Глухая республика

Что такое тишина? Это что-то от неба в нас.

Акт 2

Горожане рассказывают историю Мамы Гали

Горожане говорят о Гале на зеленом велосипеде

Мама Галя Армолинская, 53 года, а секса у нее больше, чем у любого из нас.

Когда она ходит по балкону,

встает солдатское ого,

встает еще одно,

затем весь батальон.

Мы стараемся не смотреть на ее груди –

они повсюду,

а соски как пули.

Желая арестовать ее,

солдаты

приходят в ее театр… и каждую ночь туда возвращаются.

Днем Галя выцеливает бутылки из-под молока на пропускных пунктах:

на зеленом велосипеде

она летит по стране как

запоздалый молочник.

На ее бутылочных пробках – ледяной ободок.

Галя Армолинская, счастливейшая из женщин нашего народа!

Твой велосипед с гимном

светлому виски прорывается

сквозь шеренги и чины

на свет. Ты в одних шортах, босоногая

крутишь педали.

И пусть закон присвистнет вслед.

Когда Мама Галя протестовала в первый раз

Она затягивается окурком, потом кричит

                              солдату,

      Домой иди! Ты не целовал жену с тех пор как Ной был моряком!

Мадам Мама Галя Армолинская, мы бы все отдали за то, чтобы ехать прочь от

                        похорон

                  рядом с тобой в желтом такси,

            с открытыми окнами,

                  бросать буханки хлеба

в почтовые ящики

арестованных.

Мама Галя Армолинская

                        кричит у промокших стен,

Глухота не болезнь! Это сексуальная позиция!

Молодой солдат, патрулирующий в комендантский час,

                                                шепчет,

      Галя Армолинская, да, Галя Армолинская

отхлестала Лейтенанта поводком его собственной служебной собаки,

а тридцать два человека на это смотрели

      (так как булочник

            настоял на том,

что приведет своих сыновей).

В такие ночи Бог за ней присматривает,

                              но и она не воробушек.

            В военное время

      она учит нас как открыть дверь

            и пройти

                        в нее,

      а это и есть подлинный учебный план всех школ.

Узелок белья

На Центральной Площади стоит КПП. Над КПП все еще висит тело Альфонсо –

на веревке, словно марионетка самого ветра. В одном из дальних помещений КПП плачет новорожденная Анушка.

Перед КПП две марионетки Мамы Гали забираются на скамейку и начинают целоваться, запустив руки друг другу в волосы. Солдаты воспринимают их на ура и начинают делать ставки, сколько они продержатся. Девушки улыбаются. Хватит говорить, когда мы целуемся!

Мама Галя незамеченной выходит из КПП c узелком белья, украденным с растянутой сержантом бечевки, спрятав Анушку в льняных простынях. Снег сыпется прямо с солнца.

Что такое дни

Майские дни,

как средних лет мужчины,

шагают в тюрьмы.

Они шагают в тюрьмы как юноши,

пальто

надев поверх пижам.

Галя шепчет, когда Анушка тычется носом

Предвыборные плакаты на наших проспектах показывают, какие у знаменитого диктатора прически,

а я, в 53 года

оставив даже мысль иметь своих детей, я… (кричу, обращаясь к своим соседям,

Сюда! Сюда!

Расчудесные болваны!

Она только что накакала на скамейку в парке, болваны расчудесные!

Материнство и отцовство

стоят нам чуточку собственного достоинства)

…благодарю Бога.

На рынке ветер сметает хлеб с лотков, лавочники сыплют проклятиями,

а у ветра уже велосипед между ног…

Но когда с белья корзиной я по улице иду,

ветер беспомощен

в своем желании коснуться крохотных чепчиков и носочков.

Марионетки Гали

Марионетка за занавесом в театре скользит губами по пенису солдата Иваноффа. Он берет ее за волосы и тянет к себе. Не переставая целовать его, она убирает его руку. Когда его рука снова оказывается в ее волосах, она останавливается, поднимает на него взгляд и показывает жестом, Будь ласков. Он снова прикладывается к бутылке водки. Она берет его в свой рот и закрывает глаза. И скользит, быстрей и быстрей.

