Андрейкин дедушка – хулиган

Потому как сразу по приземлении на его зеленую голову опустилось колесо вертолета МИ-8.

У жителей и гостей деревни, толпившихся неподалеку, занялось дыхание.

На разостланную по луговине ковровую дорожку ступила нога настоящего генерала! В его подлинности не было никаких сомнений: под ударами ветра от винта брюки с лампасами трепетали весьма грозно и патриотично.

– Здрав! Ав! Ав! Ав! – гаркнули построенные неровными рядами солдаты из стройбата.

Генерал грозно осмотрел воинов.

На некоторых вместо сапог белели вдрызг сбитые кроссовки. А один витязь вообще стоял с подвернутой до колена штаниной. Он впопыхах примчался на велосипеде с другого края деревни, где воровал малину в палисаднике у депутата сельсовета.

Генерал улыбнулся, стукнул себя в грудь и сказал:

– Хы!

Это был условный знак, понятный только высшим российским военным чинам. Начальник базы сразу встрепенулся и больно ткнул в спину красну девицу с подносом в руках. На подносе стоял шкалик водки.

Так как маячила девица на поле почитай уж два часа кряду, то пыли и всяких букашек налетело в рюмку видимо-невидимо.

Однако бывалого генерала это не смутило. Он лихо сдул все инородные тела с поверхности огненной воды, влил ее в себя и аппетитно занюхал огромным церемониальным пирогом.

Потом его усадили в «УАЗ» и повезли на территорию военной базы.

– Не может быть! – тер глаза обалдевший Юрка. Еще вчера он жестоко высмеивал саму мысль о визите генерала, и тут – на тебе…

А Димка, Андрейка и Сережка, глотая пыль, долго бежали за «УАЗиком» в надежде уговорить высокого гостя посетить ихнюю «штаб-квартиру». Ведь Сашка незадолго до приземления вертолета тайком слил в ведро почти все запасы дедушкиной браги. И теперь караулил всё это у изголовья ржавой кровати в осиновой роще.

Но генерал, видимо, предпочел «незаконным вооруженным формированиям» официальное лицо начальника базы.

Начальник же базы пребывал в несколько разбалансированном состоянии души, отчего напрочь забыл выставить возле вертолета хотя бы одного часового.

А между тем сиротливо стоящая посреди поля «стрекоза» как магнитом тянула к себе местных сорванцов.

Мальчишки гроздьями висли на подножках, расписывая мелками борта боевой машины. Вскоре черепа с костями, фашистские свастики и советские звезды покрыли почти всю поверхность вертолета.

К этому времени у машины и нарисовался Андрейкин дедушка. Тяжело справляясь с артикуляцией и убивая перегаром пролетающих мимо насекомых, он объявил себя часовым. После чего под угрозой применения кнута разогнал малышню в два счета. А когда те разбежались, старикан хитро улыбнулся, забрался внутрь винтокрылой машины и… захрапел.

Человек-торпеда

Андрейкиному дедушке почти сразу же стал сниться чудовищно жестокий план отмщения Сашкиному дедушке.

План был такой: когда вертолет с генералом будет пролетать над домом злобного Вини Пуха, Пятачок устроит ему бомбардировку, будьте уверены!

Для этой цели мститель оборвал почти все недозрелые кабачки на огороде сестер Волковых. Пользуясь их отсутствием, конечно. Ведь они пасли коровье стадо, как известно.

Пятачок сложил «снаряды» в холщовый мешок, выпил для храбрости стакан самогонки, настоянной на курином помете, и отправился к вертолету.

Разумеется, с собой Андрейкин дедушка захватил еще поллитру: ну там туды-сюды, подкупить часового и всё такое.

Но никакого часового на беду не оказалось. Так что волей-неволей уничтожать напиток пришлось самому.

С этим проблем, как обычно, не возникло. Вскоре дедушка уже грезил, злобно хихикая во сне. Ему виделось, как огромные кабачки с небесной высоты ровно ложатся на крышу подержанного «москвича» Сашкиного дедушки. И в считанные минуты превращают машину в мятую консервную банку. Ха-ха!

А пока сердце спящего мстителя неистово колотится от радости, к месту прибытия генерала возвращаются Андрейка, Димка и Сережка. Это уже не во сне, а наяву. Не замечая деда, они залазят в вертолет.

Начинают жать на кнопки и щелкать тумблерами. Еще немного погодя вертолет содрогается всем корпусом и медленно поднимается в воздух.

– Орел вызывает Муху. Прием!

Димка испугался незнакомого голоса и сорвал наушники с головы.

– Ты что делаешь?! – вытаращил глаза Андрейка. – Надень обратно!

– Я не знаю, как его выключить! – в панике вопил Димка, продолжая жать на все кнопки подряд. – Мама! Надо прыгать! Надо прыгать!

Андрейка принялся напяливать наушники на друга, пытаясь перекричать рев мотора:

– Они по радио скажут тебе, как его посадить! Одевай сейчас же!

– А чо сразу я?! – совсем одурев от страха, заорал Димка. – Надо прыгать! Надо прыгать, пока мы еще низко!

Неуправляемый вертолет несло прямо на коровье стадо.

– Генерал-то сумашедчий! – кричала на бегу сестре Зинка, уворачиваясь от обезумевших коров.

– Маньяк, – согласилась Светка.

Тут боевая машина вошла почти в штопор.

– На себя! На себя тяни! – вопил Сережка, видя, что вертолет вот-вот клюнет носом землю.

Но вдруг у него отнялся язык… бог знает откуда объявился Андрейкин дедушка. Он открыл дверцу и, безумно хохоча, принялся швырять вниз кабачки.

Светка с Зинкой решили, что наступил конец света. По такому случаю они достали бутылочку беленькой, которую приготовили свой день рождения, и распили ее под градом из овощей. К счастью, ни одного прямого попадания в сестер не случилось.

Когда все боеприпасы были израсходованы, Андрейкин дедушка истошно завопил:

– Товарищ генерал, мне не надо в Москву! Остановите здесь!

– Мы не знаем, как! – кричали ребята.

– Мне не надо в Москву! – опять что есть силы заорал дедушка. – Тормози здесь, командир! Али ты глухой, батюшка?

– Мы не знаем, как его выключить, старый вы дуралей!

Тут Пятачок полез вперед, чтобы взглянуть в глаза строптивому генералу. И вдруг замер с выпученными глазами.

– Хенде хох! – завопил сидящий за штурвалом рыжий Димка.

– Да ты никак немец! – в ужасе завопил старикашка и шагнул за борт. От огромной высоты у него перехватило дыхание, но было уже поздно. Костлявое тело, колотя по воздуху руками и ногами, камнем летело вниз…

Похороны

Ми-8 еще долго бороздил мирное небо над Алексеевкой. Инструкции, которые давал по радио настоящий летчик, порой противоречили друг дружке: выпил пилот к этому времени едва ли меньше генерала.

Тем не менее, мальчишки вертолет с грехом пополам посадили. Правда, при этом у агрегата напрочь отлетело переднее колесо. И как только это случилось, алексеевцы сразу потеряли к винтокрылой машине интерес.

Все отправились на похороны Пятачка.

На мероприятие односельчан официально пригласила сумасшедшая Ася. Еще до того, как о трагедии узнала законная супруга Андрейкиного дедушки, Ася успела обойти полдеревни. Она собирала на поминки по рублю.

Проводить Пятачка в последний путь пришли все жертвы этой скоротечной, но очень жестокой и бессмысленной войны: овечий царь Витька, сестры-близнецы, Андрейка, Сережка и Димка. Не было только барана по кличке Баран. Но ведь он являлся не человеком…

Всё это мероприятие выглядело немного нетрадиционно, потому как покойный был еще жив. Он лежал на траве в саду сестёр Волковых, раскидав руки и ноги.

– И куды ж хотел от меня улететь, журавель ты мой общипанный?! – сердито вопрошала мужа могучая баба Катя. – Ответствуй немедля!

«Журавель» на такие слова стонал и отворачивался. Перед глазами в сотый раз проносились кошмарные воспоминания…

Его тело доставили в деревню пьяные сестры Волковы. Во время этого процесса они останавливались перед каждым встречным-поперечным и обстоятельно рассказывали, как старый пердун свалился с неба в коровий пруд. К несчастью, ударился он об воду почти плашмя. Потому отшиб себе весь организм целиком.

– Он, наверно, убил там всех рыб! – в ужасе предположил дед Альф.

– Маньяк, – согласились сестры-близнецы.

Короче, никакого сочувствия от родных и близких умирающий так и не дождался.

Он испустил слабый стон и затих в ожидании смерти. Но та чего-то не приходила.

Наверно, запуталась в колючей проволоке, натянутой вокруг «штаб-квартиры», которую так и не посетил генерал. Незаметно к скорбящим присоединился Сашкин дедушка. Он не знал всех деталей и был уверен, что лежащий перед ним человек мёртв.

Тут Андрейкин дедушка приоткрыл левый глаз, прицелился и плюнул в овода, который так и норовил цапнуть его за нос. Но попал он не в овода, а в Сашкиного дедушку. Тот уже целых полминуты скорбел над бездыханным телом друга изо всех сил.

От радости Сашкин дедушка сграбастал Андрейкиного дедушку в охапку и сказал:

– Так иногда жизнь побеждает смерть, а мир – войну!

И это были поистине мудрые слова. Кто-то громко зааплодировал. Все оглянулись и увидели генерала.

Генерал был настолько пьян, что абсолютно ничего не понимал.

Он дергал за космы местную сумасшедшую и приговаривал:

– Оброс, солдат! Нехорошо.

Представитель марсиан

– Смир-р-но! – ни с того, ни с сего прямо в ухо лежащему гаркнул генерал. – Это что еще за фокусы?!

Андрейкин дедушка со страху дрыгнул левой ногой, а начальник военной базы, к которому и был обращен вопрос, не придумал ничего оригинальней, как по-жабьи выпучить глаза и высунуть язык.

А предмет удивления этих двух достойных вояк – Андрейкин дедушка – осторожно открыл глаза и осмотрелся.

Затем с натужным кряхтеньем встал на ноги, зачем-то поклонился в пояс генералу и взял под козырек, а потом еще на всякий случай перкрестился.

– Эх, я вам… клоуны! – грозно сверкнул очами генерал. Забрался в подъехавший "Уазик" и растворился в полях.

Андрейкин дедушка помахал рукой вслед удаляющейся черной точке и, шатаясь, поплелся домой. За ним на почтительном расстоянии шли скорбящие.

Поминутно усмехаясь в бороденку, деревенский мститель что-то бубнил себе под нос. К счастью, часть его монолога удалось расслышать сумасшедшей Асе, когда дед проходил мимо свалки – места ее ежедневного дежурства.

– Вона значит как! – дивился Пятачок. – Живем вроде как на одной планете. А эти залетные глядят на нас, как на пришельцев. Генерал-то меня не иначе как за марсиянина принял! Хо-хо, вон зенки-то вытаращил… Оказия!

Тут наш философ встал как вкопанный перед столбом.

На нем болталось написанное от руки объявление. Оно сообщало, что завтра, первый раз за всю историю Алексеевки приезжает живой губернатор!

А посему всем жителям под страхом смерти было приказано покрасить заборы в зеленый цвет. Никого не волновало, что у некоторых не то что зеленой, вообще никакой краски отродясь в хозяйстве не водилось. Да и дома у иных выглядели пострашнее покосившихся плетней…

В случае невыполнения правительственного распоряжения саботажникам грозил штраф – овца или пять куриц.

При мысли об этом Андрейкин дедушка враз протрезвел и спешно затрусил к дому.

Поравнявшись с первыми дворами, он поморщился: в нос ударил запах краски. Все до одного алексеевцы, как обычно, оставили дело политической важности на вечер самого последнего дня…

За созвездием Гончих псов

Но был в селе человек, который и не думал ничего красить. И вовсе не потому, что у него не наблюдалось ни забора вокруг ветхой избушки, ни овец, ни кур. Просто до политики и всяких важных персон ему отродясь не было никакого дела.

Уже давно стемнело, а он все сидел на завалинке на краю села, не двигая ни единым мускулом.

Далеко-далеко, за созвездие Гончих псов забросил глаза пастух Витька.

С самой макушки вселенной смотрело на него прекрасное женское лицо. Загвоздка была в том, что оно принадлежало коренной жительнице Земли.

– Японский поп! – с чуждой своей суровой натуре нежностью то и дело приговаривал Овечий царь.

Ему хотелось бесконечно повторять имя глядевшей с космических кущ дамы. Но с губ слетали почему-то одни японские попы, до которых Витьке в эту ночь не было абсолютно никакого дела.

Тем временем к пригорку, на котором одиноко восседал пастух, неслышно подкрался Ядрён Батон со своей собачкой Акулиной.

Витька энергично дернулся: неслышно подошедшая Акулина укусила его в спину. Овечий царь даже не ругнулся. В Алексеевке уже привыкли к тому, что Акулина грызла всех, кого Ядрён Батон удостаивал вниманием.

Батону было около тридцати годков. Последние десять из них он считался самым завидным женихом на три ближайшие деревни. Когда-то у парня были и имя и фамилия, как у всех. Но их давно и безвозвратно забыли. Так как ничего героического за свою жизнь Батон не совершил, то кличку ему дали не за заслуги, а за сдобную телесную форму – пузцо булочкой.

– Ну и здравствуй, блошиный корм! – прохрипел Батон, нависая над Витькой сзади. – Драться будешь?

– Канделябр тебе в дышло, – беззлобно ответил Витька.

– Ну и ладно, – присел рядышком Батон. – Ты мне тоже сегодня очень нрависся. Видал Ленку?

При этих словах Овечий царь снова дернулся. Но Акулина тут была не при чем: она кусала только один раз.

Батон подсел ближе:

– Говорят, ее физиономия аж в Москве на рекламных щитах висит. Маму, говорит, навестить приехала. Ох, конфетка!

Тут к превеликому удивлению Батона Витька вдруг вскочил на ноги и мустангом ускакал в поле.

Их с Батоном бывшая одноклассница Ленка и была той самой дамой, которая рассматривала Витьку с вершин небосвода только что. Не далее как позавчера вечером она прикатила в Алексеевку с маленьким сынишкой, тем самым озорником Андрейкой, в гости к родителям.

И свистел ветер в лопушистых ушах Витьки, хотя на дворе стоял мертвый штиль. Пушечным ядром вспарывая покой июльской ночи, Витька бежал и вопил на ходу что есть мочи:

– Куды? Куды?

Нет, не рассудком, скорее всей своей наивной полудетской натурой Витька чувствовал, что нет у него никаких шансов даже заговорить с Ленкой. Она ж расхохочется от одного его вида!

Парень давно привык к тому, что его маленькая никому не нужная родина медленно ветшает. И он с друзьями отживает вместе с ней. Старики давно смирились с этим, но сердца немногих оставшихся здесь молодых эта несправедливость каждый день грызла голодной цепной собакой.

Так больно Витьке не было еще никогда. Он бежал и бежал в непроглядную темноту, пока не свалился в тот самый окоп, из которого его недавно извлекли…

До последней капли крови

– Японский по-о-оп!!!

От вопля, исторгнутого в полях, ужинавшие в саду в компании Андрейки Сережка и Сашка едва не проглотили ложки.

– Как вы понимаете, вторжение началось! – мрачно объявил Сашка. – Стоим до последней капли крови!

– Да ладно тебе малышню пугать, – Ленка потрепала «милитариста» по макушке и полной грудью вдохнула отравленный краской воздух.

Второй день её переполняло какое-то волшебное, давно забытое чувство. Но слово для него она нашла лишь сейчас.

За те пять лет, с тех пор как уехала в столицу, она впервые чувствовала себя живой.

– Вот так и живем, – тяжело вздохнула баба Катя, мать Ленки. – Деградирует деревня, вымирает. Никому мы не нужны…

– Удивительно, – вдруг сказала Ленка, – как много живых в этой умирающей деревне!

Никто из сидящих за столом в этот тихий июльский вечер её, разумеется, не понял.