Путь бумеранга

Дед успокоился и сказал, глядя на него:

– А никуда не деться. Приехали, ребятки.

Угрозы в его словах не было, он будто констатировал факт. Старуха заворочалась, заняла своё место, и они вместе уставились на Кузнеца и Верона. Под их немигающими взглядами друзья сели в «мерс», но двигатель, в отличие от кино, завёлся с первого раза, и Верон облегчённо вздохнул.

Некоторое время они ехали в полном молчании. Кузнец задумчиво рассматривал бумеранг, а мысли в голове Верона напоминали броуновское движение. Извилистая дорога с пляской светотени только добавляла хаоса. Наибольшее впечатление на Верона произвели не пируэты старухи, хотя, конечно, выражаясь словами Кузнеца, они вставили покруче любого плана. Но момент, когда лошадиная морда появилась на поверхности бумеранга и тут же – в лобовом стекле, впечатлил гораздо сильнее. Прикосновение иного измерения, пережитое от взгляда на пляже, повторилось. Оно пришло по-другому, с другой, совершенно неожиданной стороны, но было той же природы, разрушающей привычную арену причин и следствий. Можно было выстроить этажи объяснений, но они не выдерживали даже лёгкого дуновения свежей памяти. Судя по молчанию, Кузнец свою пробоину тоже получил, хотя он мог думать и о совершенно неожиданных вещах. Тем более созерцая узор бумеранга.

Чтобы придать мыслям подобие стройности, Верон принялся размышлять, как бумеранг мог попасть в багажник. Связь с Недианой выглядела очевидной, но дальше опять начиналось броуновское движение.

Кузнец наконец созрел для слов и сказал:

– Сказать нечего.

Верон отозвался коротко:

– Да.

– Осталось ехать.

– Едем.

– Как всегда.

– А как всегда?

– Так же, только с иллюзией множества направлений.

– А сейчас?

– С иллюзией одного.

Кузнеца действительно неплохо вставило. Верон спросил:

– И куда нас ведёт эта иллюзия?

– Не знаю.

– Ты же смотрел карту.

– По карте – к замку, но карта – не территория, тем более эта.

– А по бумерангу?

– По бумерангу обычно назад.

Не успел он произнести эти слова, как навстречу, из-за поворота, выехала повозка. Знакомая кляча бодро протрусила мимо, и из повозки улыбались старик со старухой. Это было уже слишком даже для Трансильвании.

Верон резко затормозил. Пока он разворачивал «мерс» на узкой дороге, повозка скрылась из поля зрения. Догнать её было делом нескольких секунд, и Верон нажал на педаль газа. «Мерседес» на скорости промчался один поворот, с трудом вписался в следующий, но повозка исчезла, хотя съехать с дороги незамеченной она не могла. Кузнец, бесстрастно наблюдая за происходящим, проронил:

– Направление не перепутай.

Проехав ещё один поворот, Верон остановился. Подумав, он нашёл нелишним снова развернуться и во время разворота вдруг осознал бессмысленность своих действий. Срезать путь старики не могли, и повозка, дважды проехавшая навстречу, а затем ускользнувшая в какую-то прореху лесных декораций, нарушала более фундаментальные законы, чем правила одностороннего движения на румынских дорогах.

10

Звёзды над балконом освещали покой ночного мира. Сознание Верона, сбросив оковы будней, обрело удивительную пластичность. Трансильванское путешествие проживалось так, будто он снова находился в компании Кузнеца, а не со своим попутчиком в гостинице.

Куда он ехал тогда? Куда едет сейчас? Эти вопросы возникли в его голове при подходе к ключевой точке воспоминаний, за которой события утратили последовательность, с их обычным перетеканием из будущего в прошлое. Точке, за которой остался набор образов, звуков и ощущений, больше подходящих для описания галлюциногенного трипа или сна.

Позже Верон пытался найти объяснения и допускал, что трансильванская местность очень способствовала искажениям сознания. Был также вариант, что старики-румыны навели транс, устроив затем просмотр «Пикчерз», но он не увидел в этом просмотре ни малейшего отличия от беспрерывного транса, наведённого на него с рождения.

Так и остался в памяти набор картинок…

Верон вспомнил задумчивого Кузнеца, протянувшего ему бумеранг и указывающего на какую-то часть рисунка, где, приглядевшись, рядом с наковальней и молотом можно было увидеть отчётливую фигуру, держащую в руках свою голову.

