скачать книгу бесплатно
Он поднял стакан и посмотрел его на свет. В воде плавало все, что до того оседало на его миндалинах и зубах.
– Наоборот, ты очень мягкотелая, Анна, – сказал он. – Как персик.
– Тебе обязательно вот это делать?
– Я заболеваю. А через два дня финал Бриттеновского конкурса.
– Погоди, а ты прошел? Меня-то послали.
– Нашла чему удивляться.
– Я и не удивляюсь, – ответила я. – Конечно, ты прошел! Все потому, что ты тенор, да? Вас и заявилось-то два человека.
– Все потому, что я выдающийся талант.
– Ох уж эта оперная школа. Единственное место в мире, где пришлось бы вводить квоты, чтобы набрать достаточное количество заурядных белых мужчин.
– Не завидуй, дорогуша, – ответил он. – Тебе не идет.
Фрэнки называл дорогушами всех, и мужчин и женщин. Я никогда не понимала, откуда эта его манерность – от бессознательного подражания окружающим парням, которые почти все были голубыми, или – что более цинично – он делал это нарочно. Не повредит, если мужчины, от которых зависит твоя карьера, будут считать, что тебе нравятся мужчины. Отношениям Фрэнки с девушками это совершенно не мешало. Всего два месяца с начала учебного года, а он уже переспал с половиной магистранток – они за это очень злились друг на друга и, судя по всему, нисколечко на него.
– Может, тебе не стоило вчера вечером так надираться? – поинтересовалась я. – Не думал об этом?
Два раза за занятие он выходил проблеваться.
– Ой, пожалуйста, не читай мне мораль! – воскликнул Фрэнки. – Я думал, ты не такая!
– Не такая, как кто? Как другие девушки?
– Ну, не как все эти капризные сопрано, которые никогда не пьют.
– Я пью, – сказала я. – Но только не перед ответственным мероприятием. Я правда чувствую разницу. К моему большому сожалению.
– Надерись в следующий раз! Тебе понравится.
Он включил фонарик на телефоне и попросил посветить ему в горло, посмотреть, нет ли гноя.
– Ничего?
– Ничего, – ответила я. – Все у тебя в порядке.
По пути на занятие по вокалу я открыла письмо. Меня взяли в шорт-лист Мартиньяргского фестиваля. Прослушивание через шесть дней в Париже.
* * *
– Конечно, я хочу поехать! – воскликнула я. – Но у меня нет денег.
– Ни у кого нет денег, – ответила Анджела. – Ты певица, а не топ-менеджер. Пора бы привыкнуть.
– Но я не просто так это говорю! – возмутилась я. – Не как Натали, которая уверяет, что у нее не осталось ни гроша, а после обеда заявляется на занятия с пакетами обновок. У меня правда совсем нет денег! Ни на билет, ни на отель – мне ведь еще платить за лондонское жилье и есть что-то надо! Именно это я называю «нет денег».
Она смотрела на меня, словно я упорствую в какой-то ереси, и я почувствовала беспомощную ярость. Мне-то хотелось сочувствия.
– Ну хорошо, как насчет арендной платы? – спросила она. – Может, можно договориться?
– Договориться? Нет, без вариантов.
– А отель тебе зачем? Ты на прослушивание едешь, а не в отпуск.
– Но я же не смогу уложиться в один день! Меня поставили на самое утро. Я вот что подумала: может быть, вы замолвите за меня словечко перед Марикой? Может, факультет даст мне денег в долг? Я все верну!
– Это на прослушивание-то? – сказала Анджела. – Боюсь, что нет. Студенты постоянно ездят по прослушиваниям. Это будет несправедливо по отношению к тем, кто сам ищет средства, не говоря уже о том, что так мы быстро разоримся. Анна, слушай, ну это же Мартиньяргский фестиваль, а не благотворительный концерт. Сегодня утром я утешала Софи, она рыдала, потому что ей пришел отказ, а ведь Софи – хотя она убила бы меня за такие слова – на пять лет тебя старше. Это был ее последний шанс, там ограничение по возрасту – до тридцати, и все время, что она здесь учится, она пыталась туда попасть. Честно, упустить такой шанс – безумие. Скажи прямо: ты просто не хочешь? В этом все дело? Боишься, что не потянешь? Нет, нам, конечно, еще работать и работать, но к лету…
– Что? Конечно, я хочу поехать!
Я правда хотела. Надо хотеть каждую роль, на которую пробуешься, иначе и смысла нет – ничего не выйдет. Найдется кандидат, который ничем не лучше тебя, но хочет эту роль больше, и именно он ее получит. Вроде бы это само собой разумеется – конечно, надо хотеть, но я имею в виду – прямо-таки жаждать, чтобы желание было осязаемым, мучительным и неотступным, как туфли, которые настолько трут, что корчишься на каждом шагу. Конечно, ты, скорее всего, пролетишь. Такова статистика: большинство остается за бортом, но что поделать – когда откажут, тогда и будем горевать. Бывает, что на некоторые прослушивания настроиться труднее, чем на другие, но тут и подогревать себя не надо. На кону шесть недель во Франции следующим летом – мастер-классы с самыми известными певцами, сольные выступления, концерты с ведущими дирижерами. С того момента, как я прочла письмо, желание разрасталось под кожей, как тонкая паутинка из крапивы, и я ощущала сладостное жжение с каждым вдохом, с каждым движением.
– Да блин, как я могу этого не хотеть! – вырвалось у меня. – Я что, чокнутая?
Анджела театрально ахнула. Она с удовольствием рассказывала пространные истории о том, кто с кем в какой постановке спал и почему тот знаменитый дирижер ненавидит эту певицу сопрано, и имела четкие представления о том, что такое непрофессиональное поведение. Я перешла черту.
– Простите, – сказала я. – Очень уж обидно.
Она вздохнула:
– Послушай, Анна. Поверь, я знаю, как трудно порой приходится начинающим певцам, но ты же вкладываешься в собственную карьеру. Что вложишь, то и получишь. Ты и сама это понимаешь.
Я сказала, что извернусь и найду деньги, а она ответила: вот и прекрасно, молодчина. Так чего они там хотят? Две арии? На французском? В жюри Поль, да? Ему понравится твоя Русалка. И, может, еще что-нибудь пособлазнительней из Пуленка?
Мы приступили к работе.
* * *
Перспектива любых денежных трат меня угнетала, поэтому после занятий я пошла домой пешком. Стоял холодный ясный вечер, и, шагая по мосту Ватерлоо, глядя на необъятность реки, раскинувшейся по обе его стороны, на ее черноту в прожилках отраженного света, я с изумлением осознала, что счастлива. Это была моя любимая часть Лондона, часть, где я чувствовала, что могу увидеть весь город разом и он принадлежит мне – ну или я ему. Я перешла на другой берег, в Саут-Банк, где деревья были опутаны синими огоньками, а вдоль реки выстроились киоски рождественской ярмарки, и двинулась сквозь толпу людей, высыпавших на праздничные гулянья. Я это сделала. Именно этого прослушивания я хотела больше всего, и я его добилась. Конечно, это счастье. Я шла и пыталась определиться со стратегией. Экономия на арендной плате покроет все расходы, поэтому для начала надо обратиться к миссис П. Если она согласится отсрочить платеж на одну-две недели, все проблемы будут решены. Попрошу у Малкольма дополнительные смены, чтобы подзаработать. На следующей неделе обойдусь без обеда. И буду каждый день ходить пешком.
Моего оптимизма хватило до Воксхолла – там я осознала, что до дома еще идти и идти. Чем дальше на юг, тем шире становились дороги, тем больше на них было машин – то еще место для прогулок. В городском ландшафте не было никакой логики, словно пазл сложили из деталек, высыпанных из разных коробок. Огромные мрачные викторианские дома – именно в такие заходят беззаботные герои ужастиков, не подозревая, что их скоро выпотрошат, – грязные окна, серый от пыли тюль. Низкоэтажная типовая застройка с бетонными балконами. Тут и там улицы были перегорожены, и за щитами стремительно росли новые здания: квартиры бизнес-класса, круглосуточный консьерж, восемьдесят процентов продано. Букмекерские конторы. Магазины плитки. Парикмахерские для собак. Фитнес-клубы с окнами от пола до потолка, за которыми усердно приседали молодые тела, обтянутые лайкрой.
Я целых два часа добиралась до своей станции метро, где посреди тротуара раскорячился временный загончик для рождественской елки, и пешеходам, чтобы обойти его, приходилось под вой клаксонов выбегать на проезжую часть. Да, ходить пешком – дурацкая затея. Чтобы собрать нужную сумму, пришлось бы проделывать этот путь каждый день на протяжении целого месяца.
Миссис П. я застала на кухне, где на полную громкость играла песня «Я еду домой на Рождество». Она вычесывала кота, посадив его на стол. Клочья шерсти летели вверх и оседали в блюдо с лазаньей.
– Вернулись, хе-е? – проскрипела она. – А мы хотели с вами поговорить – мистер П. да я.
– Вот как? О чем же?
– Да все о готовке! Вы же готовили, да? Вы да она. С луком!
– С луком? – тупо повторила я.
– Готовили-готовили. Либо вы, либо эта, другая. Мы тут лука не потерпим! Ясно вам? Никакого лука! И чеснока. И специй. Ведь это же все въедается в стены! Копится под обоями. И как нам потом все это выводить?
Я посмотрела на стены. Они были покрыты засохшими брызгами, много лет летевшими от плиты. И краска облупилась.
– Не знаю, – сказала я. – Простите. Это больше не повторится. А я вас тоже хотела кое о чем попросить.
У меня в голосе, вопреки моему желанию, прозвучала эдакая воинственно-оборонительная нотка. Сбавь обороты, пронеслось у меня в голове. Дави на жалость. Ты ей нравишься, по крайней мере больше, чем Лори.
– Хм?
Она отпустила кота, и я рассказала ей о прослушивании.
– И я хотела вот о чем попросить, – проговорила я. – Понимаю, это большое одолжение… но я в этом месяце изрядно потратилась. Так вот не могли бы вы дать мне небольшую отсрочку? Хотя бы неделю. Ну а если бы вы согласились на две, было бы просто прекрасно…
– Арендная плата вносится в первую пятницу месяца, – пробурчала миссис П.
– Да, я знаю, – сказала я. – Но я подумала…
Миссис П. открыла шкафчик над плитой и принялась вынимать оттуда всякое барахло: полупустые упаковки макарон, муку, зажимы для пакетов, тюбики с кондитерской глазурью (покрытые засохшей коркой). Наконец она извлекла кипу бумаг и отделила от нее верхний листочек.
– Вот, – сказала она.
Кот тем временем пристроился к лазанье. Она спихнула его со столешницы на пол и положила листочек на липкую пластиковую столешницу.
– Смотрите.
Миссис П. ткнула в листочек пальцем.
Я посмотрела. Это был договор аренды, и ее палец с силой надавливал на сумму.
– Первая пятница месяца, хе-е, – сказала она. – То есть ближайшая.
– Да, – сказала я, чувствуя, как начинает раскалываться голова. – Ладно, не важно.
Поднимаясь наверх, в коридоре я наткнулась на кота – он царапал дверь гостиной. Я чуть-чуть ее приоткрыла, впустила его внутрь, а потом закрыла.
* * *
Поднявшись к себе, я села на кровать и бросила взгляд на телефон – опять «Дом». Мама звонила еще позавчера, а я так и не перезвонила. Когда раздался звонок, я шла в репетиционную, поэтому отвечать не стала, решила, что перезвоню оттуда. Но она тут же позвонила снова, и я поняла, что ничего хорошего не услышу – когда она названивает вот так, это не к добру, – и смалодушничала. Отключила звук и только смотрела, как телефон на пианино снова и снова загорается и гаснет. Двенадцать пропущенных звонков. Когда она сдалась, я написала сообщение: мол, сейчас на занятии, потом перезвоню. Тут же выбросила из головы и, к своему стыду, забыла.
Я долго слушала гудки, наконец мама взяла трубку. Телефонные звонки были в родительском доме событием, и не самым радостным.
– Привет, – сказала я. – Это я.
– ЭТО ОНА! – прокричала мама папе. – ЭТО АННА!
И сказала мне:
– Как поздно ты звонишь! Что-то случилось?
– Случилось? Нет, ничего. Да вроде и не так уж и поздно. Девять часов.
– Девять тридцать.
– Ах да. Извини, – пробормотала я. – Слушай, прости, что не перезвонила вчера. Закрутилась… дел невпроворот. Ты хотела о чем-то поговорить?
Молчание, скрип стула. Я представила, как мама в своем желтом халате садится за кухонный стол. Как же все это далеко. Воспоминание из глубокого детства.
– Я хотела спросить, когда ты приедешь на Рождество, – ответила она. – Но уже уточнила у папы, он мне сказал, так что все в порядке.
– А, хорошо, но это не то чтобы прямо завтра. Вроде двадцать второго. Я уже купила билет на поезд.
Я была совершенно уверена, что дело не в этом. Никогда она не хотела таких простых вещей, когда названивала много раз подряд, – всегда чего-то невразумительного, непредсказуемого. Например, требовала, чтобы я перебрала свою косметику и выкинула все, что содержит парабены. Пыталась выбить из меня обещание никогда не ездить по Центральной линии, потому что прочла статью о том, какая она опасная. Услышав по радио про порноместь, в слезах умоляла успокоить ее материнское сердце заверением, что я никогда не пересылала своим бывшим снимков в обнаженном виде. А при следующем разговоре держалась холодно, и мы обе делали вид, что ничего не произошло.
– Я вчера встретила эту славную девочку, твою подружку, Тару, – сказала она. – В супермаркете. Ты знаешь, что она, оказывается, родила?
– Да, мы общаемся. Она мне даже фотографии присылала.
– Такой очаровательный кроха! Тара, похоже, счастлива.
– Ну конечно, счастлива.
Мама всегда питала к Таре неприязнь, особенно когда мы достигли подросткового возраста и она связалась – с точки зрения мамы – с дурной компанией. Мама подозревала, и небезосновательно, что Тара склоняет меня пить и обжиматься с мальчиками, и объясняла мое недостойное, с ее точки зрения, поведение влиянием подруги. Так продолжалось до тех пор, пока Тара не вернулась в спокойное болото родного городишки, не вышла замуж до нелепости рано и не родила ребенка. Тут-то она и превратилась в эту славную девочку.
– Что делаете? – поинтересовалась я, пытаясь нащупать какую-нибудь нейтральную тему.
– «Прослушку» смотрим. Ты на середине серии позвонила.
– Ой, правда? Никогда бы не подумала, что вам такое нравится. Там же такая озвучка, что половины слов не разобрать.
– Да ничего, мы с субтитрами. Пойду, кстати, скажу отцу, чтобы выключил телевизор. Мы его на паузу поставили, а ему это вредно, сама знаешь.
– Не стоит, я ненадолго. У меня к тебе просьба…
Я рассказала ей о прослушивании: что мне выпал великолепный шанс и что само это приглашение – уже успех.
– Но есть загвоздка, – объясняла я. – Мне придется ехать в Париж – за свой счет. Плюс проживание в отеле. А денег у меня нет. Если бы вы мне одолжили, не знаю, сотни две фунтов, мне бы хватило. Я не стала бы просить, но это правда очень важно, честно.
Я услышала, как она набрала воздуха в грудь, но ничего не сказала.
– Мама? – окликнула я ее.
Она выдохнула.
– В Париже, говоришь? – переспросила она. – Но ты же никогда не была в Париже! Только в детстве, когда мы ездили туда все вместе. А уж одна-то! Да ты хоть знаешь, каким поездом добираться? И в каком отеле останавливаться? В каком районе? Пойми, Анна, это все не так просто, нельзя наобум приехать в чужой город и уповать на удачу. В жизни так не бывает.
Ее невозможно было заставить сосредоточиться на сути. Словно подводишь человека к окну, чтобы показать великолепный вид, а его занимает только муха, ползающая по стеклу.
– Все это я могу узнать у своей преподавательницы, мам. Или в учебной части. Это не проблема, честно, тебе не о чем беспокоиться. Слушай, я понимаю, что прошу крупную сумму, но я все верну. Обещаю.
