скачать книгу бесплатно
– А зачем ещё я пришёл, если не нести чушь? – наигранно серьёзно спросил Гермес. – Между прочим, Многоликая так и считает… ставлю все оставшиеся в мире драхмы на то, что ты уже спрашивал у неё совета на мой счёт.
Аид поднял на него взгляд и не отводил его до тех пор, пока пергамент с письмом не сгорел прямо в его руке синим пламенем.
– Ух, вот это взгляд! Вот это я понимаю! – ликовал Гермес. – Я прямо слышу твой голос, – он изобразил важную позу и продекламировал: – О, презренный, если сейчас же твои уста не прекратят источать яд, я прикажу Харону утопить тебя в Стиксе.
Ни один мускул на лице Аида не дрогнул, он даже не моргнул, а голос, которым он сказал свою следующую фразу, прозвучал равномерно и серьёзно.
– В древнем Риме гонцам врага отрезали голову и отправляли её в колеснице вместе с письменным ответом…
– Геката тебе спасибо не скажет, – усмехнулся Гермес, спустился на пол и поклонился снова, на этот раз по-настоящему вежливо. – Что мне передать полубогам?
– Скажи, я принял их слова к сведению и ценю, что они сообщили мне это. Я так же согласен на условия, которые они предлагают… – он постучал пальцами по скипетру, – и ещё… Зевсу… Передай ему, что я прошу отсрочки на две полных луны, по истечении которых у меня появятся нужные доказательства в мою защиту.
Гермес долго молчал, водя ногой по полу, потом выпрямил плечи, словно решился на что-то, и вдруг преклонил колено. Он опустился в поклоне, который не использовали с тех времён, когда Аид ещё не был женат, когда смертные ещё не познали гнева Зевса и жили счастливой жизнью.
– Возьму на себя ответственность сказать, что Зевс желал бы во всём разобраться, но мнение богов очень важно для него, и он не хочет идти против большинства. Боюсь, он не станет слушать твоей просьбы.
Аиду несвойственно было говорить о своих догадках, он не жил на Олимпе и плевал на то, что думают о нём боги, но сейчас на кону стояло слишком много… следовало просчитать каждый шаг.
– Пусть сделает усилие над собой. Скажи, что всё может повториться, если он не перестанет быть правителем, трясущимся за собственный трон, и не станет тем, кем был всегда… Младшим братом, Повелителем Земли и Неба, громовержцем, воплощением порядка.... Как сын, ты мог бы напомнить ему, кто он такой. И кто я.
– Увы, – крылышки на бейсболке Гермеса печально опустились, – если кто-то и может напомнить ему об этом, так это Его Светлейшее Сиятельство Гелиос.
– Исключено. Гелиос и Селена не появлялись много веков, они ушли в уединение ещё до того, как я оказался в темнице Олимпа.
– Верно, – Гермес лучезарно улыбнулся, – но Гелиос единственный, кто сможет без страха говорить с ним об этом. И я знаю, как решить вопрос встречи… разумеется, если Аид пожелает выслушать, – он снова взлетел, изящно провернувшись в воздухе, и завис над туманом. Его кеды мельтешили белыми крылышками, как маленькие пичужки, тело которых слишком тяжёлое для полёта.
– Говори.
– Второго числа девятого месяца по календарю нового мира состоится празднество в Дельфах. День Аполлона… Сам он собирает богов на праздник в мире смертных, что гарантирует тебе полную неприкосновенность. Туда же явится и прекрасная Эос… Она проведёт тебя к Гелиосу, если получится убедить её.
– Эос предана родителям, зачем ей помогать мне? Что я смогу дать взамен такой помощи? – Аид хорошо знал Эос, и знал, что вечная дева никогда не станет помогать богам, вроде него. План Гермеса был сомнительным.
– Только ты, Владыка, можешь дать ей то, чего она желает. Охотник Кефал[5 - Миф о Кефале, жене его Прокриде и богине зари Эос] пирует подле жены своей Прокриды в Элизиуме, Эос мечтает, чтобы ты отпустил его к ней.
Аид встал и стукнул скипетром об пол, создавая гулкое эхо в зале.
– Тысячи лет развития цивилизаций, а всё одно! Разрывать брак, связанный нитью судьбы, не ново, но выпускать тень на свободу… вернуть её в мир живых? Так-то боги хранят покой этого мира? Так-то желают блага смертным? Разрушая основы мироздания?! – Аид говорил это и с каждым словом, казалось, становился всё выше и выше, пока не накрыл Гермеса огромной тенью. У потолка меж колонн сгустился туман и дым, припорошенный пеплом вулканов Тартара.
Гермес отлетел назад, так, чтобы тень не попадала на него.
– Можешь гневаться сколько душе угодно, я только помогаю тебе. Если мой совет неуместен, ты всегда можешь обратиться к Рее… – он предупредительно переместился к выходу, предугадывая последствия такого предложения, и, прежде чем раствориться золотистым сиянием, добавил: – Дельфы. Кафе «Оракул». Второе сентября. Я пришлю приглашение за сутки.
***
(Золотая Эпоха Богов)
… Солнце поднималось над горизонтом – великий Гелиос совершал прогулку по небу, осматривая, освещая каждый уголок земли. Его лучи отразились в журчащем ручье у оливковой рощи, нырнули в траву, собирая с неё капли утренней росы и осветили обширный луг, полнившийся разнообразными цветами. В компании Гелиоса гулял один из Анемов[6 - Анемы – боги ветра в Греческой мифологии.] – южный Нот. Игривым смешным мальчишкой он носился по полям, сдувал пергаменты со столов мудрейших писцов, отрывал листву с деревьев, забирался под хитоны[7 - Хитон – одежда в древней Греции.] нимфам, а прямо сейчас зацепил длинные каштановые волосы молодой богини, которая собирала цветы.
(13 Анем Нот – самый юный из старших Ветров, воплощение южного ветра)
(14 Персефона)
Персефона. Одна из прекраснейших детей Зевса срывала незабудки и лютики и плела из них чудесные венки, один из которых надевала сама, а другой всегда относила матери. Нот знал, как дорожит своей дочерью Деметра, и не посмел бы забраться к Персефоне под хитон или подшутить над ней, он мог лишь ласково касаться её плеч и напевать тихую спокойную мелодию, используя голоса птиц и природы. Он не показывался ей, не желая смущать, хотя знал, что она чувствует его присутствие.
За оливковой рощей вдруг что-то произошло, и стайка беспокойных птиц упорхнула оттуда с надрывными испуганными криками. Персефона встала и обернулась, всматриваясь в рассветную даль. Нот сделал то же самое. Сначала до них донеслось отдалённое ржание, цокот копыт, а затем из-за деревьев вырвалась четвёрка угольно-чёрных коней в драгоценной сбруе, они несли за собой колесницу, которой управлял незнакомый тёмный силуэт. Нота передёрнуло так, что он едва не призвал своего северного брата Борея, но вовремя одумался, заметив, с каким любопытством Персефона смотрит на колесницу. А колесница, к ужасу Нота, остановилась. Солнечные лучи ещё стелились по земле и падали на спину владельца колесницы, мешая тем самым рассмотреть его лицо, но Ноту и не нужно было его рассматривать, он уже знал. Персефона же и представить не могла, какой опасности подвергает себя, так открыто, так откровенно разглядывая его.