Путь в тоннеле из сплетённых крон деревьев всё больше отрывал от внешнего мира, автомобиль теснили тревожные сумерки, а они всё ехали, хотя давно должны были хоть куда-нибудь приехать. Наконец «мерседес» остановился, и остановка его была вынужденной – в свете фар зияла пропасть, делившая Трансильванию подобно надломленному пирогу. Лес и дорога продолжались на другом куске пирога, но взять это препятствие железный конь не мог. Пропасть расходилась в стороны, и сквозь разорванный потолок ветвистого тоннеля луна заливала её призрачным светом. Верон совершенно не заметил, как они въехали в такую глубокую ночь.

Он развернул машину, чтобы не иметь за спиной зловещего сумрака. Дорога на этом участке не имела поворотов, и дальний свет фар далеко отодвинул тьму. Кузнец молча нагнулся, опустив ладони под бардачок. Слышался звук отодвигаемой обшивки, и наконец он выпрямился, держа в руке револьвер. Верон посмотрел на него с уважением.

Кузнец засунул револьвер за пояс, Верон повертел в руках бумеранг и сделал то же самое с чувством, что их боевой потенциал всё-таки различен. Потом Кузнец сходил к багажнику, принёс две монтировки и положил их между сидениями. Взявшись за ключ зажигания, Верон спросил:

– Как теперь с иллюзией одного направления?

Прежде чем Кузнец ответил, далеко впереди свет фар отразился в глазах лошади.

А потом началась удивительная и ужасная красота невозможности происходящего.

Конь взял галоп, и сразу стало ясно, что его распрягли. С ним случилась удивительная метаморфоза – вместо дохлой клячи летел красавец-конь, а пришпоривал его могучий средневековый воин в кольчуге и шлеме, и блеск меча в его руке разбрасывал по сторонам короткие молнии. На мгновение Верон замер – не сам ли Влад Цепеш восстал из гроба, но блеск меча быстро стряхнул оцепенение, да и с направлением всадника иллюзий не было – он мчался прямо на них. Одновременно тени леса будто ожили, зашевелились, и со всех сторон к дороге двинулись какие-то зыбкие невзрачные фигуры. Пока они были не слишком видны в темноте, но стало понятно, что автомобиль в кольце. Верон повернул ключ, двигатель заурчал и тут же заглох. На этот раз всё было по законам «Трансильвании Пикчерз». Верон ещё раз попробовал завести, но теперь мотор не издал ни звука.

– На машину!

Кузнец не терял присутствия духа. Он выбрался из салона, вскочил на капот «мерседеса», через секунду там же стоял и Верон. Обернувшись, он увидел тёмных крючкообразных уродцев, взбирающихся на багажник. Они были похожи на нищих в лохмотьях. Перекатившись по крыше и подготовив размах, Верон с чувством вложился в скользящий удар монтировкой. Противно чавкнув, трансильванцы отлетели в кусты.

За его спиной раздался выстрел. Верон обернулся и увидел Кузнеца, стоящего на капоте и направляющего револьвер на несущегося всадника. Судя по тому, что всадник продолжал скакать, Кузнец промахнулся. О том, что серебряные пули не брали цель, думать не хотелось. Верон вскочил на крышу. Нечисть пока притихла, и новой атаки с тыла не предвиделось. Кузнец выстрелил ещё раз, всадник махнул мечом, и резкий звон дал понять, в чём дело: он отражал пули лезвием. Верону вдруг захотелось крикнуть, как Шарапов в погоне за Фоксом в фильме «Место встречи изменить нельзя»: «Стреляй, Глеб, ну что же ты ждёшь!» Кузнец всадил несколько пуль подряд, но меч всадника засверкал, подобно зеркальному шару, и сыграл короткую звонкую мелодию.

Свирепый оскал, грозный и неуязвимый, был уже совсем близко. Под шлемом виднелась физиономия деда, только с более натянутой молодой кожей. Пышные усы и черты лица действительно делали его поразительно похожим на Дракулу – именно таким изображали Влада средневековые гравюры, но подружиться с Кузнецом он явно не стремился. Всадник пришпоривал коня, направляя остриё меча перед собой. Кузнец ещё раз выстрелил, и он отразил пулю с глухим смехом.

– Один остался!

Последний патрон давал последний шанс.

– Вместе!

Верон крикнул уже после того, как без раздумий метнул монтировку. Меч сверкнул, отправляя её в кусты, но Кузнец выстрелил ни мгновением раньше, ни мгновением позже – пуля нашла брешь, и всадника снесло с коня, будто смахнуло невидимой оглоблей. Конь пронзительно заржал, круто развернулся перед «мерседесом» и поскакал прочь.

Сражённый воин лежал навзничь, выронив меч, вокруг царила потрясённая тишина. Друзья спрыгнули на землю, и Кузнец первым делом поднял меч – от коварного деда можно было ожидать чего угодно. Но, осмотрев неподвижное тело, Верон своими глазами убедился в эффективности серебра – пуля угодила под шлем, и из зияющей раны ещё вился дымок. То, что осталось от лица, как-то сразу увяло и приняло землистый оттенок.

Верон подумал, что им можно присваивать титул трансильванских чистильщиков, но тут же стало ясно, что это далеко не конец… Из темноты, в которую ускакал конь, раздался жуткий вой старухи. Он будто током ударил по кустам, и со всех сторон началась возня. Скрюченные мужские и женские фигуры, в лохмотьях и с неразличимыми лицами, побаиваясь света фар, вновь стали заходить с флангов и тыла. Богатая история края позволяла предположить их принадлежность к кровопийцам, но если это и были вампиры, то, судя по чахлому виду, они давно сидели на голодном пайке. Лесные уродцы не отличались быстротой и силой, но их было много. Кузнец бросил Верону монтировку, сам пустил в ход меч, и они отбили натиск с левого борта. Упыри несли потери, но вой, казалось, разбудил весь лес, и к месту схватки стягивались новые тёмные силы.

Друзьям вновь пришлось забраться на «мерседес». Верон оборонял багажник, пока ему не пришлось отступить на крышу. Кузнецу с мечом было полегче, он ловко сёк тёмные фигуры, но и его оттесняли к лобовому стеклу. Они сражались спина к спине и напомнили Верону русских воинов Евпатия Коловрата и Ратибора. Те рубились вдвоём против полчища татар, безуспешно пытавшихся взять их в плен на глазах Батыя, и эта параллель с историей, либо с легендой, от которой часто немногим отличается история, придавала реальных сил и героической возвышенности их непростой схватке в дебрях Трансильвании.

А она становилась совсем непростой. По нарастающему вою стало понятно, что враг бросил в бой решающий резерв. В пространство, отобранное у мрака светом фар, вновь ворвался конь, на котором восседала разъярённая помолодевшая старуха. За её плечами реял плащ и волосы развевались подобно змеям Медузы горгоны. Вдобавок к выпученным глазам эта Горгона издавала такой жуткий звук, что вампиры бросились к «мерседесу», будто ужаленные. С большим трудом Кузнец отразил их попытку забраться на капот, Верону тоже пришлось изрядно помахать ногами и монтировкой, но становилось ясно, что упыри навалились всерьёз. Горгона выхватила саблю и вращала ею над головой с нестерпимым воем. Серебряные пули кончились, и Кузнец готовился отразить ярость старухи мечом. Тем временем лесная нечисть карабкалась с багажника на крышу – Верон отбивался и помочь Саше не мог. Разметав тёмную свору, он обернулся в решающий момент.

Эта картина во всех деталях врезалась в его память. Возле самого «мерса» Горгона внезапно сорвала плащ и махнула им перед лицом Кузнеца. Движение было таким молниеносным и неожиданным, что Кузнец на долю секунды потерял ориентацию. Верону показалось, что старуха взлетела, оттолкнувшись от лошади. Свистнула сабля, и Кузнец не успел сделать ни одного движения. Горгона вновь оказалась в седле, развернула коня и поскакала прочь.

В первый момент Верон ничего не понял. В кустах царила тишина. Кузнец сделал неуверенный шаг и выронил меч. Его голова будто хотела повернуться к Верону, но вдруг она отвалилась от туловища и упала в Сашины ладони – от рисунка на бумеранге картину отличало только отсутствие молота с наковальней.

