Праздничный Коридор

– Там какие-то дядьки суетятся.

– Совсем это не дядьки, а строители.

– Начинают строить теплицы для моего будущего кооператива. Я сначала хотела построить теплицы на территории нашего участка, но Александр Михайлович решил, что не стоит захламлять двор – здесь должна быть детская площадка для его внука. Он уже оформил долгосрочную аренду на это поле и согласовал строительство теплиц. Для меня работа по оформлению всех бумаг изначально была неподъемной. Во-первых, я пока не знаю нормативные документы, а во-вторых, в деловых кругах города я личность неизвестная. А если по каждому пустяковому вопросу обращаться за помощью к отцу, то так можно на всю жизнь остаться ребенком. Александр Михайлович помог, не спрашивая моего на то согласия. Он меня считает временно нетрудоспособной. Мой папа не верит в успех моего предприятия, а Александр Михайлович считает, что все это может перерасти в серьезный бизнес. Папа, наверное, видит во мне только ребенка, который всю жизнь будет нуждаться в его защите и опеке. Александр Михайлович – мой шеф по работе в банке, знаком с моими деловыми качествами, и мне, на данном этапе, очень важна его поддержка. Концепция моего бизнеса в программе минимум такова – мы создаем кооператив, в его составе агроторговую фирму и кафе. Производственная база у меня уже есть – земля, теплицы и квартира, которую еще предстоит вывести из жилищного фонда.

– Какая квартира? – спросила Люда.

– Обычная квартира, жилая. Сейчас мы с тобой составляем бизнес-план, собираем учредительные документы на создание кооператива. Потом закупаем семена и удобрения, засеваем участок, реконструируем квартиру под кафе, в конечном итоге много и упорно работаем. Ты согласна работать в моем кооперативе?

– Конечно, согласна. Но мне не понятно, почему ты готова поделиться со мной всем, что по праву принадлежит только тебе? Сейчас столько безработных людей, что найти подходящих, образованных людей очень просто. А я в годы нашей юности вела себя по отношению к тебе, мягко говоря, как последняя идиотка. И сейчас мне перед тобой очень стыдно.

– Ты ошибаешься, Людмила, если думаешь, что это благотворительная акция. Пока я могу предложить тебе только наемный, тяжелый и низкооплачиваемый труд. Мне на ближайшие несколько лет нужна будет помощница, которая сможет подменить меня по всем вопросам деятельности кооператива. Дело в том, что по окончании декретного отпуска, я должна буду выйти на работу в банк. Я свое образование получила по направлению, и за счет средств банка. Уволившись с работы, даже по семейным обстоятельствам, я могу поставить под удар Александра Михайловича. Он не собирается скрывать, что я его невестка. Правда, неофициальная, но все, же родственница. У нас в банке, как и везде, наверное, злопыхателей хватает. Вот и начнут строчить доносы в партийные органы. Я отработаю с запасом средства, которые вложил в мое образование банк, и свободна для бизнеса. Долю в моем бизнесе ты можешь заработать своим собственным трудом. Все в будущем. Мелкие обиды, причиненные мне близкими людьми или просто знакомыми, я стараюсь сразу забывать. Мозг не замусоривается и сердце открыто для добра. Давай мы с тобой сегодня оставим все семейные дела и поедем в город, хвастаться твоими нарядами. Я думаю, что по чашке чая и пирожному мы найдем в любом кафе или ресторане.

На улице Людмила попросила у Зоси ключи от машины:

– Давай я пока поработаю твоим водителем. Не сомневайся, управлять машиной я могу не хуже, а, возможно, даже лучше тебя. Я работала таксистом, но теперь услуги такси не пользуются спросом, люди обнищали и пользуются общественным транспортом или ходят пешком. Наш автопарк изрядно поизносился, средства для ремонта отсутствуют, вот и поставили машины на долгосрочную парковку, а водителей сократили. Так и я осталась без работы. Ты не заходи в гараж, подыши здесь воздухом, пока я двигатель разогрею. Я вообще удивлена, как ты размещалась со своим животом на водительском сиденье?

