Гонки на маршрутных такси

Миша достал из пиджака носовой платок и вытер выступивший на лбу пот.

– Да Вы не горячитесь так, Михаил Юрьевич, – Штатский встал из-за стола и, сунув руки в карманы, прошёл к окну. – Ваша версия очень интересна, но уж такая у меня работа – всё подвергать сомнению. Может, кофейку попьём?

– Я не пью кофе – сердце пошаливает, – Миша приложил руку к левой стороне груди. – А вот водички, конечно, не помешало бы… – он устало вздохнул.

– Кипячёная подойдёт? – Семён Борисович налил из стоящего на подоконнике электрочайника воды в одну из двух больших фарфоровых кружек.

– Да-да, только кипячёная! – поспешно подтвердил Миша. – С моим желудком пить сырую… – Шахов обречённо махнул рукой.

– Вот смотрю я на Вас, Михаил Юрьевич, – Штатский поставил кружку с водой на стол перед журналистом. – Здоровье у Вас, судя по всему, не ахти… – он вернулся к подоконнику и включил чайник.

– И не говорите! – Миша взял кружку двумя руками и осторожно сделал маленький глоток.

– Физической силой Вы тоже не отличаетесь… – следователь окинул сгорбленную фигуру Шахова, сиротливо примостившуюся на казённом стуле. – Но зато какая сила духа и ума!

– Да ладно Вам, Семён Борисович! – Шахов глотнул ещё немного воды.

– Нет, Михаил Юрьевич, я не шучу, – Штатский взял с подоконника банку растворимого кофе и насыпал оттуда в другую кружку две чайные ложки. – Другой бы в подобных экстремальных ситуациях давно бы стал жалким терпилой…

– Кем?! – Миша чуть не поперхнулся.

– Ну, так на жаргоне уголовников именуется потерпевший, – пояснил Штатский, ожидая закипания чайника. – А Вы всегда и везде проявляете мужество, помните о своём профессиональном долге. Такое в наше время редко встретишь.

– Почему редко? – Шахов допил воду и поставил кружку. – Вы ведь, Семён Борисович, тоже о нём не забываете. И Ваша, и моя профессии сопряжены с опасностью.

– Тоже верно, – следователь, наконец, дождался закипания чайника и заварил себе кофе. – Как и то, что работа и журналиста, и следователя требует нестандартного мышления, – он медленно помешал ложкой кофе. – Ваша версия, Михаил Юрьевич, несомненно заслуживает внимания… Но в любом преступлении должен быть мотив. Как Вы думаете, что движет Вашей чёрной кошкой или, учитывая, что это всё-таки мужчина, чёрным котом? Ведь никакой материальной, да и вообще выгоды от своих преступлений он не получает?

Задав столь непростой вопрос, следователь смачно хлебнул горячий напиток.

– А какую выгоду, Семён Борисович, получает тихий омут оттого, что в нём водятся черти? – тихо спросил Миша.

– Значит, всё-таки маньяк!.. – Штатский слегка стукнул ложкой о фарфоровый обод кружки.

– Каждый человек немного маньяк, – спокойно рассудил Миша. – Я, например, маньяк своей работы…

– Да-да, конечно… – погрузившись в собственные мысли, кивнул следователь. – А Вы сможете опознать чёрного кота по голосу?

– Попробовать можно… Эх, жаль, конечно, что я его тогда не рассмотрел! – журналист шлёпнул себя ладонями по коленям.

– Благодаря Вашей помощи, Михаил Юрьевич, – глаза Штатского загорелись какой-то идеей, – Мы его в ближайшее время все рассмотрим!

– Вы полагаете, что это кто-либо из Ваших прежних «клиентов»? – скептически поинтересовался Миша.

– Кстати, о клиентах! Чуть не забыл… – оставив кофе, Штатский быстро подошёл к столу и достал из ящика небольшую пачку фотографий. – Посмотрите, пожалуйста, на этих людей и, если в ком-либо узнаете…

– Но ведь я его не видел! – выпучил глаза Шахов.