Гнусно повизгивая, упыри бросились к ещё стоящему на ногах телу. Верон не дал ему упасть и затащил на крышу, выронив при этом монтировку. Меч тоже был потерян, и вместо него Кузнец продолжал сжимать в руках свою голову. Положение Верона выглядело ненамного лучше, ведь Горгона ускакала лишь для нового заезда, на этот раз – за его головой. Тёмные уродцы с землистыми лицами уже не лезли на машину. Они облепили «мерс» полукольцом, ожидая добычу, а в свете фар, теперь без завываний, с жуткими вытаращенными глазами, молча и неумолимо неслась смерть. Сабля вращалась, примеряясь к голове Верона, и он понимал, что деваться некуда – внизу ждали когти и зубы упырей. Он даже не мог, как Кузнец, встретить Горгону с оружием…

И вдруг его рука, инстинктивно искавшая хоть что-нибудь для защиты, наткнулась на торчащий из-за пояса бумеранг. Толку от него было мало, да и разглядывать узоры уже не имело смысла. Верон вложил в последний бросок всю силу, которая была ему уже не нужна, и бумеранг, вращаясь, полетел в голову с развевающимися власами. Горгона даже не потрудилась его отбить – она просто пригнулась, и последняя надежда Верона пролетела над ней.

Тут он понял, что всё кончено. До этого азарт боя и бутафорная нереальность происходящего придавали действию характер игры, но теперь у его ног лежало обезглавленное тело Кузнеца, и Верон не знал, нашёл ли он то, что искал. Наверное, Кузнец был теперь гораздо ближе к Тоту. Наступило странное спокойствие, и Верон смотрел на саблю с отрешённым интересом: сумеет ли увернуться от удара? Он даже не знал, будет ли пробовать.

Всё замедлилось, похоже, сознание растягивало последние секунды. Далеко за головой старухи обозначилась какая-то тень. Она нарастала и странным образом догоняла всадницу. Всмотревшись, Верон узнал вращение бумеранга. Ему показалось, что бумеранг стал больше и к тому же набирает скорость, но не успел он отнести это к обману зрения, как тень вдруг извернулась лапами, кошачьей мордой, и чёрная пума, блестящая и великолепная, выскользнула из вращения бумеранга в стремительный прыжок на плечи старухи.

Верон замер, очарованный этой красотой. Пума изящно махнула лапами, и Горгона со своей саблей не удержалась в седле. Секунду назад она неслась воплощением грозной неумолимости, теперь же совершенно нелепо кувыркнулась в кусты. Мысль Верона о том, насколько всё зыбко в этой Трансильвании, сопровождалась видом ожившей картинки с поверхности бумеранга. Пума, сбив старуху ещё в полёте, коснулась лапами лошадиной гривы. Несколько мгновений дезориентированный конь скакал к «мер-су» и Верон смотрел, как на лошадиной спине, с гордой осанкой и блестя глазами, восседает его спасительница. Но тут вновь в кустах завыла старуха, конь заржал, замотал головой и вошёл в резкий разворот. Пума с достоинством оттолкнулась от лошадиного крупа, растянулась в воздухе и оказалась на капоте «мерседеса».

Старуха проворно выбралась на дорогу и вскочила в седло. Тёмные фигуры, получив дозу её воплей, яростно бросились в новую атаку. И если до этого Верон с Кузнецом напоминали Коловрата и Ратибора в схватке с татаро-монголами, то теперь сражение походило на бой Маугли и Багиры против оравы бандерлогов. Верон махал ногами с мыслью, что этот бой никак не вытянуть, потому что упыри уже не отступали, а карабкались по поверженным телам, да и вид Горгоны явно указывал на жажду реванша. Пума, видимо, оценивала сражение так же, но, как оказалось, имела больше возможностей для его перелома. И в момент решающего штурма, когда вся тёмная масса хлынула на них, а старуха махала саблей уже почти у капота, пума бросила на Верона выразительный взгляд, пригнулась и оттолкнулась от крыши «мерседеса». Чтобы не остаться в тёплой компании трансильванцев, Верону пришлось прыгнуть вместе с ней.

Внизу сомкнулись ряды бандерлогов и хищно свистнула сабля, но она рассекла лишь воздух под их странно переплетёнными телами, улетающими над пропастью к звёздам.

11

Мрачный лес с затухающим воем Горгоны остался далеко внизу.

Во внезапной пустоте и тишине разливался лунный свет, мерцали звёзды, и прохладные воздушные потоки овевали разгорячённое тело Верона. Чтобы оставаться участником полёта, ему пришлось обхватить пуму и руками, и ногами. Прыгал он ей вослед и потому оказался сбоку. Попытка забраться верхом представлялась ему несколько неэтичной, поэтому он летел, прилепившись не слишком удобно и к тому же понемногу сползая вниз. Пума несколько раз меняла направление полёта, и в результате Верон оказался под ней. Такой способ был бы более удобен, например, с летающей кенгуру, но выбирать Верону не приходилось.

