СЕПАР

– Нехило ты съездил, – улыбнувшись, съёрничал Макс.

– Сам в ахуе, – ответил я, тоже улыбаясь. Прошло меньше суток с моего отъезда, но я был чертовски рад его видеть.

Мы закинули чемоданы в багажник, погрузились сами и поехали к Максу.

– Жене не рассказывал? – по пути спросил он.

– Не, может потом, когда выберусь… Если выберусь.

Мы подъехали к дому, я вышел, открыл ворота и закрыл их вслед за въехавшим автомобилем. Из дома вышла Алёна, мы тоже обнялись.

– Я тут подумал, ну, скучно ж вам будет без меня, и решил вот никуда не ехать, – попытался я как-то рассеять застывшую в её глазах тревогу.

Подошел Макс, по-братски положил руку на плечи.

– Вернулся… Правда, с пересадкой. Или правильней сказать – с пересидкой? Что, там лучше кормят?

– Пока сидел, вообще не кормили. Но лучше Алёнкиной стряпни всё равно ничего нет, – я улыбнулся и подмигнул Алёне. – Только жене не говори.

Та, наконец, тоже улыбнулась, расслабившись.

– Ну, пошли, подлиза, буду кормить. Там ещё ваш кулеш остался.

Спустя полтора часа и две бутылки водки я закончил рассказ про события последних суток.

– Во, приключений у тебя за неделю, – подытожил Макс.

– Та да… На всю жизнь хватит, – согласился я.

До слуха снова донеслись ставшие уже привычными звуки взрывов.

– Всегда казалось, что война – это что-то такое далёкое… Из бабушкиных рассказов и старых фильмов, – вслух размышлял я. – Даже представить не могли, что когда-то придётся такое пережить… Но нет, и на наш век хватило.

– Ага… Главный вопрос – ради чего? – вздохнул Макс. – Одни кричат, что нас защищают, вторые – что освобождают. А по факту – гондошат и те, и другие.

В комнату зашла Алёна.

– Разговаривала с соседкой, она говорит, что с завтрашнего дня открывают гуманитарный коридор через Счастье, мол, все желающие могут выехать из города.

– Она откуда знает? – скептически спросил Макс.

– По телевизору объявили, а она еще позвонила на какую-то горячую линию, там тоже подтвердили. Завтра с 10-ти утра начинает работать. Они с мужем хотят уехать, ищут с кем.

Макс вопросительно посмотрел на меня. Я быстро прикинул все «за» и «против». Охранять предприятие у меня уже не получится – если попадусь Клыку или осетинам, то мне каюк. Сидеть у Макса ждать, пока очередной снаряд прилетит, тоже смысла особого нет. Надо выбираться.

– А что, это вариант. Я свою машину с гаража заберу и попробую опять. И их заодно возьму. Если один мужик выезжает, то вопросов к нему всегда больше, а так – вроде семья. А они какого возраста?

– Ну… лет пятьдесят, пятьдесят пять, – ответила Алёна.

– Можно сказать, что ты – зять, – предложил Макс. – А их семейство где? Выехали уже? – спросил он у Алёны.

– Да, сын с женой и ребёнком ещё месяц назад уехали, а они остались, не захотели хозяйство бросать, – ответила та.

– А сейчас на кого бросят? – по реакции Макса было понятно, что он явно не горел желанием навешивать себе на шею ещё питомцев.

– Кто-то из родни вроде будет приезжать присматривать.

Мой взгляд мельком упал на окно, сквозь которое я узрел перелезающего через забор мужика в камуфляжной форме.

– Смотри, – кивнул я Максу.

Мужик спрыгнул на землю, открыл изнутри входную калитку и запустил во двор ещё двоих. Все трое оказались вооружены, и держа оружие наизготовку, двинулись к входу в дом, осматриваясь по пути. Собака начала метаться по вольеру и лаять.

– Че за херня?! – возмутился Макс и пошел к выходу.

