Я тебя бросаю

– Он был козлом. Козлом и умер для меня. Я не знаю, как бы я поступила, если бы узнала об измене родителя. Зато точно знаю, что оторву тебе, если ты гульнешь от меня с какой-нибудь шмарой, – хихикнула Сашка, но тут же замолчала, наткнувшись на больной взгляд своего парня. – Виталь. Так это твой отец что ли? Он твоей маме… Оооо. И ты ничего мне не рассказывал. Это тогда случилось, когда ты вернулся домой чуть живой? Милый, я не…

– Я не смог ей сказать, Саш. Не смог. И я еще хуже предатель, чем отец. А мать дура. Папа то, папа сё. Она как слепая, понимаешь? Любит его, верит. Хвалит. Ой, он дома убрался. Ой, он теперь величина. Знаешь, я всю жизнь на отца молился, считал его непогрешимым. Он со мной все время был, кормил, готовил, в школу водил. А мать… Она вечно была на работе. И я думал, что ей на меня плевать. А вот папа… А потом понял, что все. Все, что я имел, все чему завидовали все, все это было ее заслугой. Она работала как ломовая. А отец захребетник. А теперь… И сука эта молодая. Она смотрела на меня без стеснения, когда я их застукал в нашем доме. Знаешь, словно она хозяйка. В доме, в который мама вложила душу. Твою мать… А она как слепая.

Машина замедлила ход. Сашка припарковала ее у обочины. Вцепилась пальцами в руль, прикусила губу. Странная она. Виталик выдохнул, словно воздух весь из него вышел. Схватился руками за голову, которая сто лет не болела вот так. После аварии он страдал мигренями, но со тех пор как встретил Саню, боли ушли. А вот теперь… Снова вернулись, с какой-то совершенно дикой силой.

– Виталь, они сами разберутся, – Саша положила ему на лоб прохладную ладонь. – Они взрослые. Знаешь, не слепая она, твоя мама. Она у тебя классная и сильная. Просто очень трудно видеть, как рушатся замки, которые настроил. А ты… Никто не скажет тебе, как поступить. Это невозможно. Представь, как ты жить будешь, если они разведутся после твоей правды?

– Уже разобрались, Виталий ухмыльнулся. Горькая гримаса перекосила его лицо. – Отец даже нанимал тетку, дом почистить к маминому приезду. Пожалел жену, значит. Подчистил после себя. Еще и героем был, наверняка. Как же, дом в порядок привел к ее приезду. Молодец. Мать наверное его захвалила. Как буду я с этим жить? Вот так и буду. Молча. Саш, он снова с любовницей. Я точно знаю это. А потом приедет домой к матери. Это грязь ужасная, и он ее ей принесет. Будет целовать ее губами, которые черте где были. Я на него молился, на отца. Я его люблю и сейчас. И маму я очень люблю. И как представлю, что он ее целует, после того, как со своей этой дрянью валандался. Тошнит, Сашка, аж выворачивает.

– Поехали домой. Картошки нажарим. Нам моя тетка мешок оттопырила. Я газировки купила твоей любимой. Кот, все устаканится.

– Ты думаешь?

– Уверена. Не бывает безвыходных ситуаций. Есть же кто-то, кто может помочь. Всегда есть.

– Я знаю, что делать. Пойду к деду. Он для отца авторитет. И он маму любит. Не позволит он вот этого всего. Сашка… Черт, ты права.

– Ну вот, видишь, – улыбнулась Александра. Через силу улыбнулась. На душе у нее стало так отвратительно, словно это она выкупалась во всем этом зловонии. Виталик стал для нее самым важным человеком в последнее время и она ему должна помочь. Его боль восприняла как свою. С мамой Виталика она давно хотела познакомиться. Нужен только повод.

– Саш, извини. Я вообще забыл про тебя рассказать. Я скот и придурок. Но я исправлюсь.

– Глупости. У тебя проблемы. Единственное, что мне обидно, что ты мне не рассказал о них сразу. Не доверяешь?

– Я тебя люблю, – прошептал Виталий.