Персефона часто бывала на Олимпе, в чертогах Зевса, но никогда прежде не видела старшего брата из трёх верховных богов, того, чьё имя боялись произносить даже самые бесстрашные. Несколько раз она спрашивала о нём у других богинь, но смогла узнать лишь то, что иногда он проезжает по полям и лесам, покидая свои мрачные владения, мчится на чёрной колеснице, запряжённой четвёркой коней, чтобы на краткий миг взойти на Олимп и встретиться с братом. Персефона так же слышала, что во время встречи трёх братьев остальные боги покидают Небесный город, а бог звёздного неба Астрей раскидывает над землёй мириады звёзд, чтобы почтить знаменательное событие, и тогда можно увидеть млечный путь. Триединство верховных богов, царей трёх миров, самый сильный союз из возможных, и если Жизнь и Мир были созданы любовью страстной, то триединство богов стоит на любви братской. Воплощение жизни, Воплощение смерти, Воплощение порядка – каждый из них значим по отдельности, но только вместе они сильны и только вместе дадут миру процветание. Как невозможно избавиться от жизни, избежать смерти или нарушить естественный ход вещей, так и невозможно представить, чтобы один из братьев канул в небытие.
Гелиос заметил Персефону и тёмный силуэт напротив неё, нахмурился, вспомнив строгую Деметру, и послал особенно яркие лучи в глаза Персефоны. Она зажмурилась и прикрылась ладонью, а когда снова смогла видеть, на фоне неба уже не было ни тёмного силуэта, ни колесницы, ни четвёрки угольно-чёрных коней.
Нот воздал хвалу великому Гелиосу и расслабился, продолжил свою нехитрую игру с волосами Персефоны. Он остался с ней на весь день и не ушёл даже тогда, когда венки её были закончены, и она, нацепив один на голову, засобиралась домой…
Цветы благоухали, шумели от тёплого ветра травы, журчал ручей. Гелиос почти завершил свой дневной марафон и начал спускаться к кромке далёкого леса, когда перед спешившей домой Персефоной возникла удивительная бабочка. Её крылышки меняли цвет в зависимости от цвета лепестков того или иного цветка, на который она садилась – бабочка перелетала с места на место, вызывая любопытство. Кому как не Гее было знать, что вызовет любопытство у богини цветов, богини цветения… Персефона устремилась за бабочкой, она хотела узнать, куда летит это прекрасное создание. Поле, берег ручья, оливковая роща, и вот бабочка села на совершенный в своей красоте нарцисс, замерла на нём и медленно исчезла, принимая облик лепестков. Глаза Персефоны вспыхнули восхищением, сама она, ещё юная богиня, не до конца понимала собственные силы, не понимала, что может создать нечто подобное… удивительное. Нот восхитился вместе с ней и не подумал останавливать, когда она опустилась на колени и склонилась к цветку.
(15 Нарцисс)
Едва Персефона коснулась лепестков, как ледяной порыв ветра, что даже сам Борей не в силах произвести, сдул Нота далеко за пределы луга, сухие листья ворвались в цветущий мир Персефоны, запутались в её волосах, зацепились за подол белоснежного хитона. Она обернулась, в ужасе упираясь рукой в прибрежный камень, камень соскользнул в воду, и она тоже… соскользнула бы, если бы её другую руку вдруг не обхватила уверенная сильная ладонь, пальцы цепко сжали запястье. Перепуганная до полусмерти Персефона сначала увидела зияющую темноту перехода между мирами, затем колесницу, запряжённую четвёркой чёрных коней, а уж затем того, кто напугал её и помог не свалиться в ручей. Их взгляды встретились.
– Зевс позволил мне забрать тебя, – тихо и очень мягко произнёс Аид, – я не причиню тебе зла…
(наши дни)
Лина втянула носом воздух и резко села на кровати, оглядываясь по сторонам – ей потребовалось несколько минут, чтобы глаза привыкли и смогли рассмотреть очертания предметов. Сквозь полупрозрачные ткани балдахина она видела большую тускло освещённую комнату: в углах скопились тени, а под потолком витали сотни светлячков, создающих уютный полумрак. Никак иначе, как «уютным», Лина назвать его не могла. Ей не было ни страшно, ни холодно здесь до тех пор, пока она не вспомнила, где находится, и предшествующие этому события. Аид забрал её. Как и в воспоминаниях Персефоны, Аид снова забрал свою Персефону себе… Зачем? Принести её в жертву? Воспользоваться ей, как шансом спасти себя? Лина не верила ни единому слову Аида. Никому нельзя было верить, кроме Макса. Макс бы мог защитить её, они вместе справились бы с чем угодно и погибли бы вместе, если бы было суждено. Наверняка, Аид прикрывался словом «спасение», желая успокоить её подозрение и заманить в ловушку… Не было сомнений – Аид испокон веков считался лжецом, хитрым, злым и опасным – он снова ведёт собственную игру, в которой Лина, как и в игре Зевса, всего лишь пешка.
