Старинные часы

– Здравствуйте! Что хотите пошить? Шторы?

– Нет, я пришла по объявлению, – ответила Натка и протянула женщине письмо.

– Очень хорошо, что вы пришли. Нам, очень нужна вязальщица. У вас есть образцы вязания? Было бы интересно взглянуть на них.

– Да, я принесла с собой салфетки. Вяжу совсем недавно по журналу из Венгрии.

– О! Это очень хорошо! Я заведующая этим ателье. Зовут меня – Мария Ивановна. А теперь, покажите мне изделия.

Натка открыла сумку и стала выкладывать на стол готовые салфеточки и одну недовязанную с крючком в изделии.

Мария Ивановна внимательно осматривала каждую салфетку.

– Недурно, весьма недурно. У вас есть талант рукодельницы. Мама ваша вязала? Вышивала? – спросила Мария Ивановна.

– Да, мама увлекалась вязанием и вышиванием. Многое ее руками в доме вышито. Могу принести и показать ее изделия.

– Очень хорошо. Приносите. Сейчас, как раз, большой спрос, но нет мастериц, – грустно произнесла Мария Ивановна.

– Вы будете брать на реализацию мои салфетки? Или будут мне заказывать вязать изделия? – Натка даже немного вспотела от волнения.

– Конечно, я возьму ваши салфеточки. И принесите журналы, по которому вы вязали. Можно сделать копии фотографий в журнале, предлагать клиентам ателье. Изделия вашей мамы можно продать, самые для вас дорогие можно оставить себе. Остальные можно принести. Все эти изделия с «душой». Я лично люблю такие изделия. Ждем вас завтра. Как вас зовут?

– Меня зовут – Нателла Королевская. Но все зовут меня – Натка.

– Хорошо, я запишу ваши данные, – Мария Ивановна раскрыла объемную тетрадь, – а паспорт с собой у вас имеется? Может, и оформим сразу как надомницу и заключим трудовой договор?

– Да, да! Я все взяла с собой! И паспорт, и трудовую книжку! – воскликнула возбужденно Натка. Она поспешно достала паспорт и трудовую книжку из сумки. Руки у нее дрожали, ладони вспотели от волнения.

– Не волнуйтесь вы так. Я вас оформлю, и можете спокойно идти домой. Там все обдумаете и подберете вышивку для продажи, – сказала Мария Ивановна и ободряюще улыбнулась.

Она занесла все данные в тетрадь и протянула документы Натке.

– Все. Теперь вы работаете у нас надомницей. Можете принести еще салфетки и вышивку мамы. А ваши салфеточки мы оформим и поставим цены. Сначала небольшую цену. Я уверена, что они быстро разойдутся. Ателье возьмет свои проценты, и вам оформим зарплату. Хорошо? Получать деньги будете два раза в месяц.

– Очень хорошо. Но у меня совсем, сейчас нет денег даже на еду. Можно мне получить небольшой аванс? – Натка замялась, ей стало неловко от своей просьбы.

– Почему бы и нет? Могу дать небольшой аванс. Салфетки уйдут быстро, – ответила Мария Ивановна.

Она открыла сейф и достала пару банкнот.

–Вот аванс и распишитесь вот здесь, – Мария Ивановна протянула Натке листок квитанции

Натка расписалась, взяла деньги и покинула ателье.

Она шла по улице и улыбалась, прижимая пакет к груди. У нее снова было светло и радостно на душе. Ей хотелось сообщить радостную весть Варуше.

– Ау! Варуша! Где ты?– закричала она, переступив порог сеней.

– Я тута! – Варуша сидел, как всегда, на пороге кухни.

– У меня взяли салфеточки и попросили еще принести! Аванс дали! – радостно затараторила Натка.

– Прекрасно! Восхитительно! Я очень рад, что ты нашла работу для души и кошелька! – воскликнул Варуша.