– Тогда обещай, что если ты когда-то полюбишь другую женщину. То скажешь честно и сразу, – Саша сжалась вся. Она ненавидела своего отца годы. А теперь вдруг он стал правильным. И это пугает.

– Такого не случится. Я не разлюблю. Веришь?

Она промолчала. Жизнь штука непредсказуемая.

Михаил

– Она такая легкая. Заснула на чертовом диване, словно специально. Ольга ведь никогда не позволяла себе вырубиться на ужасно неудобных подушках. С ее спиной это просто убийственно. Утром будет кряхтеть, делать гимнастику свою и притворяться бабкой. И смеяться при этом совсем по-детски. Чертов диван. Или Виталька все таки… Да нет, он слишком любит мать, чтобы сделать ей больно. Да и не заснула бы брезгливая моя жена на этом рыдване, если бы знала, что он… Твою мать.

– Ой, Мишка. Ты когда вернулся? Я не слышала, – сонно тянет Ольга, когда я поднимаю ее на руки, чтобы перенести в кровать с ортопедическим матрасом. – Голодный? Сейчас, я разогрею…

Нет, я совсем не голоден. Ни в каком из смыслов. Милана выпила из меня всю энергию. Вытянула до капельки. Сладкая ягодка, которая сводит меня с ума, не позволяя насытиться.

– Не надо, детка. Спи, – прижимаю к себе тело жены. Я ее люблю. Но давно уже не как желанную женщину. Скорее как привычную, давно уже прочитанную книгу. Эта ее привычка спать в дурацких футболках, вытянутых и бесформенных, которые она специально покупает в каких-то идиотских магазинах овер сайз. А ведь меня это все заводило раньше. Вечный пучок волос на макушке, который она называет гулькой. Она красива. Ноги длиннющие, белые-белые. Грудь чуть обвисшая под тяжестью, просвечивающая сквозь трикотаж. Женщина мечта. Я знаю, что мне многие завидуют. И хозяюшка, и бизнес-леди, и мать шикарная. До встречи с Милкой она сводила меня с ума. Видимо свела окончательно, раз я пошел налево. Моя жена идеал. Но… Слишком эталонный идеал, на фоне которого я кажусь совсем не успешным мужиком, а прихлебалой. А вот рядом с Миланкой…

– Все равно проснулась уже. Миш, я жаркое твое любимое сделала. Оно остыло. Времени то сколько? И чем ты пахнешь?

– Духами, – чертова Милка. Она меня словно клеймит, заявляет свои права. Мне кажется я пропах ею, весь в ней словно измазался. Не отмыться. Но мне это даже нравится.

– Женскими? – хихикнула Ольга. Она мне верит. Она даже мысли не допускает, что я могу ей изменить. Почему, интересно? Неужели настолько уверилась в том, что я никуда от нее не денусь? Или не считает меня уже мужиком? А ведь так и есть. Я завишу от нее. Постоянно, молчаливо. Она не упрекает никогда, но… Этот дом, машина моя, карьера. Она меня сделала. А у меня скоро будет ребенок от чужой бабы. Или не будет? Сложно все. Ужасно сложно.

– Конечно. Стала бы наша идиотка преподша брызгаться мужскими. Соображаешь? Эта старая кошелка вылила на меня полфлакона мерзкого парфюма, случайно. Руки крюки, – улыбаюсь я. Вру уже привычно. Эволюционируешь в козла, оказывается, очень быстро.

– Хорошо у вас зарабатывают преподаватели. Духи люксовые, – она утыкается в меня носом. Такая привычная, такая родная. И я… Я ее не хочу. – Смотри, а то я подумаю, что ты гуляешь от меня, возьму ржавые ножницы, и…

Меня передергивает. Женщины существа странные и непредсказуемые. Ольга шутит. Но в каждой шутке есть доля истины. Да нет, моя жена амеба. Клуша. Она не способна на поступки. Она только в фирме своей царит и правит. Не знаю, как ей удается это с ее характером. Но там все ее уважают и ходят по струнке. И сразу определила стоимость духов. Я их Милашке подарил. Купил за какие-то сумасшедшие деньги. Хорошо, что Ольга не проверяет мои траты.

– Миш, что у вас с Виталькой произошло? Вы поругались? – задает вопрос, когда я наконец укладываю ее в кровать. Подтыкаю одеяло. Вздрагиваю. Отвечать значит снова врать. А я уже погряз во лжи.

– Ничего. Обычные разборки отца и сына. Не переживай. Возраст у нашего ребенка такой. Гормоны, максимализм.

– Слушай. Он странный сегодня был. Сказал, что надо бы клининг нанять, и ремонт сделать. И диван… Диван, говорит надо сменить. Я плохо стала с домом справляться? Ты прав. Давно пора нанять уборщицу. Ты сохранил контакт той женщины, что убирала тут, пока я в командировку ездила? Миш… Что с тобой?

Я нервно дергаю щекой. Инстинктивно. Мы не поругались. Нет. Мой сын меня ударил. С замаху, по лицу. Не раздумывал ни минуты. Его я понял. Не знаю, как бы я поступил, застань отца с бабой в семейном гнезде.

Я сам идиот. Приволок в домой любовницу, пока Ольга ездила по делам фирмы в какую-то Тмутаракань. Адреналину захотелось. Черт.

– А Виталик не рассказал тебе причину наших разногласий? – конечно нет. Сын слишком любит мать. Оберегает ее. И меня теперь ненавидит. В его глазах я подонок и предатель. И ведь он прав. Чертовски прав. Но я был уверен, что Виталька не станет лезть в наши отношения и рушить семью. Нашу семью. – Спи, Оль. Было бы это важно, думаю сын бы тебе сообщил. А так… Мелочи. Отойдет. Помиримся.

Целую ее в губы. Они у Ольги мягкие, податливые, чуть солоноватые. Черт, не сравнить с Миланкиными, сладкими и жадными.

Я ее люблю. Да, люблю. И ничего не хочу менять. Я ее люблю…

– Иди ко мне, – тихо шепчет жена.

– Я страшно устал. Давай утром. Оль, ну не мальчик я уже.

В ее глазах обида. Но она снова понимающая и правильная. Утром так утром. Вот у нее все так.

– Я тебя люблю, – говорю я Ольге, или себе, – спи. Я сам разогрею себе ужин. Мне нужно еще поработать.

– Ты снова утром сбежишь, – кривит она рот. – Миш, у нас скоро годовщина. Я думала…

– Давай доживем, а… Я правда загребся, Оль. Вот прям как конь. У меня на работе проблем выше крыши, а ты меня грузишь вещами, которые можешь сама решить. Есть еще время.

Она отворачивается молча. Черт, ну чего я сорвался? Просто я не знаю, что делать. Нужно как-то решать проблему. И Мальдивы эти… Я не успеваю. Путевку взял как раз на дату нашей фарфоровой свадьбы. Нужно как-то уговорить Милку на… Твою мать, мне не нужен этот ребенок. И проблемы не нужны ни с женой, ни на работе. Меня все устраивает в моей жизни.

– Не обижайся, пупуз. Просто навалилось. Виталик еще…

– Ты сто лет меня так не называл. Миша, это ты, или тебя на твоем ученом совете подменили?

– Мне на моем ученом совете вылюбили мозг, дорогая.

– Твоя мама звонила. Ты бы заехал к ним. Роман Георгиевич чувствует себя не очень. И… Они соскучились по тебе.

Точно. Вот кто может мне помочь. Черт, я и вправду сто лет не был у мамы и отца. Хорошо хоть Ольга с ними на связи постоянно. Только вот захотят ли мои родители, слепо любящие Ольгу, помочь мне выпутаться из гребаного круга черного, по которому я бегу как взмыленный жеребец?

Жеребец. Так меня зовет сладкая Милана.

– Позвоню. Обязательно. И давай купим новый диван.

– Диван? – в голосе Ольги удивление. – Зачем?

“Обновим хоть что-то в нашей жизни” – хочу сказать я.

– Не знаю. Подумал, что Виталька прав, нам нужен новый диван, – говорю я совсем не то, что думаю. – А теперь спи.

Я ухожу из спальни, раздраженно хлопнув дверью. И злюсь я на Ольгу, смотрящую мне вслед распахнутыми глазами. В измене виноват же не только тот кто изменяет.

Глава 3

Ольга

– Тань, я что-то так устала, – вздыхаю я, и начинаю размешивать тонкой ложечкой пену на капучино. Я его терпеть не могу кстати. Зачем заказала, сама не пойму. Пена противная, жирно, слишком много сахара.

– Слушай, я вообще не понимаю, на кой черт ты так убиваешься с этими своими кофейнями и салоном красоты. У тебя муж аж до ректора дослужился. Рулит крутейшим ВУЗом, дом полная чаша. Парень вырос, еще немного и вылетит из-под родительского крыла. Профессию то он получает зачетную. А ты корячишься с бизнесом своим, как лошадь ломовая, – дернула плечиком моя подруга. Единственная, которая у меня осталась. – Я вот даже тебе немного завидую. Вру, сильно завидую, потому что вот искала, искала себе олигарха, и осталась на “ефесе, ножки свесив”. Нотариат этот насточертел до оскомины. Клиенты звери просто. А для кого пашу? Черт его знает. Ни детей, ни плетей. А ты просто зажралась

– Олигархов, Танька, еще щенками разбирают, – вымученно улыбаюсь я. Ну права Танюшка, все у меня отлично. Но что-то зудит в районе ребер, там, где у всех, по предположениям псевдоученых, находится душа. – А бизнес… Ты ведь знаешь, не могу я его бросить. Это отцово детище. Память. Не могу, Тань. Да и не время пока. Виталик закончит учебу, перепишу все на него. И с чистой совестью буду отдыхать. Буду, обещаю. Как раз Мишка в силу полную войдет, а уж я отдыхать тогда. Пусть отец с сыном у руля встают. Мишину долю оставлю ему. Я и вправду замоталась, Тань. Кажется по кругу бегу. Времени почти не остается на семью.

– Это у семьи твоей единоличной на тебя времени не хватает, – морщится Танюшка. В чем то она права. Миша отдалился, стал какой-то… Как чужой. Спим, вроде, в одной постели, но как соседи, каждый на своей стороне. Еще подушками разделяемся. Я, может, накручиваю себя? Он и вправду устает. Но я не озвучиваю подруге свои мысли. Зачем лишние разговоры?

– Тань, прекрати, – я морщусь. Мне не нравится, когда подруга бесцеремонно лезет в то, чего не понимает. В мою семью. – Ты не права. У нас все прекрасно. Мишка купил сегодня путевки на Мальдивы. Хотел сюрприз сделать к годовщине нашей. Я случайно узнала. Никогда в Мишин телефон не лезла, а тут как толкнул черт. У нас аппараты одинаковые. Мишка купил два. Я все никак не сменю рингтон. Схватила трубку… Короче из турагентства звонили.

– Так круто же, – Танька заглотила свой кофе в один присест, обзавелась пенными усами. Я не выдержала и хихикнула. Да, нужно просто мне отдохнуть. Я стала какая-то слишком нервная. Не знаю почему. Но меня гнетет что-то, прямо до зуда. И вроде нет никаких предпосылок, но… Пустырника попить что ли? – Покупаешь бикини, чтобы в попу врезалось, а сверху коротенькая юбочка. И Мишане устраиваешь горячие каникулы. Парео прозрачное, шляпа и такая “Господин ректор, примите у меня экзамен”

Боже, что она несет? Я так не умею. Я уже не юная фея. И хоть стараюсь себя держать в форме, возраст не денешь никуда. То тут стрельнет, то спина болит. Да и Мишка хоть и молодится, а постоянно сердцем мается. Давление поднимается у него.

– Таня, ты сумасшедшая, – хмыкаю я, представив лицо Миши, если я заявлюсь к нему так, как предлагает подруга.

– А чего? Острова. Дикари. Уууух. Чего сидишь? Погнали.

– Куда? – ошарашенная такой энергией вытаращила я глаза.