Она поспешила встать на ноги, отдёрнуть полог и уйти отсюда, но, едва откинув тяжёлое мягкое одеяло, обнаружила, что совершенно раздета. Лина прислушалась к ощущениям. Нет, если бы Аид был с ней, она бы поняла, она бы знала, она не могла быть настолько невменяема, чтобы не понять…
– Царица.
Лина уже встала с кровати и спустилась с небольшого возвышения, на котором эта кровать стояла, когда светлячки рассеялись, и вспыхнул яркий верхний свет. В комнате оказались нимфы, а сама комната походила на сад, цветущий и дышащий жизнью. Стены, потолок и пол были усыпаны цветами, их стебли прорастали сквозь камень, оплетали мебель, ползли к двери, роскошная кровать с тёмными покрывалами и подушками, вышитыми золотой нитью Арахны[8 - Арахна – искусная ткачиха, превзошедшая в мастерстве саму Афину. За превосходство и высокомерие была Афиной же превращена в паука.], возвышалась позади, окутанная воздушными тканями балдахина. Завороженная этим зрелищем, Лина чуть не забыла про нимф, а когда её внимание всё же обратилась к их юным лицам, она нахмурилась.
– Кто меня раздел?
Они замялись и переглянулись.
– Не сердитесь, Царица, – решилась одна из них, – Владыка принёс вас крепко спящую и приказал позаботиться о вас. Мы это сделали. Новую одежду уже принесли. Позвольте помочь вам одеться?
Лина виновато вздохнула. Ей не стоило сваливать свои проблемы на ни в чём неповинных девушек, да и, если она хотела уйти, ей действительно не мешало одеться – идти по царству Теней голой было бы несколько… Она в душе посмеялась над собственными мыслями, представив себя одной из тех девушек со старых картин.
Нимфы пришли в восторг, когда Лина позволила им поухаживать за собой. Они надели на неё изумрудно-зелёное платье, как ни странно, современное, в греческом стиле с плотным лифом и прямой длинной юбкой, и туфли, удобство которых, несмотря на высокий каблук, приятно удивило. Длинные каштановые волосы расчесали и уложили в небрежную лёгкую причёску, предложили несколько украшений и корону, от которых Лина предусмотрительно отказалась. Она представила тяжесть короны на голове и сразу ощутила пульсирующую боль в висках – так обычно её тело реагировало на попытку надеть очки, слишком плотную шапку или ободок. Короны она бы просто не выдержала. Лина окинула взглядом своё отражение в зеркале, выпроводила нимф и, выждав некоторое время, вышла сама.
(16 Лина в царстве Теней)
На удивление, её не ждал отряд охраны у дверей, ей никто не препятствовал, и все, абсолютно все двери были открыты. Воспоминания Персефоны о дворце Аида ещё не приходили к ней, и Лина интуитивно пошла по анфиладе в сторону, где, как ей казалось, мог быть выход. Она угадала.
Туман. Вокруг шорохи, визги и шёпот, отдалённые стоны и плач. Ни ветра, ни запахов, только алое небо, покрытое пеплом, и беспросветный мрак. Лина не отдала должное фруктовым садам, поспешно миновав их, и вышла к болотам, через которые отправилась по едва заметной тропинке, выбранной случайным образом. Её путь был спокойным. За исключением звуков, Лину не тревожило ничего. Она шла молча, удаляясь от замка, оборачиваясь, думая, что кто-то пойдёт по её следам, но никто не шёл, и тропинка, в конце концов, вывела её на холм, с которого открывался вид на Стикс и ускользающую в сторону Лету. Там длинной стайкой от причала Стикса тянулась вереница теней. Тени входили в Зал Судеб, пили воду забвения Леты и уходили по предназначенному им пути. Лина спустилась к ним – их безжизненные скорбные лица обращались к ней и тут же отворачивались в священном ужасе, тени проходили мимо неё, стараясь держаться подальше. Она видела их: мужчин, женщин, детей, – и сожалела вместе с ними. Что-то глубокое, давно забытое проснулось в ней от их присутствия.
Лина вдоволь насмотрелась на них и перевела взгляд в сторону реки, поверх их голов. Там у берега стоял Харон. Обычно он покидал рабочее место на какое-то время, чтобы отдохнуть и занять себя беседой с Гипносом или его талантливым сыном Морфеем, но сейчас он отчего-то медлил. Его посох мерцал белым огоньком. Лина поспешила к нему. Она думала, что многие в царстве считают её проблемой, предвестницей войны и разрушений, и потому желают избавиться от неё. Харон не мог быть исключением, и ему логично было бы помочь ей переправиться к Вратам, нежели чинить препятствия. Но Лина ошиблась.
– Царица… – Харон первым спокойно поприветствовал её и склонил голову, сверкнув чёрной маской, скрывающей лицо под капюшоном.
(17 Харон)
– Я хочу попасть к Вратам, отвези меня!
Лина начала без всяких предисловий, попытавшись изобразить командный тон, и у неё, на удивление, получилось очень неплохо. Она осмелела и вздёрнула подбородок.
– Царица желает покормить Цербера или просто прогуляться по водам Стикса? – всё так же спокойно уточнил он. Харон даже не рассматривал вариант, в котором она хочет покинуть царство Теней.
Лина вдруг почувствовала себя очень храброй и высказалась раньше, чем обдумала это.
– Я хочу уйти.
Харон сжал посох.
– Я не могу этого допустить. Царство Теней выстроило мощную защиту, сейчас покинуть его без разрешения Владыки не может никто.
В сердце Лины полыхнула ярость. Она не представляла, что может так злиться, что может чувствовать такой всепоглощающий необъятный гнев, сметающий любые внутренние барьеры. И всё это только потому, что Харон упомянул Владыку.
– Мне не нужно разрешение Владыки! – воскликнула она.
Гнев застилал глаза. Лина находилась в том состоянии, когда мир сужается до одного единственного чувства, исключая всё остальное. Она не видела себя со стороны, не видела окружающий мир и потому не заметила, что тени в этот момент замерли, а Харон безотчётно сделал шаг в сторону. Зелёные глаза Лины наполнились глубоким изумрудным оттенком, платье покрылось мерцающими язычками золотистого сияния, а руки сами собой развернулись ладонями вперёд. Лина не отдавала отчёта в своих действиях, не замечала, что с ней происходит. Поглощённая яростью, она сделала выпад, и в следующий миг из безжизненной земли Подземного царства, разрывая её, словно живую плоть, вылетели сотни длинных остроконечных лиан. Они метнулись в разные стороны, зашипели и, выхватив несколько теней из толпы, рассеяли их пеплом по воздуху. Острые коготки лиан атаковали снова. Они помчались прямо на Харона и к веренице теней, с очевидным намерением уничтожить всё и всех… Лианам оставалось до цели меньше дюйма, когда вспышка лазурного пламени встала стеной между ними и тенями, а другая вспышка обрубила острые коготки лиан со стороны Харона. Лианы упали на землю, вросли в неё и в одно мгновение зацвели, однако здешняя земля не позволила им жить долго, и они так же быстро увяли.
Лина ощутила, как наваждение ярости покидает её, и обернулась. В сиянии лазурного пламени, в вихрях тёмного тумана, слегка растрёпанный и непритворно обеспокоенный стоял Аид, Владыка царства Мёртвых.