– Слушай, Варуша! А не твоих рук это все? Я только-только начала вязать салфетки и вдруг это письмо из ателье? Не ты ли мне помог?

– Как я мог это сделать? Я тут, а ателье в другом месте. Это тебе, милая, показалось, – Варуша хитро подмигнул Натке.

– Ой, не обманывай меня! Ты можешь все! Даже в другом городе! – Натка начала сердиться.

– Ладно, ладно. Это я все устроил. Подал мысль заведующей ателье о вязании, о салфеточках. И она решила взять вязальщиц-надомниц, – сказал Варуша.

–Вот, так-то лучше. Ты меня, Варуша, больше не обманывай и не шути так. Не люблю я таких шуток. Хорошо? – Ната протянула руки к Варуше.

Домовой своими теплыми, маленькими ручками, нежно погладил пальчики Натки.

– У тебя все будет хорошо. Работа тебе понравится, и ты будешь рада, и не будешь голодной. А друг у тебя скоро появится, вот увидишь, – Варуша ласково улыбнулся Натке и исчез.

– Ну вот, опять он пропал. Опять я одна и Каштанка с Муськой, – Ната вздохнула и пошла на кухню.

Прошло несколько дней. Ната вязала салфетки по журналу и ходила утром и вечером гулять с Каштанкой. Она чистила крылечко от снега, сметала с перил снег. Снегу в эту зиму было много. Палисадник и крыша дома потонули в сугробах. Варуша не появлялся на пороге кухни. Один раз заглянула давняя знакомая и неожиданно пригласила Натку на торжество.

– Приходи Ната обязательно. Соберутся ровесники, и будет интересно. Я так решила отметить свой небольшой юбилейчик,– сказала она.

Натка была удивлена этим приглашением. Уже давно она ни с кем не встречалась и вдруг такое предложение.

– А может, это Варуша все устроил? Как-то все странно мне. Никогда меня Света не приглашала и вдруг такое чудо, – проговорила вслух Натка.

Она готовила себе ужин и все думала об этом приглашении. Вдруг в дверь кто-то постучал. Натка прислушалась, насторожилась, а Каштанка заливалась лаем. Она подошла к двери и спросила:

– Кто там? Что случилось?

– Извините меня, я тут подскользнулся и упал у вашего дома. Кажется, сильно подвернул ногу, – ответил испуганный мужской голос.

– Ой, больно! – снова вскрикнули за дверью.

– Хорошо, я сейчас открою вам, – Натка поспешно повернула ключ и открыла засов. На пороге крыльца стоял молодой мужчина и рукой опирался на перила крыльца.

– Вот, прямо у крыльца и упал. Палисадник чуть не повредил. Странно, обычно я хожу спокойно. Ни разу не падал зимой. А тут, на тебе.

– Проходите в дом, посидите и посмотрите ногу, может, ничего страшного и нет, – сказала Ната и пропустила мужчину в сени.

Держась за стены сеней, а затем и за стены комнаты он прошел к стулу у окна. Мужчина тут же сел и вытянул ногу.

– Очень больно мне. Не понимаю, что делать, – сказал он.

– Как вас зовут? Меня –Ната. Я сейчас осторожно сниму ботинок и посмотрю вашу ногу, – она присела на корточки и стала расшнуровывать ботинки.

– Меня зовут Кирилл. Вот с работы решил прогуляться. Обычно я сажусь в транспорт, а тут что-то стукнуло в голову.

– Да, бывает так. Выходишь из обычного графика, – сказала Натка, и посмотрела в лицо Кириллу.

Она даже заморгала часто. Мужчина перед ней был красив собой. Его огромные серо-зеленые глаза смотрели с интересом на Натку. Прямой с горбинкой нос и небольшие усики делали его похожим на актера зарубежного кино.

У Наты от этого закружилась голова. Она уже сняла ботинки и ощупала ногу в районе щиколотки.

– Ой, больно очень, – крикнул Кирилл.