Прекрасны женщины Васенки, прекрасны. Когда она лижет его ладонь, он смеется. Когда он наконец вырубается, она своей нитью марионетки душит его. Солдаты, выстроившиеся в очередь на первом этаже, поднимают тост за Маму Галю и не видят как марионетки утаскивают труп.

Прекрасны женщины Васенки, прекрасны.

Здраствуй, милый. Открывается дверь, и она показывает зайти еще одному солдату.

Галя во время бомбардировки

В двадцать седьмой день воздушной бомбардировки, у меня

уже ничего нет, кроме моего тела, а в этой пустой квартире стены колы-колышутся как легкие.

Как мне сказать, что я только каплю хочу тишины? Я, глухая, каплю хочу тишины, я каплю хочу тишины… Я посреди детской,

где земля требует от меня, требует от меня

слишком много, я

(до того как махну рукой на икающее сердце и засну) наши считаю

силы: женщина и ребенок.

Тело, из которого я свидетельствую, – это бинокль, в который ты смотришь, Боже: ребенок вцепился в стульчик,

в то время как солдаты (их лица сформованы изнутри словами) арестовывают мой народ, я бегу, а флаг – это полотенце, которым вытирает руки ветер.

Когда они вырывают двери в мою пустую

квартиру – я в другой квартире улыбаюсь, ребенок вцепился в стульчик

и качается

в сторону меня и тебя, Боже.

Я хлопаю и подбадриваю

ее первые шаги

ее первые шаги, беззащитные как и все мы.

Маленькие пучки

Пока июньские дни как средних лет мужчины

шагают в тюрьмы,

я подстригаю Анушке волосы:

на ее плече

на ее плече

собираются маленькие пучки.

.

Я смертная –

и я кемарю.

.

Анушка, твоя пижама –

последний в моей жизни смысл.

Надеть на тебя пижаму,

Анушка!

Как же много причин жить.

.

Анушка, в кроватку!

Я не глухая,

я просто сказала миру

вырубить его безумную музыку на минутку.

Тост Гали

За твой голос, загадочная сила,

за двадцать шесть костей одной стопы, четыре измерения дыхания,

за секвойю, папоротник, сосну, перечную мяту,

за гиацинт и колокольчик,

за ослика на привязи у того, кто проводник в поезде,

за аромат лимона и мальчика, блистательно писающего на деревья.

Благословим все на земле пока не станет дурно,

пока каждое непокорное сердце ни признает: Я запутался,

но все же я любил, и что любил,

то я забыл, а что забыл, прославило мои странствия,

к тебе я приблизился настолько, Боже, насколько посмел.

Ночи в Театре

Женщина на сцене Галиного театра наклоняется, чтобы прикрыть застенчивые коленки, при этом демонстрируя полному залу солдат бурлеск своей ложбинки.

Сцена вокруг нее погружается в темноту. Марионетки тащат еще одного задушенного солдата в закоулок.

В центре сцены Мама Галя чиркает спичкой.

И в то время как марионеток арестовывают

тишина?

это палка, которой я тебя бью, я тебя бью палкой, голос, тебя бью

пока ты не заговоришь, пока

не заговоришь правильно.

Солдаты не любят выглядеть глупо

Утро. Кто-то неразборчиво пишет имена арестованных и вешает их список на стену. Некоторые имена едва различимы, сплошные завитки, вроде усов.

Мы видим как дрожит палец Гали над этим списком.

После задержания всех женщин на улице Тедна за то, что Галины девочки сделали с солдатом Иваноффым, армия начинает каждое утро бомбить по новому магазину за то, что Галины девочки сделали с солдатом Петровичем, за то, что Галины девочки сделали с солдатом Дебенко.

Улицы пустеют.

Овощной ларек взрывается, помидор летит в нашу сторону и разваливается на ветру.