Глава 4. Ты моя жена
Лемнос, укрытый божественным барьером, блаженно почивал на водах Эгейского моря. Гелиос щедро одаривал его своим сиянием, заливая улицы городов светом, забираясь в самые тёмные и мрачные уголки острова. Максим Невский добирался до Лемноса почти сутки – барьер бы не позволил ему переместиться без предварительного запроса, с которым дела могли затянуться, и Максим прибыл сюда как смертный. Он сошёл с парома, расплатился и взял автомобиль на прокат, чтобы доехать до мастерской.
Он ехал совсем недолго, прежде чем остановился у едва заметной тропки. Максим вышел из автомобиля, вызвал эвакуатор и, в два нажатия оплатив заказ, пустился в путь пешком. Тропинка петляла тонкой тёмной змейкой и уходила на вершину холма, а затем в овраг и снова на холм, к скалам, где, сокрытая от глаз смертных под видом грота, располагалась личная мастерская Гефеста. Максим осмотрел каменные своды, нашёл нужный рычаг и открыл дверь – она сдвинулась, проявляясь прямо из камня, и показала лестницу, уходящую далеко вниз.
Гефест почувствовал сына ещё до того, как тот сделал первый шаг по горной тропинке, и снял божественную защиту с мастерской. Он трудился над заказом школы младших полубогов, создавал партию оружия для новичков, едва ступивших на путь познания силы. Когда Максим вошёл, Гефест вытер руки о фартук и принял человеческий облик – по его лицу невозможно было прочесть рад он встрече или нет. В любом случае, они оба знали, что разговор может состояться тяжёлый.
– Здравствуй, отец… – встречаясь с отцом, Максим всё время вспоминал самую важную истину, сказанную в ответе на вопрос, почему он, Гефест, способный изменять внешность, остаётся самим собой? «Мне важно тратить божественную силу на то, что я создаю, а не на впечатление, которое произвожу на других». С тех пор Макс, хотя и был довольно красив, предпочитал отдавать все силы работе, вместо создания образа для общего впечатления на людей.
(18 Мастерская Гефеста на Лемносе)
Гефест, тяжело хромая, прошёл к столу и опустился на стул, предлагая сыну сесть напротив.
– Здравствуй.
Максим принял приглашение. Он уважал отца – большую часть времени Гефест был для него всего лишь мудрым стариком с небольшим молотом, только в совершеннолетие Макс увидел его божественный облик и стал уважать ещё больше. И всё же была тема, в которой уважение переставало иметь какое-либо значение.
– Как мама? Я ещё не заходил к ней…
– Она… – от взора Макса не ускользнуло, как пальцы Гефеста в этот момент зажали ткань брюк в кулак, – боюсь, осталось недолго…
Максим некоторое время сидел молча, затем долбанул кулаком по столу и со вздохом провёл ладонью по лицу.
– Почему ты не упросишь Зевса дать ей напиток бессмертия? Разве это так сложно?
– У Зевса сейчас и без меня дел по горло, – Гефест отвлечённо гладил пальцем острый край стола, – не уверен, что в этом есть необходимость…
– У него всегда дел по горло, а мама умрёт, если ты сейчас…
Теперь по столу долбанул Гефест. Ему не нужно было вставать со стула, чтобы казаться выше – его грозная тень нависла над сыном.
– Думаешь, все смертные достойны этого? Думаешь, мы можем приводить на Олимп, кого вздумается?
– Мама не КТО ВЗДУМАЕТСЯ! – Макс не любил, когда на него давили, и он уже не был ребёнком, чтобы молчать. – Просто ты всё ещё сохнешь по Афродите, и мама тебе не нужна! Можешь врать себе, но говорить, что она недостойна, не смей! – только когда эти слова сорвались с губ, Макс опомнился.
Над отцом и сыном повисло тяжёлое молчание, которое первым нарушил Гефест.
