скачать книгу бесплатно
– Хорошо, – медленно протянула Идалия. Ей вдруг в голову пришёл прекрасный план. – Пьер, иди, принеси мне шампанского. А я сейчас… Мне нужно кое-что…
Ланской понятливо кивнул и ушёл, а Идалия быстро подошла к Жоржу Дантесу и нежно взяла его под руку.
– Месье, не грустите так откровенно. Если уж вы так безнадёжно влюблены в мою сестру, я помогу вам.
– Вот как! – Дантес вскинул голову и с надеждой уставился на неё прозрачными голубыми глазами. – Я чувствовал, что вы будете мне другом.
– О да… – с усилием улыбнулась она, не зная радоваться или печалиться такому званию. – У меня есть план.
Глава пятая
Ланской стоял чуть позади царя, который наблюдал утренний развод караула на Дворцовой площади. От толпы праздных городских зевак Николая отделяли гвардейские офицеры, чином не ниже полковника. Бесконечные тренировки несчастных караульных не прошли даром – движения были чётко выверены. Солдаты как на подбор – высокие, ловкие и не смущавшиеся придирчивого царского взгляда, смогли угодить императору, любившему во всём порядок и определённость. Обычная беспокойная суровость царя при удачных манёврах на плацу менялась на благожелательное выражение лица.
Когда Николай улыбнулся своим красивым ртом и кивнул офицерам, все вздохнули с облегчением. Он не спеша пошёл во дворец. За ним последовал и Ланской. Казалось, что император снимает в Зимнем отдельную двухкомнатную квартиру. Попасть в неё можно было и изнутри дворца, и через подвал с улицы. Это позволяло Николаю выходить незаметно, чем он иногда с удовольствием пользовался, предпочитая в минуты отдыха гулять без охраны.
Ланской уважал царя за его аскетизм в повседневной жизни и за его потрясающую работоспособность. Кабинет самого могущественного человека империи представлял из себя небольшую узкую комнату, совершенно лишённую декора, с выбеленным потолком и стенами, оклеенными тёмными бумажками – обоями. На двух огромных письменных столах лежали книги и папки. Но ничего не было завалено – порядок во всём царил исключительный. Всякая вещь знала своё место. Единственным украшением царского кабинета были большие малахитовые часы с таким же циферблатом. Одно окно выходило на Адмиралтейство, и Николай любил иногда задуматься, устремляя взгляд на его золочёный шпиль. В соседней комнатке стояла складная походная кровать императора. Глядя на жёсткий волосяной тюфяк, покрытой вместо одеяла старою шинелью, Ланской подумал, что если бы ему пришло в голову рассказать о быте императора, то мало кто бы ему поверил… Как всё это отличалось от кричащей роскоши в домах вельмож, составлявших высший свет!
Николай прошёл в свой кабинет, а Пётр Ланской стал разбирать множество прошений у себя в комнатке, предназначенной для флигель-адъютанта. Его обязанности уже давно стали для него привычными. Не реже, чем раз в неделю Николай приглашал его отобедать со всей августейшей семьёй. Александра Фёдоровна, красивая, томная женщина, была, ко всем внешним достоинствам, ещё и гостеприимной хозяйкой. Обстановка за обедом была непринуждённой. Николай любил баловать жену подарками, а она платила ему бесконечным обожанием. Семья казалась образцовой.
И всё-таки с царём нужно было держать ухо востро и ни на минуту не забывать, с кем имеешь дело. Вспыльчивый и обидчивый нрав Николая был всем хорошо известен. Чиновники даже самого высокого уровня на доклад к царю приходили с замиранием сердца. А граф Павел Дмитриевич Кисилёв вообще разработал целую тактику для еженедельных докладов императору. Для этого он всегда приходил с двумя портфелями: один – синий, другой – зелёный. Предварительно он осведомлялся у флигель-адъютанта, в каком расположении пребывает государь. Исходя из этого, он брал то один, то другой портфель.
Вот и сегодня Павел Дмитриевич сразу обратился к Ланскому с обычным вопросом о настроении Николая. Пётр уже открыл было рот сказать, что всё отлично, как из царского кабинета раздались крики.
Первым посетителем оказался губернатор Саратовской губернии, где казначей из-за тряски на дороге, которую и дорогой-то нельзя было назвать, обронил портфель. А в нём было ни много ни мало – триста тысяч рублей. Деньги искали, но так и не нашли. Либо в грязи утонули, либо людишки подобрали да затихарились. А тут – удача. К саратовскому губернатору на приём пробился крестьянин, который в целости и сохранности портфель-то и принёс. Хотел его губернатор выпороть за то, что долго думал, но пожалел, не стал пороть, а в награду ещё и червонцем одарил…– Сколько ты ему дал? Червонец?! Ах каналья! Да я тебя на такое жалованье посажу! Не хочешь? Да ты в ножки ему должен был поклониться, что он твою губернию от моей немилости спас… Вон! И чтобы пятьсот рублей ему выделил из собственных средств! Понял?
– Понял, ваше величество, не извольте гневаться, выделю…
– Я проверю! – гремел из кабинета зычный голос, привычный к командам на плацу.
Дверь открылась, и оттуда, как из парной, красный и потный, вылетел невезучий и нерасторопный губернатор. Граф Кисилёв, уже больше ничего не спрашивая у Ланского, поменял зелёный портфель на синий и нетвёрдой походкой зашёл в кабинет. Ему повезло – криков больше не слышалось. И когда граф вышел, царь лично выглянул из кабинета и с каким-то загадочным видом поманил Ланского.
– Иди-ка сюда, Пётр Петрович, у меня к тебе важный разговор имеется.
Заинтригованный Ланской молча вошёл и встал возле письменного стола. Николай не спешил начинать разговор, словно обдумывая слова. Это было необычно…
– Вот что, голубчик, Пётр Петрович. Ты помнишь, что я всегда ценил в тебе честность и… какое-то внутреннее благородство что ли…
Царь говорил не спеша, как будто ещё не решил, стоит ли быть до конца откровенным.
– Благодарю, ваше величество, на добром слове, – поклонился Ланской.
– Подожди, подожди благодарить, голубчик. Деликатное дело у меня к тебе. Деликатное, потому и трудное. Даже Бенкендорфа не хочу просить, потому как его молодцы скрытно расследовать такие вещи не умеют. Посмотри, что он мне принёс. Почитай…
Николай подал Ланскому бумагу, похожую на грамоту. Но это была не грамота, а шутливый диплом мужу-рогоносцу графу N.
– И вот такие дипломы в последнее время стали получать некоторые господа, у которых жёны… гм… не вполне осмотрительно себя ведут.
Ланской боялся поднять голову. Уж не получил ли подобный "диплом" штабс-ротмистр Полетика?
– А откуда образец? – наконец выдавил он, чуть откашлявшись.
– Мне доложили, что в Петербург их привёз какой-то дипломат, а наши бездельники-шутники рассылают письма по адресам.
Царь подошёл к окну и почему-то не хотел смотреть в глаза Петру. Похоже, что он тоже был смущён. И тут Ланской понял, что Николай опасался за репутацию кого-то из своих возлюбленных. От сердца отлегло, и Ланской тихо выдохнул.
– Что требуется от меня, ваше величество? – спокойно спросил он.
Бросив быстрый взгляд на замеревшего Ланского, царь прошёл на своё рабочее место.
– Вот что, Пётр Петрович, во-первых, выясни, кто эти шутники. Во-вторых, если это кто-то из офицеров твоего полка, так мне намекнули, то поговори с ними по-хорошему, чтобы они перестали этим заниматься, иначе будет по-плохому. Ну и доложишь мне потом. Задание понял?
– Так точно, ваше величество. Когда прикажете этим заниматься?
– Ну уж не в дежурство, – нахмурился Николай. – Не стоит это того… Но всё-таки дело серьёзное. Хватит на наш век войн и восстаний, не хватало ещё дуэлей и общественного беспорядка. Ступай. Подумай пока, кто из офицеров способен на такое.
– Слушаюсь, – поклонился Ланской, не зная радоваться ему или огорчаться.
То, что его связь с Идалией пока не дошла до царя – это радовало, но копаться в грязном белье других было противно.
Квартира Ланского в офицерском корпусе почти не отличалась от царских покоев в Зимнем дворце – такие же тёмные бумажные обои, диван да письменный стол. Из дорогих вещиц у полковника был только жирандоль – большой фигурный подсвечник. Писать приходилось много, а делать это при дневном свете в Петербурге было весьма затруднительно. Комнат было три – кабинет, столовая и спальня, но в придачу ещё имелась небольшая кухня, где хозяйничала крепостная Агафья, да маленький чуланчик для денщика Федьки. Агафья, пожилая женщина, ещё приятная лицом, с добрыми глазами, уже поджидала барина.
– Пётр Петрович, сегодня ваш любимый пирог с грибами испекла. А на горячее соляночка, барин, уж не побрезгуйте.
Ланской с удовольствием втянул аппетитный аромат пирогов, наваристого супа и опять сравнил своё житьё-бытьё с царским. Николай не признавал за обедом больше трёх блюд, и каким бы вкусным ни было четвёртое – оно вызывало только царский гнев. Не так любил обедать Ланской. Ему нравилось разнообразие. И кухарка Агафья готовила понемногу, но каждый раз придумывала что-нибудь необычное. Вот и сегодня пирог был испечён в виде большого гриба. Выдумщица…Зато Федька-денщик, казалось, не заботился о том, чтобы угодить барину. Пётр уже давно ругал себя, что много дал воли и распустил денщика, но так уж получилось, что иногда с этим бездельником, любившим читать те же книги, что и он, разговоры заводились более откровенные, чем с кем-либо в полку или в обществе.
Приняв барскую шинель, долговязый Федька лениво почесался.
– Не забудь Каурку покормить, а то с щенком все обязанности забросил, я смотрю, – строго напомнил Ланской.
– Не забуду, ваша милость… Какие новости у царя? – фамильярно осклабился тот с полотенцем в руке, пока Пётр мыл руки перед обедом.
Он раздумывал отвечать или нет. Хотелось поделиться неприятным поручением, но в глубине души Ланской боялся увидеть в серых глазах мужика насмешку. Правда, был ещё один аргумент в пользу того, чтобы поделиться с денщиком. Уже давно он подметил – то, что для господ составляет секрет, для низших чинов не являлось загадкой. Вдруг Федька уже слышал про позорные дипломы рогатым мужьям?
– Царь сегодня не в духе, – вытирая руки и проходя к столу, задумчиво начал Ланской.
– Может, его ампираторское величество не с той ноги встал? – усмехнулся денщик, вставая позади Ланского, чтобы одновременно сослужить барину в качестве лакея.
– Да нет… Расстроил его сегодня один губернатор.
Ланской в красках рассказал о царском гневе на недогадливого чиновника, надеясь, что Федьке понравится решение Николая.
– Зря он повелел столько денег мужику дать, – зевнув, ответствовал денщик, нисколько не воодушевлённый царской милостью.
– Это почему же? – опешил Ланской.
– А всё равно пропьёт мужик деньжищи… не впрок пойдут. Хорошо, если не помрёт.
– Так уж и пропьёт? – не поверил Пётр, но задумался.
А ведь прав, паршивец, такой исход был более чем вероятен. Здравое рассуждение денщика положило конец сомнениям Ланского.
– Фёдор, – начал он не торопясь, – сядь-ка рядом.
Если бы Федька кому-нибудь рассказал, что он сидит с барином за одним столом, а тот ещё с ним советуется, сочли бы его трепачом и наглецом. Но хитроватый мужик знал, что такого барина он больше не сыщет в Петербурге, а потому, при всей своей наглости, держал язык за зубами.
– Слухаю, барин, – с готовностью оживился мужик, прямо как Ланской перед царём.
Пётр Петрович достал из папки злосчастный диплом и без лишних объяснений показал денщику. Тот внимательно прочитал и присвистнул.
– И что, Пётр Петрович, требуется от вас?
– Должен я найти автора сего пасквиля. А как искать? С чего начинать? Я же не сыщик, сам понимаешь, братец. Не буду же я ходить по части и показывать кому ни попадя сей гадкий документ. Поэтому прошу тебя, Фёдор, поспрошай денщиков, лакеев, да прочих дворовых при несчастном графе N. Может, кто что видел. Кто принёс письмо, кто приметил посыльного… Ну сам понимаешь… А я попробую почерки наших полковых офицеров сверить. Так, с двух сторон, глядишь, быстрее выясним.
Федька почесал затылок и ещё раз посмотрел на документ, потом перевёл глаза на барина. Ланской заметил едва заметную усмешку и подсунул ему под нос кулак.
– Только скажи лишнее слово – получишь у меня розог, – грозно раздувая ноздри, предупредил Ланской.
– Что вы, Пётр Петрович, – притворно испугался денщик, – я молчу. Кто же бы не влюбился в такую… "подобна ветреной надежде, резва, беспечна, весела…"
– Ты Идалию с Ольгой Лариной, что ли, сравниваешь? – удивился Ланской.
– Так похожа, ваша милость, – нагло ухмыльнулся Федька.
Ланской не знал, что и ответить. Действительно, похожа…
Цепкий ум мужика уже не раз изумлял Петра. Сам он не запоминал стихи так быстро, хотя и любил их. Зато Федька не только помнил наизусть, но ещё и умудрялся вставлять вовремя нужную цитату. И переспорить его, порой, было очень трудно. Среди денщиков офицерского корпуса про него и пословицу сложили: Федьку поносить, что редьку укусить…
– А ну, марш отсюда! – скомандовал Ланской.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие, – вскочил с места денщик.
– Разрешите идтить?
– Ступай на конюшню, а оттуда прямиком по моему поручению. Всё ясно?
– Так точно, – рявкнул Федька, и, нарочито печатая шаг, вышел из комнаты.
– Построже с ним надо, ваша милость, – подала голос Агафья, входя в комнату, чтобы налить чай Ланскому, – совсем распоясался, бездельник.
– Молчи, старая хрычовка, – донеслось из коридора.
– Шут гороховый, – проворчал Ланской.
Отдохнув после сытного обеда, Пётр отправился в штаб полка. Звание флигель-адьютанта его величества открывало все двери и избавляло от лишних вопросов. Штабисты выложили перед ним все необходимые документы, и Ланской, заперевшись в кабинете, начал сверять почерки офицеров с шутовским дипломом. От напряжённого внимания заслезились глаза – почерк большинства офицеров был мелким, плохо читаемым, а на "дипломе" – почти каллиграфический…Наконец, Пётр нашёл более-менее пару похожих документов. Один из них принадлежал капитану Нефёдову, а второй поручику Воронцову. Ланской знал этих офицеров. Нрав у них был весёлый, а уж у Нефёдова репутация была заядлого скандалиста… Эти язвительные господа вполне могли быть замешаны в гнусную историю…
– Подпоручик, а где обедают офицеры Нефёдов и Воронцов? – спросил Ланской у секретаря.
– Так в Бражницкой, ваше высокоблагородие. Они завсегда засиживаются допоздна. Думаю, там и найдёте их.
Оседлав Каурку, Ланской поскакал на Шпалерную, но сначала решил заехать домой – вдруг Федька что-то разузнал? Однако, уже подъезжая к дому, он издалека заприметил высокую фигуру своего денщика. Тот шагал с довольным видом, лихо маша руками, что свидетельствовало о его хорошем настроении. Значит, есть сведения – обрадовался Ланской. И действительно, пронырливый денщик выяснил, что к несчастному графу приходил денщик капитана Нефёдова.
– Ну конечно, он не лично его сиятельству вручал пакет, а его лакею. А тот возьми и спроси: кому ответ-то присылать, если что… Дурак-денщик и проболтался.
– Что ж… Теперь всё сошлось, – пробормотал Ланской, – поеду искать этого Нефёдова. А ты ступай домой, да сам не проболтайся про всё это, – строго повелел он Федьке.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие, – опять вытянулся тот, громко отрапортовав на всю улицу. И почему Ланскому всё время казалось, что его денщик не тот, за кого себя выдаёт?
Глава шестая
Ланской не любил обязательные кутежи и забавы, которые были приняты в Кавалергардскому полку. Для молодых офицеров устраивался негласный экзамен – выпить десяток стопок и постараться не опьянеть. Пётр с усмешкой вспомнил и себя. Испытание он прошёл в своё время успешно, не опьянеть ему помогли высокий рост и крепкое телосложение, и больше проверять его никто не решился. Даже самые разудалые гуляки сообразили, что перепить Ланского не удастся. Сейчас и возраст не тот, да и охота кутить пропала…
Его отец, Пётр Сергеевич Ланской, был сподвижником Михаила Илларионовича Кутузова, а потому в их семье к военной карьере относились серьёзно. Может, поэтому Петра и выделил император за его усердную службу и честность.
Но как бы ни относился к нему Николай, для Ланского высшим мерилом была его совесть. Вот и сейчас, хотя он должен был выполнить поручение Его величества, его душа искала выход, как не подставить товарищей. То, что они были виновны, он был почти уверен. Уж столько легенд ходило по столице про их проказы. Взять хотя бы последнюю…
Минувшим летом по ночам на Чёрной речке стал разъезжать катер с гробом, обитым тёмным бархатом. Гребцы и факельщики возле него тоже были одеты в чёрные плащи и большие чёрные шляпы. Все заунывно пели "Со святыми упокой". И дачницы, и крестьяне окрестных деревень просыпались и с мистическим ужасом взирали на сие мрачное зрелище. Конец безобразию положил полковой командир, случайно узнавший в гребцах офицеров собственного кавалергардского полка. Как выяснилось, в гробу был не покойник, а шампанское, которое проказники очень почитали.
Чем ближе подъезжал Ланской к Бражницкой, тем больше его охватывала досада, что он заинтересованное лицо в этом щепетильном вопросе. Известно ли Нефёдову с его компанией о его связи с Полетикой? Не заподозрят ли и его в том, что он боится подобного письма несчастному супругу Идалии? На душе было скверно, но ослушаться царя он не мог.
Офицерская столовая изнутри чем-то напоминала царские палаты Московского кремля – густая роспись сводов стен, откосов дверей и окон была выполнена в растительном орнаменте. Отличие было в изображении атрибутов Кавалергардского полка: там кавалергардский шишак, там мальтийский крест, такой же как и на парадной одежде офицеров, там штандарты полка, пожалованные в 1799 и 1810 годах.
То, что это была столовая, выдавали народные пословицы над панелями стен: "Красна ложка едоком, а лошадь – ездоком" и "Голод не тётка, пирожка не подсунет". Со скудным жалованьем полковника, Ланской не раз убеждался в правдивости последнего изречения.
Вечер только начался, поэтому офицеров в Бражницкой было немного. Ланской огляделся – Нефёдов с двумя товарищами что-то весело отмечали в самом дальнем углу столовой.
Капитан Владимир Сергеевич Нефёдов был ещё довольно молодым мужчиной, но уже начал стремительно полнеть. Мундир туго обтягивал его раздавшийся живот. И этому было объяснение – обильные возлияния шампанского и вина всегда сопровождались хорошей закуской. Но самыми несимпатичными, на взгляд Петра, были усы Владимира Сергеевича – они были похожи на его собственные, только мельче, и напоминали раздвоенный хвост скорпиона.
Отношения между ними были прохладными, но всё-таки при виде полковника Ланского Нефёдов и двое других офицеров почтительно привстали и пригласили его к столу. Ланскому это было и надо.
– Благодарю, господа, за приглашение, – без долгих предисловий начал Пётр, – мне как раз нужно с вами поговорить по весьма деликатному поводу.
Офицеры переглянулись.
– Выпьете с нами, полковник? – предложил поручик Воронцов, протягивая ему бокал.
– Нет, благодарствую, я сейчас на службе. Я хотел бы кое-что узнать у вас, господин капитан…
Пьяные ухмылки сползли с лиц офицеров. Ланской медлил, раздумывая, стоит ли задавать вопросы о дипломе мужьям-рогоносцам при всех? Нефёдов словно что-то почувствовал и произнёс:
– Можете свободно спрашивать, Пётр Петрович, у меня от товарищей секретов нет.
– Ну что ж… тогда не знаю, хуже или лучше это для вас, Владимир Сергеевич. Вам знаком этот документ?
Ланской достал "диплом" и показал Нефёдову издалека. Если тот был его автором, то узнает сразу, а нет, то и не стоило давать читать. Бледность капитана и забегавшие глаза при виде злосчастной бумаги всё сказали за него.
– А откуда это у вас?
– Представьте, от государя.