– Сейчас я чуть дерну ногу, потерпите, – сказала она и резко дернула ступню Кирилла.

Он снова вскрикнул и схватился за стул.

– Ну вот, все теперь в порядке. Все будет нормально, – выдохнула Ната.

– Вы врач? Медсестра? – спросил Кирилл.

– Нет, я не врач. В свое время прошла курсы медсестер. Бабушка настояла на этом. Вдруг мне пригодиться в жизни. И, знаете, меня эти знания часто выручали, и не только меня.

– Ну, а я только на программиста выучился, – улыбнулся Кирилл.

– Хотите чаю? – спросила Ната и засмущалась.

– А что? Очень хочу, – с готовностью откликнулся Кирилл.

Натка прошла к плите, поставила большой чайник на огонь. Вдруг ее как будто кто-то толкнул, и она посмотрела на порог кухни. Там стоял Варуша и подмигивал глазом, указывая на Кирилла. Сам Кирилл смотрел в окно и не замечал Варуши.

Ната посмотрела на Кирилла, потом снова на порог кухни, но Варуши уже не было. Она тут же поняла намек Варуши и сердце у нее сильно застучало.

« Значит, это моя судьба. Кирилл – моя судьба. Мой муж и друг», – подумала она, и стала разливать чай по чашкам.

12 троллейбус

Троллейбус под номером 12 подходил к концу своего маршрута. Впереди еще остановка и конечная – Железнодорожный вокзал. Жанна была кондуктором этого троллейбуса. Она сильно утомилась от беспокойной работы и сидела, прислонившись головой к стеклу. За окном был морозный январь, солнечный день и голубое небо. Пассажиров было мало, скоро конечная остановка, а дальше троллейбус пойдет в следующий маршрут. Жанна от усталости закрыла глаза. Вдруг ее кто-то толкнул в плечо, и она быстро разомкнула веки. Перед ее взором предстала странная картина. Троллейбус был тот же, но более новый и блестел от краски и новых сидений. Народу было много и все одеты в летние одежды. Да и наряды были старого покроя. Жанна оглянулась, посмотрела в окно и опешила. На улице бушевал май. Свежая листва была яркой, солнце лило лучи и грело воздух, все вокруг было праздничным. Промелькнул транспарант: « С Первомаем! Слава трудящимся!» Следующим был лозунг «МИРУ МИР!» Это было как гром среди ясного дня. И троллейбус шел по знакомым и незнакомым улицам. Больше было деревянных домов с заборами и зеленью. Мелькали пятиэтажки и корпус Авиационного института. Еще далеко было до железнодорожного вокзала.

– Жанна! Ты не забыла свои краски дома? – раздалось у нее над ухом.

Жанна взглянула на свои руки, они были тоненькие и молодые. На коленях лежала папка с веревочными ручками. Ее мысли заметались в голове: « Что это? Как это? Где я сейчас? Это сон или явь?»

Еще раз, посмотрев на свои руки и папку, она взглянула на говорившую. Перед ней была девушка лет 14-15.

– Олька!– воскликнула Жанна.

– Я уже давно Оля, ты что? Только проснулась? – девушка весело рассмеялась.

Жанна радостно стала вокруг осматриваться. Вот тетка стоит с сетчатой авоськой, а в ней кочан капусты и молоко в стеклянной бутылке с крышечкой из алюминиевой фольги. Рядом примостился пацан лет 5. Все сиденья в троллейбусе были заняты, слышен говор сидевших.

– Ура! Да здравствует 1 мая! Ура товарищи! – кто-то громко крикнул и все нестройным хором закричали «Ура!»

– Пить меньше надо и буянить, проворчала старушка.

В руках у старушки был букетик первых цветов. Она была нарядной и на груди блестели медали и орден «Красной Звезды».

– Да, внучки, я воевала всю войну. Через несколько дней День Победы! Я так рада была тогда, что война закончилась. А сейчас еду на встречу ветеранов. Я самая старшая сейчас, а столько моложе меня и уже ветераны, – сказала старушка Жанне.