Пума летела без всяких усилий, её глаза сверкали совсем близко. Верон заглянул в них, и вдруг звёзды за её головой заметно ускорились. Пума внезапно прижалась к нему, изогнувшись гибким телом, и это движение передало от чёрной кошки совсем неожиданную волну. Недоумение, мелькнувшее в глазах Верона, быстро потонуло в безднах напротив. Он летел уже в двух измерениях – в объятьях с пумой и в чёрных тоннелях её глаз. Это что-то напоминало, но Верон никак не мог вспомнить, что именно. Пума ритмично изгибалась, и звёзды всё быстрее неслись навстречу – в какие-то секунды полёт превратился в стремительную волну наслаждения. Наконец летящие звёзды ослепительно вспыхнули, и взрыв был похож на космический…

Кульминации подобных занятий случались разные, и на этот раз Верон пришёл в себя на берегу моря. Волны накатывались на берег, ночные звёзды больше никуда не неслись, а под спиной ощущалась какая-то ткань и песок. В его объятиях была обнажённая, с юбкой на талии, девушка, и длинные чёрные волосы прикрывали её лицо. Он коснулся волос ладонью и отвёл их в сторону для того, чтобы увидеть полуопущенные ресницы Недианы.

Цель множества восточных практик – состояние безмыслия – была внезапно достигнута Вероном без многолетних медитаций. Ведь даже осознание отсутствия мыслей является мыслью, а он после ресниц Недианы видел вновь Недиану, но уже сидящей вместе с ним на лёгком одеяле из багажника «мерседеса». Можно было только предположить, что он вынул и принёс его в состоянии абсолютной пустоты.

На первую после этой пустоты мысль о медитациях Верона, скорее всего, натолкнула поза лотоса, в которой непринуждённо расположилось тело девушки. На фоне чёрных волн и в звёздном свете Недиана выглядела призрачной богиней, не спешившей облекать свою нагую красоту в земные ткани.

В иной ситуации Верон и не желал бы других состояний и других образов, но последние события упрямо желали хоть как-то улечься в его голове. Цепочка мыслей довольно быстро замкнулась главным вопросом: где сейчас Кузнец – в бунгало или в Трансильвании без головы? Ни ощущения, ни логика помочь Верону не могли, и он понимал, что может находиться в любом из двух вариантов. Возбуждение от недавнего боя и желание прояснить ситуацию странным образом уравновешивались красотой неопределённости, которая веяла от очертаний девушки. Она, как ей уже удавалось не раз, вновь прочитала мысли Верона.

– Вопросы, на которые ты хочешь получить ответ, почти звучат. Но можно попробовать задержаться в паузе. Паузы так прекрасны… Тем более когда это пауза в трещине времени. Положение, в котором ты находишься, – редкая и необыкновенная удача пожить в мире, где происходит то, чего не может произойти. Мир большинства удручающе уныл, но они упорно не допускают в него то, чему ставят заслон с надписью «не бывает». Мир скучных повторов для них предпочтительнее и безопаснее свободных ветров. Впрочем, точка сборки у каждого своя, и каждый имеет право на свою Вселенную. Просто иногда понимаешь печаль продвинутых и просветлённых, которые смотрят на людей, предпочитающих чулан Вселенной…

Верон молча слушал, не видя её лица и чувствуя тёплый свободный ветер с моря. Продвинутая и, возможно, просветлённая красиво нанизывала слова друг на друга, и казалось, что она так же легко соткала ткань окружающего мира.

Девушка продолжала:

– Кстати, о точке осознания… Есть момент оргазма, когда она очень подвижна, и сдвинуть её для сборки различных миров довольно легко. Посвящённые в особые техники эзотерической тантры практикуют такие путешествия так же просто, как другие летают самолётами. Но я применяю их крайне редко, когда нет другого выхода.

Верон подумал, что, при всей запутанности ситуации, отсутствие другого выхода относилось к её приятным плюсам. Он сказал:

– А можно как-то совместить моё нахождение в паузе и мире побольше чулана с обывательскими вопросами: «Где я?» и «Что это было?»

– Ты здесь, а что это было – зависит от смысла слова «здесь».

– Не стоило напрягаться для такого подробного ответа.

