Игра под названием жизнь. Второй раунд

Владимир спокойно встал с кровати и подошёл к столу. В его душе не было ни страха, ни боли, ни капли сомнения. Напротив, он всё решил ещё вчера. Если она скажет ему «нет», он сделает это. Он даже ловил себя на мысли, что в глубине души ждал и надеялся на этот ответ, чтобы с «чистой совестью» избавится, наконец, от всех страданий.

Он взял в руки пистолет и, приложив холодный ствол к сердцу, не раздумывая нажал на курок…

***

– Эх, женщины! – пробормотал Пётр, наблюдая, как из под безжизненного тела Владимира вытекала густая багровая лужа. – И вы нас обвиняете в бесчувственности!

***

Валерий Михайлович шагал по коридору московского ГПУ, куда его вызвали, чтобы предложить новую должность, когда из кабинета с табличкой «Визы» он услышал отборный мат. Он открыл дверь и заглянул внутрь.

– Что за контрреволюционный лексикон в стенах ГПУ? – строгим басом произнёс Валерий.

Человек, поднимающий с пола, по которому разлилась огромная лужа, мокрые папки, повернулся на голос:

– Валерий Михайлович! Рад тебя видеть! Да вот незадача. Крышу только вчера отремонтировали, а сегодня она опять протекла, зараза буржуазная!

Валерий наклонился и поднял с пола первую попавшуюся папку, чтобы положить её на стол, но фамилия на обложке привлекла его внимание.

– Сам-то к нам какими судьбами? – спросил Валерия сотрудник ГПУ, продолжая собирать мокрые папки.

– Приглашают к вам перевестись, – ответил Валерий, читая содержимое папки.

– Так чего медлить? Давай, переводись!

– Да, нет, Иван Фролович, в Харькове у меня каждый день контрреволюция пасть разевает, а здесь бумажки одни. Кстати, а почему этому товарищу визу в Париж не дали? Три заявления и на всех отказ. Вроде бы наш человек, поэт революции, ленинец.

– Директива вышла. Особое внимание уделить мастерам слова, чтобы их заграничное мракобесие не одолело, – пояснил Иван Фролович. – Вот и оберегаем их, как можем, от империалистического Запада.

– Слушай Фролыч, – по-дружески обратился Валерий, – а давай, выпустим его в Париж, чтобы он всех западных мракобесов на нашу пролетарскую сторону переманил своим огненным слогом?

– Да, этот сможет!

– Ну, так, что? Договорились?

– Не могу, Валерий Михайлович! Директива!

– Ну, не хочешь помочь старому другу, не помогай! – улыбнулся Валерий. – Директива дружбы важнее. Я понимаю.

Он положил папку, развернулся и направился к двери. В дверях он остановился и повернулся к Фролычу:

– А знаешь, какое мне место предложили в московском ГПУ? Я, пожалуй, соглашусь. Ты прав. Эта должность будет на десять порядков выше, чем начальник секретно-политического отдела ГПУ Украины.

Убедившись, что Фролыч услышал последние слова, Валерий вышел за дверь и зашагал дальше по коридору, загибая пальцы.

«Раз, два, три», – считал он.

На счёте «пять» из дверей отдела выдачи виз выбежал Фролыч.

– Валерий Михайлович! Валерий Михайлович! – пробормотал он, догнав Горожанина, – Я тут подумал, в директиве написано «рекомендуется», это же не прямое указание. А если он и впрямь империалистов завербует, так я ещё и медаль получу?

– Конечно, получишь. Я сам об этом позабочусь, – Валерий похлопал Ивана Фроловича по плечу и довольный собой зашагал дальше.

– Обязательно дам ему визу, – прошептал вслед уходящему Валерию Фролыч, – сразу, как только он пришлёт новое заявление.

***

Пётр разочарованно выругался. Он организовал вызов Горожанина в Москву, устроил потоп в кабинете выдачи виз, заставил Валерия поднять нужную папку. А этот мягкотелый пролетарий струсил! Надо бы в его жизни какую-нибудь пакость устроить, но сейчас нужно решать более насущные проблемы. Как уговорить Владимира написать новое заявление в ГПУ?

***

– Владимир Владимирович, я могу с Вами поговорить?

Владимир повернулся, перед ним стоял малозаметный гражданин в кожаной куртке и грязных сапогах.

– Вы кто? – прямо спросил Владимир.

