Проект Лумумба

И вот, начались занятия в пятом классе. Первую неделю, наш новый классный руководитель, радостно рассказывал нам, насколько высоко в районном и городском отделах народного образования, оценивают достижения школы №3. В части спортивных рекордов… Которые, состоялись благодаря активной жизненной позиции, наполненных подростковой энергией учащихся и мудрому его руководству. Так, для поощрения хороших и порицания плохих ребятишек – выпускалась еженедельная стенгазета. В стиле, очень популярного тогда, журнала «Крокодил». Версия юмористического журнала, в исполнении нашей школьной редколлегии – состояла из рисунков карикатурного содержания. Высмеивающих двоечников и разгильдяев. Соответственно, публиковались достижения хорошистов и отличников. Рисунок, на ватманском листе, выполнялся акварельными красками. А физиономии учащихся, вырезались из фотокарточек. И наклеивались на соответствующие места живописи. Проблема была в отсутствии стабильной базы фото-данных. Отличники радостно тащили свои фотки, из дома. Чего не делали двоечники. Которых фоткали, в принудительном порядке, редкие активисты, из числа преподавательского состава. А у меня дома, под папиным руководством, получались стабильно-качественные фотографии. Так вот, к дню моего рождения, в конце августа, папахен подарил мне новый фотоаппарат «Чайка». Опять, отсылаю к поисковой строке браузера – всех желающих увидеть этот перл советской фототехники. Камера «Чайка» отличалась небольшими размерами, хорошим углом зрения 56 градусов и большой «глубиной резкости». Что означает качественное, резкое воспроизведение как первого плана, так и «задника», в кадре. Но основное преимущество было в том, что эта камера, на стандартной плёнке – делала не 36, а 72 кадра. За счёт того, что кадр был меньше. В два раза. Но благодаря удачной оптике, качество нисколько не страдало. Короче говоря – это было очень хорошим образцом советского фотопрома. И всего, за 22 рубля. Против 50-60 рублей за «ФЭД», или 16 р. за «Смену». Так, когда наш классный руководитель Шанаев спросил: «кто умеет фотографировать, у кого есть фотоаппарат?», я радостно признался, что отвечаю критериям поиска…

«Вот и принеси фотоаппарат, в понедельник» – сказал Шанаев. Так и было сделано – в назначенный день, я притащил в школу, свою обновку. Папа снабдил меня ещё фотоэкспонометром. Для определения выдержки и диафрагмы. Назывался этот прибор – «Ленинград». Стоимостью около десяти рублей. Но приобретя эту полезную штуку, фотограф был гарантирован, от ошибок. Коробочка работала отлично – все фотки получались качественные. В части экспозиции. Размером эта радость была – с сигаретную пачку. Висела на шнурочке, на шее. Ни батареек, ни аккумуляторов, в ней не было. Указующая стрелка перемещалась за счёт электричества, полученного в фотоэлементе. И двигалась она, как было отмечено выше – всегда правильно! Рустэм Русланович назначил днём фотосъёмки понедельник, потому что в этот день, «по расписанию», у нас была физкультура. И вот, мы приступили! Фоткались, по три человека. Один кадр «анфас», и два «в профиль». Вправо-влево. С шутками и прибаутками, мы сфоткались! Несколько дней спустя, фотографии были готовы, и я притащил плоды своих трудов, в школу. Конечно, в организации процесса «печатания карточек» – папа принимал своё руководящее и направляющее участие. Фотолаборатория, у нас дома – разворачивалась, в проходной «прихожке». Поэтому, все непричастные к «действу», блокировались в жилых комнатах. Оказываясь отсечёнными, от «санузла» и кухни. Итак, в школе, фотографии были признаны качественными. Собственно, таковыми они и были, чего уж там! Даже «отглянцованные», а не какие-нибудь «матовые». Для непосвящённых в тонкости чёрно-белой фотографии, советского периода – поясняю. Существовал такой прибор – «фотоглянцеватель». На две зеркально-полированные пластины, прикладывались, а затем прижимались мокрые фотоотпечатки. Прибор нагревался от электросети, фотки высыхали. Подавая сигнал, о своей «готовности» звуками типа «шелчок». Это вам не цифровые фотки, эта канитель была знатная… И качество, и скорость изготовления продукции, обрадовали нашего классного «руковода». Эксперимент, был признан удавшимся! И пришлось распостранить этот опыт, на все остальные классы. Кроме начальных – не доросли ещё… Как выяснилось, в школе существовал «совет физкультуры». Состоял он из активных учащихся. В основном – девчонок. Но «физорги» классов были включены, сообразно своему статусу. Поясняю, кто таков «физорг» – это староста класса, на уроках физкультуры. Из числа наиболее спортивных учеников. Спортивность ставилась во главу угла, на этапе отбора. Эти пацаны были таковыми. Но «слабо», или «средне» успевающими. В части учёбы… В основном.

Воспоминания, воспоминания… По любому поводу, отсылаю читателей – к строке поиска браузера А вот, думаю, сам обращусь-ка. Потому, как начал часто упоминать Рустэма Руслановича… Фигура-то, он, неоднозначная! Ну, ладно, вобью Шанаева, в поиск. Всесильный Интернет выдал сразу: «форум на сайте школы №6». И что вижу?? Некоему собеседнику, или shirshov просто пишет о себе: «учился я в школе №3 с 63-го по 71-й, затем перешёл в 18_». Расшифровываю: я-то учился в школе №3, с 64-го по 72-ой. По окончании, перешёл в 160-ю. Невыясненный Shirshov перешёл в 189-ю. Хотя, вместо девятки в тексте Ширшова стоит знак «нижнее подчёркивание» – понятно, куда он подался, окончив восьмилетнюю школу №3. А улица Ширшова перпендикулярна моей Колодезной, улице. И протяжённость этой улицы Ширшова – 3 квартала. То есть этот человек, старше меня на 1 год. Бывший, значит сосед, по району… Начал перебирать в памяти, кто это? Годом старше меня, на Ширшова жил Фима Лившиц. На Ширшова выходил балкон Асифа Бахшиева, но его дом числился по улице Мухтадира. Всё, память исчерпана… Ну бог с ним, с shirshov-ым. А пишет он на сайте 6-ой школы, потому что Шанаев сам-то и перешёл, в шестую школу. Как только выпустил наш класс, так и ушёл из третьей школы. Насколько до меня дошли тогда слухи – его побили ребята, из «Крепости». Это тот район, где Никулин и Миронов падали, поскользнувшись. С возгласом: «Чорт побери!». В «Бриллиантовой руке». До шестой школы – садик перейти. При царе – «Губернаторский», а при совдепии – «Пионерский». И ещё один квартал пройти, к фуникулёру. Там и школа, шестая…

Начал вспоминать про Шанаева – о раздельном обучении мальчиков и девочек, подумалось. Существовало оно при совдепии, в тот период, когда сам Рустэм Русланович был школьником. Что и наложило на него своё, отрицательное воздействие. Но, об этом – чуть позднее… Следуя точной хронологии событий, следующим знаменательным, для меня, событием – оказалась наша экскурсия. В эскадру «малых торпедных катеров». Эта войсковая часть, морского базирования была в районе судоремонтного завода имени «Парижской коммуны», что «на продолжении» городского бульвара. В сторону Баилова. В дальнейшем, после иранской революции 1978 года, подразделение было переведено, из городской черты. Как американцы ушли из Ирана, так и на нашей стороне, что-то поменялось. В связи с изменением иранского уклада жизни. С монархического, шахского – на «исламскую республику». Москва посчитала, что на водных просторах – Иран, уже не противник. Боевых плавсредств, у них, нет… И вправду, военного флота Иран не имел. А зачем он ему, на Каспии? С кем воевать-то? С Советским Союзом, находясь под управлением США? Но о связанных с иранской революцией событиях, из которых, лично я извлёк немалую, материальную выгоду, так о них – позднее… Про то, что мы пойдём с экскурсией, в военную часть – предупреждение было. За неделю, ранее. А ведь, сов. пропаганда, сама выращивала нас на «боевиках», своего разлива. Про шпионов. И доблестную контрразведку, советскую. Вот я и задумал, проверить «боеготовность», на флоте! В назначенный день, в субботу, мы пришли в праздничном настроении. И наряде. В белых сорочках и красных галстуках. Хотя, галстуки пионерские, мы носили в школу, уже – в карманах. В пятом классе. Но, если какое мероприятие, то явиться всем, по полной форме! Фотоаппарат я повесил на штатный шнурок. И на шею. Значит, висел он – «на пузе». Приводить фотик в «боеготовое» состояние, надо было одним лишь рычажком. А не как «Смену» – крутить шкив, переводя кадр. Затем, ещё и затвор взвести. На моей «Чайке», и затвор взводился, и плёнка перематывалась – одним движением. Большого пальца правой руки. Так что фоткать можно было, не поднимая аппарат к глазам. А просто, левой рукой придерживать камеру, правой – взводя затвор. И поворачиваться к фотографируемому объекту – всем корпусом. Затем, указательным пальцем, правой руки – произвести спуск затвора. «Вуаля»! Акт шпионажа произведен. Скрытно…

Прошло несколько дней, я распространил следы работы «матёрого шпиона» среди своих одноклассников, присутствовавших на этой экскурсии. Несколько дней, тема обсуждалась нами, во всех подробностях. Затем – интерес, постепенно угас. Другие впечатления, заняли умы подростков. Спустя недельки полторы, я обратил внимание, что валявшиеся дома, на моей полке фотки «как испарились». Вместе с фотоплёнкой-негативом. Я спросил домашних: «никто не перекладывал искомое, куда-нибудь? Но ничего конкретного, в ответ, не услышал. Кроме папиного: «занимайся уроками и забудь про эти фотографии». Аккуратно, поинтересовался у одноклассников: «не заметил ли кто-нибудь чего-то необычного, в последнее время, у себя дома?». Кто-то не обратил внимания на мой вопрос, кто-то пожал плечами… А пару человек сказали, что отметили пропажу фотографий, с экскурсии. Больше, об этом, и ни я, и никто не вспоминали. Каково же было моё удивление, когда одна из этих фоток «всплыла». Не буквально, «из воды». А из других, совершенно, сфер. И произошло это, в бытность мою, «под знамёнами» советской армии. Дойдём и до этого. В порядке хронологической последовательности. «Дотелепаемся» до 1976-го года и всё станет – «на свои места». А пока, вернёмся в мой пятый класс. Школьная стенгазета с фотографиями отличников и двоечников-разгильдяев стала весьма популярным событием. По понедельникам. Вывешивалась она на стенде, либо первого этажа, напротив буфета, либо на втором этаже. Рядом с «учительской» комнатой. Но тогда, учащиеся младших классов, а они базировались на третьем этаже трёхэтажного здания – проскакивали мимо нашего второго этажа. Спускаясь-поднимаясь по лестнице, прямиком. С первого – на третий и обратно. То бишь, они не были охвачены «пропагандой» здорового образа школьной жизни. А это упущение!

А ситуация с фотографированием всех учащихся школы, сложилась такая – папаня узрел, что дело с изготовлением фоток, всех учащихся школы, в анфас и профиль, из материалов фотографа – обременительно и несправедливо. Расходуется время учащегося, не на занятия, а на общественную работу. Ещё и все затрачиваемые компоненты, не являются бесплатными. Так что, условия несуществующего договора, следует пересмотреть. Непременно таким образом, чтобы я не истощал папины запасы проявителей, закрепителей и фотобумаги. Эксплуатация оборудования, то бишь фотоувеличителя, ванночек-кювет и таймера выдержки – допускается. Без ограничений. При условии аккуратного обращения. А вот фотобумагу и химикаты – за счёт заказчика. И не иначе! Требования эти, были Шанаеву изложены. И соответствующее решение, было им принято. Состояло оно в том, что с каждого школьника, кроме начальных четырёх классов, собирают по 20 копеек. По субботам. Ну, если кто не может выделить такую сумму, для родного учебного заведения – так это «совет физкультуры школы» переживёт, конечно. В надежде, что перебои с платежами не будут постоянными. Сдашь, мол, когда деньги будут. Собирали денежки – физорги классов. Каждый, в своём. Касса хранилась у Шанаеа, в кабинете. В спортзале.

Вот так и наладилось производство фотографий. Для общественных нужд. Паренёк я был, уже достаточно наблюдательный. Стало мне понятно, что расходование собранных средств – контролируется слабо. Просто контролёры эти – из числа «актива» Шанаевского, физкультурного. Ни бухгалтеры они, и не фотографы. И даже, не товароведы фотомагазина. А это означало, что между полученной, из «закромов» суммой и затраченной реально – может быть некоторая, никому не подконтрольная «дельта». Главное – «не борзеть»! Аккуратно и неспешно… По тем временам, моим малолетним – хоть какая-то прибавка, к карманному бюджету. Фотографии постоянно исчезали из школьного «банка данных». Хранились фотки в Шанаевском кабинете, в спортзале. В не запираемом ящике письменного стола, канцелярского образца. Ребята, из числа «любимчиков-активистов», которым физрук доверял заниматься, в своём кабинете, общественной работой – потихоньку «тырили» свои фотки из «банка данных». Который был простой коробкой, от конфет. Шоколадных, с начинкой. О чём было на коробочке, без утайки и написано. А также, близкие друзья «доверенных лиц» – живо «интересовались» своими фото. Короче, приходилось вновь «допечатывать» недостающие фотки. Газета выходила исправно, без перебоев. Таким образом, ещё на самых первых шагах своей фото-деятельности – я стал, достаточно, популярным, у всей школы, «общественником». Уроками дома, я не занимался. Ни к чему это было – ведь всё и так известно. Бабушкины занятия со мной, на тему «дошкольной подготовки» – дали возможность жить безбедно, до седьмого класса.

Эким образом, я попал в число школьных активистов. Тем временем, ни шатко, ни валко приблизились мы к окончанию первого полугодия, пятого класса. Погода, в том году – задалась, на редкость, непривычная бакинцам. Термометр показывал целых минус два градуса! Или один… В нашем понимании, общественная жизнь должна начинать замирать, при таких температурах. Обычно, зимой, ниже трёх-четырёх градусов, плюсовой шкалы – холодов не бывает. И то, не каждый год. Зато, ветрогон случается нещадный! Всё-таки побережье, где ничто не тормозит массы воздушные. Вот они и перемещаются, с высокой скоростью. Когда это сочетается с минусами на градуснике, то становится зябко. Да ещё и влажность, всегда выше нормы. Странно и непонятно – если «минус», то, казалось бы, влага должна вся выпасть, в виде снега. Но не факт! Каково объяснение этому есть – знают лишь специалисты. Рядовому человеку, сие недоступно… Но попадались отдельные сограждане, которые рассказывали, как они переживали и 10, и 20, и даже 30 градусов! В дальних краях и весях. На такие страсти-мордасти атмосферные, жители нашего тёплого города, нарывались либо на военной службе, либо поехав в гости, или командировку. По возвращении, из чужих пенатов – они становились объектами повышенного внимания. Со стороны родичей, друзей и сослуживцев. С какой загадочностью во взоре, порой – эти «амудсены» повествовали, как им, невообразимо загадочным образом, удалось не превратиться ни в снеговиков, ни в белых медведей. Находясь на чужбине. Вдали, от всего родного и привычного. Ну и климата, в том числе… Но продержаться в центре внимания, свыше пары-тройки деньков, эксплуатируя только тему температурного ненастья – не удавалось. Аудитория жаждала других новостей и развлечений. Более свежих.

Такой рассказ – услышал я, но лишь однажды. От папани своего. Как в минус 10, без головного убора, на Тверской, в Москве – он ел мороженое! Безрассудность своего поступка, он объяснил всё той же жаждой экстрима. По окончании поглощения порции лакомства, он надел шапку. И проанализировал свои ощущения. Оказалось, что эксперимент, изначально казавшийся чрезвычайно опасным – при внимательном исследовании подробностей, был совершенно рядовым действом. В реале. Да, уж… «Не так страшен чёрт, как его малюют», воистину. Постновогодние каникулы мои, в тот учебный год, в пятом-то классе – прошли в экзотических катаниях на санках и игре «в снежки». Повезло нам, детворе. Что эта снежная радость, приключилась именно «на каникулах». Но, как и всё хорошее, каникулы закончились. Равно, как и снегопады. Начались занятия. Но ведь – неохота! После таких веселых деньков, вновь садиться за парту. А помещение школьное наше отапливалось, как сейчас трактуется – «форсунками газовыми». Смонтированными в переделанном печном отоплении. Которое работало на традиционных дровах, наверное. Изначально. Так вот, прохладно нам было. Здание в каникулярный период не топили, оно и остыло. Непривычные, тогдашние холода – сделали своё дело. О возникшем дополнительном школьном дискомфорте, я рассказал дома. Бабушка, памятуя своё учительское прошлое в школах «Чёрного города» – поведала, что при температуре ниже предписанной городским отделом народного образования нормы, занятия прерываются. Вплоть до устранения недостатков. Но сколько именно градусов в помещении, было обозначено в качестве нижнего порога – бабушка не знала. Или не помнила.

На следующий день, я притащил в школу наш комнатный, обычный, настольный термометр. Возбуждённый коварным своим замыслом – объявился в классе, ранее всех. Занятия начинались у нас, в 8.20 утра. Нет, официально в 8.00, но в течение 20-ти минут, была гимнастика. Для разминки. Все стояли в школьном коридоре зимой, а весной и осенью – во дворе. На гимнастику можно было и опоздать. Не особо-то и возбранялось. Но к началу урока, следовало быть за партой. Во всеоружии, так сказать! Однако, я объявился в 7.50, в тот, памятный мне, день. Установил термометр, впритык к окну. Поближе к щели, между рамой и подоконником. Сел за первую парту и жду. Часов нет. Думаю, какое же время следует считать «нормативным»? Для точного-то измерения? Когда интересовала температура моего тела, в сомнительных, с маминой точки зрения случаях – меня выдерживали, с градусником «подмышкой», ровно 10 минут. По будильнику. Считалось, что более точных показаний, уже не будет. Прибор, сильнее не нагреется. Следуя этой аналогии, но преследуя цель достичь наиболее максимального охлаждения градусника – я вытерпел эти 10 мин. Но раза три, контролировал процесс. Убедившись, что красный столбик не желает опускаться ниже 13-ти, эксперимент был остановлен. Спрятав термометр в карман, вышел в коридор, где уже все классы нашего второго этажа – махали руками и приседали под команды Шанаева. Портфели было принято бросать «в кучу». У дверей классной комнаты. Покрутив руками и попрыгав, я не переставал размышлять над текстом, ещё на написанного документа. Зарядка завершилась и все, похватав свои портфели, вошли в класс. Сели за парты. Следом, зашёл препод и начался урок. Какой? Не помню…

Не до урока мне было. Решил всё-таки написать на бумаге, насколько нам, учащимся – не нравится сидеть за партами, в пальто. Что было разрешено. Справедливости ради, надо отметить. Преподаватели и сами в пальто приходили в класс, далее, вели урок – не раздеваясь. А что делать-то? Холодрыга… Вот сижу за партой, вполуха слушаю препода и пишу: «В связи с тем, что температура в классной комнате, ниже установленных норм – просим отпустить нас по домам. Возобновить занятия можно, только когда, температура в помещении, достигнет плюс 20 градусов Цельсия». Написал это вверху двойного листа в клеточку, вырванного из тетрадки. Из середины, где скрепки. Лист повернув на 90 градусов. Вот, в самом верху, и написал этот текст. Урок закончился. Следующий – физкультура. В отдельно стоящем здании спортзала. Не припомню уже, как была там устроена система отопления, но дискомфорта температурного – мы не ощущали. Скорее всего, согреваясь за счёт интенсивного движения. И руками, и ногами. Ну так и вот, в раздевалке, пока мы переодевались и переобувались – я дал ребяткам заветный листок бумаги и ручку. И сказал, со смехом: «Все если подпишемся – нас отпустят домой». Народ воодушевился и начали подписывать. Потом, кто-то, постучавшись в дверь девчоночьей раздевалки – переправил петицию туда. Процесс подписывания проходил бурно и не шибко осмысленно. С хохотом и шутками. В чьих, там руках оказался подписанный всеми 40-ка учениками листочек, к концу процедуры – неизвестно. Но получилось так, что зачем-то пожаловавший в спортзал Миша Аршинов, учившийся двумя годами старше нас, завладел этим манускриптом и смылся из спортзала. Никто, и я в том числе, особого значения этому не придали. Проделанную работу, по написанию и подписанию этой заявы, не иначе, как прикольную шутку – никто и не расценивал. Но, судьба распорядилась иначе!

Оказывается, этот Миша, проживавший в одном доме со мной, но он на первом этаже, а я на втором – отнёс эту шуточную петицию, прямиком, к нашему классному руководителю Шанаеву. Значит, идёт у нас урок – следующий, после физкультуры. Вдруг, влетает взъерошенный Рустэм Русланович и с места в карьер, начинает агрессивные разговоры разговаривать. Да не разговаривать, а орать! Оказывается, эту бумажонку Миша ему передал в учительской. В присутствии ещё кого-то, из преподов. Передал и свалил. А у Рустэма начались эмоции. Покипел он покипел в учительской и прибежал к нам, в класс – выяснениями дальнейшими заниматься. По советскими временам, такая письменная выходка целого класса – это бунт! Это расшатывание всех существующих устоев! Вместо того чтобы стойко переносить тяготы и лишения своего ученичества – толпа выступила за свои права! Это не коллектив, а именно бунтарская толпа вольнодумцев! Как они могли, как посмели! Кто писал текст, кто это придумал, кто организатор этого безобразия?? Самое интересное, что подписантов было 100 %, от числа учащихся. То бишь «единогласно»! Выстрел-то был «в десяточку» … Всем хотелось продолжения каникул! Но идеология данного коллективного поступка, это несогласие с властями. А представители власти – такого не любят! Вот Рустама и переклинило! Выяснив, что идейным зачинателем «бунта на корабле» был его «любимец-фотограф», он понёс откровенную ахинею. Потащил меня по всем классам, прерывая идущий урок. Ставил меня перед аудиторией и начинал свои обличительные речи, не объясняя в чём суть происшествия. Гневно указывая на меня, он говорил: «вот из таких, как он – во время войны, фашисты делали старост в захваченных деревнях и сёлах!». Какие деревни, блин какие сёла, какие, на фиг, фашисты, не понятно – но надо терпеть! Терпеть этот поход, по всем классам. К чести наших преподов и учащихся, никто не проронил ни звука. Потому как никто ни черта не понял, о чём речь-то идёт. Во, как…

Вот так и состоялось, одно из моих, школьных приключений. Ещё, в пятом классе, произошло одно, знаменательное для меня, «нечто». Не событие, не происшествие, ни явление. Просто случаем, вроде бы не назвать. Ну, обозначим как – «нечто». В том году, у нас началось раздельное преподавание предметов. И вот что состоялось у меня, с предметом «литература». Нам очень повезло, что русский язык и литературу вела Клавдия Ивановна Донцова-Гуссейнова. Этот человек, в литературу был просто влюблён. На её уроках никто звука лишнего и не ронял, все внимательно слушали преподавателя. Настолько она была увлечена, тем что пытается до нас донести. То бишь, посеять в наших пустых головушках интерес к литературе. Как к одному, и может быть, даже – основному инструменту. Для изучения жизни. Клавдия Ивановна сразу сказала, что её задача – научить нас мыслить. И уметь эти мысли, изложить. На бумаге. Без ошибок, желательно. Поэтому, мы будем писать много сочинений. Не только программных, входящих в обязательный курс. Но и на «свободные» темы. Поэтому, тема нашего, первого сочинения будет, о сезонах года. Опишите ребята, все четыре. Что и как вы видите в окно, и вне помещения, непосредственно. Срок для написания – неделя. Объём не лимитирован. У кого, сколько получится. Дерзайте, ребята! Как отметил выше, заниматься уроками, вне школьных стен – мне как-то было непривычно. Я-же и так всё знаю. В пределах, того что преподаётся. А тут, что-то непонятное, с сочинением-то… Бабушка – сочинений, мне писать не задавала. Во время нашей, дошкольной подготовки. Получилось, что столкнулся с ситуацией, ответ на которую, для меня не очевиден. С наскока… Но, мысли мои, «скакуны» – уже подготовили ответ. Ещё несколько дней, я бездельничал по поводу написания сочинения. А потом – принял решение.

Дома была книжка, для детей дошкольного и младшего школьного возрастов. Как раз «в тему». Книжка, в мягкой обложке. Страниц 12-15. Крупный шрифт, с картинками лубочного стиля. Площадью – со стандартный канцелярский лист. Вот я этот текст, тупо и переписал. С купюрами. Равномерными, по всем четырём временам года. Получился у меня, рукописный один двойной лист. Из тетрадки. Это действо, сейчас можно назвать одним словом – «плагиат». А можно, и название, и автора, и издательство с годом издания указать «в хвосте» книги. Разместив эту инфу в рубрике «Использованная литература». Тогда, это уже не плагиат. А упоминание автора и издательства – есть так называемый «научный аппарат». Насчёт «авторских прав», по тем временам – особых "заморочек" не было. Авторские свидетельства были на изобретения, с этим было понятно. Ну а право собственности на литературные тексты, не было юридический описано. И оставалась эта тема, некоей «терра инкогнито». Для большинства непосвящённых. Короче, не заморачиваясь этими глубинами юриспруденции, в назначенный срок – я притащил этот опус, на урок литературы. Начался урок. Авторы приступили к демонстрации своих текстов. Выходя к доске и зачитывая таковые. При чём, тактичная Клавдия Ивановна, понимая, что момент сей волнителен есть – предложила нам участвовать «по желанию». Для начала. Треть класса что-то изобразила, в своих тетрадках, за неделю. Остальные, вежливо воздержались. То есть, к уроку «не подготовились». Но «двоек» никому поставлено не было, было предложено – ещё подумать. И написать, за следующую неделю. Вот и я решился обнародовать «свой труд». Не упомянул ранее, как ещё в шестилетнем возрасте, я в микрофон, под магнитофонную запись – зачитал детскую книжку. Под папиным руководством. Дело в том, что папаня сам собрал магнитофон, из деталей. Ну и развлекался «пуско-наладкой». Вот и предложил мне прочесть под запись, что-нибудь. Я и зачитал про какого-то зайца Трусохвостика, который боялся летать на самолёте. Сюжетную линию, в подробностях, уже не помню. То есть, первые опыты, по части декламации – уже были совершены.