Я направился за ним. Мы вышли на крыльцо. Незваные гости удивлённо на нас уставились, но быстро сориентировались.

– Вы почему ворота не открываете? – рыкнул тот, что перелазил через забор.

– Так звонок не работает. Света нет, – невозмутимо ответил Макс.

Боевики переглянулись между собой.

– Проводим операцию, ищем диверсантов! Необходимо осмотреть дом! – тоном, не терпящим препирательств, продолжил «искатель». Но по их разочарованным лицам было понятно – они явно не ожидали, что кто-то окажется дома и помешает спокойно поживиться чем-то ценным.

Сохраняя невозмутимый вид, Макс жестом показал, что он совершенно не возражает. Двое, продолжая держать пистолеты наизготовку, зашли в дом. Третий, вооруженный автоматом Калашникова, остался снаружи. Зайдя внутрь, один из боевиков потребовал:

– Паспорта предъявите.

Алёна из соседней комнаты принесла паспорта, я достал из кармана свой, отдал.

– Вы хозяин? – обратился боевик к Максу, изучая документы.

– Да. Это жена моя, а это друг, в гости заехал, – кивнув на сервированный обеденный стол с остатками трапезы, ответил тот.

Подозрительно глянув на меня, боевик вернул паспорта. Начался осмотр дома. Заглянув в шкаф и увидев там камуфляжную куртку, один из боевиков резко вскинул пистолет, целясь в Макса. Второй сделал то же, беря на прицел меня. Алёнка испуганно ойкнула.

– Охотник я. У меня и карабин есть в сейфе, с разрешением. И билет охотничий. Показывать? – продолжая стоять с невозмутимым видом, объяснил Макс.

Боевик кивнул и, не опуская пистолета, проследовал за Максом в другую комнату. Второй остался, продолжая держать меня на мушке. Из соседней комнаты донесся неразборчивый разговор. А спустя пару минут Макс и его сопровождающий вернулись. Пистолет у последнего был уже в кобуре. Он кивнул головой своему напарнику, тот опустил пистолет, и они оба вышли на улицу. Макс проводил их до ворот, запер калитку и вернулся в дом.

– Двести долларов – и я уже не диверсант, – язвительно улыбнулся он. – Не дали доесть спокойно. Ладно, пойду поговорю с соседом. Скажу, что можно будет с тобой выехать. Заодно узнаю, влезали ли к ним тоже.

На следующее утро во дворе у Макса я уже грузил чемоданы в свою машину. Рядом стояли мужчина и женщина – соседи. Подошли Макс и Алёна.

– Ну что, присядем на дорожку? – спросил я, захлопнув багажник.

Мы все сели на лавочку в беседке.

– Света, ты белый флаг взяла? – спросил сосед, обращаясь к жене.

– Взяла, наволочку, – ответила та, заглядывая в сумочку и извлекая оттуда край белой материи.

– Документы, паспорта, – продолжил я.

Соседи утвердительно кивнули.

– Ну, с Богом. Надеюсь, со второго раза получится, – сказал я, поднимаясь. Обнялся с Максом, потом с Алёной.

– Если не получится – вернешься, у нас места много, – улыбнувшись, сказал Макс, пытаясь разогнать напряженную атмосферу в преддверии предстоящей непростой поездки. Было видно, что он тоже не прочь бросить всё и умотать куда угодно, лишь бы подальше от всего происходящего вокруг. Мы загрузились в машину. Сосед сел впереди, рядом со мной, жена – сзади. Макс открыл ворота, и, помахав на прощание, мы отправились в путь.

– Сказали, место сбора на кольце, возле парка, – заметила соседка.

Я кивнул. Но когда подъехал к назначенному месту, там никого не оказалось. Припарковавшись, мы вышли из машины и стали озираться по сторонам. Было ровно десять утра, и все желающие выехать должны были быть здесь.

– Что-то никого… – недоумевая, сказал сосед и вопросительно взглянул на жену. Та пожала плечами и нацепила белую наволочку на автомобильную антенну.

Спустя пару минут подъехали две легковушки с уже привязанными «белыми флагами». Из них вышло несколько человек, подошли к нам, мужчины протянули руки в приветственном жесте. Мы поздоровались.

– Ну что, будем пробовать? – спросил один из них.

– Будем, – согласился я. – Других вариантов всё равно нет.

– Ну, ещё через Станицу можно вроде, но там как повезёт… – сказал один из приехавших.

– Это да… Мне вот не повезло, позавчера пробовал, – печально улыбнулся я.

– Завернули?

– Ну да… завернули, – ответил я, мысленно прогнав в голове события последних двух дней.

– У меня знакомый выезжал там пару дней назад, – продолжал второй. – Ехал сам, так машину отобрали, а самого вывезли куда-то в поля и бросили, показали направление, мол к укропам – туда. И он по заминированной территории пешком петлял. Но, блин, вышел. Бойцы с той стороны охренели. Как, говорят, ты там вообще умудрился пройти?

Подъехала ещё одна машина, пассажиры вышли, подошли к нам.

– Это на выезд через гуманитарный коридор? – спросила одна из приехавших.

– Да, – дружно кивнули мы.

Тем временем подъехала уже пятая машина с «белым флагом».

– Ну что, будем двигать? – предложил я.

Пять машин – уже неплохой кортеж. Тем более, время уже перевалило за четверть одиннадцатого.

Все погрузились в свой транспорт, и мы тронулись. Наша машина оказалась первой в колонне. Проехав несколько сотен метров, я увидел ещё пять автомобилей с белыми флагами, двигающихся нам навстречу. Первый мигнул фарами и остановился. Я поравнялся с ним и тоже нажал на тормоз.

– Не пускают, завернули, – с недовольным видом произнес встречный водитель в открытое окно.

– Кто, эти или те? – уточнил я.

– Эти. Говорят, не было команды никого пропускать.

– Да как это? Давайте я сейчас на горячую линию позвоню! – возмутилась с заднего сиденья Света. Достала телефон и начала звонить. – Алло, здравствуйте! А почему нас не пускают через гуманитарный коридор? … Да… С белыми флагами… Не пропустили… Сказали, ничего не знают… Хорошо, спасибо. – И уже обращаясь к нам: – Говорят, что всё нормально, должны пропустить!

Я повернулся к предводителю встречной колонны.

– Звонили на горячую линию. Говорят, что будут пускать. Мы будем пробовать.

Тот утвердительно кивнул:

– Тогда мы за вами.

Он высунул руку в окно и вращательно помахал ею. Я нажал на газ, и колонна двинулась дальше, вобрав в себя ещё пять автомобилей, развернувшихся и пристроившихся к нам в хвост.

Мы переехали через мост и стали приближаться к выезду из города. Многоэтажки сменились частным сектором. Это был мой родной Камброд. На асфальте начали попадаться воронки от снарядов и мин, поломанные деревья, по краям дороги с фонарных столбов свисали разорванные провода. Последние два дома были полностью выгоревшими. Раньше перед одним из этих домов стояла лавочка, и на ней всегда сидели две бабульки – следили за играющими тут же внуками и перемывали косточки политикам. Сейчас не осталось ни лавочки, ни домов, ни, видимо, и самих бабулек. Война…

Спустя еще метров пятьсот взгляд выхватил разбитую автобусную остановку. Память сразу предательски подкинула воспоминая – мы с уличными друзьями, еще подростки, мчим на великах купаться на ставок, и именно здесь, возле остановки у меня с колеса спадает цепь. Я останавливаюсь, быстро ставлю её на место, и мы наперегонки летим дальше.

Колонна продолжала движение. Лесополосы, которая тянулась по обеим сторонам дороги, уже не было. Все деревья были поломаны, торчали лишь обугленные пеньки. На обочине с нашей стороны валялась на боку перевернутая и сгоревшая БМП. Дорожный асфальт был изрыт воронками, усыпан металлическими осколками и ошмётками бетонного бордюра. Только бы не пробить колесо! А вот и кафе «Перекресток». Верней, его остатки. Расположенное на выезде из города в уютной рощице, оно всегда служило отличным местом для отдыха, и мы частенько с семьей выезжали сюда поесть шашлык. Теперь не было ни рощицы, ни беседок, лишь почерневшие останки помещения кухни. А с другой стороны дороги дымила разбитая автозаправка.

Увиденное не воспринималось как реальность. Каждый нейрон нервных клеток мозговых цепей вопил – как такое может быть? Ради чего это? Неужели это всё сделали ЛЮДИ? Словно кошмарный сон… Плевок в детскую память… Как будто дьявол решил пошутить и вживить в сознание сомнение в реальности тех счастливых дней, выдавая за действительность то, что окружало нас сейчас…

Ошарашенные увиденным, мы наконец добрались до блокпоста. Колонна остановилась. Люди начали выходить из машин. Из окопа, уходящего вправо и влево от шоссе, высунулась перепачканная мужская физиономия и рука, жестом показавшая нам разворачиваться. Предвидя такую реакцию на наш приезд, несколько человек, в том числе и мы со Светланой, направились к окопу. Оттуда вылез хозяин грязной физиономии, уже целиком, и пригибаясь подошел к нам.

– Сказано же, не пускаем! – заявил он. – Садитесь по машинам и сваливайте отсюда! Сейчас снайпер укроповский отработает по вам, и всё!

– Я только что на правительственную линию ЛНР звонила, – возмутилась в ответ Света. – Мне сказали, что работает гуманитарный коридор! Почему вы не пропускаете?

Все остальные тоже начали возмущаться и требовать проезда. Ополченец сплюнул и молча прыгнул назад в окоп. Рукой опять махнул уезжать.

– Может, ещё раз позвоните? – спросил я у Светы. – А то эти товарищи, видимо, просто не в курсе.

Та снова набрала номер и повозмущалась в трубку.

– Пообещали, что сейчас разберутся, – сказала она по окончанию своего спича.

Мы вернулись к машинам и в ожидании сгрудились за внедорожником, едущим в составе колоны. Спустя несколько минут из окопа снова выбрался ополченец и махнул рукой, чтобы подошли.

– Будем пропускать. Машины к досмотру, – угрюмо буркнул он. – Но смотрите, что с вами дальше будет – ваши проблемы.

Мы разошлись, я открыл багажник. Поскольку моя машина была первой, то и досмотрели нас тоже первыми. Бегло, особо не вглядываясь.

– Сейчас остальных досмотрим, вместе всех пропустим, – сказал ополченец, возвращая паспорта, и направился к следующей машине.

Ещё один вылез из окопа и начал ему помогать. Мы сели и стали ждать. За несколько минут они быстро досмотрели автомобили, проверили паспорта, после чего отодвинули заслон, скорее условный, чем реально преграждающий, и освободили проезд. Колонна двинулась дальше. Мы спустились с пригорка, на котором был «республиканский» блокпост, и поднялись на пригорок к украинскому. И офигели! Если там блокпост состоял из нескольких бетонных блоков и небольшой линии окопов, то тут нас встретила целая крепость. С бойницами для ведения огня в несколько ярусов, с замаскированной боевой техникой и артиллерией. И реющим на ветру украинским флагом.

– Почему же они в город не заходят?! – ошарашено выдохнул сосед. – Там же три калеки в окопах сидят, а тут их целая армия!

Да, действительно – почему? Почему, когда украинские военные неоднократно входили в город с разных сторон и однажды дошли чуть ли не до центра, каждый раз поступала команда отступить?