– Я – Казимир Ястремский, член ГПУ города Харькова. Меня прислал Горожанин Валерий Михайлович, – ответил незнакомец.

– Валера? – встревожился Владимир. – Не беда ли с ним приключилась?

– Нет. Валерий Михайлович в порядке. Чего и Вам великодушно желает. Он просил сообщить, что Ваше заявление на визу в Париж одобрено и просил его ещё раз продублировать.

– Экий же ты чудак! – удивился Владимир. – Зачем же его дублировать, если оно одобрено?

– Оно, если позволите, кануло в пучине природного катаклизма и не подлежит дальнейшему визированию по причине достижения им состояния непригодного для использования, – ответил незнакомец.

– Кудряво говоришь, Казимир! Не по-нашему, не по-пролетарски! – Владимир похлопал собеседника по плечу. – Передай Валерию Михайловичу или тому, кто тебя на самом деле послал, что я два раза в одну закрытую дверь не стучу.

– Четыре! – поправил собеседник.

– Что четыре? – не понял Владимир.

– Четыре раза в одну закрытую дверь не стучите. Три-то раза уже постучали. Чего бы четвёртый-то раз не стукнуть?

Владимир ничего не ответил, повернулся и зашагал дальше по улице, размахивая тростью.

– А ведь она выйдет замуж! – крикнул ему вдогонку Казимир. – И не по любви, а по отчаянию.

Владимир еле заметно вздрогнул и продолжил шагать, делая вид, что не слышал собеседника.

Слабый стук в дверь заставил Владимира вздрогнуть.

«Норочка!» – подумал он и бросился к дверям.

– Ты? – удивился Владимир, увидев перед собой вместо любимой женщины Казимира Ястремского.

Прошло больше полугода с их единственной встречи, но Владимиру казалось, что он видел этого человека буквально вчера. На нём была та же куртка и такие же грязные сапоги.

– Надо поговорить, – решительно сказал Казимир, буквально втолкнув Владимира в комнату.

– Какого чёрта! – возмутился Владимир. – Ко мне сейчас дама пожалует!

– Об этом и будет разговор.

Владимир в растерянности смотрел на этого недоросля, который смел командовать им, человеком со стальным характером и убеждениями.

– Да кто ты такой, чёрт побери? – своим громогласным голосом завопил Владимир.

– Много чертыхаешься! – ответил Казимир. – В Бога не веришь?

– Нет, конечно!

– Тогда мне трудно будет тебе объяснить, кто я такой! – Казимир задумался. – Я тот, кто твои стихи учил как минимум десять своих жизней.

– А! Поклонник! – снисходительно произнёс Владимир.

– Какой ещё, к ядрёной фени, поклонник! – выругался Казимир. – Да, меня тошнит от твоих стихов!

– А зачем учил? – удивился Владимир.

– Чтобы экзамены сдать. После твоей смерти заботами Горожанина Валерия Михайловича твоё имя войдёт в историю, как поэта революции, и детей в школах будут заставлять учить твои стихи.

– А ты почём знаешь, что будет? – Владимир с недоверием посмотрел на собеседника.

Казимир посмотрел на свои ладони, несколько раз сжал и разжал кулаки:

– Нет времени объяснять. Я не смогу долго находиться в материальном теле.

В этот момент в дверь постучали. Владимир повернулся на стук, а когда повернулся назад к Казимиру, чтобы сказать, что ему пора убираться восвояси, того уже не было.

– Привидится же такое! – пробормотал Владимир и открыл дверь.

На пороге стояла Нора, как всегда прекрасная и обворожительная…

***

Пётр был в отчаянии. Никакими усилиями он не мог сдвинуть ход истории. И вдруг он вспомнил слова своего друга Антона: «Сценарий «игры» может быть, каким угодно, но якорные события остаются неизменными. И не важно, каким путём, но игрок к ним придёт всё равно».

«Ну, конечно! Смерть великого поэта и писателя – это якорное событие. И оно должно произойти именно здесь и сейчас».

Пётр снова собрался с силами, чтобы материализоваться ещё хотя бы на минуту.

***

После недолгого разговора с Норой Владимир спокойно встал и подошёл к столу. Выдвинув ящик, он достал свой Маузер, который ему подарил начальник секретного отдела ОГПУ по фамилии Агранов, проверил патрон в патроннике и приложил ствол к груди.

Вдруг он почувствовал чужие руки поверх своих. Владимир поднял глаза. Перед ним снова стоял Казимир.

– Что, Владимир Владимирович, сдохнуть решил? – прямо спросил Казимир, держа свои руки на пистолете Владимира.

Владимир в растерянности ничего не мог ответить.

– Раз хочешь – сдохни! – сказал Казимир и сам нажал на курок.

Прогремел выстрел. Тело Владимира с грохотом рухнуло на пол. Послышался женский крик и быстрые шаги. Казимир, не дожидаясь, когда откроется дверь, торопливо вылез в окно.

На следующий день все газеты написали о неожиданной смерти великого поэта революции. Поговаривали, что его убил какой-то сотрудник ГПУ, мол, слышали голоса в его комнате перед выстрелом, и кто-то рассмотрел вылезающего из окна человека. Но предсмертная записка Владимира, написанная покойником собственноручно, сняла все вопросы.

***

Пётр открыл глаза в капсуле погружения. Над ним стоял Борис Моисеевич.

– А Вы большой оригинал, Пётр! – не зря я выбрал именно Вас, – Вы, конечно, вытащили бедолагу из «Овощехранилища», но убив его своими руками, Вы потратили всю свою «астральную массу». Ещё один такой номер и его место в преисподней займёте Вы. И достать Вас оттуда уже никто не сможет.

– Но иначе его было не спасти! – ответил Пётр, поднимаясь со своего места.

– Я знаю, – улыбнулся Борис Моисеевич, – поэтому я и дал его Вам, посмотреть, как Вы будете выкручиваться. Самоубийства известных людей – события якорные. Многие игроки мечтают побыть медийными персонами, не подозревая, что с большой вероятностью угодят в «Овощехранилище». И дело даже не в самоубийствах. Деньги и слава толкают к пороку, а порок ведёт к растрате «астральной массы». Намного проще оставаться чистым душой с медяком в кармане, чем сохранить непорочность, будучи властелином человеческих душ.

Глава 6.

Остаться верным себе и умереть.

Михаил уже 120 раз проживал последний день своей жизни. Но он про это не знал.

– Михаил Анатольевич! Ваши картины, как бы это помягче сказать, не подходят нашему салону по формату! – девушка лет 25 разговаривала с 45-летним Михаилом надменно и снисходительно. – Поэтому я бы Вам рекомендовала впредь не предлагать своё творчество для выставки в нашем художественном салоне.

– Но ведь Вы сами мне предложили приехать, – удивился Михаил. – Отказать мне можно было и в письме.

– Вы нам уже так много писем прислали с просьбой выставиться у нас в салоне, что мне захотелось это сделать лично, – цинично улыбнулась девушка. – А сейчас я прошу прощения, у меня, как у директора художественного салона, есть более важные дела.

Она повернулась, и весьма довольная собой зашагала, цокая каблуками.

Михаил смотрел ей вслед, не зная, что ему делать? Получив письмо из художественного салона с просьбой приехать на переговоры, он радовался, как ребёнок. Наконец-то, его всё-таки признали! Теперь он сможет расплатиться с долгами. Он сможет вернуть свою жену, которая не захотела жить с «неудачником и тунеядцем, который мог бы рисовать по ночам, если так хочется, а днём таксовать». Его больше не будут стыдиться в школе собственные дети. Он столько лет шёл к успеху, многим пожертвовал, и вот теперь он достиг желаемой цели!

Михаил с полным опустошением в душе добрёл до машины и сел за руль. Он посмотрел на приборную панель. Бензина не хватит даже доехать до дома. Он выгреб из кармана последнюю мелочь, пересчитал. «На три литра? Пусть три. До Крымского моста доеду. А больше никуда и не надо», – подумал Михаил и завёл двигатель.

***

– Ну-ка, назад перелистни! – директор Центрального Дома Художника склонился над монитором, за которым сидела Наташа – его помощница по подбору экспозиции очередной выставки «Молодые художники России». – А это что за художник?

– Василий Владимирович! – удивилась Наташа. – Вам нравится?

– Мне – нет, – честно признался Василий Владимирович, – но, вот один мой американский друг, коллекционер из США, за такую мазню выложит не меньше 10 000 $. Есть ещё картины этого художника?

– Полно! Он нам их уже раз двести присылал.

– Отлично! – потёр руки директор. – Позвони ему, выстави его картины на ближайшей выставке и предложи контракт на любых его условиях.

– Василий Владимирович! – возразила Наташа. – Позвонить я ему, конечно, позвоню. Но ближайшая выставка – это «Молодые художники», а ему за сорокет.

– А что в регламенте указаны возрастные ограничения? Раз неизвестный, значит молодой.

***

Автомобиль Михаила подъезжал к АЗС, когда зазвонил телефон. Номер был неизвестным, и Михаил решить не снимать трубку. Хороших новостей ему было ждать не от кого, а плохих на сегодня уже достаточно.

Он ехал не торопясь, понимая, что ехал в последний путь. В прямом и переносном смысле. Бензина ему не хватит куда-то ещё доехать, денег на общественный транспорт тоже нет. Холодильник пуст, ЖЭК грозится отключить свет. Друзья, знавшие про его тяжёлое положение, давно перестали давать в долг, опасаясь невозврата денег. Всё, что мог продать, Михаил уже продал. Автомобиль был заложен. Одним словом, он ехал в последний путь.

Телефон звонил снова и снова. Михаил не выдержал и снял трубку.

– Михаил Анатольевич?

– Да, – тихо ответил Михаил.

– Меня зовут Наталья. Я представляю микро-финансовую организацию «ДамЗайм». Вы обещали вчера погасить займ в нашей компании. Это уже пятое Ваше обещание. Что Вы придумаете на этот раз? – прозвучал в трубке надменный голос молодой особы.

Ничего не ответив, Михаил сбросил вызов. Телефон зазвонил снова. Михаил открыл окно и швырнул его в обочину.

Ему стало легко на душе. Скоро всё закончится. Его больше не будут унижать. Ему не надо будет искать деньги снова и снова. На него больше не будут смотреть высокомерно бездарные, необразованные соплячки, которые считают себя выше только потому, что у них есть деньги на вино и колготки. Он жил другим мировоззрением. Деньги не были его целью, они были лишь возможностью о них не думать, занимаясь любимым делом. Но в мире, где главным идолом был культ денег, Михаил был изгоем.

***

– Василий Владимирович! Он не берёт трубку, – доложила Наташа. – Я ему электронное письмо отправила. Завтра продолжу дозвон, если сам не объявится.

– Хорошо, Наташенька, – ответил директор, – но сделай этот вопрос для себя приоритетным. Я его уже анонсировал своему другу. Будет некрасиво, если американец уедет из России со своими деньгами назад.

***

Михаил заехал на заправку. Он выгреб небрежно перед кассой мелочь из кармана и высыпал на блюдечко:

– На все.

Кассир брезгливо посмотрел на горсть мелочи и стал пересчитывать.

Михаил медленно побрёл к машине, наблюдая, как заправщик заботливо держит пистолет.

«Бедолага! – подумал Михаил. – Ждёт свои чаевые, даже не подозревая, что мелочь – для меня тоже деньги! Сейчас и он скривит высокомерную мину, увидев, что я заправил всего три литра».

Михаил задумчиво смотрел на заправщика, а тот всё стоял у его машины и не отходил.

«Он не уйдёт, пока я ему на чай не дам?» – возмутился про себя Михаил. – «Тогда он будет стоять вечно!»

Михаил подошёл к заправщику, чтобы, получив очередную дозу унижений, наконец, закончить этот процесс, и увидел, что колонка звякнула, отмерив 55 литров.

– Здесь какая-то ошибка! – произнёс Михаил и пошёл обратно к кассе.

– Простите! – залепетал кассир. – У нас произошёл какой-то сбой оборудования. Вы не могли бы оплатить заправленное топливо?

– Если бы мой банк не заблокировал по ошибке мою золотую «визу», я не собирал бы мелочь по бардачкам! – важно ответил Михаил.

– Я понимаю. Но тогда подвезите эту сумму после того, как Вашу карту разблокируют.

– Само собой! – ответил Михаил и направился к машине.

«Господи! – шептал Михаил. – Ты следишь за мной и не хочешь, чтобы я делал то, что задумал. Прости меня за эти мысли! И если ты способен дать мне этот знак, дай мне шанс не походить к этому рубежу впредь!»

Михаил не умел молиться, но просил у Бога искренне, от всей души, даже не догадываясь, что дома его встретит электронное письмо из ЦДХ:

«Уважаемый Михаил Анатольевич! Предлагаем Вам выбрать 10 своих картин для участия в экспозиции «Молодые художники России», которая пройдёт с 16 по 26 марта. Также мы готовы предложить Вам контракт на реализацию Ваших произведений. Условия контракта предлагаем обсудить завтра в 10-00 в нашем офисе по адресу: Москва, Крымский Вал, 10»

***

«Это было легко!» – подумал Пётр, выбираясь из капсулы.

