Кладбище забытых талантов

– А безответная?

– Без вариантов, нарцисс. Даже сейчас цвет скажу… Бледно-желтый! Во! Между прочим, дюже красивый, нравится мяне, а такую грусть означает. Забавно, а?

Неизвестно, раздался ли гром на улице, или же это настолько мощным оказался грохот рухнувших инструментов, но Сидни от резкого звука вздрогнула. Она коротко пискнула, когда указательный палец наткнулся на шиповатый стебель розы и поднесла выступившую горячую каплю крови ко рту. Призрачная девушка, обсасывав кончик пальца, промычала Михею: «Фо мной фсе ф порятке».

– Укололась? – тревожно спросил Юрий. Он наконец нашел увесистый инструмент и подтащил его к столику. – Они не ядовитые?

– Ты роз никогды не видел али как? Это ж тебе не аконит, не дурман, не белладонна и даже не клещевина.

– Напомню, если кто забыл: меня только что чуть не съел цветок!

Кожа Сидни мгновенно посерела, смазалась потом, медленные глаза ее поочередно задерживались на внешностях призрачных юношей. Одной рукой она оперлась о край стола, чтобы не выдавать шаткость, а другую выставила вперед.

– Юра-Юра-Юра, – проскрипела она высохшим горлом и замолчала. Эти слова дались ей с трудом из-за нехватки воздуха и онемевшего языка и губ. Она глубоко вдохнула, закашлявшись, и продолжила: – Мне очень-очень приятно, что ты волнуешься, но не надо. Все же хорошо. Поболит палец – и пройдет через пару минут! Со мной все хорошо. Почти…

– Что-то он прав, – подтвердил Михей. – Ты бледная аки поганка да шатаешься на ровном месте.

– На кладбище есть врач?

Смехотворность сказанного понялась только спустя время.

– Я и есть врач, Юра… И говорю, что все в порядке. Просто голова немного кружится – сегодня дождь, давление… Фух! Прохладно как-то вдруг стало.

Юрий поспешил надеть пальто на узкие плечи владелицы, ноги которой с каждой секундой дрожали, словно на них водрузили непомерную тяжесть. Пока призрачный юноша помогал продеть руки в рукава, Сидни качнулась так сильно, что непременно бы упала, не поддержи ее товарищи. Михей тотчас же широким ладонью смахнул всякую мелочь со стола и усадил на него призрачную девушку, прильнувшую к пыльной стене.

– Тебя нужно отвести в гроб. И лекарства у тебя есть?

– Н-наверное…

И ее тонкий голос полностью стих. Узкие полосы губ размыкались ровно настолько, чтобы было заметно, но звуков не следовало. Взгляд ее затуманенных глаз молил приблизиться, словно она хотела поведать тайну, какую невозможно сказать открыто. Юрий приблизил ухо, ощутив волосками тяжелое дыхание, но призрачная девушка обхватила его шею так крепко и решительно, что всякий бы удивился этому внезапному потоку силы, и, подтянув его лицо, с жадностью прижалась своим губами к юношеским.

Стоит сказать, что участники действия и наблюдатели испытывали разные чувства. Со стороны Сидни ощущался напор, желание, а Юрий всем существом источал страх, неуклюжесть и вялость. Призрачная девушка осыпала его поцелуями, прижимав ближе к себе, как паук, схвативший жертву, в то время как партнер не успевал раскрывать губы в такт.

Если в его голове проносились дни, сплетавшиеся в месяцы, переходившие годы, собиравшиеся в жизни, то для нее прошло лишь мгновение.

Михей удивленно смотрел на них, его широкое круглое лицо трудно было отличить от плодов томата.

– Нашли время и место… Э-э-э… Я ж прямо утут стою. Совсем не смущаю? Ну… Хотя бы не чмокайте так сильно, чтобы вас услыхало усе кладбище. Эй!

Оторваться было невыносимо трудно. Впервые за семнадцать лет Юрий ощутил нежность чужих губ, и неожиданность сыграла в этом деле ключевую роль, ведь от прямого предложения он бы противился до последнего – так уж устроены мужчины. Робость, да и только!

Впрочем, неуверенность его исходила из детства, когда в школе подоконники были усеяны девочками, ведшими шаловливые разговоры о мальчиках, и почти что девушками, воплощавшими мысли детского возраста в реальность. Друзей у Юрия не имелось: мало кто хотел водиться с однокашником, который странно ходил, не бегал и невольно держался в стороне от товарищей, проводив время с книгами. А девочки не приближались к нему даже в мыслях.