Поисковые патрули

Я закрываю глаза Гене (семь лет) и Яше (девять),

когда их отец снимает брюки во время обыска, и его плоть трясется,

и вокруг него –

отвратные рубцы на брюхе тишины. Толпа – смотрит.

Дети смотрят за тем, как смотрим мы,

что солдаты тащат голого по лестнице. Я учу руки детей создавать из страдания

язык –

видишь, как пригвоздила нас к нашим телам глухота. Анушка

говорит с дворовыми собаками как с людьми,

говорит с людьми

как будто они люди,

а не просто души на костяных опорах.

Горожане

смотрят на детей, но чувствуют под босыми ступнями своих мыслей

холодный камень города.

Колыбельная

Я смотрю на тебя, Анушка,

и говорю

покойным

кровопийцам

доброеутро, депутаты!

Это битва,

достойная

наших оружий!

Расстрельная команда

Солнце на балконах. Солнце на тополях, на наших губах.

Сегодня никто не стреляет.

Девушка подстригает себя выдуманными ножницами:

солнце на ножницах, солнце на ее волосах.

Другая девушка лямзит сапоги у спящего солдата, солнцем пронзенного.

Когда солдаты просыпаются и глазеют на то, как мы глазеем на них,

что они видят?

Ночью на улице Лерна они застрелили пятьдесят женщин.

Я сажусь писать и рассказать тебе то что знаю:

девочка, изучая мир, тянет его в рот,

девушка становится женщиной, женщина – землей.

Тебя, тело, винят во всем и ищут

в теле то, что в теле не живет.

Вопрос

Что есть женщина?

Пауза между двумя бомбардировками

Я все же есть

Я все же есть. Я существует. Я

имеет тело.

Когда Анушка

берет мой палец

в рот, она его

кусает.

Как же мы на земле живем, дитя?

Если б я могла тебя

слышать, что бы ты сказала?

Ты отвечай!

На земле мы можем делать –

ведь можем?

То, что хотим.

Суд

Галя украдкой пробирается через Центральную Площадь, прижимая к себе ребенка словно сломанную руку. На улице Тедна от разбомбленных зданий остались только дверные проемы. Только двери и марионетки, висящие на своих держалках, по одной марионетке на каждого гражданина.

С пешеходных дорожек соседи смотрят на то, как навстречу Гале выходят две женщины. Из-за твоей революции сестру мою арестовали, первая плюет ей в лицо. Другая берет ее за волосы, Я тебе мозги вскрою и сделаю из них омлет! Они хватают Анушку, потом тащат Галю за пекарню.

Лавочники, зевая и распаковывая товары, заполняют рынок. Торговки выметают мусор. Вывалившись из переулка, Галя вцепляется сначала в одного соседа, затем в другого. Она бежит за женщиной, которая держит Анушку. Они отталкивают ее метлами.

Она кричит.

Они указывают на уши.

Наши народ благопристойно закрывает окна.

Преследуемая людьми из Васенки

Мы видим как она мечется по улице зигзагом между нами –

лицо ее порезано как

застрявшая в ее пальто молния –

Мои дорогие соседи! кричит она

Мои дорогие соседи! Расчудесные болваны!

Так она кричит на нас.

Выройте хорошую яму!

Положите меня вверх ноздрями

и лопатой бросьте мне в рот доброй черной земли.

Аноним

Что до гроба Мамы Гали, то он застрял

на лестнице, и нам пришлось нести его перевернув.

Тел было слишком много,

а людей недостаточно:

слишком много ушей и никого из тех, кто к ним прилагается.

В такое время

каждый человек что-то делает для нашей страны.

Одни умирают.

Другие произносят речи.

Людей слишком много, а рук недостаточно,

чтобы помыть тело Мамы Гали и подстричь ей ногти –

последняя любезность,

оказываемая на нашей земле.

Сегодня

я должен привинтить человеческое выражение лица,

хотя я не более чем животное,

и это животное идет по спирали от похорон до собственной кухни, кричит: Я пришел, Господи, я прибежал к тебе…

На заснеженных улицах я стою как флагшток,

но без флага.

