Приключения Синих Космонавтиков. История одного запоя

Мимо, между мной и морем проехала группа велосипедистов. Девчонки заливисто хохотали. Вдали ударил гром. Художник в шляпе собирал мольберт и кисти в деревянный ящичек, то и дело хватался за шляпу, чтобы ее не сорвало ветром. Я с трудом поднялся на ноги – песок посыпался из меня, как из старого мешка.

– Извините…

Своего голоса я почти не услышал, только скрип песка на зубах.

Художник обернулся – это была девушка, совсем юная, с круглым лицом и слегка азиатскими глазами.

«Вы не видели мои ботинки?» – наверное, пытался спросить я, но вовремя сообразил, какую глупость могу сморозить.

– С вами все в порядке? – спросила девушка участливо, защелкивая свой ящик.

– Я спросить… Я где?

– Вы в Солнечном! – девушка мило улыбнулась и закинула ремень на плечо. – Если вам в город, имейте в виду – скоро автобус.

– Спасибо. Спасибо…

Я повернулся спиной к морю и стал забираться на дюну. По затылку ударила тяжелая капля.

– А где ваша обувь? – крикнула девушка. – Вы забыли надеть обувь!

Я махнул рукой – сил на диалог уже не оставалось.

Новые капли прожгли мне череп, еще и еще. Гром бабахнул совсем близко. Я споткнулся о сосновый корень, упал коленями на шишки, вспыхнула жуткая боль в пальце левой ноги. Я завыл – благо, шум от грозы и ливня покрывал все звуки. «Беги!» – стучало в голове. Вот-вот закроются шлюзы…

Не знаю, как мне удалось подняться – на левую ногу было невозможно наступить, да и без того мои ноги едва держали тело, и все норовили перевести его в режим жесткой посадки на поверхность новой планеты. Истерзанный болью и ливнем, я добрался до автобусной остановки – там прятались земляне, несколько человек, а вслед за мной – я только начал выплевывать чертов песок – под козырек из стены дождя выпрыгнула девчушка-художница.

– Ой! – крикнула она. – Вы тут! Я думала у кафе переждать, но там такое! Вон, смотрите!

Сверху, шурша и подпрыгивая, барабаня по скату крыши щедро сыпался град. Я безучастно смотрел на мелькающие шарики льда: мне было холодно, больно, тоскливо…

Из далеких пещер памяти выплыла картинка: белая комната, куски белой керамики – разбитая раковина. Тайник за душевой кабинкой. Черненькая девочка с белоснежным айфоном. Да, верно, я был в гостях. А что потом?

– С вами явно что-то случилось, – услышал я голос художницы. – У вас ужасный вид. Бинт на шее. А у меня такое ощущение, что я вас где-то видела.

– Я – писатель, – подумав, начал рассказывать я, – ехал к сыну, выпил с друзьями… потерялся. Похоже, чем-то некачественным отравился. Теперь – ни денег, ни документов. Ни ключей, ни телефона. Ни ботинок.

– Я же говорила, что с вами беда приключилась! – в голосе девушки звучало настоящее ликование.

Пришла мысль, что, если бы не мой расчёт на то, что девчонка заплатит за мой проезд до города, я мог бы, в принципе, ее придушить. Ну, или хотя бы дать ей хорошего пинка!

Но если удастся ее разжалобить, может, повезет рубликов еще на двести, чтобы хватило похмелиться?

– А вас не Михаилом зовут? – девушка придвинулась совсем близко.

