Грань жизни и чуда: «Студия силуэт»

Иман Дани

Грань жизни и чуда: "Студия силуэт"

Когда-то у песен смысл был,

И стихи вплетались в мелодию снов.

Отражением жизни был куплет,

А припев волновал, развлекал…

Сердца желали, биться и жить.

Нестись в истории, словно чистый родник.

Кровь бурлила, мечты росли…

И мечтой – было просто идти…

Идти и петь о любви…

– Прекрати, Ал.

Любил Творец и создал мир,

С терпением, песней на устах,

Любил Отец своё дитя!

Заботясь и имя шепча!

Любил…

– Ал, прошу… Прекрати петь.

Любил, не чаял он узреть!

Как сердцем ведает лишь мать!

И страстью, что зверьё живёт.

И юность слепнет и…

– Ал, хватит! Прекратить петь! Сколько можно повторять? Заткнись, пожалуйста! Давай посидим в тишине!

– Сам заткнись. Не нравиться, не слушай…

– Закрой рот!

– Иди к чёрту! Сам закройся!

– Ал!

– Эй! Всё! Тишина!

– Да пошёл ты, Макс!

– Тихо! Я сказал!

В маленьком минивэне нас было пятеро. Медея Тори – наша виртуозная гитаристка, она так же имела опыт игры на скрипке и виолончели – сидела на переднем сидении и хмуро смотрела в окно. Пряди рыжих волос лезли ей в глаза, и она раз за разом, каждый раз, как кузов встряхивали кочки и ямы, раздражённо убирала их с лица. Макс – ударник, самый спокойный и крупный из нашей пятёрки, всегда стригущийся под ёжик – крутил баранку и глубоко посаженными карими глазами внимательно следил за дорогой. Асами – бас-гитарист, только осваивающая вверенный ей инструмент, была младше всех. Её черноволосая головка покоилась на моём правом плече. Несмотря на бездорожье, она умудрилась заснуть, и даже крики Виктора не могли потревожить её сон. Виктор сидел с левой стороны от меня. Он был зол, опечален и подавлен одновременно. В группе «Студия Силуэт» он являлся голосом разума и клавишником. Паренёк с раннего детства неплохо играл на пианино и был гением. Правда, в своих и бабушкиных глазах. Возможно, немножко и в наших.

– Вот! Только дождя нам не хватало! – Ворчливо буркнул он себе под нос и посмотрел на быстро темнеющее небо. – И ты ещё распелся! Итак, настроение херовое. Нет! Всякую херню поёт…

Изначально мне не хотелось садиться на задний ряд. Я знал, что Виктор будет всю дорогу причитать и ныть. Так и произошло. Слушая его, мне хотелось втащить по его узкой физиономии. Да так! Чтобы его прилизанные соломенные волосы истрепались.

– Ну, блин! Говорил же. Дождь! – Сокрушённо воскликнул он. – А мы едем по просёлочной дороге… Почему нельзя было ехать по трассе?

Редкие капли дождя начали с громким стуком биться по кузову минивэна. Дождь усиливался, обещал перерасти в самый настоящий ливень. Минуту-две, капли дрожа, просто искрились на стёклах. Потоки воздуха, обтекающие транспорт пытались стряхнуть их, но они, соединяясь, обращались в тонкие ручейки, что мелкими змейками без конца и начала поползли по прозрачной гладкой поверхности.

Наблюдая, как мирно посапывает Асами, я широко зевнул.

– От меня несёт пивом. – Продолжил ворчать Виктор. – Старый ублюдок швырнул в меня бутылку. Блин. Какого хера мы вообще туда сунулись? Нельзя было найти место получше. Первое выступление и полный… слов не хватает…

– Ал, прошу, врежь ему по роже. – Послышался голос Медеи. – Задрал уже. Ноет и ноет, ноет и ноет. Врежь ему от души.

– Читаешь мои мысли. – Улыбнулся я. – Но ты ведь знаешь, я против насилия.

– Да пошли вы! – Рыкнул Виктор. – Будете ещё при мне обсуждать, бить меня или нет? Скорее сами по щам получите.

