Я тебя бросаю

– Совет значит? Какой? Как жену обмануть которая тебе сына родила, дом тащит на себе? Которая тебя, дурака, в люди выперла. Нет у меня таких советов. Не смог я из тебя нормального мужика воспитать раньше. Видимо сейчас придется.

Смотрю, как отец выдергивает из брюк армейский ремень. Зажал его в руке, сделал шаг в мою сторону, замахнулся. Мать виснет на его локте. Старый дурак. Черт, да что происходит вообще? Мой отец несгибаемый, который для меня всем был, авторитетом непререкаемым. Я ждал от него поддержки. Солидарности мужской, что ли.

– Ты совсем из ума выжил? – прорычал я, когда на мою поясницу обрушился гребаный лоскут потертой кожи. Оттолкнул отца. Он тут же грузно обвалился в стоящее рядом кресло. Тоненько заскулила мама. – Ведешь себя, как старый баран. Да. Я пришел к вам за советом. За помощью, в конце концов. Думал ты меня хоть поймешь. Солидарность мужскую проявишь.

– Не понял я тебя, Миша. Тома, накрывай на стол. Мерзавец уходит. Дверь за собой закрой, – отец отвернулся. Схватился рукой за грудь. Он здорово постарел. Очень сильно. Когда, я даже не заметил. – нет у меня сына больше. Есть дочь Ольга, да внук. Не надо в мой дом тащить свою проститутку. А солидарность мужская… Я, старый болван, думал, что это когда другу машину помог вытолкнуть из грязи. Денег в долг дать на что-то нужное. Нет, не солидарен я с половой распущенностью и подлостью. Я все сказал. И не баран я. Козел старый. Только у козла мог такой, как ты родиться. А теперь пошел вон.

– Отец, ты ведь жалеть будешь потом. Послушай…

– Не ссы. Я Ольге не расскажу. Не смогу, как и Виталик не смог. Буду надеяться, что ты все же окажешься мужиком и сам ей признаешься. Освободишь девку. Она молодая еще. Найдет себе достойного спутника жизни.

Я не знаю почему, но слова отца меня хлещут сильнее, чем его ремень. Не могу представить, что моя жена будет чьей-то. Ольга моя. И я не собираюсь ничего менять. Я тут за тем, чтобы…

– Рома, но мальчик… Он влюбился, может. Он… Всякое случается. Оступился.

– Мальчик твой сволочь. Мы его воспитали эгоистом и дураком. Предатель он и трус, который боится жене своей признаться в любови новой. Потому что сам без Ольги, ноль без палочки. А если бы я тебе грязь таскать начал, ты бы так же меня защищала? Хрен там, ты бы меня оскопила и выкинула. Свободен. И попробуй только Витальке что нибудь навредить. Я тебя… Тома, обед, я сказал.

Я иду в прихожую, аж трясусь весь от чертовой несправедливости. Это мои родители. Они на моей стороне быть должны. И мать… Я от нее поддержки ждал. Мне ее помощь необходима. Она гинекологом всю жизнь проработала. Старые связи остались. Мне нужно, чтобы ребенок Милки не родился. Я запутался совершенно.

– Мишенька, подожди, – нагоняет меня мать уже возле двери, – ты на папу не сердись. Он же такой у нас, взрывной. Я поговорю с ним. Ты пришел то зачем? Сынок, я… Я не знаю, что сказать. Но Ольга… Она же…

– Мама, я не собираюсь рушить семью. Люблю жену. И сын меня поймет рано или поздно, я уверен. Просто…

– Миша, ну как же? Мы не скажем Оле ничего, и отцу я не позволю. Но ведь все тайное всегда становится явным. И любовница… А работа твоя? Ты представляешь, что будет если вскроется твоя связь со студенткой. Миша… Брось девку.

– Мама, я собственно за твоей помощью пришел. Не могу бросить сразу. Миланка беременна, и рожать собирается. Ты понимаешь, что все не просто совсем. Одно дело просто слова ее, я бы отбрехался. А другое младенец.

– Ох… – мать спиной к стене прилипает. Черт, ну да я скот и сволочь. Сам уже не рад, что связался с девкой. Но даже сейчас… Сейчас я думаю о том, что мне нужно к ней. Только она сможет привести меня в чувство и помочь расслабиться. И наверняка я поеду к Миланке прямо от родителей. Не к жене, в тихую гавань. Эта ведьма тянет меня, словно магнит. Она меня разрушает. – Но, ты ведь понимаешь, что пока она сама не примет такое решение…

– Мама, ей нужно помочь принять такое решение. Ты меня понимаешь? Мне нужен врач, который за деньги скажет ей, к примеру, что беременность замерла, или там найдет какое-то уродство у плода. Или…

– Ты понимаешь, что это преступление? Ты на что меня толкаешь?

– Мама, я просто не знаю, как мне быть. Я люблю жену. Я просто оступился. Понимаешь? Двадцать лет жизни под откос пустить? У нас с Ольгой все общее. Куча имущества. Ты понимаешь, что будет, если она узнает? Ма…

– Срок для аборта одиннадцать недель, не позже, – пролепетала мама. – Миша, это же просто… Это…

– Ты тоже меня подонком считаешь? – горько усмехаюсь я.

– Ты мой сын, Миша. А Ольга стала родной. И я… Мы должны сохранить вашу семью. Я позвоню, как найду врача. Но это будет не так легко и дорого. У меня есть накопления. ну, чтобы у Олюшки не возникло вопросов по тратам. Я… Недели две.

Нормально. Я как раз вернусь с Мальдив. Все решится.

Я выхожу из подъезда знакомого мне с самого рождения, вдыхаю мерзкий пыльный воздух. Мне нужно ехать домой. К жене. Но… Я сглатываю липкую слюну и достаю мобильник.

– Мой господин, – впивается в мозг тягучий, словно патока, голосок Миланы. Я схожу с ума от острого желания.

– Я заеду ненадолго, детка.

– А почему ненадолго? Или твоя вредная старуха укоротила поводок? Михаил Романович, я жду вас в любое время. Я тебе устрою огненный показ мод. Слушай, я к отпуску подготовилась досконально. И…

– Наряды меня не интересуют, – хриплю я. Сердце, кажется, вот-вот проломит ребра. – Только ты.

– Ох, мой горячий, – шепот чертовки проникает в каждую клеточку тела. И я совсем забываю, что мне нужно домой. Жена подождет. Сбрасываю звонок. Набираю номер Ольги.

– Миша, хорошо, что позвонил. Поедешь домой, купи хлеба, – деловито говорит супруга. Опять наверное, устроила фабрику кухню. Снова в своей футболке вечной и с гулькой на макушке.

– Я задержусь, – уже привычно говорю я. – На работе снова завал. Люблю.

– И я тебя.

Вот в этом их разница. И не меня надо судить за измену. Мне просто захотелось снова почувствовать себя мужиком, а не привычным старым мужем.

Глава 4

Ольга

Зачем я наряжаюсь? Кому и что пытаюсь доказать? Дорогие тряпки не сделают меня моложе. Разве что придадут уверенности. Бежевый юбочный костюм садится идеально. Год назад купила, а вот повода выгулять его так и не находилось. Блузка цвета бордо смотрится с ним шикарно. Волосы распадаются по плечам тяжелыми каштановыми локонами. Терпеть не могу распущенные космы, но сегодня от чего-то хочется. Натуральный шелк холодит кожу. Смотрю на себя в зеркало и кажусь сама себе смешной и нелепой. Если у моего мужа есть любовница, она наверняка молода. А я… Как говорила великая Раневская, фасад еще не совсем обветшал, а канализация все равно старая. Туфли на тонкой красной подметке ощущаются на ногах колодками. И мне хочется содрать с себя все это великолепие и просто упасть на диван. Но даже это мне недоступно теперь, потому что диван мой любимый, скорее всего осквернен. К горлу подскакивает едкая тошнота.