– Да я про бандита с пистолетом! – следователь разложил фото на столе. – Бандита-то Вы хорошо запомнили…

Миша поочерёдно взял в руки каждую фотографию, внимательно вгляделся в запечатленное на ней лицо, но в итоге отрицательно покачал головой:

– Нет, его здесь нет…

– Нет – так нет! – словно предвидя отрицательный результат, Штатский столь же быстро убрал фотографии в стол. – Спасибо Вам большое, Михаил Юрьевич! Успеха в работе, и берегите себя, – он протянул Шахову руку.

– Буду рад, если смог помочь! – неуклюже взмахнув руками, вскочил Миша. При этом его портфель, прислонённый к стулу, опять шлёпнулся на пол. – Ой, извините… – Шахов резко наклонился и опрокинул стул. – Да что такое! Вот всегда так… – виновато улыбнулся он, приседая на корточки.

Когда порядок был восстановлен, хозяин и гость кабинета, наконец-то, совершили обряд рукопожатия.

Оставшись один, Семён Борисович тут взял телефонную трубку и приказал срочно составить фоторобот «чёрного кота». Уже через час арестованные наркодилеры, лохотронщики, торговцы палёной водкой и бомжи воссоздавали по памяти облик неуловимого преступника.

                        ***

Алик Лунц выключил свет и раздвинул шторы. При свете луны источаемый его сигаретой дым казался туманом. Алик отвернулся от окна, подошёл к стене и сбросил с картины покрывало.

Созерцание портрета было для него свиданием, одновременно сладостным и мучительным. Далекое прошлое представало перед Лунцем, как вчерашний день. Алик вглядывался в чёрты лица, в прекрасные линии тела, и память уносила бывшего актёра в далёкое прошлое, именуемое простым словом «счастье». Изображённая на картине улыбалась ему, и он отвечал ей такой же грустной улыбкой. Знала ли эта великолепная женщина о своей судьбе? Предчувствовала ли её?

– Прости меня… – прошептал Алик.

Просьбой о прощении он начинал каждое свидание с портретом, хотя и знал, что увековеченная художником красавица ни в чём его не винит. Да и был ли он виноват перед ней?

Тихими шагами, словно боясь кого-то разбудить, Алик прошагал на середину комнаты, к журнальному столику, где стояла непочатая бутылка красного вина и два бокала. Он положил тлеющую сигарету на край пепельницы, наполнил бокалы до половины, взял один из них и, не спеша, вернулся к картине.

– Я поздравляю тебя с Днём Рождения… – ласково проговорил Алик и, сделав маятниковое движение бокалом, размеренно выпил.

Вглядываясь в портрет, он в сотый раз пытался разгадать тайну его героини. Кто и зачем совершил это преступление, надломившее жизнь Алика Лунца? Он вспоминал отвратительные газетные сплетни, тяжёлые официальные подозрения… Но содеянное так и оставалось нераскрытым. Может, виной всему портрет? Может быть, это он забрал молодую и цветущую женщину? Наверное, Алик смирился бы с обыкновенной смертью, но с убийством… «Убийство, убийство, убийство!» – пульсировало в его голове.

Лунц вернулся к столику и наполнил бокал до краёв. Он жадно затянулся почти догоревшей сигаретой и, выпустив густую струю дыма, выпил вино залпом.

– Хватит запираться, Лунц! – в его памяти снова зазвучал угрожающий голос. – Я понимаю, что Вам тяжело, но признайтесь мне в том, в чём Вы давно признались самому себе. Да, это было неумышленно, но ведь было?

– Это не я… – упавшим голосом ответил Алик. – Не я! Не я! Не я! – в отчаянии закричал он. – У меня алиби, – змеиная улыбка вдруг скользнула по его лицу. – Алиби, – повторил он спокойно и уверенно. – Проверьте.