– Спасибо вам, бабушка за Победу! Мы будем помнить об этом всегда. А вот наши внуки, может, и забудут эту войну и перепишут всю историю, – серьезно произнесла Жанна.

– Откуда у тебя, девочка, такие взрослые мысли? Разве можно так далеко увидеть? А может и внуки, и правнуки будут чтить победителей и не допустить такой же кровавой, страшной войны? Я надеюсь, что все было не зря. А то, за что тогда погибали? Знаешь стихотворение: «Я убит под Ржевом?»

– Конечно, знаю! А кто из школьников не знает? Твардовского, Симонова знают все! – гордо ответила Жанна.

– Молодец, девочка! Я очень рада, что сейчас школьники о нас знают и гордятся, – ответила старушка и тяжело встала. В руках у нее была трость.

– Счастливо вам, девочки и не забывайте о нас! Внукам рассказывайте об этой проклятой войне!

– С Днем Победы! – прокричали Жанна и Ольга.

Все в троллейбусе номер 12 замерли, и вдруг прогремело троекратное «Ура! Ура! Ура!»

Старушка вышла и долго махала рукой, вслед уходящему троллейбусу.

Жанна и Ольга, примкнув носами к стеклу, смотрели на старушку и слезы текли у них из глаз.

– Олька! Давай всю жизнь помнить о войне и передать нашим детям и внукам! – воскликнула Жанна.

– Давай! Пусть никто не забыт и ничто не забыто! – сказала Ольга.

Девочки взялись за руки и молча, смотрели в окно. За окном троллейбуса бушевал май. Мелькали красные флаги на домах и люди шли нарядные. Впереди праздник Победы! Салон троллейбуса постепенно пустел. Люди больше выходили, чем входили. Вот показались студенты в стройотрядовской одежде и с рюкзаками. Они дружно запели песню, и пассажиры ее подхватили. Девчонки слушали и запоминали слова песни. Жанна поправила выбившиеся пряди волос.

– Когда выходим? У вокзала или раньше? – спросила она Ольгу.

– Давай у парка. Там ближе идти, – ответила Ольга.

Троллейбус сильно тряхнуло, и Жанна открыла глаза. За окном была зима и здание Железнодорожного вокзала. Не старого, а нового, стеклянного. Оглянувшись вокруг, она никого не увидела. Салон был пуст. Жанна посмотрела на свои руки и вздрогнула. Морщинистые руки держали прибор для считывания карт и сумку. Она снова стала старой, и слезы брызнули из ее глаз.

– Как быстро промчалась жизнь! Все тот же троллейбус номер 12, а я уже почти древняя старушка. И зима за окном, а не бушующий и радостный май. И все мои мечтания и надежды далеко позади, – пробормотала Жанна.

– Жанна, ты проверила нашу выручку за маршрут? Сейчас начнем новый! – крикнул водитель троллейбуса.

– Да, я все сейчас проверю! Подожди! Дай отдохнуть. Выйди покурить, – ответила Жанна.

Она прилипла носом к окну, как в детстве и неотрывно смотрела на здание вокзала.

– Эх, рвануть бы на поезде, прочь из этого города, этих грустных мыслей. В то время, когда бушевал май, и я ехала в этом же троллейбусе в свою любимую «художку» вместе с Олькой.

Другая жизнь

С раннего детства Ирина любила рисовать. Сначала это были цветные карандаши, которыми она раскрашивала в альбоме героев сказок, а затем появились и рисунки акварельными красками. Жила она с родителями в небольшом городке Бологое, возле железнодорожной станции. Места вокруг были очень живописные. Учась в школе, Ирина любила уходить на целый день из дома и бродить по полям, лугам и перелескам, делать зарисовки.

Родители частенько ругали её за такие дальние отлучки.

– Иринка, ты опять сегодня уходила так далеко? Разве тебе не страшны такие одинокие прогулки? Взяла бы с собой подружек – волновалась мать.

– Что ты мама, я совершенно не боюсь леса, для меня этот лес, как родной дом. А люди плохие мне не встречаются.

– Пока не встречались, но могут и встретиться, обидеть. Да мало ли что! – мама укоризненно смотрела на дочь.

Однажды, гуляя, она попала в очень сильную грозу. Небо вдруг потемнело, черные тучи заволокли всё вокруг, раскаты грома и молнии сильно напугали её. Укрыться было негде, и она добежала до близлежащей раскидистой ели. Ведь капли дождя не проникают через крону, а стекают по веткам. Она села на опавшую хвою и прислонилась к стволу дерева. Незаметно для себя она заснула под шум капель дождя, и ей приснился необычный сон. Ей приснился Париж, Лувр, Елисейские поля, Монмартр. Когда она проснулась, то гроза уже прошла, и стало темнеть. Скорее надо бежать домой, а то мама будет волноваться, – опомнилась Иринка и припустила что было сил по дороге.

Конечно, дома уже все переполошились, но когда она пришла, родители облегчённо вздохнули.

– Иришка, ты больше не уходи так далеко и надолго, – мама так обрадовалась, что всё обошлось, что не стала её сильно ругать за столь долгое отсутствие.

* * *

Годы мелькнули как молния, и вот уже выпускной бал в школе. Конечно же, она мечтала поступить в художественное училище, а затем в Академию им. Репина. Выбор был прост – сесть на поезд «Красная стрела» и умчаться в Ленинград. Родители проводили Ирину на перроне станции Бологое.

Ленинград 70-х годов встретил её радушно и гостеприимно. Ирина приходила в восторг от проспектов и улиц, дворцов и фонтанов. Её восхищали белые ночи и развод мостов, музеи и театры. На Невском проспекте продавали сахарные трубочки за 15 копеек – любимое мороженое гостей и жителей Ленинграда. На набережной Васильевского острова часто пахло свежими огурцами – это рыбаки продавали свежевыловленную корюшку. Ирина успешно сдала вступительные экзамены и была зачислена на первый курс. После экзаменов она поехала в Бологое, а к 1 сентября вернулась в Ленинград и началась новая студенческая жизнь. Тусовки, песни под гитару известных бардов – Высоцкого, Окуджавы, Визбора, Галича и многих других. Иногда она сидела возле Казанского собора на Невском, а рядом кучковались хиппи. Дешёвый портвейн, питерская колбаса в нарезку, сыр, в провинции такого не продавали. Студенты часто посещали знаменитые пригороды – Пушкин, Павловск, Петергоф, Гатчину, Ломоносов и много других замечательных мест.

Три года пролетели незаметно. Ирина блестяще защитила дипломную работу и получила диплом с отличием. Закончив учёбу, вернулась к родителям в Бологое, где снова продолжились прогулки по знакомым местам и этюды. Портреты писать ей не нравилось, только несколько работ по обязательной программе. И причина была одна, ей казалось, что в 19 веке были лица, а теперь только одни морды. Очень редко стали встречаться одухотворённые и выразительные лица.

Но единение с природой снова закончилось, нужно было продолжать образование – ехать в Ленинград и подавать документы в Академию имени Репина. Здесь её приняли без вступительных экзаменов. Академия живописи находилась в красивейшем месте – на набережной Невы.

И вот новый коллектив, но на этот раз всё гораздо серьёзней. Здесь, в стенах Академии она встретила свою первую любовь.

Это был очень симпатичный и стройный юноша, как и она, начинающий художник. Их любимым занятием стало посещение музеев и художественных галерей, коих в Ленинграде немало. Вернисажи тоже посещали вместе. Ирина и Костя, так звали юношу, часто бывали в сквере театра имени Пушкина. Там художники выставляли свои работы, и у них можно было заказать свой портрет. В любимом ими Эрмитаже был огромный зал авангарда, импрессионистов. Здесь были работы Ренуара, Матисса, Ван Гога, Сальвадора Дали, Пикассо и других художников. Но самым привлекательным для них был первый русский импрессионист Константин Коровин. Ирина решила познакомиться с биографией великого художника, тем более, что и её друга тоже зовут, как и художника – Костя Коровин. Она узнала, что Константин Коровин в 14 лет поступил на архитектурное отделение Московского училища живописи ваяния и зодчества. Через год перешёл на отделение живописи, учился у Саврасова и Поленова. В 1888 и 1892 году он поехал в путешествие в Париж, где осваивает новый стиль в живописи – импрессионизм.

Начиная с 1900 года, Коровин много времени отдаёт театральным декорациям и костюмам.

Его ученик Н. М. Чернышев вспоминал слова мастера:

“ Живите в своей комнате окруженной красками, акварелью, пастелью. Пишите, пробуйте себя во всём. Больше ешьте, будьте здоровым, весёлым, но всё для искусства. Лучше жить в норе и, терпя всякие лишения, наслаждаться своим искусством. Знайте Веру, Надежду и Любовь, и во всех лишениях помните эти три благодетели”.

После революции Коровин много занимался вопросами сохранения памятников искусства. В 1923 году, по совету наркома Луначарского уезжает в Париж. Умер Константин Алексеевич Коровин в 1939 году в Париже.

Эти сведения о русском художнике потрясли Ирину до глубины души, как и его работы. Ирина решила, что именно импрессионизм наиболее близок её собственному стилю.

А тем временем, влюблённый в неё Костя посвятил Ирине свои первые стихи:

Стояла ты у стога сена

В степи бескрайней и хмельной.

Да, это был пейзаж осенний,

Пейзаж унылый, но живой.

Как одинокая Богема

В платочке белом, босиком.

Стояла ты, и взгляд несмелый,

И робкий смех звучал ручьём.

И платье лёгкое из ситца,

Под дуновеньем ветерка,

Твою прекрасную натуру

Мне открывало иногда.

И кисть в руке твоей послушна,

И оживает всё под ней,

Меня, бесспорно, соблазнила

Ты нежной прелестью своей.

Я помню, как меня нагого

Ты ночью в спальню увлекла,

Любила ты, как никого другого,

А я в ответ стихи читал.

Эти стихи сильно смутили Ирину, но Костя тоже ей очень нравился, и она с удовольствием приняла этот подарок.

Литературные пристрастия Ирины и Кости были весьма разнообразны. Но Ирина особенно любила творчество А. С. Пушкина, и много времени уделяла поискам страниц его биографии. Она побывала на Мойке, последнем пристанище умирающего поэта. Видела его посмертную маску. Побывали с Костей и в Михайловском, видели домик няни А.С. Пушкина.

Тогда же появились в жизни Ирины и Кости первые произведения Валентина Пикуля – великолепного писателя мариниста. Она также подробно узнавала вехи его биографии. Совершенно поражало его умение тонко обращаться с историческим материалом. Не будучи свидетелем исторических событий, он, тем не менее, очень тонко, ярко и достоверно описывал их.

Однажды Ирина спросила у своего Кости:

– Ты читал «Три возраста Окини-Сан»?

– Читал по диагонали,– ответил юный друг.

– И о чём же роман?

– Да так. О любви русского моряка и гейши.

– Ну и дурачок же ты, Костик – это роман об истории России, Дальнего Востока, и о Цусимской битве – Ирина огорчённо посмотрела на Костю. Постепенно отношения Ирины и её поклонника стали охладевать. И к окончанию Академии они расстались.

Но вот и долгожданный диплом. Ира задумалась, куда ей поехать? С Ленинградом её ничто не связывало, родители уже покинули этот свет. И она решает поехать в Куйбышев, где жила её тётка.