Он уже месяц практиковался на «овощах», вынимая одного за другим из бесконечного круга трагических жизней. Он выработал определённые алгоритмы, с помощью которых менял судьбы персонажей.

Борис Моисеевич был прав – фактор «последней капли» очень важен для самоубийцы. Как правило, это было незначительное событие, не контролируемое алгоритмом «игры», побочный эффект от действий других игроков. И устранив его, или дав положительный сигнал, можно было заставить персонаж отказаться от трагических решений. Как правило, самоубийца, дошедший до отчаяния, в глубине души ждёт этот сигнал.

Ещё раз проинструктировав своих подчинённых, Пётр направился домой. Он был очень доволен собой. Новая работа затягивала его всё глубже. Он ощущал себя причастным к чему-то особенному. И речь была не о тех привилегиях, которыми обладали сотрудники корпорации. Он чувствовал себя винтиком «машины добра», спасающей заблудшие души. Каждый раз возвращаясь из «игры», Пётр чувствовал себя добрым ангелом, испытывая лёгкость и восторг во всём теле.

Каждый раз, когда «Игра» только по известному ей алгоритму выдавала ему и его сотрудникам очередные дела «овощей», Пётр мечтал, чтобы ему досталось самое сложное, запутанное задание. Он научился справляться с самоубийцами, с игроками, которые не могли смириться со смертью своего персонажа и потому оставались в «игре» в виде бесплотных духов. Но Пётр никогда не брался спасать персонажи злодеев, маньяков и насильников. Он испытывал к ним искреннее отвращение и презрение.

Глава 7.

Накануне.

Пётр со своей женой Аней и верными друзьями – Антоном и Вероникой сидели за столиком своего любимого кафе. Все были немного взволнованы – завтра день погружения. Сколько бы человек не погружался в «игру», он всегда с трепетом и волнением ждал этот день. Завтра их ждут настоящие приключения, страсти и переживания, страх и ненависть, любовь и отчаяние, а в завершение всего – смерть.

– Простите, друзья! – неловко промямлил Пётр. – Но я не смогу пойти на «игру» с вами.

– Ты так и не решился? – удивился Антон. – У тебя за плечами столько погружений! Ты всегда был героем с многотонным прицепом «астральной массы». Что с тобой может случиться?

– Я не боюсь, – ответил Пётр. – Вы даже не представляете, как я хочу быть в «игре» рядом с вами. Но обстоятельства на работе складываются таким образом, что завтра поступает новая партия образцов, которые могу протестировать только я.

– Жаль, – вздохнула Анна, – но тогда и я не пойду. Я без мужа ни разу не погружалась. Расскажете потом, где побывали, когда вернётесь.

Пётр обнял супругу:

– Если хочешь, можешь пойти на «игру» без меня.

– Соглашайся, Анька! Я за тобой присмотрю! – потёр руки Антон.

– За тобой кто будет смотреть? – остудила его пыл Вероника. – У тебя «астральной массы» кот наплакал. Не удивлюсь, если за последнюю «игру» нам всем её подрезали.

– Не трусь, – приободрил её Антон, – сейчас из «овощехранилища» страдальцы уже стали выбираться. Так что надежда есть.

– И правда! – ахнула Аня. – Вы тоже слышали, что уже многие оттуда вернулись? Говорят, что какой-то спецназ работает, тайком меняя им сценарий.

– Какой спецназ? – возразил Антон. – Наверняка, был очередной сбой в «игре», и они перезагрузились. Сейчас починят и никаких утечек из «преисподней» не будет.

– А что вернувшиеся рассказывают? Не знаете? – спросила Вероника.

– Да что они расскажут? – махнул рукой Антон. – «Как, 10 лет прошло!? А я и не заметил!» У них же жизнь зациклена. Жизнь прожил и забыл. Живи снова!

– Нет, – вступил в разговор Пётр. – Забывает персонаж, а игрок помнит. И для полного осознания своего греха между жизнями он около суток лежит в камере, понимая, что никогда из неё не выберется. Крики, стоны и плач наполняют «овощехранилище». Несчастные снабжены системами жизнеобеспечения, но никто не удосужится их помыть, побрить или подстричь ногти. И они этими ногтями пытаются разорвать свои оковы, нацарапать своё имя или имя любимой, сделать очередную засечку, отмеряя время. Но, в конце концов, теряют волю к жизни, у них нет больше ощущения времени, нет надежды. Впереди только вечность, наполненная горем и страданиями. Это – настоящий ад.