Они проверили, и подозрения с Алика Лунца были сняты. Но иногда ему казалось, что бездушным словом «алиби» он предал свою любовь.

– Прости меня… – прошептал Алик, глядя невидящим взором перед самим собой. – Прости, пожалуйста, – повторил он, возвращаясь из мира воспоминаний в реалии комнаты. – Я не стану оправдываться, – Лунц повернулся к портрету, – потому что не могу оправдаться перед самим собой. Я не сумел уберечь тебя, и в этом, только в этом заключается моё страшное преступление. Может быть, оно даже страшней того, что сделал…

«Кто? Кто? Кто?» – запульсировало в висках Алика Лунца. Он поставил пустой бокал, схватился за голову и подошёл к портрету вплотную.

– Только ты знаешь, кто это сделал, – чётко произнёс Лунц, глядя в глаза рисованной собеседницы. – И когда-нибудь откроешь свою тайну мне, – Алик медленно провёл руками по лицу, будто вытирая его.

Наклонившись к картине, он чуть прикоснулся к ней губами, поднял лежащее на паркете покрывало и накинул на портрет.

Светившая в окно луна зашла за тучи, и в комнате стало совершенно темно.

                        ***

Лондон был окутан туманом, и панорамный вид из кабинета Ричарда превратился в сплошную белую пелену. Помешав ложечкой чай, Ричард отошёл от окна и поставил чашку с блюдцем на свой стол.

– Я не буду скрывать от Вас, Джеймс, – обратился он к вальяжно откинувшемуся в кожаном кресле собеседнику, – что получил от своего агента в России не очень хорошие новости. Русские решили перехитрить нас, – Ричард сделал несколько шагов и остановился в центре кабинета, – они пишут копию, которую собираются объявить найденным портретом.

Он посмотрел на Джеймса. Выражение лица компаньона сохраняло аристократическую невозмутимость, хотя губы едва заметно сжались.

– Но как бы там ни было, – продолжил Ричард, – оригинал по-прежнему у нас.

– Оригинал по-прежнему у русских, – разжал губы Джеймс.

– У русского гражданина, работающего на меня, – Ричард поднял вверх указательный палец.

– Неужели Вы не понимаете, Ричард, – губы Джеймса расплылись в гримасу презрения, – что после объявления русскими о находке сделка теряет всякий смысл? Кто будет платить серьёзные деньги за вещь, подлинность которой доказать практически невозможно?

– Совершенно верно, – язвительное замечание собеседника нисколько не смутило Ричарда. – Если подделка окажется в музее, и российские власти раструбят о находке на весь мир, тогда наша карта бита. Но дело в том, – он снова прошёлся по кабинету в обратную сторону, – что ни оригинальная, ни поддельная купчиха Нечетова в музей никогда не попадут.

Густые брови Джеймса чуть приподнялись.

– Изъять копию нам будет гораздо проще, чем оригинал! – Ричард смерил своего собеседника торжествующим взглядом.

– Вы уверены, что сумеете сделать это до объявления о находке? – Джеймс нисколько не разделил оптимизма Ричарда.

– Мы можем изъять копию хоть сейчас… – многозначительно улыбнулся Ричард. – Только зачем? – он вернулся к столу, взял чашку и сделал небольшой глоток.

– Ричард, Вы говорите так, будто держите создаваемый портрет-двойник в собственных руках? – Джеймс оскалил великолепные зубы, воплощавшие последние достижения мировой стоматологии.

– Её держит в руках мой человек, – как о чём-то давно решённом, сообщил Ричард. – И по моей команде он переправит копию мне.

Хозяин кабинета поставил чашку и снова подошёл к окну, за которым по-прежнему расстилалась белая пелена.

– Создавать ещё один канал для переправки? – в голосе Джеймса появилось явное раздражение. – Рисковать неизвестно зачем? Я знал, что Вы авантюрист. Но не до такой же степени!

– Мы оба авантюристы, Джеймс, – флегматично произнёс Ричард, глядя в туман. – И я очень ценю Вас, как более опытного коллегу.

– Вот именно – более опытного! – буркнул Джеймс. – И как более опытный, я хочу предостеречь Вас от неоправданного риска.

– Хотите сигару? – резко отвернулся от окна Ричард.

– Сигару? – Джеймс явно не ожидал такого поворота.

– Да-да, отличную кубинскую сигару, – дружески улыбнулся хозяин кабинета.

Он взял стоящую на углу стола обтянутую кожей коробку и, открыв её, подошёл к своему гостю.

– Я бросил курить десять лет назад, – недовольно проворчал Джеймс, глянув краем глаза на содержимое коробки. – И Вам советую избавиться от этой вредной привычки.

– А я никогда и не курил, Джеймс! – Ричард захлопнул коробку прямо перед носом компаньона. – В отличие от Вас я избежал этой ошибки, – он пронзил собеседника уничижительным взглядом.

– Зато сейчас собираетесь совершить более серьёзную, – отшатнувшись, проворчал Джеймс. – Впрочем, это свойственно молодости, – его лицо вновь приняло высокомерно-презрительное выражение.

– Молодость является недостатком, который проходит с годами, – Ричард вернулся к столу и поставил коробку на место. – Я ценю Ваш опыт, Джеймс, и всегда прислушиваюсь к Вашим советам, – с почти сыновней теплотой вдруг проговорил он. – У нас будет два портрета купчихи Нечетовой! – глаза молодого человека заблестели. – И первый, и второй прибудут к нам в одной упаковке. Дополнительный канал для переправки не понадобится, а талантливая копия, согласитесь, тоже стоит немалых денег.

– Кто хочет всё, не получит ничего, – молвил Джеймс.

– Вот русские ничего и не получат! – плюхнувшись в кресло, Ричард самодовольно захохотал.

Лицо Джеймса осталось столь же мрачным.

                        ***

– Миша, а у меня для тебя сенсация! – Ира Монахова с хитринкой в глазах крутанулась в кресле навстречу вошедшему в отдел Михаилу. – Бандита твоего по телеку показывают! Или ты уже знаешь? – блеск её глаз на мгновение потух.

– Какого бандита? – шапка медленно сползла с головы Миши, и прижалась к его груди.

– Ну, который угонщик и грабитель ларьков.

– Обоих показывают? – осторожно уточнил Шахов.

– Каких обоих? – недогадливость коллеги вызвала у Ириши досаду. – Он один подозревается во всех этих преступлениях, которые ты видел.

– Интересно-интересно… – погрузившись в свои мысли, Михаил медленно подошёл к вешалке и повесил на неё куртку и шапку.

– Как же ты такую новость пропустил? – ехидно посетовала Ира.

– А что я, по-твоему, за всеми преступлениями в городе слежу? – с обидой воскликнул Миша. – Мне все эти истории знаешь где? – он провёл ладонью чуть ниже подбородка.

– Дорогой коллега!.. – великодушно возвестила Ира. Она встала, озарив Михаила величавым взглядом своих карих глаз.

– Я, конечно, могла сообщить нашим радиослушателям о том, что фоторобот преступника уже составлен, сама… – Ириша аккуратно тронула спинку кресла кончиками пальцев.

– Фоторобот? – лицо Миши тревожно вытянулось.

– Фоторобот… – недоумённо нахмурилась Ириша. – Но я, – она вернулась к своему великодушию, – Предоставила объявить об этом тебе, наша звезда! – Монахова театрально простёрла руки к стоящему перед ней Шахову. – Ведь ты, можно сказать, стоял у истоков этих преступлений!

– Ира, ты с ума сошла! – очки Миши подпрыгнули от возмущения. – Думай, что говоришь!

– Ну… – руки Ириши медленно согнулись в локтях, и ладони сложились в замок. – Я хотела сказать, что все преступления, совершённые этим маньяком, произошли на твоих глазах.

– Почему сразу маньяком? – брезгливо скривился Шахов. – Сначала мы, журналисты, не думаем о точности формулировок, потом навешиваем ярлыки и даём непроверенную информацию в эфир, а после – удивляемся, почему нас не уважают.

Тяжело вздохнув, Миша сел за компьютер.

– К тебе, Мишенька, это, конечно, не относится, – Ира положила руки на ссутуленные плечи Михаила. – Но не все, к сожалению, соответствуют столь высоким идеалам.

– Вот именно – к сожалению, – погружаясь в работу, Шахов не уловил иронии в голосе Иры.

– Но даже самые идеальные не всегда оценивают тактичность поведения товарищей по журналистскому цеху. Надо было мне всё-таки сообщить о фотороботе!

Слегка толкнув сидящего в спину, Ириша направилась к вешалке.

– Ира, ну что ты? – Миша виновато повернулся к уже отошедшей от него Ире. – Я очень тебе благодарен. Просто меня всегда раздражают штампы жёлтой прессы.

– Что?! – услышав последние слова, Монахова остановилась. – По-твоему, я олицетворяю собой жёлтую прессу?

– Ира, я этого не говорил… – попытался оправдаться Миша.

– Да ты знаешь, – лицо Ириши покрыл румянец праведного гнева, – что я на Би-Би-Си работала, когда ты ещё в журнале «Мурзилка» фрилансером ошивался? И становилась победительницей конкурса «Лучшая новость года», когда ты ещё курить не начал?

– Я не курю, – строго заметил Михаил, становясь напротив Иры.

– Вот именно! – презрительно скривилась Монахова. – Ты даже курить не научился, когда я с политическим истэблишментом мира уже цистерну водки выпила!

– Причём тут водка?! – гневно взмахнул руками Шахов.

Его всегда задевали укоры за отсутствие вредных привычек.

– А при том, – не унималась Ира. – Что когда ты на юбилее Маргариты Павловны нажрался, тебя никто не оскорблял, хотя физиономия у тебя, действительно, жёлтой стала.

– Это особенности реакции моей печени на алкоголь! – крикнул в ответ Миша. – И ты не имеешь права оскорблять моё здоровье!

– А я тебе не позволю оскорблять моё журналистское достоинство! – упёрлась кулаками в талию Ира.

– Что за шум и скоро драка? Здравствуй, Миша! – на шум перепалки в информационный отдел из своего кабинета вышел Алик Лунц.

– Да всё, как обычно! – Ира взяла с вешалки плащ. – У господина Шахова сегодня очередной приступ педагогического зуда. Он же у нас самый многоопытный!

– Оставим в покое педагогику… – Алик невозмутимо поправил шарф, обмотанный вокруг его шеи. В широкополом светло-коричневом пиджаке и красном шарфе Лунц напоминал богемного художника. – Ира, ты говорила мне, что по телевидению показывают фоторобот…

– Да, – Монахова надела плащ и посмотрела на себя в зеркало, – Фоторобот подозреваемого в угоне машины ГАИ, погроме торговой палатки, ну и прочем… – она поправила волосы.

– А по какому каналу? – Алик подошёл к стоящему в углу комнаты телевизору и включил его.

– Практически по всем городским, – равнодушно молвила Ира. – Я перед уходом на работу щёлкала дома пультом – он везде был…

– А в новостях ты информацию о фотороботе дала? – не отрывая взгляд от телеэкрана, спросил шеф-редактор.

– Нет, Алик! – подтянула кушак плаща Ира. – Я предоставила сделать это нашему великому папарацци Шахову, о чём теперь очень жалею!

– Коллеги, – Алик повернулся к нахохлившемуся за компьютером Михаилу и стоявшей перед зеркалом Ирине. – Давайте не будем делить наш маленький журналистский коллектив на великих и не очень. Мы все работаем на одной радиостанции и делаем одно дело…

– О, лёгок на помине! – Ириша показала рукой на экран телевизора. – Вот ваш фоторобот, любуйтесь.

Алик быстро взял телевизионный пульт, лежащий на тумбе, и прибавил звук. Миша моментально вскочил с кресла и подбежал к телевизору почти вплотную.

– Миша, чуть в сторонку, – попросил Алик. – Мне тоже хочется посмотреть.

Телевизионный экран занимал графический портрет человека весьма недружелюбной внешности: надвинутая на узкие глаза кепка, стриженая голова, скула со шрамом, хищный взгляд…

– … Подозревается в разбойном нападении на автомобиль сотрудников ДПС, – невозмутимо комментировал суровый закадровый голос. – Грабежах магазинов, изготовлении фальшивых денежных банкнот и торговле сильнодействующими наркотиками…

Услышав столь преувеличенное описание преступлений, Миша высокомерно улыбнулся. Но его улыбки никто из присутствующих не заметил.

– Предположительно работает водителем электрокара, – продолжал невидимый комментатор. – Большинство преступлений совершено в Ленинградском районе города.

– Действительно, бандит… – медленно проговорил Миша, не то с изумлением, не то со страхом, когда изображение преступника исчезло. – Страшный какой… Настоящий уголовник!

– Да, лицо характерное, – бесстрастно проговорил Алик, закуривая сигарету. – Не хотел бы я встретиться с таким типом где-нибудь в тёмной подворотне.

Он выключил телевизор.

– Я тоже, – понизив голос, почесал подбородок Шахов.

– Да, Миша, рядом с ним ты бы очень интересно смотрелся! – съязвила, отойдя от зеркала, Ириша.

– Ира, ты опять за своё? – Миша строго посмотрел на Иру.

– Нет, Миша, за твоё! – не сдержалась Монахова. – Ты ведь находился с ним рядом, был, можно сказать, на волосок от смерти… – Ириша начала давиться от смеха. – Хотя ты бы мог своими кудряшками и отмахаться!

– А чем ты от опасности защищаешься? – покраснев от обиды, закричал Миша. – Глупыми шутками?

– Ребята, давайте не ссориться! – замахал на подчинённых Лунц.

При этом пепел с его сигареты упал на ботинок Миши.

– Алик! Ну, я же просил! – Шахов только теперь заметил, что Лунц курит в его присутствии.

– Да-да… – Алик послюнявил пальцы, затушил сигарету и, подойдя к мусорной корзине, выбросил окурок. – А вот у меня в отличие от вас даже спасительного волоска нету, – он мягко улыбнулся и погладил свою лысую голову.

– А вы ведь чем-то похожи, – в голове Ириши возникла какая-то новая идея.

Она, поднеся указательный палец к губам, как режиссёр актёра, оглядела Шахова.

– Конечно, похожи, – без всякой иронии усмехнулся Алик. – Оба очки носим, и если Мишу наголо подстричь…

– Да при чём тут ты? – не отрывая взгляда от Михаила, нахмурилась Монахова. – Это Миша похож. Он похож на этого… Ну, фоторобота.

– Ириша, ты сегодня явно переутомилась, – глядя, как врач на тяжелобольного, молвил Шахов. – Иди домой, отдохни.

– Да подожди ты! – сосредоточилась Ира.

Она сняла с себя фирменную кепку «Радио Фокс» и надела её на голову Шахова.

– Ира, что за спектакль? – отшатнулся от неё Михаил.

– Да, ладно тебе, Миша!.. – она снова протянула к Шахову руки и надвинула кепку ему на глаза. – Сними-ка очки и сощурь глаза!

– Ира, ты с ума сошла!

– Сделать короткую стрижку… – фантазию Монаховой уже было не остановить. – Шрам на щеке организовать…

– Вот только шрама мне не хватало! – почти оттолкнул её Миша. – Я ещё от травмы после удара автомобилем ГАИ не оправился, а ты меня изуродовать хочешь!

– Да шрам и нарисовать можно! – успокоила его Ира. – И волосы сбривать не нужно – достаточно парика… В общем, если всё сделать, как я говорю, то будешь вылитый подозреваемый! Вылитый! – с восторгом повторила она. – Правда, Алик?

