Полная версия:
История, которую мы никогда не знали
Ориентировочно «геологи» знали местонахождение могильников, так как определительное бурение скважин (то есть до выхода костей) вели только на дальней, огороженной забором территории, размером 70х70 метров. Могильников на этой территории было 5 – 6 в разрывами 4 – 5 метров. Для того, чтобы не открылся вид для местного населения на производимые «геологами» работы на захоронениях, после разборки нижнего этажа здания НКВД нас через Колпашевский горком КПСС заставили построить четвертую стену забора вместо разобранного здания…».
Технология работ состояла в следующем. Бурили определительные скважины. При выходе костей бурение скважин становилось упорядоченным. В скважины, в которых обнаруживались кости, засыпали вещество белого цвета и обильно заливали водой из цистерны машины. Потом каждая скважина засыпалась грунтом.
После окончания работ «геологи» день – два утюжили территорию бульдозером, утрамбовывая верхний грунт, разрыхленный бурением. При этом они ходили за трактором, выбирая появляющиеся кости.
Описывая широкую дугу, в этом месте Обь течет на запад. Левый ее берег низок, вровень с водой. Левый берег пустынен, и человеку приезжему это может показаться странным, потому что на другой стороне стоит город Колпашево. Небольшой, всего тысяч на тридцать жителей, но все-таки город.
Однако ничего удивительного в этом нет. И дело не в том только, что в Сибири места для городов вдоволь, стройся, где душа пожелает. Русло реки медленно, но вполне заметно перемещается, отнимая ежегодно у города по нескольку метров суши. Обь до неузнаваемости изменила высокий правый берег. Время от времени еще какой-нибудь кусок берега, подмытый водой, рушится вниз. Чаще всего это бывает в конце весны или в начале лета, когда заметно прибывает быстрая вода, и особенно в те дни, когда южный ветер гонит на яр волны.
В 1979 году, накануне майских праздников, в очередной раз обвалился край берега почти в самом центре города, в нескольких десятках метров от того места, где обрывается, упираясь в Обь, улица Ленина. Но случай оказался отнюдь не рядовым.
Со стороны реки, с лодок, можно было увидеть страшную картину. Из обрыва, метров с двух, торчали человеческие останки: руки, ноги, головы. Открывшийся срез захоронения имел размеры до четырех метров в ширину и до трех метров в глубину. Трупы в могиле были сложены штабелями, и если верхние полностью истлели, то нижние сохранились на редкость хорошо. По сути дела, это были мумии желтовато-коричневатого цвета. Лица, волосы сохранились в такой степени, что, по свидетельству очевидцев, можно было произвести опознание убитых – в затылочной части черепов были пулевые отверстия. Во многих черепах их было по две, причем второе часто приходилось на височную кость.
Обвал обнажил громадную яму с сохранившимися мумифицированными трупами. Многие из них сохранились исключительно хорошо. Почему? Во-первых, они находились в песчаной почве, что обеспечивало вентиляцию, необходимую для быстрого высыхания тел. Во-вторых, при погребении использовалась хлорная (или, может быть, негашеная) известь. На срезе захоронения можно было видеть, что людские останки расположены послойно, и разделяют их настилы из досок и прослойки окаменевшей извести. Отмечался также сильный запах креозота. Наличие дезинфицирующих средств, видимо, оградило от гниения трупы в нижних рядах.
Так вот, если черепа и кости, превращались в крошево при обвале берега, тут же шли ко дну, то легкие мумифицированные останки всплывали, и река несла их на север на виду у всего города, потому что большая часть сегодняшнего Колпашева расположена ниже по течению: и речной вокзал, и застроенный частными домами жилой район…
Власти спохватились не сразу. Все готовились к предстоящим торжествам. Уже сами слухи вызывали неприятный осадок в душах местных жителей. Никому и в голову не приходило перезахоронить расстрелянных. Пулевые отверстия в черепах говорили о том, что с людьми уже однажды обошлись крайне жестоко. Разумеется, для распорядившихся так людей в этом виделся самый легкий путь, тем более, что он был предначертан органами КГБ. Но ведь почему никого не передернуло от мысли: «А если это репрессированные коммунисты, революционеры, советские работники, твои, загубленные в период культа личности, товарищи?!» Так нет, поверили все-таки версии КГБ, что здесь были расстреляны белогвардейцы и дезертиры.
