Кома

Спустя два часа, Майлз вместе с матерью покинули здание городского госпиталя. Подозрения о том, что это событие было далеко не случайностью, тогда ещё не коснулись мальчика всей своей пугающей фатальностью.

Глава 4 Мясная лавка

1.

Полторы недели после случившегося, 10-летний Майлз был истинным героем в глазах всех своих одноклассников, да и всей школы. Его расспрашивали, с ним пытались завязать дружбу, один паренёк даже попытался уговорить его сфотографироваться с ним. Майлзу это было, конечно, приятно, но он недоумевал – разве для того, чтобы быть знаменитым, нужно обязательно оказаться на волоске от смерти? И новый вопрос – хм, и это всего лишь на полторы недели? Чтобы быть знаменитым постоянно, нужно не вылезать из больничных коек, иметь неважный, жалкий вид.

Благодаря инциденту с автобусом, Джессике удалось на долгое время забыть о Уильяме и о громко хлопнувшей двери, поэтому, по истечении всего лишь двух недель после того, как они с сыном остались вдвоём, их жизнь более-менее наладилась, прежние радости начали доставлять семье столько же удовольствия, как и раньше.

Майлз, обойдя, как он планировал, магазинчики и лавки в своём квартале, наткнулся на неожиданно щедрое предложение со стороны владельца мясной лавки, что находилась на пересечении родной для Майлза Ирвинг-стрит и двадцатой авеню. Работа его заключалась только лишь в сортировке мяса, согласно его видам, по небольшим ящичкам, для его дальнейшей, более удобной продажи, плата составляла ровно 10 долларов в день. Для сравнения, Джессика получала в день 24 доллара, не считая прямых процентов от продаж и премии в случае выработки часов за месяц. Так что, Майлз был очень доволен собой, и с радостью начал посвящать все своё свободное время работе в мясной лавке. Сама лавка располагалась на первом этаже 4-х этажного жилого дома, по площади занимала чуть менее 120 квадратных метров и, кроме самого прилавка имела крохотное подпольное помещение, где хранился примерно недельный запас продукции, а также отличный, всегда остро заточенный, набор ножей самой различной, иногда весьма причудливой формы. Здесь были ножи для разделки мяса (это поддерживалось ежедневными стараниями мистера Митчелла, перед самым открытием лавки) и специальные крюки, для подвешивания и вяления мяса. Сбоку от этих приборов был упаковочный стол, на котором выложены были стопкой пергаментная бумага, мешки и другие материалы.

На витрине лавки располагался огромных размеров плакат с её названием – “Cow’s Smile” и Хозяин лавки, престарелый мужчина, с импозантным пробором на все ещё чёрных, как смоль, волосах, мистер Клайв Митчелл, был очень образованным человеком, потерявшим свою семью в ужасной эпидемии полиомиелита в 1918 году. Мистер Митчелл искренне симпатизировал мальчику и часто беседовал с ним на самые разные темы, рассказывая интересные истории из своей жизни, порой весьма поучительные, расспрашивая мальчика о той жизни, какова она есть, и какой она сейчас видится молодёжи. Майлз всегда внимательно слушал Клайва, и, уважительно отвечая ему или задавая вопросы, неизменно поддерживал интерес к беседе и заставлял старого Клайва вспоминать более детально подробности той или иной истории. Хотелось бы подробнее остановиться на одной из них, она наиболее точно определяет личность, характер и судьбу этого, безусловно, достойного господина, и классического представителя своего времени:

“… Знаешь ли ты, Майлз, каков оттенок имел девятнадцатый век? Это был золотисто-небесный цвет, с небольшими переливами в бирюзу и частью в благородный багровый рубиновый спектр. Безусловно, это было время определения для Америки, осознание гражданами страны основных их преимуществ и становления США как одной из крупнейших, прогрессивных и развитых стран мира. Мы чувствовали, что скоро грянут события, которые окончательно, бесповоротно, развернут мир в сторону двух американских материков, и заставят нас всех почувствовать – мы, именно мы – вот, мы то поколение, что первые насладятся плодами своих трудов, трудов наших предков и создадут поистине несокрушимое государство. Государство, с которым будут считаться, и на которое будут равняться даже самые крупные державы с их многовековой историей. Поразительные перемены, Майлз, поистине – поразительные! Заводы, фабрики, картели, возникающие концерны  – все это работало в едином порыве, единым механизмом. Как часы, отмеряющие каждый шаг великой страны к мировому господству. Люди без цели, мой милый юноша, подобны испортившемуся, несвежему мясу – они разлагаются изнутри, с течением времени становятся противными и ядовитыми – и каждый, кто соприкасается, или вынужден с ними соприкасаться, даже мимоходом и мельком – вынуждены затем лечиться, дабы избежать той же участи. Майлз, скажи, с чего именно началась славная американская история? Правильно, это был всего лишь – человек. И Пуэрто-Рико, как место его высадки. Конечно, индейцам это особенно не понравилось, но такова мощь эволюция – более разумные порабощают слишком слабых, необразованных сородичей. Не как равных себе, по божественному приданию, а как диких зверей. Как и сейчас, так и во все времена. Америка всегда была великой только лишь из-за того, что принимала к себе на континент выходцев из всех стран мира – в такой смеси, как в котле, и отливалось то золото нации, каким сейчас является современное общество. Продвинутое, организованное, с огромным потенциалом, и конечно, претензиями и своими ожиданиями – современное и открытое. И в этом была определённая сила, да какая!

Ричард Ли и Джефферсон – о, эти два умнейших человека своего поколения, да даже и нескольких поколений – именно они составили текст первой Декларации независимости, оставив не у дел как французов, так и англичан, по сути, просто взяв и перевернув ход всей истории мира. Особенно англичан, этих пастушьих колонизаторов. После этого все было предопределено, и вот, кажется, в марте 1776 года, британцы отступили даже из Бостона, оставили наш великий Нью-Йорк, потеряли кучу людей на Лонг-Айленде и всерьез принялись наращивать свои силы, но было уже слишком поздно. Единая нация в едином порыве сил, страстей и мощи экономики – это страшная вещь, даже в современных африканских или австралийских реалиях.

Затем отбились Принстон, Трентон…

Эти истории могли длиться часами, но мальчику не доставляли никаких хлопот и он слушал их с интересом для себя, многое открывая во время таких монологов. По крайней мере, родители и школа о многом умалчивали, в книгах была слишком много информации, а мистер Митчелл рассказывал о истории Америки с таким воодушевлением, что невозможно было его перебить.

– Знаешь ли ты, мой мальчик, отчего началась знаменитая забастовка в соседнем к нам Сиэтле, в 1919 году?.. А затем ии в Кливленде на Огайо. Старина Вильсон оказался между двух ощетинившихся ежей, конечно же, это не полностью его вина, но если бы не договоры в Версале…

Таким образом, рабочее время Майлза протекало незаметно, с огромной пользой, как для него, так и для старого Клайва.

К этому времени характер молодого человека начал претерпевать некоторые важные изменения – он стал более открытым, начал учиться определять личность человека, по его поведению, движениям, его словам, манерой держаться и вести себя с различного рода окружающими его людьми. Безусловно, немало этому способствовала работа в мясной лавке господина Митчелла. Поскольку лавка пользовалась популярностью населения всего квартала, да и многие жители других, близлежащих кварталов, предпочитали приобретать мясную продукцию именно в лавке, где работал молодой Майлз – качество продукции давно было проверено, и многие уважали господина Митчелла, справедливо считали его человеком честным и открытым. Многие из постоянных клиентов были знакомы с ним, и ранее с его семьёй, лично – поэтому недостатка в клиентах уже длительное время господин Митчелл не испытывал, да это никем и не прогнозировалось в ближайшем будущем.

Вскоре Майлз начал работать и за прилавком – взвешивая, нарезая мясо, рассчитывая клиентов, принимая и оформляя заказы на его последующую доставку, что было новшеством для лавки мистера Митчелла, и исполнялось специально нанятым им для этих целей владельцем небольшого грузовичка. Работа за прилавком была намного интересней, и более ответственной, нежели простая сортировка мяса, поэтому мальчик очень гордился своим повышением, и выполнял свои новые обязанностью с большим энтузиазмом. Мистер Митчелл планировал даже увеличить его заработную плату до 14 долларов, очень уж привязался старик к юному Майлзу, и знал о положении его семьи. Единственное, чего опасался опытный, многое повидавший, Клайв – что такие деньги могут испортить мальчика, и в дальнейшем нанести вред его пониманию их ценности и того, как тяжело они могут быть заработаны. Но даже и 10 долларов в день были неплохой платой, и Майлз начал откладывать появившиеся у него лишние средства. Так как потребности Майлза вполне удовлетворялись сейчас заботой его матери – он планировал потратить свои заработанные деньги на дальнейшее обучение военному делу, приобретение нужной для этого формы и других необходимых предметов.

В один из ясных, солнечных дней, Майлз пришёл на работу немного позднее обычного, задержавшись с матерью, выбиравшей новые обои для его комнаты. Мистер Митчелл стоял за прилавком, отсчитывая сдачу предыдущему покупателю, и, заметив входящего в лавку Майлза, улыбнулся и поприветствовал его.

– Доброе утро, мой дорогой друг.

– Доброе утро, господин Митчелл! Извините, пожалуйста, меня за опоздание. Сейчас же приступлю к своим обязанностям.

– Ничего страшного, я как раз хотел попросить тебя об одном одолжении – нужно съездить к нашему поставщику, мистеру Генри Кроукворду, в главный офис на Вашингтон стрит, что у девятой авеню, и попросить его передать мне документы за этот месяц. Я не вполне доверяю местной почтовой службе, она только отнимает наше с ним время. Нужно расплатиться по счетам, и составить смету на следующий. Как ты считаешь, стоит ли заказать больше куриных крылышек? Похоже, они пользуются недурным успехом?

– Я тоже это заметил, господин Митчелл. Думаю, это будет вполне оправдано, и я могу сразу же передать обе Ваши просьбы мистеру Кроукворду.

– Хорошо, ступай, мой юный друг. Возьми лишь в кассе деньги на проезд, и ступай, я пока справляюсь тут и один.

– Хорошо. Я вернусь буквально через два часа, Вы и не заметите моего временного отсутствия.

Майлз вышел из лавки, повернул на двадцатую авеню, далее проследовал до автобусной остановки. Вздрогнув, он вспомнил о произошедшем два месяца назад. И сразу же передумал добираться на автобусе до офиса мистера Кроукворда. Мальчик двинулся далее по двадцатой авеню, до ее пересечения с главной артерией северо-западного дистрикта, Эверетт-стрит. Навстречу мальчику попался бродяга, тащивший за собой видавший виды огромный баул, заполненным хламом вперемешку с особо ценными для него вещами – старым тёплым вязаным свитером тёмно-синего цвета и торчащей рукояткой ярко-чёрной бейсбольной биты. Бродяга, взвизгнул и побрел навстречу мальчику.

– Эй, парень. Стой! Парень, не одолжишь мне пару долларов?

– Извините, сэр, но у меня нет столько с собой.

– Сколько же есть?

– Всего 20 центов, но они нужны мне для проезда.

– Ничего, ты молодой, дойдёшь пешком. Давай их сюда, живее.

– Сэр, я не могу Вам их дать, меня ждут в срок, поэтому они мне необходимы.

– Парень, не зли старого Билла, а ну, выворачивай, ***, свои карманы!

Бродяга полез в карман Майлза за звеневшей в нем мелочью, и мальчик, скорее машинально, чем осознанно, что было сил ударил его. Упав, Билл, схватил его за ногу, испустив поток отборной брани, и Майлзу пришлось, оттолкнув чрезмерно прилипчивого бродягу, броситься бежать в противоположную сторону. Вслед ему поистине неиссякаемым потоком слышались ругань и ворчание обиженного Билла. Не заметив, как пробежал три квартала, Майлз остановился, и оглянулся. Естественно, никакого бродяги за ним не гналось, и мальчик наконец перевёл дух и вытер ладонью пот со лба. Оказавшись в этой части города, на Лавджой-стрит, основную площадь которой занимали покосившееся от времени и многочисленных превратностей судьбы, жилые домишки и мелкие мастерские по пошиву тканей и мелких предметов одежды, Майлз, все же решил не терять времени, и сесть на автобус. Стычка с Биллом отняла и время и силы, а нужно было выполнить просьбу мистера Митчелла, и как можно скорее.

Автобус, благополучно добравшись до места своего назначения, выплюнул Майлза на переполненную остановку в деловом квартале города Портленда, на уже упоминавшейся Вашингтон стрит, застроенной четырех-, пяти-, а кое-где даже восьмиэтажными зданиями, в которых целой россыпью располагались офисы и конторы различных по своей величине фирм и предприятий мелкого и среднего бизнеса. Майлз очень любил именно этот район города, от него веяло успехом и уверенностью в будущем – и люди здесь выглядели уверенными в себе и довольными жизнью, даже несмотря на некоторую их спешку, и резкость в движениях. Из одежды выделялись, в основном, у мужчин деловые костюмы – классическая пара, лакированные ботинки, строгие галстуки и небольшие кожаные портфели, у женщин – платья в светлых тонах, лёгкие шляпки и конечно же, зонтики, спасающие их и от палящего зноя, и от внезапных дождей.

Майлз быстро нашёл нужное ему здание – высокое офисное строение по Вашингтон стрит за номером 16, недалеко от площади О’Брайант, стоящее на пересечении юго-западной Старк-стрит и девятой авеню. Оно резко возвышалось над площадью, и было видно издалека, ещё с Бернсайд-стрит, по которой и пролегала финальная часть маршрута доставившего Майлза автобуса.

Попав внутрь здания через центральный вход, мальчик оказался посреди огромного холла, поблескивавшего многочисленными колоннами, уходящими внутрь холла, насколько хватало взгляда. За стойкой мальчик спросил, как ему подняться в офис 328, в котором и располагался мистер Кроукворд, и его компания, занимающаяся поставкам мясной продукции в лавки города, и являющаяся третьей или четвертой по величине, на всем рынке США.

Офис мистера Генри Кроукворда представлял собой классический пример функционального современного офиса для Америки тех времён – поразительно, но материалы были настолько натуральными, что ароматы дерева, кожи и камня, никогда бы не смогли быть вытесненными любыми парфюмерными букетами.

Сам мистер Генри Кроукворд, полный мужчина, обладающий небольшой лысиной, 44-х лет, носил весьма пёстрый для его возраста и фигуры костюм, состоявший из брюк приятного свежего бежевого цвета, ярко-алой рубашки и жёлтого, практически канареечного цвета, галстука. Собой он был ещё весьма недурен, и выглядел явно младше своих лет, главным образом, благодаря такому необычному цветовому подбору одежды. Но что-то в его взгляде выдавало в нем человека строгого, если не сказать, деспотичного, и заставляло при взгляде на его яркий наряд не улыбаться, а внимательно и с уважением вглядываться в его глаза, в которых ярко-коричневый жизненный опыт был причудливо смешан с отражением ярких красок гардероба.

– Добрый день, мистер Кроукворд.

– Добрый, юноша. Я внимательно Вас слушаю, присаживайтесь, пожалуйста.

– У меня к Вам поручение и небольшая просьба от мистера Митчелла, чья мясная лавка находится на Ирвинг-стрит.

– Мои пожелания доброго здоровья мистеру Митчеллу. Как обстоят у него дела?

– Все идёт отлично, мистер Митчелл в полном порядке, сэр.

– Что ж, я весьма рад это слышать, весьма рад.

Майлз коротко изложил суть дела, получив от господина Кроукворда утвердительный ответ по вопросу дополнительных поставок в следующем месяце куриного мяса для лавки господина Митчелла (при этом Генри Кроукворд сделал небольшую запись в своём потрепанном ежедневнике). Также во временное  распоряжение мальчика попал небольшой плотный конверт с логотипом компании – просто буквы H и K, но причудливо обрамленные веткой оливкового дерева. Внутри конверта располагалась заверенная смета за текущий месяц и предварительные расходы на следующий (очередная появившаяся отметка в ежедневнике).

Вежливо поблагодарив мистера Кроукворда, Майлз поднялся со стула, и пятью минутами позже, крепко зажав в руке полученный конверт с документами, уже двигался по направлению к двадцатой авеню.

В лавке мистера Митчелла Майлза ждал небольшой сюрприз – она оказалась закрыта. Никакой записки, ничего, позволяющего уточнить, на какое время лавка закрыта и, главное – по какой причине – Майлз не нашёл. Сжав покрепче документы, полученные от мистера Кроукворда, Майлз отправился домой, вверх по улице.

2.

Наутро ситуация не прояснилась – лавка по-прежнему стояла закрытой, и изменений внешне никаких не произошло. Майлз решительным шагом направился к дому мистера Митчелла, чтобы узнать, что же всё-таки случилось, чтобы он держал закрытым уже второй день единственный свой источник дохода.

Мистер Митчелл, вот уже на протяжении двадцати двух лет, жил в одном и том же доме, ныне являющемся ценным памятником архитектуры города. Здание располагалось практически в самом конце Джонсон-стрит, соседствующей с Ирвинг-стрит, что на северо-западе Портленда. На настойчивый звонок в дверь, Майлзу открыла экономка мистера Митчелла, мисс Дейвис, молодая, двадцати пяти лет, довольно милая девушка, с густыми каштановыми волосами, и удивительной красоты карими глазами, так идущими ее немного вытянутому лицу.

– Здравствуйте, я хотел бы видеть мистера Митчелла. Я работаю у него в лавке, и у меня к нему документы.

– Здравствуйте. Входите, молодой человек, сейчас я ему передам, что к нему гость.

Мистер Митчелл, немного осунувшийся, спустился к Майлзу через десять минут. Обычно довольно энергичный и собранный, сейчас он выглядел слегка взволнованным, и очень уставшим.

– Майлз, мой дорогой, извини, что заставил тебя ждать. Ты забрал документы от господина Кроукворда?

– Здравствуйте, мистер Митчелл. Да, конечно, они сейчас со мной. Скажите, что случилось, почему ваша лавка не работает?

Вместо ответа на этот вопрос, мистер Митчелл взял пакет документов, принесённый Майлзом, и, поднеся к ним длинную спичку, поджёг, уронив на пол один из листов бумаги, густо исписанный цифрами. Досадливо поморщившись, мистер Митчелл положил весело разгорающуюся бумажную массу на железный поднос, стоявший на столе, и, подняв последний лист, добавил его к уже изрядно почерневшим соседям по конверту.

– Это длинная история, друг мой. Но она окончена, и больше не о чем говорить – лавка закрыта, и, боюсь, уже больше никогда не откроется. По крайней мере, не мною. Не мною…

– Что же случилось, мистер Митчелл, я могу чем-то помочь Вам?

– Нет, Майлз, это уже не исправить, да и слишком поздно.

Майлзу показалось, что при этих словах на глазах мистера Митчелла выступили слезы. По крайней мере, в глазах мистера Митчелла отражение угасающего огня от конверта стало видно намного чётче и детальнее. Мистер Митчелл всеми силами старался это скрыть – но попытка улыбнуться явно ему не удалась. Это невероятно поразило мальчика, заставив смущённо отвести взгляд на догорающий, уже не так весело, костерок на столе.

– Мистер Митчелл, мне очень жаль, и, надеюсь, у Вас все наладится, и Вы снова откроете Вашу лавку.

– Спасибо тебе за все, мой милый Майлз. Увидимся, и, извини меня, пожалуйста, но я вынужден сейчас попросить оставить меня одного.

В полном недоумении, смущении и растерянности, Майлз оказался на пороге дома мистера Митчелла. За ним закрылась дверь, и её стук живо напомнил ему о звучании двери, захлопнувшейся вслед за уходом его отца.

Наклонив голову, мальчик побрёл по длинной, оживленной Джонсон-стрит. Солнце, ярко светившее ранее, зашло за внушительное скопление туч, и послало свой последний, с трудом пробившийся сквозь серо-синюю толщу предвестников сильного дождя, луч, нежно согревающий жителей Портленда. Через двадцать минут все небо было затянуто этими тучами, издали начали раздаваться раскаты грома. Хлынул ливень, в котором растворились грустные мысли Майлза. А мистер Митчелл стоял у окна, и на лице его сияла (именно, что сияла) безумная, затравленная улыбка…

Глава 5 Два устойчивых состояния памяти

1 It’s only the beginning…

В  тот вечер Майлз долго не мог уснуть, вспоминая грустное расставание с мистером Митчеллом и его последние слова. Ему казалось, что завтра утром все станет прежним – обычный день, обычные дела, небольшая усталость от работы к концу этого дня, и спокойный вечер, не омраченный тяжкими мыслями.

Но именно с тяжких мыслей Майлз начал тот мрачный день, календарь на столе показывал 16 сентября, год 1952. Ровно в 11-00 утра он вышел из дома, увидев, что люди на улице ведут себя весьма странно. Все, как один, смотрели вниз, себе под ноги, быстрым шагом проходили мимо, как будто стесняясь друг друга – и, что показалось ему уже совсем странным – абсолютно не разговаривали друг с другом! Даже булочник, очень жизнерадостный господин, который каждый день улыбался всем, приветствуя тех, кто проходил мимо него, был мрачен, угрюм и бледен.

Майлз почувствовал, что город переживает нечто тяжёлое – как будто объявили о серьёзном стихийном бедствии,  которое настигло ближайший к Портленду Милуоки, и все задумались о том, как встретить это природное явление у себя в родных домах, обезопасить себя и близких в случае его распространения.

Дом мистера Митчелла был черен, но еще чернее, чем лица встретившихся Майлзу людей. Падение произошло из-за столкновения с работником пожарной службы. Он резко возник на пути мальчика и тащил тяжелую бочку, видимо, ранее наполненную водой до своих краев. Бочка оставляла еле виднеющийся след за его спиной, весьма причудливо и даже игриво разливавшийся по мостовой.Машинально и не глядя больше по сторонам, Майлз прошёл всю улицу Честер, и быстро завернув в проулок между Ирвинг-стрит и Джонсон, оказался у дома мистера Митчелла. И тут был вынужден в прямом смысле слова упасть на мостовую, причём достаточно ощутимо для своего телосложения.

Дом, ранее практически в любое время суток освещённый солнцем хотя бы с одной из своих сторон, был статен, массивен и представлял собой истинное произведение человеческого искусства и мастерства Тем страннее был резкий контраст с его нынешним видом и состоянием. Пожалуй, кроме чёрного цвета из гаммы в нем присутствовал только тёмно-серый, все было покорёжено, имело жалкий вид и нуждалось в скорейшем сносе. Люди, копошившиеся у порога дома, имели тот же оттенок, что и сам дом, вынося из его недр вещи постояльцев, и внося в него бочки с водой, лестницы и зачем то тряпки. Рядом стояла старушка, жившая по соседству, и разговаривала с одним из сотрудников центральной пожарной службы Портленда. Именно из их разговора Майлз узнал некоторые сведения о трагедии : примерно в три часа ночи на пульт тревоги пожарников пришёл сигнал о возгорании дома по Джонсон-стрит. Спустя пятнадцать минут служба уже была на месте, и увидела, что попала на финальную часть огненного представления – центральная балка дома была в мгновении от своего падения, который нанёс бы сокрушительный удар по дому и его конструкции, и поставил бы свою чёрную точку в этом деле. Увы, пожарным оставалось только наблюдать за этой последней борьбой.

Причиной возгорания являлся поджог, подозреваемый – мистер Митчелл, живший на 2-ом этаже дом, но ранее не замеченный даже в мелком нарушении общественного порядка. Никто из его знакомых, соседей, не замечал за ним и тени ярости, расстройства или депрессии, что привело бы к такому его решению поджечь свой же дом. Да ещё и вместе с собой – все это наводило на соседей ужас и уныние ещё долгое время.

Ничего не смогли сделать и соседи, которые первыми почувствовали запах гари. Выбежав, они лишь увидели человека, стоящего в одном из окон дома. Кто-то признавался затем, что человек в окне стоял обнажённым. И смеялся при этом. Кто-то высказал мнение о том, что людей было несколько.

Но в сводках о произошедшем, в графах о количестве жертв и пострадавших, соответственно, были чётко указаны лишь цифры 1 и 8. И дата ниже – 18.09.1954.

Сумма цифр этой даты давала число 37.

В своём возрасте 37-ми лет Майлз так же определённо перестанет существовать, во всех смыслах этих слов.

Как и разрушенный пожаром чёрный дом бедняги мистера Митчелла.

2 Relax

Пожар в доме мистера Митчелла не успел распространиться на близлежащие с ним здания: слаженная работа пожарной службы Портленда и бдительность соседей сделали своё дело – ранним утром коронер смог забрать обугленное тело.  Майлз конечно же всего этого не видел – его мать не разрешила ему выходить так рано из дома, зная о случившемся в старом районе города. Догадываясь, что мальчик хорошо знал мистера Митчелла и определённо ему незачем будет узнать о том, что с ним произошло, и  почему он больше никогда не сможет увидеть его.