– Да, откуда вы знаете? – моментально солгал я. Болен-то болен, но сообразил сразу, с кем путает меня девица – с Мишей Козинским! В городском литобъединении наше внешнее сходство давно стало притчей во языцех. Только Миша теперь носил бороду и отращивал на затылке хвост.… Такой типичный питерский вития – заядлый тусовщик с навечно приклеенной многозначительной ухмылкой и вонючей трубкой во рту. А какой писатель – графоман с апломбом, ходячая самореклама, бабник и зажимщик, человечек с гнильцой, одно слово, трезвенник. И нишу себе определил соответствующую – исторические эссе, дамские романы, сидней шелдон, розовые сопли. Да еще в политику лез. Меня Миша презирал – за то, что volensnolens приходилось быть двойником клоуна и пропойцы, непонятно как пробравшегося в ряды интеллектуальной элиты. Понятно, что и я Козинского на дух не переносил. Но в моем плачевном положении эта история подворачивалась как нельзя кстати, и я поспешил ухватиться за нее, как утопающий – за пластиковую соломинку.

– Да, я – Михаил Козинский, – с горькой улыбкой выдал я и, сразу войдя в образ, порывисто отвернулся – словно мне стало нестерпимо стыдно, что меня, известного человека, маститого литератора, звезду ток шоу, застали в таком нелицеприятном виде.

– Я вас почти сразу узнала! – радостно воскликнула девушка, схватив меня за локоть. – Вы просто не в курсе, как я ценю вашу прозу! Не знала только, что вы пьете! И здорово, наверное, зашибаете? Как Чарльз Буковски! Вы даже на Рурка похожи, ну, это я уже о фильме! Я люблю такое читать – Довлатова, Ерофеева «Москва-Петушки». Кабинетных жюльвернов не признаю! Уже остыл, извините. Но еще теплый. Пейте!

Только сейчас я заметил в своей руке крышечку от термоса. Я сделал глоток и немедленно подавился застрявшим во рту песком.

– Так вас ждет сын? – не унималась художница. – Хотите позвонить? У меня есть телефон. Да! Можете позвонить жене!

– Нет. Не сейчас. Мы в разводе… Спасибо за чай…

– Идемте скорей! – она опять вцепилась в мою руку. – Не влезем!

В маршрутку и правда – мы еле втиснулись с ее дурацким ящиком. Там мне сразу стало так худо, будто меня живого засунули в братскую могилу и стали засыпать землей. Я боролся с тошнотой, в голос стонал от острой боли в ноге и ужаса при мысли, что на нее вот-вот кто-нибудь наступит. Люди ехали молча, плотно спрессованные в проходе, но водитель останавливал машину на каждом повороте и терпеливо ждал, пока в салон чудом не ввинтится хотя бы еще один упертый мокрый придурок. Моя спутница передала за проезд и всю дорогу держала меня за рукав. Я уже почти терял сознание от стресса и духоты, когда она, наконец, не сообщила мне:

– Мы выходим. Пожалуйста. Я потом все объясню.

О, боже! Я всегда знал, что испытать настоящее счастье – очень легко. Нужно только, чтобы было плохо, потом – чтобы стало совсем-совсем плохо, а затем – опять просто плохо – и все, кайф нереальный!

Дождь еще шел, но уже небольшой, и сквозь тучи пробивалось мутное пятно солнца. Идти я не мог, попытался прыгать на одной ноге, но сразу понял, что такая физкультура меня сразу прикончит.

– А что с ногой? – озаботилась девушка. – Обопритесь на меня! Не бойтесь, я очень крепкая. Кстати, меня Валерией зовут. Видите, дом? У нас его называют «муравейником». Я в нем и живу. Ну, в смысле – снимаю. Я влюблена в Сестрорецк. Михаил, не стесняйтесь, обнимите меня за плечо. Нам идти пятьдесят метров. Потерпите?

Я, вроде, поартачился для вида, но плечо девушки, похоже, было единственной опорой и поддержкой в моем донельзя жалком состоянии. Вариант с квартирой – являлся еще одним щедрым подарком судьбы. До своего дома я без посторонней помощи не добрался бы ни за что. Да и попасть в свою квартиру без ключа не смог бы.

Мы поднялись на четвертый этаж и зашли в маленькую «двушку», очень скромно обставленную. Лера жила в комнате с видом на Разлив, вторая комната была заперта хозяевами. Прямо с порога она потащила меня в душ. Мужской одежды взять было негде, но все мое рванье, кроме трусов, она решительно отправила в мусорное ведро, а взамен выдала клетчатый плед.

– Палец у вас, я думаю, сломан, – сказала она, осмотрев мою ногу после того, как я, чисто вымытый и укутанный в нелепую тогу, угнездился в единственном в комнате кресле. – У меня есть новая футболка, безразмерная. А ваши брюки я, пожалуй, вытащу назад из помойки, постираю, обрежу, сделаю шорты по колено. Потом надо идти в травмпункт. Здесь рядом, за углом, на Борисова. Я зимой там была.

Мы пили чай с вареньем, и я мужественно проталкивал в горло бутерброд с прогорклым сыром. Мои брюки немного покувыркались в «стиралке», а потом Лера повесила их на спинку стула и обработала феном.

– Что вы сейчас пишете? – спросила она, все так же мило улыбаясь. Я заметил, что улыбались только ее губы, темные миндалевидные глаза оставались неподвижными, лишенными всякого выражения.

– Вы уже написали продолжение «Воительниц»?

Тот факт, что у меня жестоко дергало в ноге, что я невыносимо страдал от глубокого похмелья, казалось, совсем не вызывал в ней какого-либо сочувствия. Подход к проблеме был предельно прагматичен: с переломом нужно в поликлинику, отравление лечим малиновым чаем. Хуже всего было то, что в ее доме не было ни капли спиртного, ни лекарств, ни «колес» – ничего. Хоть я и не мог нормально передвигаться, но, пока она посещала туалет – я летал по воздуху, парил, порхал над полочками и ящичками… увы, более пустого, скучного, антигуманного места мне встречать еще никогда не приходилось!

– Я читала все предыдущие книги серии. Говорят, по ним собираются снимать фильм? Это правда?

– Возможно, – отвечал я уклончиво.

– Вы – такой очень «довлатовский» персонаж. Но пишете совсем о другом. Вы пишите о любви, о прошлом, размышляете о морали, человеческих взаимоотношениях. А в реальной жизни кажетесь таким… беспомощным. Только прошу – не обижайтесь на меня.

– Да, вы знаете, Лера, мне нехорошо. Нужно поправить здоровье, иначе могут быть серьезные проблемы с сердцем. Люди… особенно, мои коллеги по цеху нередко погибают в таких ситуациях, не получив помощи. Сами врачи спешат использовать спирт или что подвернется, лишь бы не опоздать, успеть вывести больного из опасного состояния. Годится все, что угодно: корвалол, настойки из аптеки – они стоят копейки. Вы правы – я не алкоголик, я – писатель, поэт, я – общественный деятель, просто иногда мне в силу профессии приходится участвовать в разного рода мероприятиях. Понимаете, считается, что женщин вынуждают строить карьеру через «постель», и только некоторые из них ухитряются этого избежать, а у нас, у мужчин, есть своя Сцилла и Харибда… нет, скажем лучше – пещера Минотавра (вообще плохо помню мифологию) – и нам бывает невозможно отвертеться от ритуальных возлияний, от бань-саун, выездов на природу с удочками или ружьем, без этого, уж поверьте мне, не бывает крепких партнерских отношений, нормальной дружбы, творческого сотрудничества. А вот физические возможности у всех разные. Мой организм часто не выдерживает. Мне доктор так и сказал: случится, будете помирать с утра – забудьте про стыд – ищите спасительные сто грамм, а лучше – сто пятьдесят, иначе – смерть, инфаркт, катастрофа. Так я прошу вас, Лерочка…

– У меня отец так всегда маму уговаривал, – улыбаясь одними губами, отвечала маленькая сучка, – только он умер не от абстиненции, а от опоя.

Я скрипнул зубами.

– Не совсем то, но мне почему-то вспоминается «Мизери» Стивена Кинга. Не читали?