– Нет, Виктор. – Тихо произнёс Макс. – Успокойся, наконец. Всё. Мы скоро будем дома. Забудь о том, что произошло. Кто же знал, что так получиться.

– Я знал. – Подался вперёд Виктор. – И я предупреждал. Не всем придётся по вкусу наша музыка.

Покачав головой, я снова зевнул. Рок, будь он хардкорным и тяжелым, с элементами попсы, инструментальным, не пользовался популярностью в нашем городе. Что говорить о маленьком городке, жанр музыки, на который мы тратили всё своё свободное время, не мог прижиться во всём государстве. Молодёжь большой страны, возможно, имела в списках любимых исполнителей пару-тройку групп, исполняющих рок. Кто-то увлекался провокационным жанром всю свою жизнь и имел внушительные коллекции альбомов известных на планете рок коллективов и не ограничивался парой песен в плеере. Но! Что есть, то есть. В большинстве проигрывателей… преобладала… попса.

Нет. Рок в Казахстане не был под запретом. Он был скорее терпим, как «рэп», но не был настолько любим, как жанр «поп». Рок никак не мог набрать обороты. Он мог занимать первые места в чартах, быть обсуждаем, живым и душевным. Только, увы, какая-нибудь убогая по смыслу попсовая песня, расхваливающая ягоды и ягодицы звучала со всех колонок и радио, а громкие голоса рок исполнителей и визг металлических струн лишь изредка.

И Виктор был прав, когда продолжил свои стенания, становящие всё громче и надоедливее:

– Я ведь говорил. Они нас закидают тухлыми яйцами и гнилыми помидорами. Мы не успели даже начать, а нас уже чуть не посадили на вилы. Ублюдки! Могли бы прослушать нас для начала и только затем делать выводы. Видите ли, им не по нутру громкая музыка. Быдло! Барханы грёбанные!

– Бывает. – Успокаивающе произнёс Макс. – Ошиблись с выбором места первого выступления. В следующий раз будем умнее.

– А будет ли следующий раз? – Сварливо произнёс Виктор. – Лучше бы и дальше репетировали в гаражах. Там нас хоть никто не материл и не посылал куда подальше. Пели и играли в своё удовольствие.

– Вообще… – Повернулась в нашу сторону Медея, – Чья была идея выступить в этой дешевой забегаловке?

– Твоя. Разве… нет? – Улыбнулся я.

– Вот… ты!

– Общая. – Не отрывая глаз от дороги и включая дворники, произнёс Макс. – Объявление ведь все читали.

– А кто принёс газету с объявлением? – Спросил я. – Точно не я.

Медея, сузив глаза, посмотрела на Виктора.

– Твоя газета же была?

– Эй! Всё! Прекращайте! – Слегка повысил голос Макс. – Впереди железная дорога. Сейчас её переедем и можно считать – мы дома.

– Да. Моя была газета. – Подался слегка вперёд Виктор. – Но я никому насильно её не подсовывал. Я, между прочим, из-за кроссвордов её принёс.

– Вот и решал бы свои кроссворды. Умник. – Холодно ответила Медея. – Предупреждал он. Ты специально притащил эту газету. Изначально знал, что мы заметим объявление.

– Да. – Кивнул я. – И мы заметили. Маркер был на всю страницу. «В придорожное кафе «Правильный путь» требуется музыкальный коллектив для выступления на один вечер. Оплата договорная. Возможно, сотрудничество на постоянной основе». Им требовалась обычная группа музыкантов, а не рок ансамбль. Невезуха. Да, Виктор?

– Старик ничего не сказал о жанре музыки. – Вырвалось у него.

– Ага. – Медея, скрипнув сидением, потянулась в сторону Виктора. – Ага. Попался. Серый кардинал. Манипулятор чёртов. Сейчас ты у меня получишь.

– У нас был выбор! У всех у нас был выбор! – Отбиваясь от рук Медеи, крикнул Виктор. – Но я сразу сказал, что мне не по нутру эта идея.

– Эй! Хватит! Прекратите! – Пытаясь успокоить Медею и Виктора, заголосил Макс. – Не дети же? Заканчивайте!

– Я никогда не испытывала такого унижения! – Взвизгнул Медея. – И виноват в этом ты, Виктор!

– Отстань, отстань от меня! – Стиснул он зубы и вжался в сиденье. – Нам всем досталось. Всем.

– Эй! Алё! – Повернулся в сторону Медеи Макс. – Заканчивайте!

Откинув голову назад, я громко рассмеялся. Драки между Виктором и Медеей были обычным делом и заканчивались быстро, так же, как и начинались. Асами, проснувшись, сонно и одновременно удивлённо посмотрела на меня и вдруг завизжала:

– Поезд!!!

Мне снилось, как Виктор с кем-то говорил по телефону:

– Да. Мы можем выступить. Максимум пять песен, минимум три. Сумма нас устраивает. Спасибо большое.

Рядом стояли Макс и Медея и одобрительно кивали. Асами возилась с новыми струнами на бас-гитару, я стоял уже на сцене и готовился петь. Микрофон поправлять не пришлось. Кто-то уже подогнал его под мой рост. Занавес, тихо шурша, отъехал в стороны и я немного прокашлявшись, объявил:

– Добрый вечер, дамы и господа! Сегодня с вами группа «Студия Силуэт»! Итак! – Я кивнул Медее. – Начали!

Медея, улыбнувшись, подняла руку с медиатором и только приготовилась ударить по серебряным струнам электрогитары тяжелым роком, как кто-то из зала, вскочив, хрипло крикнул:

– Что? Рок!?

В зале – довольно большом для придорожного кафе – было около двадцати столиков на пять и больше человек, длинная барная стойка с хмурым лысым барменом – хозяином заведения и несколько бильярдных столов, окруженных посетителями. На противоположной от бара стене ещё висел круглый диск для игры «Дартс». Но в неё никто не играл.

– Вы рокеры что ли? – Повторил голос.

Я присмотрелся. Человек, так грубо прервавший нас, был одет в потёртый джинсовый костюм и имел неприятную узкую физиономию, напоминающую морду добермана.

– Да. – Ответил я. – Есть ещё вопросы? Можем ли мы начать?

– Можете сваливать отсюда. – Грубо произнёс он и, повернувшись к бармену, гаркнул. – Эй, Серик, какого хера? Ты же говорил, нормальная группа будет выступать. Где шансон? Где песни про жизнь?

– Так. – Бармен, протирая стакан, кивнул в нашу сторону. – Уходите, молодые люди. Сегодня выступления не будет.

От его слов я онемел. Хотел возразить, но меня опередил Виктор:

– Вы серьёзно? Выступления не будет?

– Да. – Рассматривая стакан, сказал он. – В другой раз. Собирайте инструменты и аппаратуру и уезжайте.

– Вы не можете так с нами поступить! – Гневно прервал его Виктор. – Мы договорились. Нельзя… нельзя нарушать контракт!

– Какой контракт? Уходите. – Даже не удостоив его взглядом, буркнул бармен.

– Тогда заплатите нам. – Подошёл к краю сцены Виктор. – И мы уедем.

– Э!

Зал наполнился звуками отодвигаемых стульев и на Виктора двинулся старик в кожаной куртке.

– Не слышали что ли? Шуруйте отсюда! Да побыстрее!

– Я требую, чтобы нам заплатили! – Сорвался на крик Виктор. – Мы не уйдём без оплаты!

Старик, шатаясь, швырнул в него бутылку из под пива. Виктор увернулся, громко матеря зал и бармена. Бутылка разбилась, ударившись об стену, и обдала нас брызгами и осколками. Я отступил от микрофона.

– Уходим. Собираемся. – Скомандовал Макс.

– Да! Валите со сцены! – Заголосила толпа. – Валите!

Вслед за криками на нас полетели ещё бутылки и остатки еды. Прикрывая Асами, я схватил штатив с микрофоном и тут получил удар по голове. Стакан из под пива! Но ведь этого не было! Я…

Открыв глаза, я встретил темноту и тихие пищащие звуки. Ночь? Нет. Точно не ночь. Пытаясь собраться с мыслями, я попробовал встать и тут же рухнул назад. На что? Где я вообще? Было мягко. Я был дома, в постели или где-то ещё? То, что произошло в придорожном заведении и позже, на дороге… Это было наяву или мне всё приснилось?

Чувствовался слабый запах лекарства. Возможно, я был в больнице. Тяжело дыша, я вновь попробовал принять вертикальное положение. И вновь неудача. Тело не слушалось меня. Ни руки, ни ноги, ни позвоночник. Неужели меня парализовало? Асами крикнула: «Поезд!!!» Поезд? Я ничего не чувствовал. Ничего. Моя кожа не ощущала прикосновения ткани, как это бывало обычно. А ведь я обладал очень чувствительной кожей. Она была у меня бледной и нежной. Асами крикнула. Что она крикнула? Мысли начали путаться в голове. И из мрака реальности, я сам того не осознавая, погрузился во мрак иного рода. В этой тьме не было ничего. Лишь пустота и боль. Боль разбитого тела…

И она появилась внезапно. Будто вспышка белой молнии она пронзила меня и вернула назад. Звуки, несущие в себе писк, усилились. Усилился и запах лекарства. Руки ожили. Пальцы сами собой потянулись к лицу и коснулись марлевой повязки. Кто-то перебинтовал мою голову. Кто? Пальцы соскользнули вниз, прошлись по липкой от слёз или крови коже. Что со мной произошло? Асами ведь что-то крикнула? Она крикнула…

– Поезд. – Ответил чей-то голос. – Она крикнула «Поезд!!!»

Не отрывая пальцев от лица, я затаил дыхание. Кто это? Мысли в голове вновь начали путаться. Этому способствовала и боль, которая желала добраться и до моей грешной души. Будто искалеченного тела ей было мало. К горлу подступила тошнота, сердце сжалось, начала кружиться голова.

– Ты смеялся, когда это произошло.

– Кто вы? – Тихо спросил я.

Точнее выдохнул. Голос не слушался меня. Он был тихим, тише шепота. Но он услышал:

– Неважно, кто я.

На второй вопрос: «Зачем вы здесь?» у меня не хватило сил. Но он ответил на него. Усмехнувшись, он вкрадчиво произнёс:

– Я здесь, чтобы помочь тебе.

Не будь повязки на глазах, я бы закрыл и открыл их. Я всегда так делал, когда нужно было о чём-то серьёзно подумать. Но он – Неважно, кто он, – продолжил:

– Отделался ты лишь потерей глаз. Другим повезло меньше. Одна лишилась руки, у другой поезд отнял глаза и ногу, тому, кто сидел за рулём, поломало хребет, четвёртому оторвало обе ноги.

Слова незнакомца немного придали сил, но вместе со вздохом облегчения, что я не прикован на всю жизнь к кровати, я выдохнул горечь, что краски мира вокруг меня навсегда погасли. Ещё более опечалила меня участь товарищей. Как так могло случиться?

– Лучше смерть, возможно, решишь ты. Но не спеши проклинать судьбу. Как я говорил ранее, я здесь, чтобы помочь тебе.

– Верни мне глаза. – Прохрипел я в отчаянии. – Верни мои глаза.

– То, что утратило тело, я вернуть не могу. Пока не могу.

Дрожащими руками, я попробовал нащупать опору, чтобы встать с кровати.

– Лежи. Не поднимайся. Ты ещё слишком слаб.

– Мои глаза. – Уткнулся я лицом в ладони.

– Посмотри на меня. – Велел голос. – Я сижу напротив тебя. Посмотри на меня. Убери руки от лица и подними на меня взор.

Я подчинился. Медленно, я отнял руки от лица. Тьма и только тьма. Но в этой тьме был Некто. Я не увидел его глаз, ни как он выглядел, ни как шевелил губами, с улыбкой наблюдая за мной. Лишь нечто напоминающее ореол вокруг сгустка мрака. Мрака имеющего очертания человеческой фигуры. Искаженной, испорченной, демонической.

– Нужна ли мне помощь? – Прошептал я, обращаясь скорее к себе.

– Она нужна каждому, кто в ней нуждается.

– И какова цена?

Даже не видя черт лица незнакомца, я мог с уверенностью сказать – он улыбнулся. Широкая улыбка похожая на оскал хищника, склонившегося над несчастной жертвой, зазмеилась по его лицу. Душа?

– Душа? – Спросил я.

Голос стал твёрже. Неужели ко мне возвращались силы?

– Нет. Не душа. – Ответил незнакомец. – Взаимная помощь.

Непроизвольно из груди вырвался вздох облегчения. Голова закружилась сильнее. Из-за чего даже мысли потеряли чёткость, стали размытыми. Ему не нужна моя душа. Я часто-часто задышал. Хоть было и трудно.

– В душе нет ничего ценного. – С усмешкой в голосе произнёс он. – Самая дешевая разменная монета в мироздании – эта душа. Она ничего не стоит. Так что? Какой дашь ответ на моё предложение? На возможность видеть без глаз, видеть истину, суть происходящего, понимать без слов. Что скажешь?

– В чём заключается помощь тебе? – Осторожно подбирая слова, задал я вопрос.

Фигура во мраке еле заметно зашевелилась. Не отрываясь, я смотрел на него и услышал тихий смех.

– Остальные согласились сразу же. Видимо их подгоняла агония боли и утраты. Но ты другой. Желаешь знать всё? Хорошо. Помощь, которая нужна мне – небольшая. Мизерная, так бы сказал ты. Ты и твои друзья станете легендами, великими и могущественными. Больше не будут в вашу сторону лететь гниль и бранные слова. Лишь мольбы и благословения. Люди, обладающие большой властью, мнящие себя созидателями истории будут стоять перед вами на коленях. Нищие, не имеющие ничего за душой, со слезами восторга на глазах будут смотреть на вас, как в лживых священных писаниях смотрели на вымышленного сына Бога. Люди будут просить у вас исцеления и доброго слова и вы – мой дорогой – дадите им и то и другое.

– Невозможно. – Прохрипел я и заёрзал на больничной койке. – Возможно, это сон. Мне сниться странный сон. Возможно, действие препаратов.

– Ваша музыка, ваши стихи, ваши голоса станут целебным бальзамом для раны, что мир наносит себе раз за разом, стремясь уничтожить и поработить…

Писк медицинского оборудования в ушах стал сильнее. Вытянув вперёд руки, я попытался схватиться хоть за что-нибудь, пусть это будет даже воздух. Но ловя скованными движениями пальцев пустоту, лишь усилил головокружение и вызвал в теле тошноту и слабость. Боль тоже была. Только не такая сильная, как желание вскочить и бежать из мрака куда угодно, но только не быть здесь.

– Твой ответ? – Почти рядом прозвучал голос незнакомца.

Разум, замутнённый болью и слабостью, пытался предостеречь. Мне нужно было время, чтобы подумать. Чтобы взвесить всё и дать разумный ответ. Но уста подвели меня.

– Согласен. – Вертя мокрой головой, прошептал я. – я согласен.

Вдали слышались голоса и шаги. Кто-то шёл сюда или просто проходил мимо?

– Я согласен. – Повторил я ответ. – Помоги мне. Я согласен.

Утром – правда, мне было не важно, какое сейчас время суток: утро, день, вечер, ночь – меня навестили родители. Их силуэты окружал яркий ореол света. Я видел в этом свете, что они испытывают в данный момент, что терзает их мысли. Чтобы хоть как-то приободрить отца и мать, я встретил дорогих сердцу людей улыбкой и громким приветствием. Это произвело на них впечатление, но не уменьшила боль, которая наоборот усилилась, когда они увидели меня лежащего на больничной койке. Мама расплакалась, увидев, в каком я теперь состоянии.

О случае на железной дороге, они узнали утром. Им позвонили с больницы, как только моя личность была установлена. Они могли приехать и раньше, но задержались. Слушая отца, я старался не сводить с него фантомных глаз. В связи с утратой реальных и обретением духовной способности видеть… видеть хоть что-то. Я назвал новую силу – фантомным зрением.

– Прошу, мам, не плачь. – Потянулся я в её сторону. – Всё хорошо. Утри слёзы.

Отец, сидящий рядом с матерью, медленно встал со стула. Его всего трясло.

– Отец? – Обратился я к нему. – Всё хорошо.

– Как только тебя выпишут. – Дрожащим голосом сказал он. – Мы заберём тебя к себе. Будешь жить с нами.

– Думаю…

– Здесь не о чем думать. – Прервал меня отец. – Авария лишила тебя зрения. Ты… ты… теперь инвалид. – В его голосе прозвучала горечь. – И тебе нужен будет уход. Пока мы с мамой живы… мы будем помогать и поддерживать тебя. Так что! Всё решено. Будешь жить с нами.

Продолжая улыбаться, я всё же смог дотянуться до матери и взял её руку в свою.

– Успокойся, мам. – Погладил я её. – Я потерял глаза, но не зрение. Всё хорошо.

– Прекрати! – Вспылил отец. – Что за чушь ты несёшь? Мы слишком многое тебе позволяли. И к чему это тебя привело? Где твои друзья по группе? Я слышал, их состояние ещё хуже, чем у тебя.

– Верно. Но… – откинулся я на койку и скрестил руки на груди, – я говорю правду, отец. Я вижу. Зрение, правда, несколько иное. Но я всё вижу. Твой гнев, твою печаль, слёзы матери…

– Ты слышишь, а не видишь. Возможно, такое бывает, у тебя обострился слух и другие чувства. Но не обманывайся…, сынок, и не пытайся обманывать нас.

– Хорошо. – Сдержанно ответил я.

Тихо жужжа, рядом закружил комар. Я вновь улыбнулся. Комар кружил надо мной. Я неотрывно следил за ним. Он должен был сесть мне на лицо, как раз на правую щёку. Я видел, как гнус прицелился и тут резко вытянул руку и схватил его на лету двумя пальцами.

От резкого движения, мама вздрогнула, отец слегка нахмурился.

– Вот ты и попался, кровопийца. – Вертя его перед собой, сказал я, и тут же повернувшись к матери, мягко добавил. – Всю ночь спать не давал. Всё хорошо, мама, утри слёзы.

Медею я увидел ещё до того, как она вошла в палату. Навестила она меня сразу же, после визита родителей. Свет вокруг её фигуры был не стабилен. Он, то резко вспыхивал, заливая всё вокруг яркой белизной, то становился тусклым и погружал мир в своего рода сумрак.

– Привет. – Улыбнулся я ей.

Медея опиралась на костыль. Правая нога выше колена отсутствовала. Ей было больно, очень больно. Но стиснув зубы, она медленно опустилась на стул, на котором каких-то полчаса назад сидел мой отец.

– Дай перевести дух. – Тяжело дыша, сказала она. – Я потеряла много крови. Было тяжело тащиться с одного крыла больницы на другой. Плюс ещё лифт у них не работает.

– Ты…

– Мне никто не помогал. Твоя палата, Ал, на третьем этаже. Мне пришлось подниматься сюда с первого.

– Ясно.

Сделав глубокий вдох, она откинулась на спинку стула и попробовала перекинуть одну ногу на другую. Старая привычка стоила ей равновесия, и она упала со стула. Рядом с громким стуком упал костыль.

– Медея! – Крикнул я.

– Со мной всё в порядке. – Сказала она и тут же громко рассмеялась.

Слушая её смех, я тоже не удержался и начал смеяться. Сначала тихо, затем истерически и громко. Смех так и изливался из меня неудержимым и горьким потоком. Больно закололо в правом боку. Я смеялся и смеялся. Казалось, вот-вот, захлебнусь смехом и умру. Но тут Медея заплакала.

– За что! – Всхлипывая, крикнула она. – Что мы такого сделали? Я убью Макса!

– Ему досталось больше нас, Медея.

Сотрясаясь от слёз, Медея кое-как уселась на стул. Грустно взглянув на правую ногу, она откинулась на спинку и тяжело вздохнула.

– Ты же видишь меня, Ал? – Спросила она. – Что ты видишь?

– Трудно сказать. – Ответил я. – Но если … если вкратце. Я вижу свет вокруг тебя. Своего рода свечение, сияние…

– Мою ауру?

– Возможно. А что видишь ты?

– М-м-м… Иное. Линии. Тонкие, еле уловимые, как паутина на ветру. Они в постоянном движении… Если не сосредотачиваться… превращаются в клубок. А-а-а… Больно. Действие лекарств проходит. Как же меня трясёт.

Боль потоками одолевала и меня. Она охватывала тело полностью, иногда смещаясь, то к конечностям, то к голове. Ноющая и пульсирующая. Она хоть немного заглушалась препаратами и частично беспокойными мыслями о туманном будущем. Но с болью Медеи она не могла сравниться. Свет вокруг фигуры девушки становился всё ярче и ярче, передавая насколько же ей тяжело приходиться.

Чуть переместившись к краю койки, я немного наклонился в её сторону. В моих фантомных глазах, она была подобно солнцу. Её свет ослеплял, но не причинял боли.

– Медея. – Позвал я её. – Тебе плохо. Я вызову доктора.

– Не нужно. – Сквозь стиснутые зубы, сказала она. – Терпимо. Лучше скажи, почему у нас разные способности видеть? Это он постарался? Дьявол.

– Дьявол?

– Он приходил к тебе, Ал. Что он сказал? Что обещал?

– Откуда тебе знать, кто он?

– Я ношу имя древнегреческой мифической колдуньи. Ты ведь прекрасно знаешь, что перед тем, как увлечься музыкой, я изучала оккультизм. Всё что связано с падшими ангелами, демонами, Сатаной. Это был он, я знаю. Это он явился нам.

– Странно. – Погладил я себя по щеке. – Если бы не удивительно обретённая способность видеть, я бы посчитал беседу с ним… сном.

– Скорее кошмаром. – Тихо произнесла Медея. – Так, что он сказал?

– Он… – Нахмурился я. – Он… точно не помню. Он сказал, что я обрету способность видеть за небольшую помощь ему. Он сказал, что наша музыка станет целебным бальзамом для… для мира или…

– Я помню его речи урывками. – Покачала головой Медея, неуклюже убирая за ушко выбившийся локон. – Он говорил, что мы станем, как Иисус. Целители. Так он назвал нас.

– Об Иисусе. Да. Он и при мне его упоминал. – Кивнул я. – Значит, мы может лечить? То есть, исцелять?

За ярким сиянием Медеи, показалось ещё два. Мужчина и женщина – врач и медсестра. Холодное свечение от их фигур залило маленькую комнатку, и женщина, наклонившись над Медеей, сказала:

– А мы вас ищем по всей больнице. Как вы здесь оказались?

– Доковыляла. – Грубо ответила Медея. – Костыль помог. Что дальше?

– Дальше? – Открывая какую-то папку, холодно сказал доктор. – Дальше вас проводят в вашу палату. А вы. – Он пристально посмотрел на меня. – Вы же, расскажете мне – старшему лейтенанту полиции Симонову Валентину, что произошло на железной дороге.

– Хорошо. – Кивнул я, внутри кипя от негодования, что не сразу понял, кто передо мной. Всё-таки фантомное зрение было неполноценным. И из-за этого – первый прокол, если так можно было выразиться.

Остаток дня прошёл без посетителей. Лейтенант Симонов задал пару вопросов и ушёл. Конкретно его интересовало, кто был за рулём, были ли мы под действием каких-нибудь психотропных или наркотических веществ и что мы делали около железнодорожного переезда?