Девушка засмеялась.

– Чувство юмора – хорошая страховка в любой ситуации.

Верон потрогал песок и сказал:

– Раз ты про юмор, то, может, помнишь, как в «Криминальном чтиве» героиня Умы Турман собиралась сниматься в сериале. И у неё для этого было много старых анекдотов. У тебя, похоже, такой же запас афоризмов. Я, конечно, с удовольствием проведу с тобой время и без объяснений… Не буду доставать мелочами и помедитирую на звёзды…

– Полезное занятие. Звёзды всегда ответят мудрее людей, нужно только услышать. А с тем, что произошло, – очень просто… Всё будет зависеть только от того, где именно «здесь» ты захочешь оказаться.

– А что, есть варианты?

– Варианты есть всегда. Мы всегда находимся в точке пересечения множества миров.

– Звучит красиво, покажи хотя бы два.

– Ну как можно отказать после такого приятного полёта? Заходи… В одном из них ты прогуливался с девушкой по ночному пляжу и вы оказались в объятиях друг друга. В самом разгаре… свидания… точка сборки сместилась и вобрала мгновенную яркую галлюцинацию с иллюзией растянутости во времени. Из бездн твоего подсознания могло вынырнуть что угодно. Я называю это галлюцинацией и подсознанием в терминах первого из двух миров. В терминах мира привычной тебе матрицы будней. В этой матрице то, что люди считают своими праздниками, – те же будни, только слегка подкрашенные.

– Допустим. А что с другим миром?

– А в другом ты познакомился с девушкой, которая спускается из облаков и превращается в пуму.

– И в этом мире мы улетели из Трансильвании, а мой друг остался там без головы?

– Где там? В этом мире нет «там», есть только «здесь».

Верон помолчал, думая о том, что, когда упражняешься в подобной словесной эквилибристике после хорошего косяка, не покидая мягкого кресла, – это одно, но когда с твоим сознанием без всяких веществ происходят необъяснимые вещи – это совсем другое. У него вдруг возникло внезапное желание броситься без оглядки именно в тот мир, где всё возможно и Кузнец по его выбору носит либо не носит голову. Так в детстве Верон замирал перед прыжком в воду с высоченной скалы… Но навстречу этому замиранию почти помимо его воли подула прохладная мысль, что, вероятно, так и сходят с ума.

Девушка тут же прокомментировала:

– Вот-вот… Если даже ты, не самый зажатый в матрице, отступаешь, то что говорить о большинстве? Так и сидят в чулане всю жизнь.

Верон попытался вновь вызвать состояние перед прыжком в невозможность, но ничего не получилось. К тому же его отвлекли близкие очертания девушки, не стеснённые ни майкой, ни матрицей будней. Если днём дерзкими выглядели глаза Недианы, то ночью – её обнажённая грудь. Чтобы собраться, необходимо было снова послушать о мирах и точках.

– Ладно, а кроме этих двух?

– Если скажу, что есть игра самопознания Абсолюта… через точки сборки якобы самостоятельных индивидуумов, тебе это что-то добавит?

– Уверенный шаг к осознанию Абсолюта. У тебя, вижу, с этим всё в порядке.

– Если бы я осознала Абсолют, меня бы здесь не было.

– Тогда не было бы ни «здесь», ни тебя.

Недиана засмеялась. Её приятный смех и неизбежные при этом движения груди вновь досадно отвлекли на подступах к озарению. Верон подумал, что ещё в одном из миров ему подали экзотический коктейль из чувств – «Приятная досада».

– Скажи ещё, проводница… Что ты имела в виду, говоря об отсутствии другого выхода? Откуда мне нужно выйти и куда войти?

Девушка продолжала смеяться.

– Куда нужно, ты уже вошёл. И вышел тоже… Раз уж мы заговорили об Икстлане и Хенаро, то вспомни, как они с доном Хуаном потешались над бедным Карлосом. А цель была одна – сдвинуть его точку сборки, показать беспредельное великолепие миров за той же матрицей обычной реальности. Но весь фокус в том, что ощутить и понять её, как чулан, можно только покинув её. И ещё один фокус – всё это уже давно не тайна, и знания о путях выхода при желании доступны всем. Но знать путь и идти по нему – не одно и то же. Если уж через Голливуд, через Морфея в «Матрице», пришлось объявлять об этом Нео и всему миру, то насколько же глух этот мир…

Верон сказал: