Летописцы летающей братвы. Книга третья

скачать книгу бесплатно


Разговор с директором музыкальной школы времени занял немного. Ознакомившись с Лениными документами, Александр Иванович с удовлетворением дал добро, уточнил расписание занятий, помог оформить пропуск и отпустил восвояси.

Юрка Кисляков оказался прав, когда предупреждал, что за моей душой будет организована охота. Пару месяцев спустя ко мне снова подвалил Светлицын и, рассыпаясь в любезностях, пригласил на очередной мальчишник их мафиозной группы, в которую входили почти все журналисты, за исключением отдела боевой подготовки и Горькова.

– Собираемся в ресторане «Северный» сегодня в двадцать ноль – ноль. Приходи, не пожалеешь, – многообещающе и снисходительно сказал он, похлопывая меня по плечу. – Будет и Илья Александрович.

Возможно, я бы и дал согласие, но фривольное поведение меня возмутило. Я вообще не допускаю двусмысленностей в отношении со мной, оберегая свою независимость, и игривость Светлицына меня покоробила.

– К сожалению, не смогу. Обещал жене, что вечером выедем к её родителям, – извинился я. – Может, в следующий раз?

– Ну, смотри, тебе виднее, – пожал покатыми плечами Светлицын. – Может, другого раза и не будет.

В его словах я почувствовал скрытую угрозу, но не обратил на неё внимания.

– Ничего, не умру, – пообещал я, бросил недокуренную сигарету в пепельницу и ушёл в отдел.

Анна, как всегда, колдовала над макетом очередного номера, фотокор Редькин, захлёбываясь от заикания, рассказывал ей какую – то занятную историю. Я с самого начала обратил внимание, что он дышит к ней неровно, чего она по-женски поощряла. Не знаю, как он работал до меня, но за последний месяц даже мне, профану в оформлении, стало понятно, что слайдов и чёрно – белых снимков явно нахватает. В командировках я не ограничивал подчинённого, и он аккуратно мотался по всему Союзу, но что он там делал, непонятно, привозя с собой десятка два банальных сюжетов. А из Хабаровска привёз три не цветных снимка. На эту тему мы с ним уже разговаривали, но Дмитрий Григорьевич, ссылаясь на объективные причины, намекал на то, что мне, не профессионалу, понять их трудно.

– Вы вот что, вы пишите мне, если недовольны, сюжеты снимков, – сказал он тогда, и я, рассердившись на его хамство, сдуру поначалу набрасывал ему картинки, соответствующие написанным статьям и очеркам. Заказы мои Курбатов выполнял с оскорбительной точностью, но не более того.

– Дима, – пытался я его вразумить, – вы называете себя творческой личностью, но где оно проявляется в ваших материалах? Даже слайды на обложку – визитную карточку номера, как две капли воды похожи друг на друга. У вас совершенно отсутствует фантазия.

– А вы покажите пример, – нагло заявил подчинённый, саркастически улыбаясь.

С тех пор, отправляясь на задание, я брал с собой редакционную немецкую камеру «Лейку» и привозил с собой более – менее необходимые слайды. Мало того, если они проходили в номер и публиковались, за них прилично платили, и для меня проблемы с заначкой разрешились сами собой.

Редькин, уверившись, было, в моей беспомощности, приуныл. По существу, я отбирал у него хлеб. Гонорар, составляющий более половины его оклада, уплывал на сторону.

Отношения наши после разговора со Светлицыным ещё более обострились. Нет, внешне он относился ко мне подчёркнуто уважительно, но за его улыбками и холодным взглядом угадывалось желание как – то насолить непокорному новичку. Сделать это было несложно. Опыта – никакого, защиты – никакой. А Редькин явно игнорировал распоряжения своего начальника. И до меня дошло, что мой подчинённый пляшет под дудку Максима. Естественно, терпеть это стало невмоготу, и я крепко задумался о пересмотре кадров. Тем более, что среди знакомых и товарищей по роду своей работы у меня появились настоящие молодые фотокоры, мечтающие попасть в редакцию нашего славного журнала. Но без поддержки и одобрения руководства задумки мои осуществить было невозможно.

Главный редактор, между тем, неустанно учил меня уму – разуму, не оставляя надежды на спасение. И я приятно удивился и обрадовался, когда через год он пригласил нас с Ладой к себе в гости. Не знаю, с какой целью он это сделал, такие вещи не происходят спонтанно, особенно на высоком уровне, но так или иначе в назначенный срок мы явились к Миронову на квартиру, расположенную в одном из сталинских домов на Кутузовском проспекте. Дом охранялся нарядом милиции, и прежде, чем попасть на четвёртый этаж, мне пришлось вести разговор о цели своего визита с гражданским типом на улице и в подъезде с консьержкой.

Старый лифт, закованный в железную клетку, хрустя несмазанными суставами, медленно втащил нас на ухоженную площадку и тупо остановился. Мы вышли, и перед нами тотчас распахнулась высокая дверь, оббитая светло-коричневым дерматином.

– Ждём, ждём, – широко улыбаясь, сказал Илья Александрович, одетый в кремовую рубашку и светлые брюки. На ногах его пестрели мягкие домашние тапочки. – Проходите, не стесняйтесь.

В прихожей стояли две нарядные миловидные женщины, как две капли воды похожие друг на друга. Не нужно быть гением, чтобы понять, что перед нами были мать с дочкой. Жене Главного было лет сорок, но она молодилась, красила волосы и дружила, судя по запаху, с изысканной парфюмерией. Она жеманно протянула холёную руку для знакомства. На запястье блеснул золотой браслет с украшениями из камней, то ли рубинов, то ли гранатов, я в драгоценностях разбираюсь плохо, а открытую шею украшал кулон на короткой цепочке. Светло-коричневый костюм удачно сочетался с блеском золота.

– Моя жена Надежда,– представил Илья Александрович супругу, пока я тряс её мягкую ладонь. – А это – дочь Оксана, студентка МГУ, будущая журналистка, – сказал он не без гордости в голосе.

– Очень приятно, – как можно проникновенней прореагировал я и, в свою очередь, назвал слегка оторопевшую жену.

– Какой роскошный костюм! – восхитилась она, плеснув чуточку елея на самолюбие хозяйки. – Из Франции?

И женщины, забыв о нашем присутствии, заговорили о тряпках.

– Пойдём, познакомлю с квартирой, – предложил Олег, – и, не дожидаясь моего согласия, повёл за собой.

Кроме гостиной, двух спален, большой кухни – столовой и помещений первой необходимости, у хозяина был личный кабинет. У широкого окна стоял массивный полированный стол, на котором прямо по центру возвышался бронзовый письменный прибор с пресс-папье, украшенный фигуркой льва. По левую и правую руку до самого потолка на стеллажах покоились ряды книг в золотистых кожаных переплётах. Многие фолианты выглядели старыми и потёртыми. Не трудно было догадаться, что они пользовались спросом.

– Ого! – не в силах скрыть восхищения, удивился я. – Да у вас и Даль есть!

– И не только. Вот, посмотри, – открыл Миронов дверь книжного шкафа и доставая небольшой томик в красном переплёте с золотым теснением, – собрание сочинений Пушкина от 1887-го года!

Господи, какой раритет! Это ж каких денег он у антикваров стоит!

Я с вожделением, будто принимал переполненный стакан, взял в руки бесценную реликвию и открыл страницу наугад. Это было знаменитое стихотворение «КЪ А. П. КЕРНЪ». Я его с первых строчек узнал, хотя незнакомый шрифт и яти читать мешали. И вот какое удивительное совпадение: две недели назад я ездил в командировку в Торжок, где находился Центр переучивания лётного состава на новые типы вертолётов. Командиром базы, как оказалось, был мой одноклубник Коля Анисимов, переведённый из знаменитой Могочи. Он познакомил меня с вертолётом – гигантом «Ми – 26», на котором летал и на котором через два года разбился на взлёте вместе с экипажем, царство им небесное.