– Ты так рассказываешь, как будто сам там побывал, – заметил Антон, слегка поёжившись.

– Как и все – бывал разок на экскурсии, – улыбнулся Пётр.

– Ну, теперь я точно расхотела, – вступила в разговор Анна.

– Скиснешь без «игры», Анька! – вступила в разговор Вероника. – Счастье можно испытать только там. Здесь благополучное болото, в котором его нет.

– А как же я? – удивился Антон. – Разве я – не твоё счастье?

– Ты Антошка – мой геморрой, – ответила Вероника. – А счастье я испытываю только тогда, когда этот геморрой перестаёт меня беспокоить.

Все засмеялись.

– Это и правильно, – вступил в разговор Пётр, – счастье не может быть перманентным. Счастье – это некий всплеск.

– А я думаю, может, – неожиданно серьёзно ответил Антон. – Я вчера наблюдал за одной пожилой дамой, которая гуляла со своей дочкой. Дочке было года 4, она смеялась, бегала вокруг мамы. И мама была счастлива. Именно перманентно счастлива. Это был не всплеск, Петька, это был бесконечный поток счастья. Она выбрала реальную смерть, чтобы испытать это счастье, и ничуть об этом не жалела. Отказавшись от бессмертия ради ребёнка, она вдыхала жизнь полной грудью здесь, в реальности, а не в роли вымышленных персонажей.

– Короче, – подвела итог Вероника, обращаясь к Анне, – надумаете поиграть, капсулы забронированы. А мы с Антошкой с утра будем там.

Вероника специально прервала рассуждения Антона. Её беспокоило, раздражало и пугало то, что последнее погружение его сильно изменило. Антон стал всё чаще говорить о детях. Он стал более замкнутым и всё время о чём-то думал. Он не предлагал ей отказаться от бессмертия ради рождения ребёнка, даже не обсуждал такую возможность, но она понимала, что его мысли, так или иначе, возвращаются к вопросу о детях. Может быть, именно поэтому Вероника с таким энтузиазмом восприняла предложение Антона пойти на «игру». Она хотела вернуть прежнего Антона – пусть, повесу и балабола, помешанного на теории заговора, только бы не замкнутого в себе сумасшедшего.

Как и сказала Вика, утром они с Антоном были уже в башне корпорации «Игра в Жизнь». Услужливый персонал помог им погрузиться в капсулы. Они в последний раз посмотрели друг на друга через слегка запотевшие стёкла своих кабин и закрыли глаза в ожидании новых жизней.

А Пётр, как обычно, отправился утром на работу. Он тоже был в башне корпорации «Игра в Жизнь», но в том зале погружений, где находился он, посторонних не было никогда.

На душе у него было немного тревожно. Он переживал за Антона с Викой, понимая, что эти тревоги напрасны. Они опытные игроки, за плечами у которых сотни погружений. Они и эту «игру» пройдут достойно. А завтра, захлёбываясь от восторга, будут рассказывать им с Аней, как было интересно. Анька будет в ответ смеяться, в глубине души завидуя им и сожалея, что не была рядом с ними. Жизнь в абсолютном комфорте реальности действительно чертовски скучна! Но всё-таки, хорошо, что Анька отказалась играть. Так Петру было намного спокойнее.

Он, как всегда, получил своё новое задание и отправился в свою капсулу, на которой красовалось уже 140 крестиков (за каждого спасённого из «ада» игрока). Всё было как обычно, кроме одного – Пётр забыл отключить свой треккер, что он обязан был делать по инструкции каждый раз, заходя в Корпорацию.

Глава 8.

Охота на ведьм.

Шёл 1352 год. Европа только приходила в себя после очередной эпидемии чумы. Семья Белье, как и другие семьи той поры, сильно поредели. От когда-то многочисленной и шумной семьи остались только двое. Лаура, шестнадцатилетняя красавица с большими глазами и белокурыми волосами, всегда ровно расчёсанными на прямой пробор и собранными сзади в аккуратный пучок, и её младшая сестрёнка Луиза. Ей ещё не было и десяти лет, но она уже помогала старшей сестре по хозяйству – ходила за водой, мыла полы, разжигала очаг.