– Ты прав, – тихо сказал он, – но твоя мать тоже мне очень дорога. Я люблю её всем сердцем за то, что она хорошая, добрая и… смелая. Знаешь ли ты, как тяжело любить и терпеть бесконечные измены, и как прекрасно быть любимым и единственным, даже если не любишь сам? Эрос жесток, но мы более жестоки к самим себе… Твоя мать смертная, я не хочу тревожить её покой, я не хочу нарушать уклад вещей, к которому она привыкла. Мы не можем отобрать у неё смерть, Максимиллиан, понимаешь?
– Не будем об этом, – Макс ненавидел споры о матери, но и не мог представить, что её не станет, что он будет жить до скончания времён на земле, а она в царстве Теней, во мраке и ужасе. Чёртово царство Теней! Оно, видимо, решило забрать всех его женщин!
– Не будем, – согласился Гефест. – Тогда скажи, что это за предосторожность? Зачем тебе машина? Ты не мог переместиться сразу от барьера? Или… – он вдруг усмехнулся собственной догадке, – боялся, что я тебя не жду?
Макс покосился на него и взволнованно расстегнул ворот рубашки.
– Я пришёл за ответами, а вместо этого оскорбил тебя. Прости.
– Ответами? – Гефест задумался. – Слышал, «Протект» провалил миссию ещё до её начала? Столько веков существования, чтобы, в конце концов… я не удивлён, – он вскинул густые брови, – неужели пришёл просить убежища, несостоявшийся хранитель?
– Я думал, ты знаешь, что Зевс ещё не принял решения насчёт «Протекта». Пока никто не наказан, только Клессандра отправилась в Атлантику, чтобы встретится с отцом… Вообще-то я пришёл по другой причине. Как мне найти Гекату?
– Гекату? – Гефест внимательно посмотрел на сына и вдруг рассмеялся. – Гермес её супруг, не я. У него и спрашивай.
– Он занят, я не смог дозваться его в храме. Скажи, где она?
– Геката сейчас не лучший собеседник. Боюсь, она не на той стороне и находится в самом защищённом месте мира… – Гефеста осенила страшная догадка. – Ты собрался спуститься к Аиду?
– Да. Я хочу забрать Элину, вместе мы сможем найти способ оправдать её.
– Глупец! Женщины опасны, а если не любят тебя, опасны вдвойне. Ты заберёшь из царства Теней не Элину, а Персефону… Знаешь ли ты, что значит для Аида Персефона? Знаешь ли ты, что подписываешь себе смертный приговор?
– Мне надоели эти байки! Аид не знает ни любви, ни сострадания, и она не может любить его – что тогда, что сейчас, он забрал её силой. Я не позволю истории повториться, и Зевс должен понимать, что мы не можем винить Элину в случившемся! Мне нужна Геката, только она…
– Геката не поможет тебе! – перебил Гефест. – Если ты столь настойчив, можешь спросить у братьев-анемов совета, но знай, что ты совершаешь большую ошибку. Ты молод и горяч, оттого глуп, Максимиллиан. Чтобы понимать происходящее, нужно не смотреть, но видеть. И однажды ты увидишь… – Гефест встал и тяжело поплёлся к кузнице, – может быть, даже раньше, чем того желаешь.
Максим понял, что отец не намерен продолжать разговор, но он уже получил ответ. Нить судьбы вела его на дальний север, к первому и самому старшему из братьев-ветров. К северному Борею.
***
– Тебе опасно покидать дворец! – разгневанный Аид втолкнул Лину в спальню, где совсем недавно она проснулась, вошёл следом и закрыл дверь. – Я уже понял, что тебя не готовили к церемонии, но образование полубогов ты должна была получить! Ты понимаешь, где оказалась?
– Мне плевать, где я! Я знаю только, что это место мне не нравится! – она обернулась к нему с горящими от гнева глазами, однако гнев этот не был прежней яростью богини, он был обидой Лины. Обидой, приправленной страхом и болью. – Я хочу уйти! – Лина пошла к двери, подтверждая свои слова действием.