Да. Я не уверена ни в чем. Может я просто накрутила себя? И мне жизненно необходимо выяснить правду. Но сначала я встречусь с подругой, которая изнывая от любопытства и нетерпения, ждет меня в одном из моих заведений. А потом… Потом я навещу мужа на его работе, чего никогда себе не позволяла. Но, надо же когда-то начинать. Да, глупо, да по-детски. Но мне до одури хочется пометить территорию. Макияж, мазок по губам полупрозрачным блеском.

Я не глупая, я потерянная. Связки в горле так и не разжались, и теперь это чертово горло болит и тяжело глотать. Я так и не решилась позвонить сыну. Ведь если он мне солжет, то это будет означать, что я осталась одна.

Паркуюсь я задом, на крошечном пятачке возле одной из моих кофеен. Я не знаю, почему отец занялся именно этим бизнесом, о чем он думал, когда открывал первую пафосную кафешку, похожую на место, где собирались герои известного сериала. Он создал такой же антураж, и неожиданно дело пошло и начало приносить хороший доход. А потом бизнес разросся в сеть заведений, каждое из которых полностью повторяло какую-то знаковую киношную харчевню. И строил он свои детища в очень людных местах. Вот например конкретно эта кофейня расположилась возле здания областного суда. Пока папа не погиб, они росли как грибы. Он знал толк в том, чего хотят люди. А теперь… Я не знаю даже чего хочет мой муж. Зато очень хорошо понимаю, что нужно мне. Мне нужна правда. Я не знаю, что мне делать. Любить или ненавидеть? И как разлюбить вот так, по щелчку пальцев? Это возможно, вообще?

– Черт, – выдыхаю я, слушая жестяной скрежет. Новая машина. Мишку удар хватит. Мишку… Мой муж трясется над чертовыми тачками, больше чем надо мной. Хотя, если я права, то я ему вообще до фонаря. Выхожу из машины, чтобы осмотреть повреждения, просто по инерции. Мне абсолютно все равно, что там с этой жестянкой. В конце концов, это просто дорогая тачка.

– Слушайте, простите, – на меня смотрят карие глаза, похожие на куски расплавленного шоколада. – Я все возмещу. Просто очень опаздываю, поторопился. Я плохо вожу. Точнее… Я не вожу сам, в очень редких случаях. У меня водитель просто сегодня приболел. А мне срочно нужно в суд. Девушка, ну простите. Давайте встретимся чуть позже, я оплачу нанесенный мной вред. Вот моя визитка.

Хм, девушка? Смешно. Ловлю себя на том, что беззастенчиво рассматриваю суетящегося нервно мужика. Видимо и вправду торопится. Красивый, высокий, косая сажень в плечах. Одет небрежно, но я то знаю цену этой небрежности. В руке портфель из натуральной кожи с крошечным логотипом известного бренда. Очки скрывают глаза, но судя по морщинкам в уголках губ, он не мальчик давно. И вид у мужика хоть и виноватый, но суровый. Он привык к тому, что ему подчиняются. Да пошел он.

– Ничего не нужно, – морщусь я. Царапина пересекает крыло джипа, краска содрана до металла. Машина плохого водителя почти не пострадала. Очень дорогой седан представительского класса. Не простой парень то… Плевать и на него, и на царапину. – Ерунда. Если у вас все, то отойдите. Вы, кажется, опаздывали.

– И все таки, возьмите визитку. Мне сейчас правда некогда. Опаздываю на слушание. А вот потом…

– Адвокат?

– Нет, – черт, на кой я начинаю диалог? У меня проблем выше крыши. И этот мужик, скорее всего, такой же как Мишка. Искатель приключений. Только вот я то ему не подхожу. Старовата. Смешно становится. Я даже тихо хмыкаю. – Вот, позвоните мне. Я хоть кофе вас угощу. Простите. Но я и вправду тороплюсь. Меня ждет бракоразводный процесс.

Ну конечно. Как я сразу то не разглядела козла в этом прилизанном хмыре? Поди оберет жену свою как липку и приволочет в дом, который она холила и лелеяла, молодую зубастую акулку.

А чему удивляться. Я за двадцать лет не познала этого моджо.

– Обязательно, – ухмыляюсь. Не позвоню обязательно. И так потратила слишком много времени на разговор с этим типом. Танька там наверное на мыло уже изошла. Сама не знаю зачем, бросаю визитку не в урну, стоящую возле двери кофейни, а в сумку. Иду не оглядываясь. Плевать на все. И на чертова нахала, прожигающего меня взглядом, который я чувствую почти физически. Он же вроде торопился? Развод не ждет.

Танька сидит за моим любимым столиком у окна и реально уже изнемогает, судя по тому, что возле нее стоит уже три, наполовину опорожненных, чашки с эспрессо. Она когда нервничает, делает именно так. Заказывает много, и из каждой чашки делает по глотку.

– Бомбезно выглядишь, – улыбается подруга, выжидающе глядя на мою расфуфыренную персону. Дура я. Круглая. Кому и что я собралась доказывать и показывать. Если Мишка изменяет мне, то выглядеть я в любом виде буду бледно. – Похвастаться позвала?

– Нечем хвастаться. Выгляжу как обычная обманутая баба, – морщусь я, обваливаясь на стул. Ноги гудят, в голове сумятица. – Тань, мне кажется, Мишка мне изменяет. И я чувствую себя в этом вот всем отвратительно и убого. Чувствую себя молодящейся старухой, пытающейся себе доказать свою прекрасность.

– Мишка? Вот му… муфлон винторогий. Оль, ты уверена? – щурится Танька. Это же Мишка. Куда он там может гульнуть?

– Ни в чем я не уверена. Я просто чувствую. Знаешь, вот в груди словно циркулярка. И Мишка… Он дома перестал бывать. Говорит работы море, и я ему верила. Верила, мать его. И я не знаю, с чего начать убеждаться. Он не позвал меня на Мальдивы, Тань. Так что купальник не пригодился. Точнее, видимо, позвал, но не меня. Кто-то другой ему будет говорить «Господин ректор, примите у меня экзамен». В наш юбилей. Двадцать лет я ему служила, культ семьи. А теперь… Словно ненужная вещь, прислуга, ну иногда наложница. Очень редко. И Виталик. Я ему позвонила. А он не стал разговаривать. Он все знает. Приходил, а я его не услышала. Неужели и он меня предал?

Я задыхаюсь от боли. Не могу больше быть железной и несгибаемой. Но если поддамся слабости, то кажется развалюсь на части. А папа меня всегда учил не сдаваться. Говорил, что за ночью всегда идет рассвет. Учил, и сам… У него больше нет рассветов. А я ломаюсь изнутри.

– Твой сын не такой, Оля. А вот козла надо вывести на чистую воду. Ты помнишь название турагентства? Ну того, откуда тебе звонили?

– Зачем? – глупо спрашиваю, делая огромный глоток кофе, словно оно может погасить адское пламя, бушующее в моей душе.

– Затем, что путевки именные. Билеты же надо выписывать на чье-то имя. Нужно просто убедиться. Может ты нагнетаешь?

Она меня просто успокаивает. Я вижу в глазах Таньки жалость. Ну уж нет. Что угодно, только не жалость.

– Ты гений. Я не помню названия агентства. Но Мишка ретроград. И скорее всего он купил путевки там, где и всегда. Если нет, я перелопачу все гребаные шараги, продающие туры. И еще. Ты мне будешь нужна как нотариус.

– Ну, наконец-то. Узнаю свою подругу, – выдохнула Танюха. – Поехали. Ты чур за рулем.

– Тань, может ты, а? И машину сегодня мне какой-то хмырь помял. Что-то я не в состоянии рулить.

– Хмырь? Красавчик? А ты с него стрясла ущерб?

– Нет. Не красавчик, не стрясла, не до этого, – я морщусь. Не могу сейчас думать ни о чем, кроме того, что моя семья летит под откос. И, в глубине души, надеюсь, что Мишка все таки не предал меня. Что это просто глупое совпадение.

– Телефончик то хоть взяла?

Я молча иду к машине, на ходу отдаю распоряжение персоналу, по инерции, Меня успокаивают эти привычные действия.