– Не читала. Не люблю бульварное чтиво. Стивен Кинг – очень яркий пример меркантилизма в литературе – современного американского «проектного» подхода – пишем сразу пластмассовый экшен в расчёте на последующую экранизацию. Читаешь прозу, а видишь все тот же блокбастер с набором навязанных жанром штампов. Души нет, сопереживания нет. И вообще – ни чуточки не пугает. Реальность в тысячу раз страшнее.

– О, да, – согласился я, – вот, например, встретили вы на пляже незнакомого мужика, грязного, оборванного, вида дикого, без ботинок. Молвит, что писатель, вроде, немного похож.… Привели его к себе домой, сидит он почти что голый, взгляд безумен, мысли бессвязны, речи навязчивы. Что он там о себе говорит – какой Михаил Козинский? Может, летчик-космонавт? А если беглый зэк или маньяк?

Девушка усмехнулась, вздохнула глубоко и совсем по-взрослому.

– Я сразу поняла, кто вы, еще до того, как вы мне сказали. Да вы говорите так, что я как будто читаю вашу книгу: язык, стиль, выражения – вам этого уже никогда не скрыть, никуда от этого не уйти. Это же все – плоть от плоти вы сами, все ваши герои и их слова. Вы хорошо пишете, сильно, потому что вам важнее высказать все, что у вас в душе, а не то, как это будет читаемо и кинематографично. Настоящий писатель так и творит – не ручкой, а сломанным пальцем на ноге, кровоточащим сердцем – и кто он поэтому, если не сумасшедший маньяк?

Я откусил от своего бутерброда и зажмурился, подавляя приступ тошноты.

Однажды я сдуру сошелся с одной дамой. С чертовой стервой, так будет точнее. Даже по дому в своем ментовском кителе ходила. В благом порыве избавить меня от беспробудного пьянства она, следуя расхожему поверью, грубо приковала меня к батарее наручниками, а потом умотала на «сутки». Слава Богу, она имела вменяемое дитя, которое прислушалось к моим слезным мольбам и отправилось за пилкой по металлу к соседям – и привело целого соседа с болгаркой, а он тогда меня еще и опохмелил… двумя литрами настойки на калгане.

Валерия собрала со стола чашки, включила воду в раковине. Только теперь я обратил внимание на ее ладную фигурку. В принципе, у нее все было, как говорится, на месте, где надо, все очень даже весьма выпукло. Правда, грудь невелика. Немного широковата талия, чуть-чуть, и слегка коротковаты ноги – но вот это, видимо, потому, что босиком… Похожа на студентку-первокурсницу. Умная, начитанная. А даст? Козинскому все дают, а я ведь сейчас – и есть Козинский. Хорошо бы ее взять прямо так, сзади, в формате наказания…

Движения у Валерии были точными, быстрыми, почти неуловимыми. Только сполоснула и поставила в шкаф посуду, и вот – в ее руке ножницы, она ловко режет на тряпки мои бывшие джинсы.

– Одевайте! Сейчас принесу футболку. Тут есть хозяйские сланцы для гостей, кажется, ваш размер.

Чтобы транспортировать меня в «травму», Лера выпросила у кого-то в доме велосипед. До лифта и после – до двора, я допрыгал, а потом влез на сиденье, и Лера побежала сзади, вцепившись в багажник, толкая велосипед вперед.

«Хвост» в поликлинике был приличный. Несмотря на будний день, на лето… Может, их всех побило градом, похлестало молнией? Этих еще не старых мужчин и женщин, сидящих в гробовом молчании неподвижно с угрюмыми лицами, с неведомыми тайными ранами и увечьями. Только раз в сто лет открывается дверь, и один из них – о, счастливчик! – заходит в кабинет, чтобы получить в нем – что? Большую зеленую таблетку? Когда, наконец, наступила моя очередь, я уже чувствовал себя древним стариком, неизлечимо, безнадежно больным. Согласным на официально допустимую эвтаназию. Однако, странно, что внутри бокса время протекало в десятки раз быстрей! Меня осмотрели, наложили гипс, и вот – я вновь, чувствуя себя полным, но слегка помолодевшим идиотом, мчусь на велосипеде, на буксире…

У магазина мы сделали остановку, Валерия купила продукты и мне – бутылку пива!

Пива!

Правда, только одну, но это было все же капельку лучше, чем ничего.

Закупалась она минут десять. За это время, используя велосипед, как большой самокат, толкаясь здоровой ногой, я мог бы уехать далеко… Знал бы я, что ждет меня впереди, я бы так и сделал, ни минуты не раздумывая…

Два стакана пива – это, как говорят мои соратники из Центра Подготовки – чистейший обман головы. Пять минут невнятного шума в ушах, легкое оживление, а затем – уже боле никакого облегчения, только озноб и отупение, словно тело говорит: стоп, и это – все? ЭТО ВСЕ??? И потом – такое отчаяние, такая смертельная тоска, что спасти положение может только нечто абсолютно невозможное – например, библейское чудо или медицинское вмешательство. Вообще, гораздо легче такое переносится в компании себе подобных, где все находятся в равных условиях, и где куда лучше туманной мечты об одиночном опохмеле лечит животворная вера в опохмел коллективный – вера тем более сильная, чем больше хороших людей в этом мероприятии участвует. Но даже один человек, тем более, девушка, вполне мог бы облегчить муки погибающего космического странника, исполнившись эмпатии – да только сейчас моя новая подружка поступала со мной ровно наоборот! Вынеся меня на себе с поля боя, эта милая девочка делала все, чтобы мне помочь: она вымыла меня, переодела меня, накормила и напоила меня, отвезла меня к врачам, наконец, купила мне пива!

Увы, лишенные истинного сочувствия и искреннего желания понять, что мне действительно необходимо – где тот центр мишени, в который нужно выстрелить, чтобы меня спасти, все эти с виду правильные, логичные действия только безмерно увеличивали мои страдания.

Я съел что-то за ужином, дал раздеть и уложить себя в постель.

Но это было еще не все. Не успел я и двух раз повернуться со спины на живот и обратно, как она быстренько приняла душ, проскользнула в комнату и проворно забралась ко мне под одеяло. Только тогда я сообразил, что в квартирке была только одна кровать. С полминуты она деловито шуршала упаковкой – такая простая и незамысловатая прелюдия без лишних слов возбуждала куда сильнее, чем всякие шептания и порывистые выдохи в ушко! Освободив один пакетик, она тотчас обвила меня горячими руками – а скорее, крепко в меня вцепилась и одним мощным рывком подтащила к себе. Я завелся моментально – точно вспыхнул, когда она прижалась ко мне упругой, такой же горячей, грудью и закинула на меня одну ножку. О, и этот запах свежести, цветочного шампуня, земляничного крема!

У меня так было всегда – после доброй гулянки, вследствие удачной попойки, если появлялась возможность заняться сексом с женщиной, я замечал за собой необычайно тугую эрекцию и яростный прилив сил. Я как будто терял кожу, обретал сверхчувствительность, и при этом продолжительность акта была достаточно долгой, а оргазм – вообще являлся каким-то припадком, вроде эпилептического, то есть, насколько я мог себе такое представить. Но только если накануне был нормальный бытовой «гудеж», а не «штурм насосной станции», и я мог шевелиться и совершать какие-то телодвижения.

В первое мгновение, когда Валерия набросилась на меня, у меня еще оставались сомнения в том, что я смогу мобилизовать хотя бы минимальный запас энергии, чтобы ответить ей взаимностью. Однако, неожиданно, я словно подключился к дополнительному источнику питания, и к такому мощному, что меня буквально подбросило на кровати! Все случилось, как надо: чугунная эрекция, барабанное сердцебиение, финальный взрыв, точно кровоизлияние в мозг – как я себе его рисовал. Еще это было похоже на смерть – уж ее мне выдумывать было не нужно, за последние лет десять моих самоубийственных запоев она пыталась утащить меня в черную дыру не единожды – и у меня было довольно времени, чтобы разглядеть ее облик. На этот раз я даже решил: вот оно, вот и все. Мне просто пришло в голову: такого оргазма мое полуживое тело уже точно не выдержит. Остановиться, притормозить я не сумел – меня заводили и подхлестывали крики девушки. Она стонала и мурлыкала, рычала, выла, ухала, свистела, короче говоря, озвучила целый зоопарк или мультик про Маугли. Даже после моего извержения (не знаю, как получилось у нее, и получилось ли вообще, я не разобрался) возбуждение отпустило меня далеко не сразу: я все ворочался, тискал ее, тыкался в нее снова и снова…

Неужели я могу еще? Просто поразительно! Да ведь у меня никогда в жизни не было такой горячей, сумасшедшей любовницы!

Но мой пыл все ж таки угасал. Мои глаза закатывались, сознание меркло и уплывало, закручиваясь в пестрый звездный саван…

Конечно, я смогу еще, с такой-то волшебной девчонкой, и еще и еще! Только надо чуть-чуть отдохнуть…

– А тебе сколько же лет? – пробормотал я, разжимая руки и падая в настоящую бездну – я слышал даже, как шумит на ее дне, далеко внизу, бурный поток – вероятно, то была моя кровь, которую под предельным давлением перекачивало по телу мое загнанное сердце.

– Тридцать два. А тебе?..

8

Я проспал без перерыва часов двенадцать, не меньше. Возможно, и больше. Проснулся резко, как по звонку, сел на кровати, озираясь. Как обычно, мне потребовалось некоторое время, чтобы отмотать в памяти вчерашнее и понять, как я попал в незнакомую квартиру, почему я один, и главное – что можно обнаружить в шкафчиках на кухне.

Во всех шкафчиках, даже на кухне, тесными рядами стояли книги. Книги были даже в сушке! Посуда – пара тарелок, пара кружек, стаканчик с приборами и разделочная доска с ножом, находилась рядом с раковиной. Две кастрюльки и чайник помещались на газовой плите. А в шкафчиках и ящичках повсюду пестрели одни лишь книжные корешки. Это было так нелепо, так необычно, что я сразу вспомнил, что накануне я уже видел это безобразие, вспомнил и чувства, которые сопровождали мой первый обыск: досаду, обиду, разочарование. Это переживание явилось толчком, и в мою голову в обратном порядке хлынула вся забытая хронология лиц и событий последних дней: я «увидел» свою новую пассию – художницу Валерию – с ней я провел ночь – безумную ночь любви! А вот – я бегу через джунгли, босиком, и я ломаю ногу.… За этим побегом стоит таинственный неулыбчивый хозяин большого дома с картинами, с фонтаном и полуголыми красавицами – Шамиль! Я разбил раковину в его покоях, нашел его тайник с коллекцией напитков, испачкал кровью стены и лестницу его особняка, прожег халат, обмочился в постели. Хорош гость.… И внезапно – еще картинка: я мчусь на джипе, с фантастической скоростью! И сразу – меня как будто кирпичом по голове шарахнуло: Леха! Леха Дипапл!!!

Воспоминания о моем друге – о встрече с ним и поездке в Репино просто ошеломили меня, и, как подкошенный, я рухнул в кресло.

Обретение старого друга сулило невероятные перемены в моей жизни. Кажется, Семенов предлагал мне лечение в хорошей клинике и перспективную работу… Еще мы хотели вместе ехать к Потапушке… Поразительно, но я как будто совершенно забыл и о существовании своего сына.… Более того, я ведь уже успел сменить свое имя и личность: я, с легкой руки Валерии и благодаря собственной наглости, превратился в Михаила, мать его, Козинского!

Я был один в ее квартире.