В какой-то момент в голове стрельнуло и закололо, как сбой в системе механизма: «Всего лишь роза!» Проклятый яд ее, которым можно – и в древности, могу уверить, так и было! – устраивать безжалостные пытки. Наконец Юрий нашел силы отпрянуть от подруги, в глазах которой читалось не иначе как помутнение.

– Почему-почему ты перестал? Тебе совсем-совсем не понравилось? – пищала Сидни, кружив головой, как в бреду. – Да-да! У меня не рыжие волосы, а курчавые черные космы, уродливый горбатый нос и страшный цвет кожи. Но чем я хуже?

– Она ледяная, – прошептал с ужасом Юрий. – Нужно отвести ее в теплое место.

– А куды? Трактир-то накрылся медным тазом. А больше мест я и не знаю.

Спустя секунду на дрожавшей ладони Юрия лежала карта, на которой он принялся бегло осматривать отмеченные кресты и значки, нарисованные подле. В пылу нервного напряжения разобраться он не смог, а потому выбрал случайный, возле которого было нарисовано дерево и скомандовал:

– За мной! Я знаю, куда идти. Поможешь донести ее – получишь ключ.

Пока Михей, аккуратно взяв на руки обессиленную призрачную девушку, ступал через стебли растений к выходу, Юрий схватил лопату и по пути задержался, чтобы поднять и надеть все еще влажный свитер.

– И ключ достали, и карта кладбища есть, – сказал тотчас после дверного проема призрачный юноша. – Где вы это усе, ребяты, берете?

Среди всех деревьев на кладбище выделялось одно, занимавшее первое место по ширине ствола. Дряхлый дуб был похож на легендарного спрута кракена: лиственная шапка в виде овальной головы наверху и отходившие отовсюду ветви-щупальца. Причем, ствол делился необычным образом, создав три яруса ветвлений: верхние мощные ветви простирались ввысь прямо, средние продвигались в стороны почти горизонтально, отчего на них можно было легко забраться и сесть, а нижние, словно корни, вгрызались в землю, оставляв между собой незначительные на вид промежутки.

Несмотря на свою старость, хорошо заметную в черствой отслаивавшейся коре с глубокими бороздами, вокруг дуба земля не была усыпана листьями – все они остались на своих веточках, словно осень не смогла их умертвить, и создавали гипнотический шелест, напоминавший мелодию. Однако самым примечательным в этом многолетнем растении был цвет листвы, приближавшийся к кровавому; именно по этой причине воображение призраков приписывало невинному дубу роль ночного монстра, который осушал тела, перегоняв кровь в листья.

 Вдруг тишина – обычное явление для дуба – резко уничтожилась одышками призрачных юношей: один из них совершал широкие шаги, нормальные для великого роста, и нес на руках призрачную девушку, чья голова безвольно клонилась к земле; в то же время другой, казавшийся при сравнении в несколько раз меньше, едва поспевал за товарищем, заглатывал клубы воздуха, словно пытался украсть как можно больше, и, сжав черенок лопаты подмышкой, через каждые несколько шагов заглядывал в карту.

– Мать честная! – понизив голос, прохрипел Михей. – Да этому дубу ж сотни лет.

Призрачный юноша надолго засмотрелся на крону дерева и поскользнулся на поле желудей, пошатнув тело Сидни. Призрачная девушка приоткрыла глаза на мгновение, но те от нахлынувшей тяжести вновь сомкнулись.

– Осторожней! Не урони ее.

– Да усе будети хорошо. Вон уже и пришли. Токмо что делати? На дерево я с ней не полезу, а то навернемси обои.

– Где-то здесь должно быть что-то необычное, –  сказал Юрий. – Какое-то тайное место, что ли…

– Пока что из необычного я вижу токмо листы да кору. Уж больно ее рисунок напоминает людскую рожу, такую старую, со всеми морщинами. А может мне и кажотся, но усе равно какая-то кора больная.

 Тайный проход нашелся не сразу. Вначале Юрий несколько раз обошел обширный ствол, ощупал холодную кору, чей влажный запах остался на пальцах. И только спустя ценные минуты времени – руки Михея начали дрожать – между нижними ветвями, встревавшими в землю, подушечки пальцев обнаружили углубление, а глаза различили несколько необычайно ровных линий на коре, которые складывались в прямоугольник. Стоило только подцепить вогнутую часть коры, как самодельная дверца на уровне пояса призрачного юноши отпала.

Михей присвистнул, но тут же помрачнел: высота прохода была втрое меньше его роста.

Внутри ствол дуба был полым, точно из него вырезали большую часть внутренностей, оставив лишь края, чтобы дерево не рухнуло. Чуть присев, Юрий пролез в наполненный приятной теплотой тайник и тут же принялся искать то, что дало бы свет – тусклая уличная серость едва освещала контуры предметов.

Недалеко от входа справа на полу стоял подсвечник на одну свечу и два темных кремня подле. Юрий незамедлительно принялся бить камни друг о друга, которые, хотя и были отполированы мастерски, так что давали много искр, не смогли подобным образом, попав на фитиль, разжечь его. Тогда призрачный юноша с силой провел острым углом по плоской части, создав такую широкую искру, что она на мгновение озарила все помещение.

Одной свечи хватило, чтобы свет рожденного ей пламени, пробежавшись по стенам, залил пространство вокруг. От Юрия исходила огромная тень, и он переставил подсвечник в дальний от входа конец ствола.

На полу обнаружился настил из травы, давно высушенной в жесткие тростинки; они были накрыты старинным одеялом, которое за много лет потеряло свой натуральный цвет и покрылось отверстиями, что говорило о неустанной работе насекомых. Кроме лежбища, в стволе стоял ящик с разного рода личными вещами.

– Ты тама еще? – кричал Михей. – Поторопися!

Не без помощи товарища Юрий протащил Сидни по скользившему полу внутрь, а затем с трудом приподнял и перенес удивительно легкое тело на настил. Вскоре послышались и понятные звуки Михея, которому, чтобы пролезть, пришлось проползти на круглом животе; когда же он выпрямился, то стукнулся макушкой о неровный потолок, на котором виднелись мириады древесных колец.

– Что ж так низко-то? Для карликов ото делали.

Несмотря на теплоту, Юрий завернул длинный край одеяла, накрыв им Сидни. Затем он отдалился к товарищу, проводившему широкой ладонью по древесной стене, и честно передал ключ от оранжереи. Михей несколько отрешенно принял его, сунув в карман, и продолжил дивиться чуду.

– Знаешь… Это точно сделали крепкие руки, каких таперичи днем с огнем не сыщешь. Сейчас такое искусство, небось, забыто.

– Хорошо тут, вполне можно скрыться от монстров, – размышлял вслух Юрий. – Но чье это место? Это определенно не чудеса кладбища, а дело рук кого-то разумного.

– Э-э-э… Мне откуды знать? – засмеялся призрак. – Ну, може, схрон чей-то. Вон ящик с каким-то хламом лежит.

Конечно, яд розы разрушался сам по себе, но теплота и мягкая подстилка в разы ускорили этот процесс, отчего Сидни заворочалась и раскрыла глаза. Она попыталась привстать, но голова ее так кружилась, что перед ней стояли не два призрачных юноши, а целый морской флот, к тому же окружение качалось, как на волнах. И она упала обратно на одеяло.

– Спасибо вам… большое, – шептала она непривычно немногословно, попеременно поглядев на товарищей, а затем повернула голову в сторону Юрия и сказала чуть громче: – Прости-прости-прости… Я очень-очень много всего наделала и наговорила, чего не стоило делать и говорить. За поцелуй особенно прости – пусть рыжая не ревнует. Я же, бесстыдница такая, знала-знала, что он у тебя первый, и вот украла его. Поверь: я совсем ничего не могла с собой поделать. Но ты не переживай, потому что первый ничего не значит, наверное… Зато потом будет легче.

Несмотря на то что Юрий был согласен с каждым словом подруги, его душу охватила тоска. Впервые он испытал поцелуй, и тот был не по-настоящему. Лицо призрачного юноши покраснело, он ничего не сказал, а только спрятал взгляд, сделав вид внимательного изучения окружения; по правде, содержимое ящика действительно заинтересовало его.

Внутренности дуба не дали сгнить, из его благородной сердцевины вырезали детские игрушки, наполнявшие дно невысокого ящика. Последними использованными оказались лежавшие наверху фигурки людей. Грубо отделанные, они пестрили теплыми красками, особенно неподвижное платье девушки, на котором виднелись необычные орнаменты. Остальную дюжину игрушек занимали миниатюрные животные: расписанные лошади самых причудливых цветов, среди которых была лишь одна бурая, толстые свиньи, несколько видов рогатого скота и даже забавный кузнечик, скрепленный из нескольких частей.

В окружении животных на дне разместилась записная книга с темной обложкой из кожи. Жуки смогли выесть лишь края страниц, а потому записи сохранились; виднелись неизвестные витиеватые символы, придуманные еще до всеобщей глаголицы и кириллицы. Что удивительно, Юрий не знал каждую букву по отдельности из-за почерка, хотя и находил знакомые, но смысл слов и предложений странным образом понимался.

«Сегодня мы с папой пошли в лес. Он показал мне большущий дуб далеко от деревни. Я спросила, зачем это он бьет его своими инструментами, но он ответил: скоро увижу. Я сидела неподалеку, помогала. Кусочки дерева залетали ему в бороду и ресницы, я пыталась вынимать их. Мой папа и правда мастер, потому что он так ловко бил сердце дуба, дыра внутри все росла и росла. Я уж думала, что дерево рухнет, но оно стояло. Волшебство!

Признаюсь, я бросила его ненадолго. Услышала близко оленя и пошла посмотреть. У него такие смешные ушки, мягенькие, а рога похожи на дерево, гладкие и чуть-чуть острые на конце. Он посмотрел на меня испуганными темными глазами, бедняжка. А я тихо сказала, что никогда не причиню ему боли. Но потом папа стал кричать на весь лес, и он убежал.

Я быстро нашлась, но папа злился, что я ушла без спросу, и наругал меня. Я хотела сказать, что он сам виноват, что увлекся и не заметил моей пропажи. А потом я подумала, что, пропади он, я бы тоже бы испугалась.

Но я была в восторге, когда увидела дуб. Как же он изменился! Внутри было много места и чисто-пречисто. Кора закрывала вход, как дверь в доме. Папа сказал, что здесь я могу проводить время вне дома, прятаться от мамочки, когда та злилась. Еще он сказал, что плохие люди не додумаются меня здесь искать, потому что не знают таких хитростей, а животные собьются со следа. Мой папа самый умный!»

«На следующий день мы принесли в дуб сено, мягкое одеяло с перьями домашних птичек и мои игрушки. А еще папа из оставшегося куска дерева сделал немного новых игрушек, таких чудных. Я спросила, что это за животное, а он сказал какое-то смешное слово, только с третьего раза смогла выговорить. Кот-лун-ги. Какие-то хищные кошки. Обещал еще разукрасить их красками из мастерской.

Ах если бы этот дуб был в деревне! Чтобы можно было засиживаться тут до темноты, читать книжки (их мы тоже захватили, но мало, в основном те, которые не привлекут внимания мамочки). Нужно дать название этому дубу. Тайник улича. Уголок… Нет, что-то не получается придумать. Ладно, потом, все потом».

«А сегодня папа взял с собой лук и стрелы. Я думала, он охотиться будет. Мне это не понравилось, но хуже, он хотел научить меня стрелять. Ух я запротивилась! Вырвалась и закрылась в дубе. Не буду же я стрелять в животных. Он сдался (я победила!), объявил мир и сказал, что уметь защитить себя неважно от кого – это самый нужный навык. Он сам не охотился, но драться и стрелять из лука умел. Он делал штуки для убийств, за что я очень ругала его.

Я согласилась стрелять, но не по животным. Мишенью стало дерево. Папа достал красивую свою стрелу, дал мне в руки лук и показал, как нужно держать ее и стрелять. Сколько же я раз промазывала, ломала стрелы! Но потом получилось! Я попала. Это так сложно! Столько всего нужно знать! Как правильно держать ноги и руки, закрывать глаз и насколько натягивать тетиву. Очень сложно!

Мимо пробегал вчерашний олень. Папа предложил стрелять, и я почти сделала это. Радость от нового умения бодрила меня. Но нет! Только посмотрела в его глаза, добрые, он же ничего никому плохого не сделал. Он не должен умирать. Я опустила лук.

Папа хмыкнул, и мы пошли домой. Всю дорогу молчал, думал».

«Сегодня я встречала папу из поездки. Я сделала глупость, что так легко ушла из деревни. Кажется, мамочка начала подозревать. Но места тут спокойные, да и с соседними деревнями мы дружим.

По дороге домой папа спросил меня, что я думаю о будущем. Я поняла. Он делает оружие для воинов и продает его, а мама готовит нам вкусную еду, присматривает за нами. Кто-то охотится, а другие лечат. Я ответила, что не хочу работать в его мастерской. Он удивился, думал, что я поэтому возле него часто кручусь.

Я открыла ему секрет, что хочу стать целительницей. У нас это несколько старых противных бабуль, сидящих в доме на краю деревни. Но делать из трав настойки, помогать людям и животным. Вот что я хочу!

Он понял, что мамочке не понравится, но ничего не сказал. Но я слышала, как он прошептал, что нужно заниматься любимым делом, а не то жизнь будет горька. И я увидела его молодого, как он выбирает себе дело на всю жизнь. Он-то в своей мастерской целыми днями проводит. И так счастлив, когда удается сделать самую лучшую броню.

Тут и думать нечего! Вот только мамочка хочет, чтобы я тоже так делала, как папа, потому что он хорошо получает за это. Не знаю, не знаю».

От чтения прервал раскатистый, как гром, смех Михея, полностью уничтоживший значение их тайного места – эти гортанные звуки отражались от древесных стен, многократно усилившись, отчего в ушах зазвенело. Юрий поглядел через плечо на беспечных товарищей: кажется, им нравилось общество друг друга. К тому же лицо Сидни налилось привычными красками, появилась живость и с каждой минутой возвращалась былая речь.

Две закорючки в конце каждой записи, походившие на буквы «Ан», напоминали об Анжеле. У призрачного юноши в душе зрело зерно беспокойства: он не знал, в какое место она отправилась и где ее искать, зачем ей срочно понадобилось отлучиться и почему она не сказала даже основных вещей.

Юрий окликнул Михея и попросил его провести призрачную девушку к могиле, когда начнет темнеть; тот не стал возражать и сел на пол подле нее с ожиданием очередного разговора.

На некоторое мгновение Сидни замолкла, пристально поглядев на лицо друга, на котором эмоции не отражались, но передавались через глаза.

– Юра, – сказала она в тот момент, когда юноша уже приблизился к порогу. – Знаю, что ты думаешь о ней. Странно, что она так резко ушла, ничего не сказав. Возможно, это связано с «Искателями».

Талант №13. Умение не причинять боль

Чтобы понять, почему Анжела попала в плен, нужно знать о ней несколько фактов.

Факт первый: она, пожалуй, самая упертая призрачная девушка на кладбище.

Факт второй: она вторглась на территорию врага в одиночку.

Факт второй с половиной: в одиночку, потому что это дело и решение касалось только ее.

Факт третий: враг ожидал этого.

Факт четвертый: она попала в плен.

Факт пятый, заключительный и самый печальный: ее друзья об этом не знали.

А теперь, когда известны причины этого события, посмотрим на него подробнее.

Группа «Искатели» занимала два кладбищенских склепа, что уже говорило о количестве ее членов, но в действительности их было еще больше. Основное преимущество заключалось в том, что призраки, работавшие на общее благо – они в это верили! – находились в каждой части кладбища. К тому же, если в каком-то участке не было подчиненных Ника, он незамедлительно вербовал новичков или же находил крючок для бывалых призраков. И внешности всех членов группы запомнить было просто невозможно, а потому им мог быть любой.

Анжела миновала открытые тропы и места, где обнаруживались хотя бы двое призраков: «Искатели» редко ходили по одному. Стволы деревьев, некоторые особенно высокие надгробия стали прекрасной маскировкой, но спрятать яркий пучок волос все же было трудно. Хотя своими шагами по чужим могилам призрачная девушка скорее выдавала себя, ведь их владельцы могли запросто выглянуть и возмутиться, пришлось пойти на такую необходимость.

Главный склеп «Искателей» располагался на слепом конце тропы и смотрел в сторону трактира; казалось, эта длинная тропа имела две крайности – светлый и радостный трактир и подземное царство мрака и разбоя. Сбоку от него, как младший брат, стоял второй склеп, который и составлял конечную цель Анжелы. Спутать эти темно-серые строения с закругленной крышей, покрытой черепицей, и четырьмя острыми колоннами на углах мог только слепой, если его раскрутить вокруг оси; к тому же призрачная девушка кожей чувствовала напряжение, исходившее от каменной двери, поросшей мхом, и прилежавшей земли, под которой и совершалось все зло.

Вдруг тяжелая дверь главного склепа приоткрылась – и Анжела мгновенно осела на землю, спрятавшись за надгробием; положение было не лучшим: ряд гранитных плит располагался торцом, отчего скрыть широкие плечи за узкой полосой камня не представлялось возможным. Двое призрачных юношей, новичков, которые находились в общем склепе по случаю собрания группы, точно бы заметили незваного гостя, если бы не смеялись так громко и глядели дальше собственного чувства гордости. Надменные голоса их говорили, что они счастливы чувствовать превосходство над другими призраками. Все новички без исключения, увидев возможности «Искателей», считали, что желания уже прыгнули им в ладони.

 С грустью Анжеле думалось: спустя пару недель вряд ли кто из них останется в живых, если только не совершит нечто значимое для банды.

– Досмотрел турнир сегодня? Нет? Ну и зря! Там Витя проиграл рыжей девчонке. Такое клеймо на репутации, а ведь он большая шишка в банде. Теперь наш туз[12] в бешенстве.

– Да какой там в бешенстве… Он же лыбится во все двадцать пять, или сколько там у него зубов. Мне тут один бугор[13] маякнул, что эта рыжая раньше тоже в банде была, мол, его любимица, у них там шуры-муры серьезные прямо в склепе были…

– Нужно было дырки в стенах делать.

– Тебе б только слюни попускать… Так вот, ну и потом она ушла, незнамо чего. Но он сохнет по ней до сих пор, видать, или бы уже давно отобрал амулет нашими методами. А вот не хочет, жалеет сученьку.

– Ты эт, потише бы, а то я не хочу гнить в клетке.

Когда путь был открыт, Анжела подобралась к одной из могил подле боковой стены склепа, где в густой траве находился узкий проход в туннель, закрытый доской. О нем знали даже не все «искатели», а только приближенные лица, поскольку члены банды часто заводили новичков в склеп, там их запирали в комнате, предлагав выбор: вступить в их ряды или же пробыть до скончания дней в полной темноте, тишине и одиночестве. Если же ответ был положительным, то обоих призраков выпускали, в ином случае «искатель»-притворщик незаметно пробирался через этот проход, а новичок оставался. То же самое можно было сделать и с непокорным подчиненным. Спустя часы, проведенные взаперти, призраки соглашались с любым условием.

Хотя туннель делался с учетом крепкого мужского телосложения, Анжела ползла на коленях, пачкав влажной землей не только джинсы, но порой и кофту на спине. Из-за разного количества пальцев на ладонях она прихрамывала на левую и с трудом перемещала вес, чтобы не соскользнуть – туннель направлялся косо вниз. Вскоре призрачная девушка оказалась едва ли не полностью в грязи, которая налипала на ладони, забивавшись в трещины кожи, под ногти, осыпалась с потолка в волосы и под одежду. В один момент рыжий пучок волос на макушке зацепился за особенно выдававшийся корень растения, отчего пришлось с ним побороться. По всему телу появлялись ощущения ползания насекомых, не все из которых оказались ложными, но призрачная девушка, сжав зубы, терпела; к счастью, тьма скрывала внешний вид многоногих существ.

Когда Анжела уперлась в твердую поверхность, означавшую конец туннеля, она надавила ладонью на это место, оставив отпечаток в земле, и тонкая каменная часть стены выдвинулась, бросив в глаза полосу света. Несколько мгновений призрачная девушка напрягала слух, чтобы проверить окружение на наличие «искателей». Вначале и правда послышались шорохи, но позже стихло.

В комнате размещалась лишь одна металлическая камера заключения, похожая на тюремную, и в ней в полудреме сидела на холодном полу призрачная девушка, прислонившись к песчаного-глинистого цвета стене. Каждый орган чувств трубил о подвохе: глаза замечали следы обуви и подстилок в пыли, уши улавливали далекое дыхание, нос подхватывал пары пота, оставленного табуном призраков, словно испарившихся в мгновение. И заключенная, только увидев Анжелу, подскочила и принялась выкрикивать слова, не долетавшие до адресата.