– За трусами, – рявкнула Танюшка. Если она решила сделать меня счастливой, то удержать ее невозможно. Я крутые видела в “Магнолии” – такие, чтобы в попу врезались, и с листочками из кружев фиговыми на… Самом интересном месте. Знаешь, Олька. Надо мужика то в тонусе держать постоянно. У Мишки возраст такой сейчас, когда бесы ребра ломают.

– Тань, это невозможно. Мой муж не такой, – я злюсь на подругу. Вспыхиваю как спичка. Не хочу никаких магазинов. Я не понимаю своей реакции на слова Тани. Не знаю, почему ее слова вызывают во мне такую горечь и ярость.

– Да ладно. Не такой конечно. Все не такие. Не злись. Лучше давай предадимся безудержному шопингу. Чур первые стринги мои. Я все красные хочу на люстру забросить, говорят, денег привалит немеряно. Но, мне бы лучше мужичка какого, хоть завалящего.

Домой я возвращаюсь под вечер. Уставшая, как после забега. Но реально, купальник купленный мне нравится. Он скрадывает недостатки фигуры, подчеркивая аппетитные формы над которыми я неустанно тружусь в зале. Мишке понравится. Танюшка права, нам будет кстати перезагрузка. С тех пор как Миша получил должность, я его почти не вижу. Настроение прекрасное. Это будет наш медовый месяц. И он будет шикарным. Ведь предыдущие десять мы пропустили. И усталость многодневная отходит на второй план, в предвкушении шикарного люксового отдыха с мужем. Он решил мне сделать самый лучший сюрприз на годовщину. А я глупая не догадалась до такого. Ну ничего. Как там Танька сказала “Господин ректор, примите у меня экзамен?”

Мишка дома, вопреки моим опасениям. В последнее время я все чаще возвращаюсь в пустой дом. То конференции у мужа, то встречи, то заседания научного совета. Но сегодня… Сегодня мой день. Мишка в моей власти. Довольный, шикарный, мой. Он все еще красив, фигура не оплыла, хоть и погрузнел немного с возрастом. Аккуратная борода, стриженая умелым барбером, придает моему мужу какую-то звериную мужественность. Он стал лучше, увереннее в себе, раскованнее. Мужиком от него за версту тянет. В последние несколько месяцев особенно. Что-то изменилось в нем. Появилось что-то звериное, не всегда приятное, но… И вот сейчас я вдыхаю аромат любимого самца и делаю шаг вперед. Хочется его руки на моей талии почувствовать и вдохнуть аромат любимого мужчины, пометить его как собственность. Он только мой. Мой муж.

– Привет, – я улыбаюсь. Предвкушаю удовольствие. Мишка дома. Значит ужин при свечах. Значит новое белье сегодня будет очень кстати. И моя новость тоже… Я выставила дом на продажу, как мы и мечтали. И уже подыскала небольшой особнячок в прекрасном месте, у озера. С видом на сосновый бор. И еще я решила, когда мы вернемся с Мальдив, я найму временного управляющего фирмой, до тех пор, пока Виталик не закончит учебу, а сама буду больше внимания уделять семье. Танька права, нужно больше отдыхать. И… Нужно быть женщиной, а не ломовой кобылой.

– Малыш, слушай, у меня… – Мишка вроде на меня смотрит прямо, но глаза… Бегают у него глаза. И я прекрасно знаю этот взгляд. – В общем, придется перенести немного нашу годовщину, потому что…

Я молчу. Улыбаюсь. Ну не сообщать же мужу, что мне известно про его шикарный сюрприз. Это будет просто по-свински.

– Потому что? – приподнимаю я бровь, готовясь с визгом броситься на шею любимого, услышав прекрасную новость.

– Мне нужно в командировку. Это срочно, перенести нельзя.

Мне кажется сердце в моей груди превращается в огромный булыжник. И слезы в горле застревают колючим ежом, но я все еще улыбаюсь. Ожидаю, что Мишка сейчас рассмеется, и превратит все в шутку. Глаза предательски влажнеют.

– Ой, Оль, только не начинай.

– Я и не начинала, – говорю ровно, но голос дает позорного петуха. Пакет с бельем откидываю на чертов диван. – Просто мне интересно. Что же такого важного нельзя перенести в ущерб нашего с тобой юбилея совместной жизни?