Квартира заперта на ключ, защелки изнутри на двери не наблюдалось. Не было и балкона – однажды мне удалось удрать за выпивкой у очередной подруги в Купчино, перебравшись на соседний балкон к каким-то сердобольным старичкам. Здесь же я был в настоящей западне. Ни телефона, ни интернета. Старенький лэптоп Валерии – запаролен. Даже телевизор не работает. Пожалуйста, Михаил, читайте книги, просвещайтесь! Непременно найдете что-нибудь о вреде пьянства и преимуществах трезвого образа жизни.

Я еще поколдовал, чем нашел – проволочкой, вилкой и швейной иглой, с замком на «хозяйской» двери, но навыков взлома мне явно не хватало. К тому же сердце мне подсказывало, что в комнате я не найду ничего интересного, и балкон, если и будет, может оказаться «глухим». А еще нога… передвигаться по квартире я мог только прыжками, держась за мебель и стены. Нет, на одной ноге далеко не ускакать. И денег – ни шиша. Если только не встречу очередного богатого одноклассника…

Я боялся «белки». Совсем недавно случилась та ночь, когда я испытал приход сильнейших тактильных глюков. Это произошло на третьи сутки после окончания двухнедельной синей вахты на МКС: лежа у себя дома на диване, я вдруг почувствовал, как что-то страшное, потустороннее пытается ухватить меня снизу – маленькие гадкие ручонки, явно искавшие шанс порвать обивку, вцепиться и утащить меня туда, вниз. В ужасе я вскочил, отбежал в угол, но крошечные острые коготки царапали мои ступни сквозь щели в паркете! Меня спас линолеум на кухне. Всю ночь я простоял на нем, как солдат на посту, ведя переговоры с враждебным инопланетным разумом, который по капле просачивался через водопроводный кран с целью глобальной экспансии нашей Солнечной системы – как раз через мою кухню, а чтобы я не мешал его хитроумным планам – наказывал мне бегом бежать в «ночник» за водкой, и даже детально разъяснял, где раздобыть на это денег: кто-то спрятал шесть тысяч шестьдесят рублей в коробке из-под финского шоколада за сеткой лифта на шестом этаже, адрес предлагался в обмен на информацию. Список стратегических объектов Космического Щита Земли начинался с заповедника зубробизонов в Токсово, под которым располагалась секретная пусковая шахта. Координаты заповедника они знали, нужны были коды.

Вот такой, в принципе, нормальный белогорячечный бред, но в те часы мне было совсем не до шуток, и до сих пор по ночам, если я не сплю, меня посещают воспоминания о тех кошмарных объятиях из диванных недр…

Дабы не повторилось такое – или что-либо похлеще, нельзя было допустить, чтобы поступление алкоголя в мой организм прекратилось столь резко. Возможно, у меня в запасе оставались лишь сутки или двое, не больше. Единственное, что я мог делать в такой ситуации – это ждать. До самого вечера я лежал на кровати, почти не шевелясь, точно голодный питон в засаде. Временами я – уже в сотый раз – изучал глазами все три работы кисти Валерии Цай, окрестные пейзажи в стиле раннего русского импрессионизма, скажем только, чересчур смелого и депрессивного. Честно говоря – обыкновенная мазня, говно полное, если откровенно. Потом, чтобы меня не стошнило, я прикрыл веки и погрузился в пересмотр эпизодов фильма о своих похождениях, начиная с наезда черного «Хаммера». В самом конце этой не слишком долгой картины меня поджидала загадка. Определенно, от Семенова исходила какая-то неясная угроза. Кажется, он собирался отвезти меня в клинику, но затем как будто переменил намерения… там, вместе с ним и со мной на лужайке у Шамиля был кто-то еще, невидимый обладатель глуховатого баса, довольно крепкий мужик, помогавший Лехе тащить меня вон из дома. Я был уверен, что знаю его. Где-то я видел его прежде.… Вертелась в голове даже какая-то фамилия, но я никак не мог ее вспомнить, как ни старался…