Наши размышления были прерваны металлическим голосом из громкоговорителя:

– Из машин не выходить! Будем стрелять на поражение!

Вот тебе и гуманитарный коридор. Этих тоже не предупредили? Медленно тянулись минуты. Полдень. Солнце подошло к зениту и пекло неимоверно. Кондиционер включать не было смысла – все окна в автомобиле должны были быть открыты. Минут через двадцать Света начала охать.

– Ой, душно… Ой, не могу, сейчас дурно станет…

И, открыв дверь, попыталась выйти из машины. В тот же момент в одной из бойниц показалась голова в балаклаве и проорала в громкоговоритель:

– Из машин не выходить! Будем стрелять на поражение!

Соседка испуганно плюхнулась назад.

– Не дергайтесь, – сказал ей я. – Кто знает, что у них в голове. И обочина здесь однозначно заминирована, ещё подорвётесь к хренам.

Сосед протянул ей бутылку с водой, та запила ею какое-то лекарство и, вытирая платком пот с лица, немного успокоилась.

В нервном ожидании прошло ещё минут десять. И вдруг один из замаскированных впереди танков сделал выстрел в сторону города. Все вздрогнули от неожиданности. Крепость ожила и стала плеваться снарядами из всех своих ртов в сторону города. Мы закрыли уши и вжались в сиденья. Где-то далеко сзади раздались глухие звуки взрывов. После десятка выстрелов, всё так же внезапно замолкло.

– Что же они делают?! – испуганно пробормотал сосед. – Сейчас же обратка пойдет!

Сложно описать свои ощущения в этот момент. До заветного пересечения линии фронта оставались считанные метры. Что происходило бы со мной дальше, было не принципиально. Пусть меня забирают в милицию, садят в камеру, проверяют на причастность к сепаратизму. Плевать. Главное – выбраться на территорию, где действуют хоть какие-то законы цивилизации. И вот, когда цель уже почти достигнута… Мы оказались в ловушке, зажаты между двух огней. Выстроенная на склоне пустынного пригорка, наша колонна вся была как на ладони. Мы представляли собой идеальную цель. Вдалеке раздался звук артиллерийского выстрела. Пошла обратка.

И я понял – возможно, это КОНЕЦ….

За последние несколько недель у меня регулярно была возможность отправиться на тот свет. Но каждый раз моё шестое чувство твердило мне – думай головой, и ты выпутаешься. И я выпутывался. Но сейчас я напоминал лягушку из басни про кувшин. Которая барахталась, барахталась, взбила молоко в масло и добралась почти до самого края, но в моем случае горлышко кувшина оказалось слишком мало, чтобы в него пролезть.

И на смену надежде пришла безысходность. Пришло понимание, что старуха с косой сейчас стоит где-то рядом и теребит костлявыми пальцами древко в нервном ожидании добычи. И когда рядом раздался первый взрыв, я сделал то же, что делали мои деды и прадеды, глядя в глаза смерти. Уронил голову на руль и стал молиться. Я слышал, как люди начали выскакивать из машин, чтобы укрыться в кювете. Слышал звуки рвущихся где-то рядом снарядов. Визг женщин. Плач детей. Автоматные очереди украинских военных. И молился. Потому что сделать больше уже ничего не мог. Только уповать на Бога, ведь бьющимся по обе стороны фронта на нас было наплевать.

Не знаю, услышал ли Он молитвы, или там наверху на этот день изначально были другие планы, но спустя пару минут огонь прекратился. Я открыл глаза и посмотрел на соседа. Тот всё это время сидел рядом, не выходя из машины. В его зрачках смешались ужас и отчаяние. Никто не решался прервать возникшую тишину, словно боясь, что любой звук или неосторожное движение снова повлечет за собой продолжение. Ждать долго не пришлось. Крепость снова огрызнулась двумя выстрелами по городу. Раздались глухие звуки взрывов. И костлявые пальцы снова застучали по древку.

Следующие несколько минут, казалось, продлились целую вечность. Но обратки не последовало. И вот впереди, в промежутке между бетонными плитами появился боец, который отодвинул металлическое заграждение, освобождая проезд. Все происходило словно во сне и казалось нереальным. Усилием воли заставляя мозг включиться, я завел машину, мы медленно въехали в периметр блокпоста и остановились для досмотра. Я и пассажиры вышли из машины и, открыв багажник, начали доставать и расстегивать сумки и чемоданы.

– О, Моцарт, здоров! – услышал я рядом знакомый голос.

Я повернул голову и увидел невысокого коренастого бойца в балаклаве и надетым поверх шлеме. Были видны только глаза. Знакомые глаза. Кто этот человек, окликнувший меня курсантской кличкой?

– Как ты? – продолжил расспросы боец. – Что там в городе?

И я вспомнил бывшего одновзводника.

– Кабан? – осторожно спросил я.

Боец кивнул. Я медленно сделал шаг навстречу, и мозг окончательно включился. Оцепенение, сковывающее меня, спало. Я схватил Кабана за грудки и начал трясти.

– Вы чё, блядь, творите?!! – орал я ему в лицо. – Нас же там чуть не положили всех!!!

Кабан вцепился в мои руки, пытаясь освободиться. К нам подбежали ещё два бойца, один схватил меня сзади за шею, оттягивая от одновзводника, второй наконец сорвал руки, и вдвоем они стали меня заламывать.

– Не надо, отпустите! – пытаясь втиснуться между мной и ими, кричал теперь уже Кабан. – Я его знаю, он нормальный человек.

Меня отпустили. Я разогнулся, помассировал ноющее предплечье, и в этот момент в глаза бросилась выбравшаяся откуда-то из укрытия девушка в надетом поверх платья бронежилете, защитной каске и с микрофоном в руке. Следом за ней выбрался мужик с видеокамерой. Он вскинул камеру на плечо, а девушка, сняв каску, стала поправлять прическу. И пазл происходящего сразу сложился.

Я перевел взгляд на Кабана:

– А, ну всё понятно… Картинка вам была нужна… Правильная!

– Игорь, это война, – с сожалением промямлил тот. – Пойми.

Понимать ничего не хотелось. Вообще ничего не хотелось. В очередной раз я убедился в правильности выводов, сделанных в подвальной камере. Как можно оправдать открытую провокацию обстрела мирной колонны, специально устроенную с одной-единственной целью – чтобы потом прокричать на весь мир с экранов и мониторов: «Смотрите, что творят! Расстреляли мирных жителей, едущих по гуманитарному коридору!».

Война не ради победы. Война ради хайповой картинки, манипулирующей общественным сознанием. Война, которой не должно было быть.

Я покачал головой, развернулся и подошел к машине. Молча закинул вещи в багажник, сел за руль и стал ждать. По окончанию досмотра наша колонна, возглавляемая автомобилем ДПС, выдвинулась по направлению к городу с циничным названием Счастье. Где нас ждала основная проверка.

Город встретил очередным блокпостом на въезде. Все вышли из машин, бойцы внимательно досмотрели транспорт и багаж, после чего мы направились к стоящим в стороне столам, за которыми сидели сотрудники милиции. Заполнив выданную анкету, я подошел к столу. Протянул паспорт и анкету. Сидящий за столом мент внимательно изучил документы, а затем пристально посмотрел на меня.

– Лицо у тебя знакомое…

Я помнил этого парня, это был опер из Старобельского райотдела, мы пересекались пару раз в УВД во время сдачи отчетов. Но сказать ему об этом сейчас означало неминуемо обречь себя на дополнительную проверку. Так что пусть сам вспоминает. А лучше не вспоминает. Я лишь молча пожал плечами.

– Руки покажи, – потребовал он.

Я показал.

– Майку сними.

– Зачем? – не понимая смысла этого «стриптиза», спросил я.