– Ольга Петровна, вам звонили, – сообщает мне официантка Светочка.

Но мне сейчас ни до чего. Отмахиваюсь. Мне сейчас нужно понять, кто я. Обманутая дура или глупая овца. Это первостепенная задача. А потом все остальное.

Михаил

Из одежды на ней был только бант. Дурацкий алый бант цветок, приколотый к волосам заколкой крабом.

– А ты знаешь песню “Молодая”? – просипел я, совершенно забыв зачем пришел. Черт, какой тупой вопрос. Ну откуда бы ей знать песню которая когда-то из каждого утюга звучала? Это было двадцать лет назад. Миланка под стол пешком еще ходила. А я… Тогда не мог понять ее смысл, потому что сам был молодым. Эта девка первородный грех, запретный плод. Она мое искушение. К запретному всегда тянет магнитом.

– Крида песня? – тягучий голосок любовницы звучит сейчас для меня песней сирены. – Мишуль. Ну ты что, пришел со мной про песни поговорить, или…

Или. Черт, конечно или. Мне нужно домой, меня ждет ужин, Ольга, тихий семейный вечер. Очередной ужастик по телевизору, облепиховый чай. Чертов пресный привычный быт, набивший оскомину.

И у меня есть выбор. Вот только… Она молодая. И песня для нее эта запетая до заезженности, просто что-то из века динозавров. Зачем я ей?

– Я был у родителей, – проталкиваю я, сквозь шипастую удавку, сдавившую мне горло. Милка обвивает меня руками, мостится на коленях, оседлав меня, словно племенного жеребца. Чертовка. Шикарная. Кожа – раскаленный бархат, сияет в свете свечей, плавящихся, как и я. Текущих прямо на стеклянную столешницу восковыми слезами. С Ольгой я себя не чувствую так. С женой я мерин, который уже ползет в сторону кладбища, зажав в зубах чертов пирожок с гребаным ливером. – Мила, подожди ты.

Она не ждет, скользит губами по моей шее, цепляется острым язычком за мочку уха. Нехотя отстраняюсь. Мне не нравится ее власть надо мной. Я тащусь от ее власти надо мной.

– Михаил Романович, ну что вы сегодня какой?.. – дует Миланка губки. Черт, и на губы она клянчит денег уже месяц. Ольга не проверяет семейные счета, но вопрос рано или поздно возникнет. Аппетиты у моей любовницы не сказать, чтобы слишком высокие, но запросы растут.

– Какой? Душный? Старый? Мил, скажи мне, чего ты от меня хочешь? Зачем я тебе?

– Я тебя люблю. Мне с тобой хорошо. Мне с тобой удобно. Я хочу тебя всего. Знаешь, когда я тебя увидела в первый раз на лекции… В общем я тогда поняла, что хочу этого крутого, шикарного мужика. Даже с девками поспорила, что ты моим будешь. Только моим. Михаил Георгиевич, вы закончили экзамен? Мои ответы вас удовлетворили?

– Да, – хриплю я. Неужели это возможно. Неужели она любит меня? Так бывает? Она мне прохода не давала. Буквально осаждала. И я сдался. Быстро сдался, потому что это так очуменно, чувствовать себя объектом желания молодой женщины. Это просто безумие. – Удовлетворили.

– Теперь ваша очередь удовлетворить меня, – шепчет Милка. – Ну что еще?

– Я тебе сказал, что был у родителей. Мил, мама найдет врача…

– Что? – сужает глаза Милка, становится похожая на кошку. – Миша, что ты хочешь мне предложить? Я тебе сказала. Ребенок родится.

– Расслабься. Я просто хочу удостовериться, что беременность протекает нормально. Мать прекрасный врач. Она найдет нам хорошего специалиста, только и всего.

Из прекрасных глаз уходит злая настороженность. Они снова плавятся, как и нагое тело в моих руках.

– Значит теперь твой сын знает и родители. Миш, тебе не кажется, что уже пора бы сказать и мымре твоей? – она шепчет, шепчет. Обжигает. Затягивает меня в пучину удовольствия. Глупая, глупая, молодая. Я не готов в сорок лет начинать все с нуля. Я привык жить хорошо. Я привык питаться правильно, таблетки чертовы пить вовремя, потому что мне напоминает об этом моя старая жена. Я привык носить чистое белье, спать в привычной постели, читать газету, сидя в очках на кухне. Я привык не экономить на приятных мелочах. Я просто не хочу перемен.

А Милка… С ней взрыв, фейерверк. Но… Я даже очки не ношу когда с ней, потому что я… Черт, я рядом с ней молодею только внутренне. И как я не закрашивай седину, и рядись в чертовы молодежные кургузые пиджачки, я остаюсь сорокалетним мужиком, с грузом лет за плечами и чертовой сединой во всех иных местах, кроме головы.

– Я тоже умею варить кашу и писать списки для магазина. Еще я умею то. Чего не может твоя старуха, – она сползает с моих колен на пол. – А еще я хочу свадьбу. Платье уже присмотрела даже. Я хочу стать Жаровой.

– Черт, Мил, ну какое платье? Я не мальчик уже, – стону я. Внутренности скручивает узлом, до боли. – Просто продолжай.

Проваливаюсь в безумие. О, да. Она умеет то, что Ольга никогда не умела. Она раскрепощенная, молодая, моя. Она огненная, ненасытная, яркая.

– Так что? – вытягивает меня из огненного блаженства Милашка, спустя бесконечно количество растянувшихся минут удовольствия. Кидаю взгляд на часы. Черт, я совершенно выпал из реальности. Ноготок чертовки рисует на моей груди замысловатые узоры. Какие-то магические письмена, ворующие душу и время. И разум, судя по всему. – Скажешь ей уже?

– Вернемся с Мальдив и скажу. Мил, пройдет юбилей. И тогда.

– Ну хорошо. Господи, да поезжай уже. Часы взглядом уже прожег. Хлеба не забудь купить домой, чужой муж. Поди написала уже тебе женушка. Куда вам столько хлеба?

– Мил…

– Что? Я устала быть на вторых ролях. И жить в этой халупе надоело. Ты же не оставишь все жене, милый? Миш, ребенку нужен воздух, дом, отец. А сын твой уже вырос. Он уже не нуждается в тебе.

– Я все решу, – целую ее в щеку, пахнущую мной. Молодая. Черт. – Обещаю. Ты уже собрала вещи? – улыбаюсь, пытаясь отвлечь обиженную кошечку.

– Не все. Мне денежек не хватило на булавки, – скалит зубки Миланка. – И губы. Миш, ну ты же мне обещал.

Я подъезжаю к нашему с Ольгой дому уже ночью. Чертовы звезды, словно в известном всем фильме, подмигивают издевательски. Осталось только увидеть надпись, сложенную из дурацких мигающих космических искр “Эх, Миша, Миша”

В доме светится всего одно окно. Ольга снова уснула возле телевизора. Снова скрючилась в позе креветки в кресле. Ужин на столе, наверняка. Я страшно хочу есть. Просто до ужаса. Милка не любит готовить. Да она мне и не для этого нужна. Платье свадебное… Черт. Я представляю ее в платье гребаном белом, и снова хочу.

Вспоминаю Ольгу в день нашей свадьбы. Она была невинной, встревоженной. Она тоже была молодой. Мы были счастливы. Были? Мне всегда не хватало чего-то. Мало было. Моя жена надежная тихая гавань. Накатанная колея. Она никогда мне не изменяла, и даже мысли такой не допускала, я уверен. Потому что холодная как робот. Она сама виновата, что мне захотелось огня. Но разводиться с женой я не буду ни за что. Нельзя вот так вот двадцать лет перечеркнуть. Невозможно. Да и не ко времени. Можно потерять больше, чем приобрести. Жена, семья, должность, репутацию. И все из-за глупого безумия. Баб молодых вокруг море. А Ольга… Штучный товар. Родители и сын простят и поймут. Все будет офигенно, как говорит эта бестия Миланка.

Глава 5

Ольга

– Мы не даем информацию о клиентах. Это не корректно и не этично, – равнодушно, словно робот говорит девушка, работница турфирмы. Ей плевать на все. Она зарабатывает деньги. Наверняка с продаж получает процент. Она молодая, а молодости свойственна беспринципность.

– Некорректно и неэтично – слова синонимы, – Танька распалилась. И пыхтит как паровоз. А на меня напала апатия. Ну узнаю я сейчас, что мой муж мне изменяет нагло и бесстыдно. Что изменится? Мир не рухнет, небеса на землю не падут. Только я изнутри сгорю. Может проще закрыть глаза? Поступить как миллионы баб, которым изменили? Может… Черт. Да это ни фига не проще. Это предательство самой себя, своих убеждений и ценностей. Это уже не переживешь, когда себя. – А еще знаете, что некорректно? Продавать путевки прелюбодеям и блудливым козлам. Между прочим, семья это основа общества. А благодаря вашей работе рушатся ячейки. Я на вас такую телегу накатаю. Я вас…

– Таня, пойдем. Не нужно, – господи, какой позор. Эта сопливая девчонка с жалостью на нас смотрит. Противно так, растерянно. Она ни в чем не виновата. Это ее работа. Тяну подругу за рукав к двери. Лишь бы сбежать, не ощущать на себе чужой жалости.

– Подождите! – уже возле двери настигает нас с сопротивляющейся, и плюющейся ядом, Танькой звонкий голосок оператора. – Слушайте, меня ведь уволят. Ну я правда хочу помочь. Меня тоже мужик кидал. Хорошо хоть я замуж за него не успела выйти. Прямо на свадьбе застукала с моей свидетельницей. Мерзость.

– Я успела. Двадцать лет жила с закрытыми глазами, – не знаю, зачем я делюсь своей болью с незнакомой мне девчонкой. Может мне просто нужно выплеснуть из себя горечь и боль. А может я начинаю привыкать себя жалеть? Погано. Очень мерзко. – девушка, я заплачу. Сколько скажете.

– Ой, прекратите. Какие деньги? Мы же женщины. Должны помогать друг-другу. Ну и вообще… Если ваш козел изменщик, просто обдерите его как липку, и мы квиты. Прямо вот голым в Африку пустите. Я вижу, в вас стержень. Сделайте его.

– Мы проконтролируем, чтобы тебя не уволили, – бухтит Танька. Тоже мне, контролерша. – Ишь, развели тут…

– Фамилию назовите, ну мужика который путевки у нас покупал.

– Жаров, – я сиплю как дура. И к лицу приливает вся кровь, кажется. И минуты, которые тянутся как резиновые, пока девушка порхает пальчиками над клавиатурой, кажутся бесконечными. – Михаил Романович Жаров.

– Да, был такой. Купил двухнедельный тур. Люксовый. Пять звезд. Так, вылет… Прочее. Вот. Вторая путевка на имя Миланы Юрьевны Паршиной. Год рождения…

– Не надо, – выдыхаю я рвано. С трудом проталкиваю воздух. И да, мир не рухнул. Наоборот. Мне кажется, я вдруг стала видеть четче, яснее. Я теперь знаю. И что мне с этим знанием делать? – Спасибо вам. И вот, моя визитная карточка, и золотая клиентская карта на посещения заведений, там на обороте список. Вы можете пользоваться пятидесяти процентной скидкой.

– Ух ты, здорово.

Нет, ну надо же. Это он что, на то что ты заработала эту шалашовку на острова… Ооооо. Я бы его расчленила. По мешкам бы разложила и по мусоркам раскидала. Говно какое, Танька пышет яростью. Я молчу. Словно онемела.

Иду к двери. За мной семенит притихшая Танька. Теперь все прозрачно и ясно. Осталось просто посмотреть на мою соперницу, убедиться в ее свежести и впасть в депрессию.

– Послушайте, – окликает меня девушка менеджер. – Вы очень красивая и молодая. Найдете еще свое счастье. Только не прощайте подонка. Обещаете? А путевки? С ними что сделать? Аннулировать, может? Я скажу начальству, что вы приходили, скандалили. Ну и…