И все же, иногда по ночам

Наша страна капитулировала.

Пройдут годы, и начнут поговаривать, что ничего этого не было, что магазины не закрывались, мы были счастливы и ходили в парк смотреть кукольные спектакли.

И все же, иногда по ночам горожане приглушают свет и начинают учить своих детей жестовому языку. Наша страна – это сцена: когда патрули строем проходят мимо, мы сидим на своих руках. Не бойся, жестом показывает ребенок на дерево, на дверь.

Когда патрули проходят строем, проспекты пустеют. Пустеет и воздух, за исключением скрипа нитей и топ-топ деревянных кулачков по стенам.

Мы сидим среди зрителей – до сих пор. Тишина вокруг вращается словно пуля, попавшая мимо нас…

В мирное время

Я, живущий на Земле сороксчемто лет,

вдруг оказался в мирной стране. Я видел как соседи

разблокируют телефоны, чтобы посмотреть, как

у мужчины требует права коп. Когда тот тянется за бумажником,

коп стреляет. В окно машины. Стреляет.

Это – мирная страна.

Мы убираем телефоны и уходим:

к дантисту,

забрать детей из школы,

купить шампунь

и базилик.

Страна, в которой мальчик, застреленный полицией, лежит на тротуаре

часами – наша страна.

В его открытом рту мы видим

наготу

целой нации.

Мы смотрим. Смотрим

как смотрят другие.

На дороге тело мальчика лежит в точности как тело мальчика…

Это – мирная страна.

И это тела наших граждан нарезают на кадры

с той же легкостью, с какой жена Президента подстригает ногти на ногах.

Всем нам

еще нужно выполнять непростую работу: ходить к дантисту,

запоминать как делать

летний салат: базилик, помидоры, это – радость, помидоры и немного посолить.

Это – мирное время.

Я не слышу выстрелов,

но вижу, что птицы брызгами разлетаются над задворками города. Какое светлое небо над проспектом, вращающемся вокруг своей оси.

Какое светлое небо (простите меня), какое светлое.

Примечания

О ЗНАКАХ: Горожане Васенки изобрели свой язык жестов. Некоторые жесты произошли из различных культур (русский, украинский, белорусский, американский язык жестов и т.д.). Другие жесты могли быть придуманы гражданами, так как они пытались изобрести язык, неизвестный властям.

О ТИШИНЕ: Глухие не верят в тишину. Тишина – изобретение слышащих.

Благодарность

«Мы Жили Счастливо во время Войны» посвящается Элеоноре Вильнер.

«Выстрел» посвящается Джерико Брауну.

«Глухота, то есть Мятеж, Начинается» посвящается Борису и Людмиле Херсонским.

«Атлас Костей и Открытых Клапанов» посвящается Брайену Тернеру.

«Бомбардировка в 4 утра» посвящается Денису Джонсону

«Сигарета» посвящается Сергею Жадану

«Расстрельная команда» посвящается Гарту Гринвиллу

«В Мирное Время» посвящается Каролин Форше и Патрисии Смит

Все стихи о любви посвящаются Кейт Феррис

/ / /

Я благодарен редакторам следующих журналов, где появлялись некоторые из данных стихотворений, зачастую в разных вариантах: Alaska Quarterly Review, The American Poetry Review, The Café Review, Columbia: A Journal of Literature and Art, Cork Literary Review, Gulf Coast, Harvard Review, Image, The Kenyon Review, Lana Turner, The Massachusetts Review, McSweeney’s, The New Yorker, A Public Space, Ploughshares, Poetry, Poetry Review (Великобритания), Poetry Wales, Runes, Seneca Review, The Shop (Ирландия), Spillway, Wolf и World Literature Today.

Я также благодарен редакторам антологий, где появлялись некоторые из данных стихотворений: The Best American Poetry (издательство Scribner, 2018), American Journal: Fifty Poems for Our Time (Graywolf, 2018), Resistance, Rebellion, Life: 50 Poems Now (Knopf, 2017), Poems for Political Disaster (Boston Review, 2017), The Mighty Stream: Poems in Celebration for Martin Luther King (Bloodaxe Books, 2017), Liberation: New Works on Freedom from Internationally Renowned Poets (Beacon Press, 2015), The Wolf Anthology (Wolf, 2012), Sunken Garden Poetry 1992-2011 (Wesleyan University Press, 2012), Pushcart Prize Anthology (Pushcart Press, 2012), I Go to the Ruined Place: Contemporary Poems in Defence of Global Human Rights (Lost Horse Press, 2010), New Poets of the American West (Many Voices Press, 2010), Between Water and Song: New Poets for the Twenty-first Century (White Pine Press, 2010), 13 Younger Contemporary American Poets (Proem Press, 2009), From the Fishouse: An Anthology of Poems that Sing, Rhyme, Resound, Syncopate, Alliterate and Just Plain Sound Great (Persea Books, 2009), и серию публикаций Poem-a-Day Series Академии Американских Поэтов (Academy of American Poets).

Я благодарен следующим людям за то что они помогли мне стать лучше как писатель и как человек: Каве Акбар, Сандра Алкоссер, Хари Аллури, Кэтрин Барнетт, Полина Барскова, Кельвин Бедиент, Шервин Бицуи, Малаки Блэк, Джерико Браун, Джеймс Берн, Али Кальдерон, Виктория Чен, Адам Девис, Квейми Доус, Чар ДеНиор, Минь Ди, Блас Фалконер, Каролин Форше, Кэти Форд, Джефф Фридман, Кэрол Фрост, Рейчел Галвин, Форест Гандер, Давид Гевантер, Гарт Гринвилл, Эдвард Хирш, Джейн Хиршфилд, Мэтью Холлис, Дж. Хоуп Стейн, Лиз Уэрта, Ишион Хатчинсон, Сьюзан Келли ДеВитт, Дэвид Кеплингер, Кери Кис, Судзи Квок Ким, Стив Ковитт, Ли-Юн Ли, Дана Левин, Джеффри Левин, Джеймс Лонгенбах, Томас Лакс, Рут Мадиевски, Никола Мадзиров, Дора Малех, Дэвид Томас Мартинес, Дэвид Матлин, Филип Метрес, Малена Морлинг, Вальжина Морт, Михаэла Москалиуц, Сендип Пармар, Чарльз Пратт, Мэри Раков, Томас Саламун, Джим Шлей, Дон Шэр, Чарльз Симик, Питер Стрекфус, Сэм Тейлор, Сьюзан Террис, Кэтрин Таулер, Брайен Тернер, Джин Валентайн, Алиса Вейлс, Адам Вейл, Дж. К. Уолдреп, Майкл Уотерс, Кери Вэйсон, Элеанор Вильнер, Кристиан Уиман, Адам Загаевски и Мэтью Запрудер.

Также благодарю Дженнифер Уиттен и Гейла Шнейдера за их талант в виде художественного оформления этой книги.

Благодарю следующие организации за их поддержку: Guggenheim Foundation, Lannan Foundation, Poetry Foundation, Whiting Foundation, MacDowell, Virginia Center for Creative Arts, Vermont Studio Center, Faber and Faber и Tupelo Press.

/ / /

Самая глубокая благодарность издательству Graywolf Press и в особенности Джефу Шотсу за его веру в эту книгу.

ILYA KAMINSKY родился в Советском Союзе, в настоящее время является гражданином Соединенных Штатов. Автор книги Dancing in Odessa, соредактор международной поэтической антологии The Ecco Anthology of International Poetry. Финалист международной литературной премии Neustadt International Prize for Literature 2014-го года. Стипендиат Guggenheim Fellowship и Lannan Fellowship, обладатель премии Whiting Award и других наград. Его произведения переведены на более чем двадцать языков.