Люда действительно была первоклассным водителем. Кроме того, она умела разобраться в неисправностях машины и быстро их устранить. «Хоть здесь я пригодилась, – думала Людмила, сидя рядом с Зосей в библиотеке и наблюдая за ее сосредоточенным лицом, склоненным над очередной подборкой нормативов по деятельности кооперативов, – и как она во всем этом разбирается? Мне эту науку никогда не осилить. Помощница для Зоськи из меня получится неграмотная. А вот мне с ней интересно. Зоська ни минуты спокойно дома не сидит, то ей надо в библиотеку, то в сельхозуправление, то в горисполком. И меня не стесняется таскать за собой – мол, привыкай. А как тут привыкнешь? Я представляю, на каких бы тонах со мной разговаривали все эти товарищи в солидных кабинетах. А когда Зоська появляется, то мужики, несмотря на ее беременность, готовы любую бумажку не глядя подписать, а потом еще и проводить набиваются. Приходится мне Зоську даже защищать. Тогда удивляться начинают – это, что, Ваша охрана? А хоть бы охрана, нужно же ее кому-то защищать, потому что без Зоськи бизнес не получится. Зоська аристократка, не умеет противостоять грубости и хамству. Мне тоже стоит поучиться аристократизму, заодно и внешность изменится. А там, может, рядом с ней и ума прибавится?».

Если законодательные и нормативные акты легко поддавались изучению, то с агрономией было все сложнее. Кислые почвы, азотные, калийные удобрения и другие премудрости ухода за землей и растениями в Зосиной голове создавали целый калейдоскоп отдельных, не связанных друг с другом понятий и не давали представление о стройной системе методов производства овощей и зеленных культур. И тогда пришло простое решение – обратиться за помощью к агрономам-практикам. Зося разыскала телефон Ивана Сергеевича, попросила его подыскать для консультаций опытного специалиста. И вот они с Людмилой едут в Ивановск. Зося грустно смотрела на пробегавшие за окном машины, покрытые инеем березки и сосны, думала о том, что редко бывает в Ивановске, мама еще не знает, что скоро станет бабушкой. Она рассказала Людмиле, как проехать до городского кладбища, снова притихла, ушла воспоминаниями в свое счастливое детство, рядом с живой и здоровой мамой. Люда остановила машину возле ворот кладбища, хотела выйти из машины вслед за Зосей. Но Зося попросила ожидать ее в машине, и пошла знакомой аллеей к заметно подросшему каштану возле маминой могилки.

Каштан из тоненького прутика превратился в большое, красивое дерево с густой и раскидистой кроной, но это был именно тот каштан, который посадил Иван Сергеевич возле маминой могилки. Зося помнила могилку, простую пирамидку памятника с маминой фотографией, но возле каштана не было привычного холмика в металлической оградке.

Под кроной каштана, на белой мраморной скамеечке сидела женщина с венком на голове из полевых васильков. Зося подошла поближе, и была поражена холодной красотой мраморной, уставшей женщины, присевшей отдохнуть под кроной дерева. Это была скульптура ее мамы, высеченная рукой талантливого мастера из бело-розового мрамора. Зося погладила мамину замерзшую руку, и присела на простенький стульчик, оставшийся возле мраморного великолепия со времен металлической пирамидки.

Через некоторое время на аллее послышался скрип снега под ногами подходившего человека. Зося оглянулась и сразу узнала Ивана Сергеевича.

– Я тебя сразу и не признал, – сказал Иван Сергеевич, – ты стала взрослой, такой же красивой, как Лина в молодости. Ты первый раз видишь памятник? Отец твой постарался. Теперь сюда люди приходят полюбоваться этой красотой. Василина любила посидеть под каштаном, подзарядиться от энергии дерева. Это я твоему отцу рассказал, а потом смотрю Василина, точно живая сидит на скамеечке. Только очень уставшая от земных забот. Так оно и было – замучила себя жизнью рядом с мразью, которой еще и прислуживала. Зосенька, я вижу, ты тоже скоро мамой станешь? Не знал я, что тебе тяжело будет ехать. Я ведь слукавил, правду тебе не сказал – я подыскал тебе агронома в Горевске, живет там очень опытный аграрий, селекцией на своих шести сотках балуется. На мою просьбу с тобой поработать сразу с радостью согласился. Говорит, что Василину всегда уважал и ее дочери с радостью поможет. А я так думаю, что ему самому очень хочется настоящим делом заняться. Вот его адрес и телефон. Ты не сердись на меня, очень уж хотелось тебя увидеть. Может, в гости ко мне зайдешь? Посидим, старые фотографии посмотрим.

– У меня еще одно дело есть к Вам, Иван Сергеевич. Хочу порядок навести в своих документах, но без Вашей помощи здесь не обойтись. Я привезла с собой свое свидетельство о рождении. Выдано оно Ивановским загсом. Сейчас я хочу его заменить в связи с изменением моей фамилии. Я хочу взять фамилию отца – Чарышыва, но это затруднения не вызовет, было бы мое заявление. Сложнее будет записать в свидетельство о рождении моих родителей. Папа – Чарышев Николай Васильевич и мама – Ромашова Василина Дмитриевна. Мама не смогла этого сделать. Говорила, что закон не позволяет. А я решила, что у человека может быть только одна мама, та, которая настоящая. И отец у меня отыскался, тоже настоящий. Поможете?

– Безусловно, помогу. Давай мы с тобой проедем по городку и соберем подписи свидетелей, которые подтвердят, что фактической твоей мамой до самой своей смерти была Василина. Потом заедем в загс и оставим там твое заявление и все документы. А дальше я сам попробую договориться с заведующей, чтобы не забюрократила этот вопрос. Я думаю, что через пару недель ты сможешь получить новый документ, подтверждающий твое рождение и настоящих родителей. Правильное решение, Зосенька. Лина любила тебя, и сейчас бы была счастливой бабушкой. Рано ее Господь позвал к себе, внуков не увидит. Пойдем, Зося. Холодно сегодня, застудишься, а тебе хворать никак нельзя.

В этот день Зося с Людой возвратились домой только поздно вечером. Чарышев и Анцев сидели в гостиной возле камина, на столике были разложены карты. Увидев вошедших Зосю и Люду, они собрали карты, оба начали возиться с чайником и бутербродами. Людмила иногда ленилась уезжать на ночь домой, звонила маме и оставалась у Зоси. Так у нее появилась на первом этаже комната, которую она потихонечку заполняла своими вещами. Ей нравился потрясающий уют и тишина этого дома. Здесь жили любящие друг друга люди. С раннего утра дом наполнялся негромкими голосами, которые никогда не срывались на крик.

В Людмилиной семье все было по-другому – мама, уставшая от постоянной непосильной работы и непроходящей материальной нужды, разговаривала всегда громким голосом, который гневался и раздавал команды. Мамины крики и приказы дочери воспринимали, как надоевшее жужжание комара, старались поскорее уйти из дома и возвратиться, когда в квартире наступала сонная тишина. Людмила завидовала Зосе и считала, что жизнь несправедливо ее, Люду, обделила вниманием и заботой, которыми в избытке была окружена Зося.

Бездомная сирота Зося сейчас была центром вселенной для очень занятых и авторитетных в городе людей. Анцев как бы на время забыл о своей солидной должности и целыми днями был занят строительством бассейна и теплиц. Он руководил строительством, заказывал и получал строительные материалы. Но главным заказчиком была Зося. Вечерами они усаживались рядышком на диван и обсуждали детали стройки. Зося завалила свою комнату специальной литературой и сейчас со знанием дела рассказывала, каким гостам должна соответствовать отделка бассейна и технология очистки воды. Она даже разработала график температурного режима воды в зависимости от возраста ребенка.

Анцев очень серьезно относился к ее замечаниям и пожеланиям. И только Зосе было дано право вносить коррективы в ход строительства.

На равных с отцом и Анцевым Зося обсуждала патовую ситуацию, сложившуюся на химкомбинате. Огромный комбинат начал жить в долг – отсутствие госзаказа и платежеспособных партнеров-покупателей неминуемо приближало комбинат к банкротству. Катастрофически быстрыми темпами росла кредиторская задолженность перед банком и поставщиками сырья.

Нужно было немедленно изменить ассортимент производимой продукции и искать новые рынки сбыта. Зося считала, что для того, чтобы сохранить комбинат, необходимо срочно часть производства законсервировать, и работать только на выпуск востребованной продукции. Чарышев соглашался, что нужна немедленная структуризация производства, но был связан решениями и согласованиями партийных органов, которые хотели перевезти в одной лодке без особых потерь козу и капусту.

Партийные органы согласовали преобразование предприятия в народное, но не согласовывали сокращение рабочих мест. Вы, дескать, преобразовывайтесь, приватизируйтесь и решайте все свои проблемы самостоятельно. А госзаказ дело государственное, нужна продукция завода, значит, будет заказ, а если нет, то сбыт ищите сами. Получался замкнутый круг, по которому ходили руководители предприятия.

Людмила, обычно молча сидела рядом с Зосей и сначала удивлялась, а через некоторое время уже завидовала разумности своей «шефини». Она ничего не понимала в стратегии и тактике развития производства, а поэтому очень быстро начинала дремать, прислонившись к спинке дивана.

Но зато исполнитель из Люды получался хороший и очень ответственный. Все, что ей поручалось выполнить самостоятельно, неукоснительно исполнялось, даже если она сталкивалась с определенными препятствиями и ограничениями. Если Людмила не могла войти через парадный подъезд, то находила черный ход и проскальзывала туда, чтобы получить или подписать нужную бумагу. Сейчас Люда не могла оспаривать Зосино лидерство, она безропотно подчинилась ее логике и здравому смыслу.

Однажды Люда спросила у Зоси, что это за птичий язык, на котором она общается с Розой Самуиловной. Зося ответила, что это иврит, еврейский язык, и она его учила специально, чтобы общаться с Розой Самуиловной, которой порой бывает очень одиноко среди русских людей. В былые времена Люда посмеялась бы над очередным чудачеством странной Зоськи, но сейчас вдруг поняла, что за это понимание и уважение привычек и привязанностей близкого человека ее подруга заслуживает искреннего восхищения. И все-таки, зависть пыреем проросла в ее сердце и уже пускала дружные всходы…

Люда все с большей неохотой уезжала к себе домой и однажды решила, что если Зоська не возражает, то ей лучше вообще переселиться в обжитую комнату на первом этаже Чарышевского особняка. Маму и сестру, скорее всего, не огорчит ее отсутствие, а здесь у нее намечается большой и ответственный объем работы. Зоська скоро родит малыша, и не сможет столько времени уделять хозяйственным вопросам их намечающегося производства, вот Людмила и планировала подняться на ступеньку повыше и подменить ее, а потом, возможно, и совсем вытеснить. Скоро нужно будет заказывать, и завозить компост на поле и в теплицы, покупать семена, нанимать для работы людей – Зоська пусть пока командует, а она, Милочка, будет исполнять и учиться командовать самостоятельно.

Зося, как ни странно, замечала косые взгляды Людмилы, но надеялась, что на смену ревности и зависти придет настоящее взаимное уважение, искреннее желание помочь друг другу, а, заодно, и уважительные партнерские отношения. Завязывалась дружба, в которую обычно не верят скептики. Людмила вступила в самое начало короткого пути от женской дружбы до лютой ненависти.

Но пока у компаньонок имелось общее дело и общие двадцать четыре часа в сутки за минусом короткого сна. Людмила, как ей тогда казалось, пусть временно, но все-таки, сошла с тропы войны, а Зося никогда на ней не была – с Людмилой ей нечего было делить, а в помощи она никому не отказывала.

– Девчонки, чай готов, – позвал Чарышев, – быстренько к столу, пока горячий. Мы с Александром Михайловичем с вами посидим, возможно, расскажите нам, чем целый день занимались.

– Да, папочка, расскажем. Были в Ивановске. Я видела скульптуру – сидела рядом с ней, как будто завороженная, не могла наглядеться. Настоящее произведение искусства, может занять достойное место в любом музее. А мамочка словно живая, и потрясающе красивая.

– Сделано в память о твоей матери, она будет стоять там, под каштаном, деревом, которое так любила Василина. Мне и скульптору председатель райисполкома, Иван Сергеевич, многое рассказал про Василину. Я тоже заметил, что скульптор добился поразительного сходства скульптуры с живой Василиной.

– Да, это так. Я была ослеплена этой красотой, просто не могла глаза отвести. А потом подумала, что вот сейчас любуюсь мраморным изваянием, а когда была жива мама, как-то и в голову не приходило сказать ей, что она красива не только телом, но и духом. Сила привычки и обыденность затеняли и тушевали ее превосходные природные данные. В Ивановск мне нужно будет еще раз съездить. Хорошо бы успеть закончить эти дела до родов!

– О каких делах ты говоришь? – спросил Анцев, – Если ты имеешь в виду строительство, то через десять дней, это максимум, оно будет закончено.

– Я решила поменять свою фамилию Ромашова на Чарышева и вписать в свидетельство о рождении моих настоящих родителей – мамочку Василину и папочку Чарышева. Ты, папа, не возражаешь?

– За такой вопрос не мешало бы тебя, дочка, ремнем выпороть. Но рука не поднимается, ты уже взрослая. А если замуж выйдешь, снова фамилию будешь менять?

– Нет, я навсегда останусь Чарышевой. Но мой сынок Санечка, должен быть Анцевым. Как вы думаете, Александр Михайлович, Саша согласится усыновить ребенка?

– С радостью. Правда, он сейчас недоступен для внятного общения. Возможно, рождение ребенка сможет все в его жизни изменить в лучшую сторону. Буду надеяться! Зося, спасибо за разумное решение. Если Саша под влиянием своей мамы не захочет признать ребенка, то я ведь тоже Анцев. Поэтому даже не сомневайся – внук будет Анцевым Александром Александровичем.

– Дочка, я не узнаю тебя! Разве фамилия ребенка для тебя принципиальный вопрос? У нас с тобой тоже хорошая фамилия и род древний, – удивился Чарышев.

– Ты, папа, знаешь, что с Сашей происходит? В этой ситуации, пусть даже против его воли, но я установлю его отцовство. Пусть почувствует ответственность и поймет, что он не один, у него есть малыш, который нуждается в нем, его защите и опеке. Он должен отвечать за жизнь и воспитание своего сына, а для этого он сам обязан возвратиться в нормальную жизнь. Вырастить сына я и сама могу, но и Сашу оставить на произвол судьбы тоже не имею права, да просто не хочу. Пока он болен, мы с Санечкой останемся с ним, а потом время все расставит по своим местам. Мила, а ты почему молчишь? Устала?

– Есть немного. Пойдем отдыхать. Я провожу тебя, Зося? Хочу по пути тебе еще пару вопросов задать.

У Людмилы, наверное, был очень важный вопрос, потому что она вместе с Зосей зашла в ее комнату, закрыла дверь и присела на диван.

– Зоська, я знаю, что ты тоже устала, но мне очень нужно поделиться с тобой своей тайной – я влюбилась.

– Молодец, давно пора тебе влюбиться. Не секрет, в кого?

– Не секрет – в Анцева, но он на меня не обращает никакого внимания.

– То-то я смотрю, что ты при нем становишься немой и глухой. Милочка, ты очень яркий и интересный человек и тебя невозможно не заметить. А если Александр Михайлович так ничего и не заметит, то твоя жизнь уже украшена любовью. Посмотри на себя – ты прямо расцвела. Смотреть на тебя одно удовольствие. И выбор твой потрясающе правильный. Александр Михайлович достоин самой искренней и преданной любви.

– Ты меня утешаешь, Зоська? Я может быть и немая, но не слепая – совершенно определенно, что Анцев увлечен тобой.

– Милочка, что за глупости ты говоришь? А Чарышев не увлечен мной? Александр Михайлович дедушка моего сыночка, которого скоро возьмет на руки. Он просто ко мне очень хорошо относится. Ты, Милочка, поторопись его очаровать, а то он скоро уедет.

– Боюсь, что ничего у меня не получится. Я при нем боюсь рот открыть. С ним можно общаться только на его языке, а мой словарный запас пригоден разве, что для общения с уличными пацанами. Это первое, а второе – его привязанность к тебе! Ты чаще заглядывай в его глаза, Зоська. Он, когда разговаривает с тобой, то его глаза просто сияют от счастья. И там не уважение, там – любовь.

– Знаешь, Мила, для меня самой наши отношения – тайна за семью печатями. Я его тоже люблю, как-то по-своему, возможно, это дочерняя любовь. Любить по-настоящему мужчину я уже не смогу, – Зося вспомнила свой странный сон, в ее голосе зазвучало сомнение, – А может и могу? Что-то я совсем запуталась. Прости, Милочка, я не верю тебе. Никакой любви ко мне у Александра Михайловича не существует, есть простая благодарность за внука и уважение. Вот и все! Так, что дерзай, и у тебя все получится. А мне нужно рожать и думать о воспитании своего ребенка.

– Хорошо, я подумаю. Как ты считаешь, может, мне лучше влюбиться в твоего отца? – засмеялась Людмила, – Я тащусь от взрослых, умных и деловых мужиков. А твой отец ничуть не уступает Анцеву, или даже лучше его. Могу стать твоей мачехой. Как ты, Зоська, к этому отнесешься?

– Милочка, ты в своем репертуаре. Это простой розыгрыш? А я чуть тебе не поверила.

Людмила спускалась вниз по лестнице и злорадствовала: «Ну, вот, я все и выяснила. С возрастом ты, Зоська, стала еще умнее, но осталась такой, же наивной дурой, как и десять лет назад. Я пока не знаю, хорошо это или плохо. Но пока – меня это устраивает. В жизни ты не замечаешь вполне очевидные истины – рядом страстно влюбленный мужчина, а ты считаешь, что это уважение и дань твоему интересному положению. По-моему, даже Чарышев и Роза Самуиловна обо всем догадываются, одна только ты в несчастном неведении. А ты вон как зарделась и разгорелась, когда я тебе про Анцева правду сказала. Хочешь ты, чтобы он тебя любил. Так оно и есть, и ты уже готова ответить ему взаимностью, это невооруженным глазом видно. Зоська, Зоська, партнерша моя названная, как же ты разрулишь этот необычный треугольник? Ты бесспорно умная и сильная женщина, но ребенка носишь от слабого и недостойного мужчины. И ты, Зоська, приняла правильное решение – зачем тебе трудности и страдания в любви, когда рядом пропадает от неразделенной любви к тебе такой человек, как Анцев? Похоже, даже Чарышев предпочитает твоему Саше своего друга Анцева. Наверное, с большой радостью отдал бы тебя за него замуж. А вот загулявший Сашеньке наверняка останется в гордом одиночестве, при своих интересах. Вот ведь ситуация! Отец с сыном не могут женщину разделить. Пусть бы лучше Александр Михайлович меня полюбил – всем бы было проще и спокойнее. И в первую очередь тебе, наивная Зоська. Потому что, с учетом этих обстоятельств, я вынуждена буду подарить свою любовь твоему папаше. А там посмотрим, чей кошелек станет толще, и какую ступень пьедестала я сумею занять».

Глава 12

Зося с Людмилой возвращались из Ивановска. Дома их ожидал праздничный ужин – у Зоси сегодня был день рождения. Вернее, канун дня рождения. Двадцать девятое февраля в этом году отсутствовало. Роза Самуиловна давно составила меню и вручила своему любимому Коленьке целый список необходимых продуктов. Зосю в три голоса уговаривали сегодня никуда не ехать, но она сказала, что обещала Ивану Сергеевичу приехать в Ивановск именно сегодня, а свои обещания привыкла выполнять. В Ивановске они немного задержались.

Иван Сергеевич тоже знал про день рождения и пригласил их пообедать в местном ресторане. Выехали они из Ивановска во второй половине дня. Новое свидетельство о рождении Чарышевой Зои Николаевны было получено и сейчас лежало на переднем сиденье машины, рядом с Людмилой.

До дому оставалось еще километров десять, когда Зося вдруг согнулась от острой боли. Боль вскоре ушла и Зося толком не разобралась, что у нее болит – живот или спина. Через несколько минут боль снова повторилась.

– Милочка, у меня схватки, рожать пора, – догадалась Зося, – поедем мы с тобой сразу в роддом. Папе не звони, чтобы не беспокоился.

– Поедем, – немедленно согласилась Людмила, – только домой я позвоню. У меня от дедов другие инструкции. Они мне никогда не простят, если я им не сообщу, что мы уже направляемся в больницу. А мне такие враги не нужны.

Люда остановила машину возле ближайшего телефона-автомата и вышла из нее. Недолго разговаривала по телефону и снова уселась за руль.

– Папе звонила? – У Зоси от боли постукивали зубы, – что он сказал?

– Молчи. Силы береги. Сказал, чтобы мы с тобой немедленно ехали в комбинатовскую больницу. Он туда позвонит и сам с Анцевым туда же выезжает.

Возле больницы Зосю уже ожидали. Из машины ей помог выбраться отец. Зося снова согнулась от боли. К ним подбежал какой-то мужчина в белом халате – как оказалось, главврач больницы и сказал, что самой идти ей нельзя – сейчас подойдут санитары с носилками, отнесут роженицу в родильное отделение. Но Анцев не стал ожидать санитаров, взял Зосю на руки и понес в здание. Зося обняла руками его шею и зашептала: «Александр Михайлович, я боюсь». Он нес ее в родильное отделение, а в голове билась сумасшедшая мысль: «Это моя женщина! Она скоро родит моего сына!» В родильном отделении Александр Михайлович сам снял с Зоси верхнюю одежду, взял ее за руки и сказал: