Сутево – дорога в себя

«Пора начинать новую жизнь», – подумал он, – «Прошлое не изменить. К сожалению, не изменить».

– Ну вот, стол я вам накрыла, кушайте на здоровье. – хозяйка направилась было в подсобку, но Джон мягко остановил Равилию, нежно прикасаясь к руке с выпуклыми венами.

– А посидите со мной? – пристально смотрел на женщину, ласково проникая в глаза. И знал, что она не сможет ему отказать, никто из женщин не отказывал, когда он так смотрел.

– А почему нет. Посижу, все равно посетителей нет. Да и при том, люблю я смотреть как мою пищу поглощают, да с аппетитом. – дама подмигнула ему, морщинки в уголках глаз пробежали ласковыми лучиками, освещая не молодое лицо.

Джон с жадностью накинулся на еду. Отломил кусочек хрустящего поджаренного теста, обмакнул его в смеси расплавленного тянущегося сыра с яйцом, который умопомрачительно источал запах и с наслаждением отправил в рот, причмокивая от наслаждения. Улыбка блуждала на его лице. Затем закрыл глаза, покачал головой от удовольствия. Хозяйка только счастливо жмурилась от увиденного.

– А ты, где, касатик жить собрался? – женщина вопросительно смотрела на мужчину, наливая в фарфоровую чашку кофе. – Могу подсобить, коли надо?

– Да нет, спасибо. Буду жить в доме на кладбище. Уже вещи привез. – он протянул руку к чашке, но тут же её резко отдернул.

Равилия лила кофе мимо, прямо ему на руку, обжигая горячим напитком. Её глаза, минуту назад полные добра и участия, наполнились неподдельным ужасом. Тёмная жидкость лилась струйкой по столу, образуя большую лужу и закапала на пол.

– Да ты что? Ты разве не знаешь, что там произошло? – казалось, что женщина съежилась от безумного страха и стала совсем маленькой. – Беги оттуда, милок! Срочно беги!

Глава 5. Ад пуст, все дьяволы сюда слетелись

– Так что же там произошло? И почему нужно бежать? – Джон удивлённо смотрел на женщину, продолжая с наслаждением есть. – Понятно, что эти кресты и могилы отдают чертовщиной, и мороз по коже ходит, но дом вроде бы добротный еще – жить можно. Да что я, не мужик что-ль, бояться? – начал храбриться красавчик, выпячивая грудь колесом и отодвинул тарелку, звякая приборами.

Равилия испуганно вскинула глаза, сплюнула через левое плечо и быстро перекрестилась.

– А ты послушай, послушай меня сначала, а уже потом выводы делай, касатик! – хозяйка взволнованно потерла руки, с дрожью провела по седым волосам, заправляя выпавшую седую прядь, и снова заговорила:

– Раньше, давно это было, никакого кладбища на этом месте и не было. Жили в этом доме бабка-ведунья, да внучка её. Все хорошо там было, пока не влюбилась девчонка в городского кавалера. Прасковья, так звали старшую женщину, ясновидением обладала и оберегала свою Машутку, как зеницу ока. Одна девчонка у неё осталась, после смерти сына – продолжение рода её. – женщина вздохнула, напряженно перебирая руками подол платья, и снова проговорила,– Да видимо, не все старуха видела. Влюбилась внучка, словно кошка, и как не уговаривали – никого не слушала.

Сбежала из дома дивчина и бабку бросила. Убивалась долго потом старая женщина, да делать нечего. Вроде в себя приходить начала, оживать. А тут внучёнка вернулась, да не одна, а с сыночком, постаревшая, да высохшая, словно оглобля тонкая и глаза у неё потухшие, будто жизнь совсем ушла из них, а смерть по пятам ходила, да глазами теми округу выглядывала. Смотреть страшно было.

Прасковья сразу смекнула в чем дело – бросил жених и ребятёночка не пожалел. Стали они все вместе жить снова в доме, а через несколько месяцев мальчуган-то пропал, вместе с матерью.

Джон напряженно слушал, не перебивая, ни один мускул не дрогнул на лице мужчины, хотя боль ржавой иглой кольнула сердце, разъедая его сильнее, будто ржавчиной. Вспомнил Лауру и малыша нерожденного. И боль пробралась во все тело, словно опухоль, наполняя кровь и вены.

– Так вот, искали их, искали, но, видимо, сгинули навсегда в болоте, что в пролеске. Только с тех пор чуть с ума не сошла Прасковья, почернела вся, в лес жить ушла. А как кавалер внучки с новой женой приехал и жить в их доме стал, совсем ума лишилась.

Пришла к новобрачным, стоит, волосы чёрные распустила, глазами, словно углями дьявольскими зыркает, да тонким пальцем в новую жену тычет, проклиная:

– Не бывать вам счастливыми, никогда! Проклинаю, вас, детей ваших, внуков, всех – не будет вам жизни и род ваш иссохнет, как дуб у дома. Вымрете все! За то, что сгубили невиновных! И никто здесь счастлив не будет, скоро одни могилы будут, да кресты черные! Я так хочу! Так тому и быть! – и захохотала, обнажая гнилые зубы. Затем, развернулась и исчезла, оставив после себя лишь страх и ропот людской.

Равилия задумалась, посмотрела на разрушенную церковь, перекрестилась и продолжила:

– Конечно, потом все забыли о старухе этой. До той поры, как не забеременела жена у красавчика, а потом чуть не умерла в тяжелых родах. Да только это начало было. – женщина снова тяжело вздохнула, замолчала, словно проживала боль всем сердцем и ей было тяжело возвращаться в те времена.

– A потом, будто морок нашёл на те края. Сначала скот начал дохнуть, а потом и люди. Всё с детей малых пошло, ни одного в том месте живого не осталось – все сгинули. Кто по болезни, кто просто в лесах заплутал, другие – утром не проснулись. Сбились безумные матери в кучу и пришли к дому тому, да подожгли его вместе с людьми. Горели огнём пламенным красавец с женой, крики на всю округу были слышны, да никто помогать им не стал. Только на утро дом тот снова добротный стал, будто и не было пожара и смертей этих. Да бестолку все это, начали люди умирать от непонятной хворотьбы, а некоторые бежать пытались, да все же и их смерть настигла. Проклятье Прасковьи сбылось – никто не выжил, а люди эти края стороной обходят, не хотят повторения событий. Там ведь и обитает ворон чёрный, говорят, что это сама старуха, владения свои стережет, да чужаков отпугивает.

Женщина надолго замолчала, глаза затянуло плёнкой страха, но, опомнившись, что не одна, всплеснула руками и затараторила срывающимся голосом:

– Беги ты, милок из дома этого! Кабы чего плохого не случилось опять!

И только произнесла это, зазвонил колокол, наполняя мозги без остатка страшными предчувствиями. Равилия охнула, затряслась словно лист на ветру.

– Боже! Как же это? Откуда звук идет? В нем же, в колоколе этом нет сердцевины, уж двадцать лет? Чем же звонит он? – женщина задрожала всем телом, лицо раскраснелось от страха, а старые узловатые пальцы показывали на Джона, сотрясая воздух. – Уходи отсюда, мил человек! Не к добру все это! Беги!!!

Она соскочила со стула, быстрыми шагами отошла к стойке бара и с ужасом смотрела на мужчину, кусая губы. Джон понял, что ему здесь больше не рады, совершенно не понимая, чем эта история может обернуться, но ругаться не стал. Видимо, женщина очень напугана теми событиями, пока без толку её разубеждать. Поднялся из-за стола, вытер салфеткой рот и руки, бросил несколько ассигнаций, поблагодарил хозяйку и направился к выходу.

Скрипучие петли двери заплакали, а сама поверхность будто почернела, покрывшись паутиной трещин. Джон сделал шаг, повернулся и спросил:

– А где мне найти Марику, не подскажите? Мне нужно с ней поговорить. – мужчина вопросительно поднял одну бровь, ожидая ответа.

– Нет у нас таких! И никогда не было! Уходи отсюдова! – закричала Равилия скрипучим голосом и будто моментально постарела лет на двадцать.

А колокол звонил и звонил, и этот зловещий перезвон сопровождал мужчину до тех пор, пока тот не оказался на окраине будто омертвевшего города. На улицах было тихо и совершенно безлюдно, только туман плотно осел и словно изменил город до неузнаваемости. Джону стало страшно и тревожно за будущее, кожей чувствовалась пустота и безысходность. И не было понятно, что там, впереди. Но он продолжал шагать в ту самую, непонятную черноту, возвращаясь в дом на кладбище.

Взгляд мужчины упал на трухлявую, истлевшую, словно мертвое тело, балку. Там сидел большой нахохлившийся ворон. Перья птицы были вымазаны чем-то липким и торчали вверх, а блестящие, словно горошины глаза смотрели в упор, не мигая. Птица встрепенулась, прищурив очи, громко и хрипло каркнула, повернул на бок голову. Взмахнув огромными хрустящими крыльями, поднялась вверх и улетела прочь. Только черное перо с голубыми прожилками медленно закружилось и упало наземь.

Джон тут же упал словно подкошенный на пыльную землю и потерял сознание.