Приехав в Куйбышев, Ирина поселилась у своей тётки Нины. Она с рвением взялась за работу, писала пейзажи, натюрморты. Все работы выставляла в салонах. Это были пейзажи Жигулей, пейзажи реки Волги, красивых мест города. Доходы от такой работы позволяли скромно жить, но не особо шиковать. Здесь в Куйбышеве, она встретила своего будущего мужа. Фамилию она и получила по мужу Ивлева. У Сергея были состоятельные родители, а муж работал инженером. Довольно скоро у молодой семьи появился автомобиль Жигули, и они часто ездили на дачу родителей и приглашали своих друзей на пикник. Там они очень весело проводили время. Постепенно Ирина познакомилась с местной богемой. Это были поэты, художники и музыканты. Они жарко обсуждали направления в искусстве и все новые веяния им были не чужды. Спорили и о политике. После смерти Брежнева, недолго продержались Черненко и Андропов. Наступила эпоха перестройки. Эпоха Михаила Горбачёва. Поначалу он производил впечатление энергичного и умного политика, но затем последовал ряд ошибок. Было много неуклюжих шагов – Госприёмка, Продовольственная программа, борьба с алкоголизмом, талонами на всё и вся. Люди ходили с кипами талонов. Не могла тогдашняя экономика что-то сделать для простого человека. Чугуна и стали производилось на душу населения больше всех, но простому человеку от этого было не легче. Приближались «лихие» 90-е годы.

Ирина стала замечать, что её картины стали продаваться всё хуже и хуже. Страна оказалась в состоянии хаоса, анархии. Цены были отпущены в свободное плавание и тут же взлетели вверх. Деньги обесценились, те, кто имели сбережения, очень сильно пострадали от этого. В стране проводилась ваучеризация, начался передел и появились «новые русские». С продажей картин стало всё хуже и у мужа тоже дела были не лучше. Ему пришлось уволиться, так как поменялся хозяин предприятия. Торговать как все – «челночить» Ирина не умела, да и не хотела. Всё труднее и труднее стало жить. Приходилось всё ценное, что было, сдавать в ломбард или нести в комиссионку. Продали дачу, а затем и машину. Этих денег с продажи пока хватало, но что потом? Об этом не хотелось даже и думать ни Ирине, ни Сергею.

– Опять ты не заработал ничего, что жрать будем?– Ирина уже не сдерживала своего раздражения. – Я одна корячусь, а ты как приносил свои гроши, так и приносишь.

– Да, а ничего, что машину мы купили на мои деньги, и дача была моих родителей, – Сергей тоже кипел от негодования и несправедливых слов жены.

Стало плохо с продуктами питания, экономили на всём. Одежду штопанную донашивали, купить новую было не на что. Сергей перебивался случайными заработками. А Ирина тщетно продолжала писать картины. Не было денег, чтобы купить краски и холст. Вместо холстов, она использовала старую фанеру от мебели, которую находила на свалках. А тут ещё она узнала в консультации, что уже прилично беременна. И через несколько месяцев родилась дочь. Она была настолько слабенькая и Ирину так плохо приняли при родах, что всё это внушало опасения. Но что было делать в такой ситуации? Не оставлять же дочь в Доме малютки? И Ирина все свои силы бросила на ребёнка. Пелёнки, распашонки и бессонные ночи, всё это было. Дочка была очень беспокойной и часто плакала. Было очень трудно, и Сергей выкручивался, как мог. О себе думать просто было некогда. Ирина вскоре тоже стала помогать Сергею в работе. Они теперь вместе занимались наружной рекламой и витражами. Росписью стен в садиках, больницах, кафе. Но это всё было эпизодически. И вот, как-то, бродя по улице, Ирина зашла в кафе и решила выпить немного. Она так давно ничего не пробовала крепче кофе, что от бокала абсента у неё сильно закружилась голова. Она расплатилась в баре и вышла на улицу. Уже темнело, и зажглись фонари. Шагнув на тротуар, она вдруг почувствовала сильное головокружение и стала падать.