь им обожаемые. Такая пустая жизнь не слишком удовлетворяла его, он потихоньку катился вниз, балуясь алкоголем и, порой, дурманом. Может быть, поэтому служители Логоса до сих пор не удосужились серьёзно заняться им, сочтя, что это добровольное заточение не слишком отличается от ссылки на Остров и, во всяком случае, приведет к тому же исходу…

Сейчас Даниель стоял перед Маратом, небритый, в расстегнутой рубашке. Он был невысокого роста, темноволос и черноглаз. Слегка вьющаяся спутанная прядь падала на лоб. Худое лицо с подвижными чертами было бледным и помятым.

– Можно к тебе? – Марат с облегчением ощутил, как дверь закрылась за его спиной, и холод перестал вползать в помещение. – Сегодня суббота, и ты один?

– Сегодня суббота, и я один. – Даниель повернулся, подошел к стулу, сел на него, подложив одну ногу под себя, и стал раскачиваться. В его плавных движениях была какая-то кошачья грация. – Чего тебе надо?

Говорил он обычным язвительным тоном, с насмешкой, казалось, ничем не вызванной, он говорил так всегда, он насмехался постоянно, и Марат знал, что над собой. Вообще Марат неплохо понимал Даниеля, гораздо лучше, чем мог ожидать этот последний, слишком поглощенный крушением собственных надежд, чтобы обращать внимание на кого бы то ни было.

– Поговорить с тобой хочу. – Марат поморщился, оглядев Даниеля. – Ты что, пьян?

Даниель поднял руку и зачем-то внимательно поглядел на свою ладонь. На пальце тускло блеснуло кольцо из белого металла.

– Нет еще. Но напьюсь, пожалуй. Вот скажи мне, Марат, что бы ты делал, не окажись меня на месте?

– Ничего. Вернулся бы обратно.

– У грузового телепорта период торможения пятьдесят шесть минут, – сообщил Даниель. – Тебе бы пришлось час болтаться здесь в твоей куртке. Так и околеть недолго.

– Знаю, – сказал Марат, хотя на самом деле он забыл об этой особенности местного телепорта. Он почти никогда не бывал здесь.

– Так о чем говорить будем? – все тем же нарочито ёрническим тоном осведомился Даниель. – О вреде пьянства?

– Меня не посылала ни твоя мать, ни Инга, – спокойно сказал Марат. Он был готов к реакции на его появление. – Но я могу уйти, Данил…

– Оставайся, раз пришёл. – Даниель поднял брови и пожал одним плечом.

Марат огляделся по сторонам. Здесь мало что изменилось со времени его последнего посещения.

Жилой корпус состоял из полутора десятков спален, столовой, каких-то служебных помещений и вот этой самой комнаты, не то прихожей, не то гостиной. Здесь было пыльно и неуютно. На столе и под столом лежали куски проволоки, тряпки, гвозди, обломки пластмассы и прочий хлам. Под ногами, тихо жужжа, крутился маленький аппарат, похожий на игрушечный танк, и собирал с пола мелкие металлические детали.

– Катись отсюда, – Даниель дал ему пинка.

Танк покорно пополз к стене.

– Бестолковая тварь, – заметил хозяин, проводив его взглядом. – Сделал его, чтобы он винтики подбирал и приносил по мере надобности. А он постоянно путается на дороге.

В голосе его зазвучали примирительные нотки, и Марат понял, что Даниель, по крайней мере, не выставит его с порога. И на том спасибо.

– А почему у тебя валяются винтики, а не в коробке лежат?

– Сам не знаю. – Даниель покачал головой. – Соберешь всё с пола, а через три дня смотришь – их там такая прорва!

Он легко поднялся.

– Пошли ко мне, там и поговорим.

Беспорядок у него был еще хуже, чем в прихожей. В комнате стояли две узкие кровати, письменный стол, старое кресло, и пара стульев. Везде валялось множество предметов неизвестного Марату назначения.

Даниель снял с кресла кипу бумаг и небрежно кинул их под стол.

– Садись.

Марат сел. Кресло оказалось неожиданно удобным. Прямо напротив, на стене, висел предмет, которого раньше здесь не было – старинная гравюра, изображавшая штурм средневековой крепости.

Марат закинул ногу на ногу и оперся подбородком на сжатый кулак.

– Комнату решил украсить? – поинтересовался он. – Это на тебя непохоже.

– Чего? А, это… – Даниель рылся в столе. – Да чтоб хоть глаз было на чем остановить… Дуреешь от этих стен. И ото льда тоже.

Он достал два стакана.

– За встречу выпьешь?

– Закуску найди, – попросил Марат.

– Зачем? И так пойдет.

Марат вздохнул.

– Дань, я не ел со вчерашнего утра.

– А-а, – протянул Даниель, – так бы и говорил.

Он вышел из комнаты и вскоре вернулся, принеся хлеб, холодное мясо, сыр и несколько вяленых рыбок. Марат взглянул на еду и почувствовал, как в голове шумит от голода.

Забулькала прозрачная жидкость, перетекая из бутылки в стаканы.

Даниель действительно жил почти в полной изоляции. Хотя персонал станции и состоял из десяти-двенадцати человек, он почти не контактировал с коллегами по вопросам, не касающимся работы. Даже в выходные он не оставлял ледяной материк, предложив себя в бессменные дежурные. С родными и знакомыми Даниель тоже не поддерживал отношений.

Но служителей Логоса он недолюбливал, и история Марата вызвала в нем живейшее сочувствие.

– Ну и попал ты, – вздохнул Даниель, и вечная насмешка исчезла из его голоса. – Не представляю, как тебе теперь выпутываться. Выпьем, что ли?

Он снова наполнил стаканы.

– Да это не все, – сказал Марат. – Это только начало.

– Что еще?

– Тебе знакомо имя Григорий Штоколов?

Даниель удивился.

– Да, знакомо. А что?

– Кто это?

– Насколько я слышал, – Даниель отставил стакан, не донеся его до губ, – непосредственно на Тарцини работали специалисты в разных областях, которых он везде собирал. Их тогда называли профессорами. Вот Штоколов – один из них. Я немного о нём знаю, но вроде бы он был связан с разработкой и повсеместным внедрением телепортов. Почему ты о нем спрашиваешь? Он, должно быть, давно умер.

Марат нарочито медленно отрезал еще один ломоть мяса и положил его на хлеб. Подобного ответа он и ждал.

– Он жив.

– Да брось ты… – Даниель с сомнением помотал головой. – Сколько ж ему лет?

– Не знаю. Много.

Даниель потёр рукой висок.

– Где ты видел его? – медленно спросил он.

Марат запнулся.

– Я расскажу. Но обещай, что будешь молчать.

– Все так серьёзно? – Тёмные брови удивленно взметнулись вверх и сразу опустились.

– Да.

Даниель с интересом посмотрел на Марата.

– Ладно, обещаю. Да и не с кем мне говорить.

Марат еще секунду помолчал и начал говорить. Он рассказал обо всем, забыв упомянуть только про цветок, принесенный из долины.

Даниель не перебивал. Черты его лица затвердели, словно окаменели. Он весь подался вперед и замер. Между бровями пролегла резкая складка. Услышанное явно потрясло его.

Наконец он шевельнулся, сделал неосторожное движение и сбил стакан. Стакан опрокинулся, не разбился, но прозрачная жидкость вытекла на стол, образовав неправильной формы лужицу. Аромат алкогольных паров дошел до Марата, и он вдохнул, неожиданно испытав почти физическое наслаждение от мысли, что под рукой у него надёжное, веками испытанное средство для утешения и забвения.

– О, Логос… – прошептал Даниель. – Ты понимаешь, что ты говоришь, Марат?

– Да, – хмуро сказал Марат. – Поэтому я и пришел к тебе.

– О, Логос… – повторил Даниель, резко поднялся со стула и подошел к окну. За окном лежала ледяная пустыня, покрытая сумраком. – Мне было бы легче поверить, что ты сошёл с ума.

– Да и мне тоже.

– Обитель Разума открыта. – Даниель повернулся к окну спиной и сел на подоконник, закинув одну ногу на колено другой. Его тёмные глаза дико сверкнули в неярком свете лампы. – Я не представляю, что с этим делать, Марат. Ты можешь вообразить, сколько там всего?

– Чего?

– Там все разработки, поддерживаемые Тарцини. Может быть, там указания на то, как он планировал развиваться дальше, и планировал ли вообще. Да это сокровищница, понимаешь?

– Отшельники, – сказал Марат.

Вспышка энтузиазма, осветившая лицо Даниеля, погасла. Он кивнул и, опустив голову, так и не поднял её обратно, уставившись в пол.

– Да, – глухо пробормотал он, – отшельники…

Марат взял со стола стакан. Даниель вернулся к столу и кинул на лужицу водки обрывки исчерканной бумаги. Бумага быстро пропиталась влагой.

– Марат.

– Да.

– Дай мне номер телепорта.

Впервые в жизни Марат услышал в голосе Даниеля просительные нотки.

– Да пожалуйста. – Он усмехнулся. – Только не записывай. Запомнишь?

– Запомню.

Марат назвал комбинацию символов и сделал глоток. Огненная жидкость обожгла горло.

– Если сунешься туда, будь поосторожней, – предупредил он. – Может, там и в самом деле опасно, не знаю. Я не заметил.

– А старик твой? – спросил Даниель, садясь на стул. – Он действительно там живет? И сквозь стены ходит?

– Не знаю я, Дань. Я сейчас уже думаю, может, мне померещилось.

Даниель исподлобья взглянул на Марата.

– Чудно как-то все. Знаешь, что мне в голову пришло?

– Нет, конечно.

– Может, сам Штоколов и является злым духом этого места?

Марат нахмурился, вникая в слова собеседника. Думалось плохо. По телу распространилось тепло, добравшись уже до самых кончиков пальцев, гравюра на противоположной стене подрагивала под его взглядом.

– Неужели ты хочешь сказать, что все эти убийства в долине – его проделки?

– А почему нет? – Даниель облизнул губы. – Он был очень близок к Тарцини и принимал непосредственное участие в строительстве Обители. Он был осведомлен о замыслах Тарцини настолько, насколько это вообще возможно. И вот сейчас приходишь ты, и говоришь, что он живет в этом заколдованном месте. И что тут можно подумать?

– Не верится что-то… – пробормотал Марат. – Не стал бы он этого делать.

– Ну откуда ты знаешь? Заметь – с тобой-то ничего не случилось…

– Я заметил, – сказал Марат, не скрывая иронии. – И о чем это говорит?

– Стосковался наверно по людям. Представь, Штоколов уже много лет ни одного человеческого лица не видел. Он так всех запугал, что туда не суётся никто. А человек нуждается в обществе себе подобных.

Марат изумленно присвистнул.

– От тебя ли я это слышу, Дань?

Даниель хмуро взглянул на него.

– Не об этом сейчас речь. Если бы эти пресловутые защитные системы действовали независимо от чьей-то воли, реагируя на каждого, кто приближается к Обители – тебя бы сейчас здесь не было.

Марат рассмеялся. Он сильно захмелел, и сейчас всё представлялось ему не имеющим особого значения и довольно забавным.

– Может, никаких систем вообще нет, а? – спросил он сквозь смех.

– Перестань, Марат! – зло крикнул Даниель.

Марат глядел вниз. Серый пол стал серою водою и неторопливо потек куда-то вбок. По поверхности пробегала мелкая рябь.

Полярник облокотился на стол, и некоторое время оба молчали. В комнате был полумрак. За окном горел фонарь, освещая ровную площадку между ледяными глыбами. Выхваченные из темноты, эти громадины казались диковинными храмами языческих богов. Сверху сыпались и сыпались бесконечные, хрупкие и твердые снежинки, похожие на мелкие звезды. Все они были разные, и все одинаковые.

– Я рад, что ты пришёл, – тихо сказал Даниель.

– Что? – Марат поднял голову.

– Говорю, я рад тебя видеть. – Он вздохнул. – Я измотался, Марат. Эта станция – единственное место, где я могу жить, только здесь жить тоже нельзя. Да и работа здесь сворачивается…

– Как сворачивается? – изумился Марат. – Совсем?

– Ну не совсем. Количество сотрудников сокращают по распоряжению Тредецима. Я-то останусь, конечно. Мне идти некуда.

Марат покачал головой. Таким подавленным он Даниеля никогда не видел.

– Брось ты это все. Возвращайся домой.

– Домой… – задумчиво повторил Даниель, глядя в пространство. – Да нет. Это болото, эта покорность, полная бездумность какая-то – нет, не тянет меня туда. Не могу. Место мне на Острове, не иначе…

– А мать? – спросил Марат.

– Мать мне жалко. Да не будет ей радости, если я вернусь.

– Я Ингу видел недавно, – небрежно заметил Марат.

– Ну и что? – равнодушно спросил Даниель.

– Она тебя еще ждет.

Марат произнес эти слова и только после этого сообразил, что, сам того не желая, выполнил-таки обещание, данное Герману. Экое диво…

– Это после всего что было? – хмыкнул Даниель. – Ну дура, что с неё взять…

– Зря ты так.

– Да я помню, ты всегда ей сочувствовал. Ну и утешал бы. – Он снова цинично усмехнулся. – Знаешь, а я рад, что ребенка не было. Сволочь я, да?