– У тебя развитое художественное воображение, Ирина, – спокойно проговорил Алик. – А загримировать можно любого человека. Не Мишу, так меня.

– Тебя? – Ира внимательно посмотрела на Алика. – Нет, тебя не получится. Хотя надо нашего художника спросить… А вот из Михаила я легко того бандита сделаю.

– Так! – Миша сверкнул очками и засунул большие пальцы рук в карманы пиджака. – Вы мешаете мне работать! Оба!

– Да, Ира, Миша прав, – Алик повернулся к двери своего кабинета. – У меня тоже работы хватает. Кстати… – Лунц вдруг остановился. – А про какого нашего художника ты говорила?

– Как про какого? Да про Григория, который портрет Маргариты Павловны пишет, – удивилась вопросу Ириша.

– Григория?.. А, ну да… – как бы вспомнил Алик. – И вот поэтому я прошу Вас, – он внимательно посмотрел в лицо Ирише и в спину, строчащему на компьютере Михаилу, – вести себя на работе потише. Не хватало ещё, чтобы представители богемы распространяли о нас всякие слухи.

– Какие слухи, Алик? – Ира широко раскрыла свои красивые глаза.

Миша от неожиданности даже перестал строчить.

– Слухи о том, что в информационном отделе «Радио Рокс» ведущие чуть ли не дерутся, – жёстко отчеканил шеф-редактор и закрыл за собой дверь в кабинет.

Ира с Мишей недоумённо переглянулись.

                        ***

Мама попросила сходить за хлебом в ближайший супермаркет, и Миша летел туда, как на воздушной подушке. Такой полёт объяснялся не только Мишиной любовью к маме, но и ощущением того, что ступни его ног стали необычайно лёгкими, и Михаил теперь мог шагать с огромной скоростью, не касаясь земли. В голове тоже ощущался полёт мысли: хотелось читать стихи, петь, смеяться, строить незнакомым людям рожи.

Несведущим прохожим Михаил Шахов казался влюблённым романтиком, а на самом деле просто накурился гашиша.

После тёмной вечерней улицы ярко освещённый торговый зал гипермаркета на секунду ослепил Ферзя. Воздушные подушки вдруг сдулись, и Михаил ощутил под ногами твёрдый плиточный пол. Неужели трава оказалась такой непручей? Михаил взял продуктовую тележку и, поправив очки, разочарованно двинулся в торговый зал. Водки что ли взять? Но возвращаться домой пьяным – это значит сильно расстроить маму: ведь мама уверена, что её Мишенька не пьёт, не курит, а девушек держит только за ладошку во время воскресных прогулок по парку. «Эх, давно я не трахал девок в кустах! – ностальгически вздохнул Миша. – Хотя секс на парковой скамейке намного комфортней».

Запах свежей выпечки ударил в ноздри и вызвал дикий аппетит. Впрочем, по обкурке всегда есть хочется. Миша аккуратно положил в тележку буханку, два батона, пакет с пряниками и, страстно мечтая о домашнем ужине, побрёл к кассам.

Его путь лежал через отдел бытовой химии, который по случаю выкладки товара был для покупателей перекрыт. Посредине отгороженного ленточками отдела стоял электроштабелёр – тот самый транспортный аппарат, при помощи которого современные цивилизованные грузчики поднимают коробки с товаром на верхние стеллажи супермаркетов. Непонятно почему, но среди хаотично стоящих на полу полураскрытых коробок никого из персонала не наблюдалось, а подъёмная площадка самого штабелёра была пуста.

Глядя на одинокий ярко-красный погрузчик, Миша вспомнил о том, что Ферзь, по собственным словам, работал водителем именно такого транспортного средства. Видимо, сбежавшая из ларька Аннушка слила эту информацию ментам, а те, по дурости, обнародовали её в комментариях к фотороботу.