– Ты с ума сошла уже с этим торжеством, – кривится Мишка. Я сошла с ума. Нет. Пока нет. Но сейчас, кажется, медленно начинаю сходить. И зудящее неприятное чувство превращается в огненное, И я шкуру хочу с себя содрать, потому что мне кажется, что она вся липкая от прикосновений мужа. Но стою как столб. Главное не заплакать. Танька, зараза, накаркала? Может он купил путевки, а потом уже так вышло, что срочно надо решать рабочие моменты. И так бывает. А я дура себя накручиваю. – Прямо праздник века. Оля, двадцать лет совместной жизни, просто дата, говорящая о том, что мы с тобой давно не молодые. Черт, ты кроме этих своих загонов можешь думать о чем нибудь? Например, о том, что я не разгибаясь сейчас пашу. Я ректор, у меня выше крыши забот и обязанностей появилось. Это ты там у себя на работе приказы только раздаешь.

– О чем например я должна думать? Я, Миша, все время думаю о том, что мне сделать для семьи, как обустроить комфорт и уют, как денег заработать на все хотелки. И не тебе меня упрекать в том, что я…

Приказы? Я раздаю приказы? Я работаю с утра до ночи. Потом еще по дому кручусь. Я не помню уже, когда женщиной чувствовала себя, а не бабой с молотом. Но я уже даже не злюсь. Пустота звенящая.

– Ты теперь меня еще деньгами начинаешь утыкать? – оскалился Мишка. На себя не похож он сейчас. И я начинаю замечать перемены. Боже, словно прозреваю. Борода его форму сменила, хотя мне никогда не нравились “эспаньолки”. Он видимо только от барбера. И седина на висках затонирована. Смотрится естественно, но мне кажется, что нелепо и по-дурацки. – Шикарно. Я хоть тут отдохнуть думал. Думал дома никто не будет мозг выносить. Нет. Ты…

– Прости, Миш, – давлю я через силу. – Я что-то и вправду перегнула. Конечно тебе тяжелее, чем мне. И работа у тебя более ответственная. Шутка ли за целый университет отвечать. Когда ты едешь и куда?

– Неужели тебе это интересно?

Я не узнаю собственного мужа в этом едком человеке. Не узнаю отца прекрасного и любящего супруга. Он будто какой-то пришелец инопланетный, прячущийся под личиной Михаила. Но это он. Я знаю каждую его морщинку, мимику. И сейчас он чужой. Смотрит пусто и зло. Лучше бы уж отрешенно, что ли.

– Когда уезжаешь?

Он называет дату, которую мне сегодня утром озвучила приятная девушка, менеджер турагентства. Ноги становятся ватными. Это совсем скоро.

– Оль, извини. Просто сорвался. Все как-то навалилось. Мы отпразднуем, когда я приеду. Думаешь мне охота переться в этот чертов Зажопинск на две недели?

Точно. Две недели. Путевки на две недели. Мальдивы, пляжи, и “Господин ректор, примите у меня экзамен”. Только это не я буду в парео и шляпе. И это не я буду таять в руках любимого моего мужа. Класс. Дышать нечем. Через раз выдавливаю из себя воздух. Кто она? Кто? Мне хочется орать. Но… Ребра ломать моему мужу я не позволю никому. Никакому бесу. Это моя обязанность.

– Конечно, родной, – белье я сегодня порежу на лоскуты и выкину. Не пригодилось. – Только…

– Что еще?

– У меня сделка крупная намечается, а ты уезжаешь. Мне нужна доверенность будет. Ты же не против?

– Какая доверенность? – он напряжен? Ну надо же. Неужели же откажется. Черт…

– Да ерунда. Там ничего особенного. Просто дашь мне право временно принимать решения за тебя. А приедешь, мы просто отзовем ее и все. Танька все устроит на раз. А если упустим договор, считай фирму прокакали. Миш, ты мне не доверяешь что ли? – дую губы, а сама в душе загибаюсь от страха, что он откажется. И от ярости я сейчас хочу орать. Хотя… Нужно просто разобраться. Вдруг ошибка. Ну вот такое стечение обстоятельств. В жизни же бывают всякие совпадения.

– Хорошо. Завтра нет. Послезавтра. И чемодан мне собери.

Выдыхаю. Как раз до послезавтра у меня будет время разобраться во всем.

– Плавки класть? – я снова улыбаюсь. Давлю улыбку из себя счастливую.

– Что? Оль, ты в своем уме?

Черт, только бы не догадался. Нет, если ты мне изменил, родной, то ребра переломанные будут подарком для тебя.

– Да ладно. Что я не понимаю? Мужской коллектив. Банька. С кем едешь то?

– С Медынским. Терпеть не могу этого старого хмыря. Зануда тот еще. Ну, положи плавки, на всякий случай, – ухмыляется Мишка. Одолжение мне сделал. Валится на диван вальяжно. Диван. Виталик… Да нет, нет. У меня уже паранойя. Не может этого быть. Невозможно. Мой сын бы мне сказал, если бы… Сказал бы? – Ольгусь, ты правда не сердишься?

– Конечно нет, милый, я еще тонометр тебе положу. А ты не забудь таблетки собрать свои. Не дай бог давление скаканет, а меня не будет рядом. Мишка, ты береги себя, с твоей гипертонией нужно очень сильно беречься, – проталкиваю, сквозь сжавшиеся связки. Не могу отвести взгляда от проклятого дивана. Его я сожгу во дворе. Сразу, как только… Так, надо взять себя в руки. Может это все же ошибка. Может… – Скоро будем ужинать. Давай хоть сегодня отметим наше торжество.

– Оль, нельзя, вроде, заранее. Примета дурная.

– Ничего, все будет прекрасно, Милый.

– Олька, я тебя люблю.

– И я тебя.

Я успокаиваю себя. Но в душе уже знаю все.

– Таня, мне помощь нужна будет, – шепчу я в трубку, едва войдя в кухню.

Михаил

– Гони этого подонка в шею. Не желаю видеть мерзавца.

Отец даже не выходит из комнаты. Я слышу его злобный рык и загибаюсь от слепящей ярости. Ну сынуля, ну удружил. Побежал жаловаться старикам на отца. Это удар похлеще того, что мне прилетел по морде от любящего отпрыска. Не подумал, что деду с бабкой только таких потрясений не хватает, сопляк. У моего несгибаемого отца сердце и так еле пашет. Ну я ему устрою. Мать он жалеет, себя, и больше никого. Ольга вырастила из сына инфантильного эгоиста.

– Рома, это наш сын. Как ты можешь? – мать вот-вот заплачет. Черт, опередил меня Виталька. Я бы все преподнес мягче, я бы…

– Сын? У нас сын есть? Я думал у нас только Ольга. Дочка у нас, Тома. Она за нами ухаживает, как проклятая. У нее времени хватает и после работы к нам заехать, и позвонить. Поинтересоваться здоровьем. А сын? Ты когда матери звонил в последний раз, подонок? – отец все таки выскакивает из своего кабинета и сегодня он не похож на уравновешенного отставного полковника. Такого, каким я его привык видеть. Глаза мечут молнии, встрепанный, бледный. И мама моя сегодня кажется в сравнении с ним совсем сухой и крошечной.

– Отец, я занят был. Вот освободился немного, приехал. В чем претензии?

– Рома, Миша просто работает. Ну давай его выслушаем хотя бы. Даже преступникам дают право на последнее слово, – умоляет мать, разошедшегося мужа своего. – Занят он. Должность…

– Занят? Тем что шалав естествует? Бедный, упахался. Чего явился, Миша? Тома, ты думаешь этот прохвост явился потому что по тебе, мать, соскучился. Что-то нужно сынуле нашему. Я ведь прав, Мишаня?

– Отец, прекрати, – морщусь я. – Я вообще-то за пониманием шел, а не за тем, чтобы ты меня тут вывалял в грязи, как щенка. Я давно уже сам могу решать, что мне нужно. Ты не считаешь? Мне совет нужен, а не твои нравоучения ядовитые.