– Посмотрю на плечах синяки от приклада. Вдруг ты снайпер сепарский, а теперь сбежать хочешь, – пояснил опер.

Если так, то всё логично. Я снял майку, тот посмотрел, кивнул и вернул паспорт. За вторым столом такую же процедуру прошел сосед. За нами уже образовалась очередь из других участников нашего кортежа. Мы вернулись к машине.

– Всё, можно ехать? – поинтересовалась у меня Света.

– Сейчас узнаю, – ответил я и направился к досматривающему следующие автомобили бойцу.

– Командир, ехать можно?

– Если документы проверили, то можно, – не оборачиваясь ответил тот, ковыряясь в чьем-то чемодане.

Мы в очередной раз загрузились в машину и двинулись дальше. Проехали блокпост и выехали на шоссе. Слева на стоянке стояло несколько джипов с эмблемой «ОSCЕ» и микроавтобус с логотипом какого-то телеканала. По пути следования то и дело встречались колонны боевой техники, грузовики с военными. Доехав до Новоайдара, мы встретили очередной блокпост. Дождавшись своей очереди, заехали в зону для досмотра и вышли из машины. Ко мне подошел долговязый боец лет 25-ти с виду, которому я протянул паспорт, а сам по привычной уже схеме пошел доставать вещи из багажника.

– Чого в'їзжаєшь? – резко обратился он ко мне. В голосе сквозила неприязнь. – Бери зброю та йди воюй!

«Вот что у них у всех за привычка – тыкать старшим по возрасту», – подумал я про себя. Что мент на счастьинском блокпосте, что этот. А этот ещё и дерзит сходу. Но решив, что вступать в конфликт глупо, я уклончиво ответил:

– Да двое детей, если убьют, кто ж их на ноги ставить будет.

– В мене теж двоє, один – інвалід, жінка у декреті, а я тут… з вами, – боец уже не скрывал своего презрения.

И я, как и там, на первом украинском блокпосте, уже не смог смолчать:

– Так ты сюда от проблем сбежал? – быстро смоделировав у себя в голове его семейную ситуацию, задал я встречный вопрос. И попал в точку. Лицо бойца побагровело, а кулаки сжались.

– Знімай майку, – прохрипел он.

Вполне законное требование, ничего не оставалось, как подчиниться.

– Штани знімай, – продолжал хрипеть боец, выкатив покрасневшие от ярости глаза.

А вот тут уже хрен тебе. Может, ещё польку-бабочку станцевать? Его агрессия уже начала передаваться и мне. Мы стояли лицом к лицу, глядя друг на друга, и краем глаза я отметил, что его правая рука машинально поползла вниз к висящей на поясе кобуре. Не берусь судить, чем бы это всё закончилось, но у этой сцены оказался ещё один свидетель – стоявший поодаль боец, который, видно, был тут старшим. Он быстро подошел к нам и гаркнул своему соратнику:

– Чё ты его задрачиваешь? Вон очередь какая! Давай, пропускай!

Мой визави ещё какое-то время злобно пялился на меня, после чего раздосадовано отвернулся и пошел к следующей машине. Старший сделал пару шагов назад, глянул на меня как-то… понимающе, что ли, и кивком головы показал, чтобы проезжали.

– Ну, вроде прорвались, – облегченно выдохнул я, сев в машину. – Дальше уже легче будет.

– Нас тогда до Краматорска, – попросил сосед. – А там сын подхватит.

Под вечер мы въехали в Краматорск, где на въезде в город моих попутчиков ожидала родня. После эмоциональной встречи они перегрузились в машину к сыну, а я двинулся дальше. Ближе к ночи на стоянке под Харьковом я встретил наших водил, перекусил с ними, узнал свежие новости и немного перекемарил в машине. А утром уже пересёк городскую черту Киева. Где меня ждали люди, любовь к которым помогла мне пережить все эти мытарства. Моя семья!