Дальше в Колпашеве происходила война. Двухнедельная битва живых с мертвыми. Методично, неспешно, на будничном фоне провинциального городка, день за днем, ночь за ночью…
Захоронение решено было смыть в реку. Хотя поначалу были предпринята попытка раскопать могилы с берега и вывезти расстрелянных на автомашинах в карьер, но вскоре от этого отказались. В частности, по той причине, что конфигурация захоронения оказалась непростой, а число трупов – достаточно велико. Использовать же технику на краю обрыва мешал подвижной песчаный грунт. И несмотря на то, что было достаточно желающих сделать это вручную, компетентными органами было принято решение попросту размыть берег.
Особенно неприятной была разящая символичность происходящего. Они выходили буквально из-под земли – сотни трупов с дыркой в затылке, и не только скелеты, кости людей, а в огромном количестве мумифицировавшиеся тела, настолько хорошо сохранившиеся, что некоторых из расстрелянных чуть не полвека назад жители пригорода через несколько дней повезут в морг, приняв за утопленников. И Обь спешила, все больше обнажая захоронение на берегу, словно тоже знала, что готовится государственный праздник.
До третьего мая доступ к захоронению строго не охранялся, и многие горожане побывали возле него. Большинство людей приходило просто из любопытства. Но было и другое – самое, может быть, страшное. К разверстой могиле шли родственники тех, кто бесследно исчез в застенках колпашевского НКВД, а их в тридцатитысячном райцентре тогда еще было немало. Дети и жены, братья и сестры. Многим из них казалось, что среди сложенных штабелем трупов они по одежке узнают своих близких.
Город Колпашево переживал тягостные, странные, ни на что не похожие дни. Город Томск пребывал в напряженном раздумье. Сигнал тревоги долетел до Москвы…
Это были «антисоветские» трупы, В действительности, как понимали ее в 1979 году партийные и советские руководители, этих трупов не было, не должно было быть. Память о них успешно выветрилась из сознания нескольких поколений. Но в Колпашеве какая-то непостижимая для властей сила воспротивилась этому, встала наперекор, словно сама земля, поруганная, усеянная неоплаканными костьми, оказалась человечнее людей, творящих на ней разор и бесчинства. И земле дан был ответ…
Третьего мая место захоронения было силами стройбата обнесено высоким забором с надписью: «САНИТАРНАЯ ЗОНА». Возле ЗОНЫ появилась охрана. Для непосредственного руководства техническим обеспечением акции, содержащей все признаки преступления (статья 229 и статья 171 УК РСФСР) в Колпашево был командирован секретарь Томского обкома КПСС А.И.Бортников. Интересы УКГБ по Томской области представлял полковник госбезопасности Николай Иванович с засекреченной по сей день фамилией. Присутствовало также некое лицо из Москвы.
Средства для ликвидации захоронения были выделены значительные. Что-то из них томское руководство получило из Кемерова (монитор) и, по крайней мере, рассчитывало получить из Новосибирска. Два теплохода серии ОТ задействовались в течение полумесяца, и только один их них (капитан В. Черепанов) сжег 60 тонн горючего. Плюс бурение скважин на берегу, стройбат, милиция, водоспасательная служба. Плюс кадровые и нанятые работники, чья роль была совершенно особой, а впоследствии -вещевые и денежные призы.
Неделю велись подготовительные работы, а 11 – 12 мая в Колпашево пришли двухтысячесильные теплоходы. Берег мыли напором воды из-под винтов, круглосуточно работающих на полную мощность.
ЧЕРЕПАНОВ В.П., капитан буксира ОТ-375: «… Отбойной волной начали мыть берег. Мыли часа два. Сначала падали кости. Когда содержимое ямы обвалилось, проявились темные прямоугольники. Трупы из ямы стали падать в воду. Мерзлый верхний слой земли обваливался большими глыбами по мере размывания нижнего талого слоя грунта. Мыли с 11 по 15 мая круглосуточно. Было много ям, количество назвать не могу. Трупы были целые, разной величины. Видел на них розово-белое белье. Трупы плавали, кагэбэшники фотографировали. Нам запретили выходить на радиосвязь. В это время на берегу бурили скважины, искали необнаруженные захоронения. Теплоход почти весь ушел в берег. Запах был ужасный, не пожелаешь и врагу. Мы люди подневольные, делали, что прикажут. Раньше я не рассказывал об этом, боялся последствий. Ведь это КГБ!»
КОПЕЙКИН С.Н., старший помощник капитана ОТ-375: «Видел на трупах рубахи и кальсоны… Трупы были расплюснуты, вроде как побывали под прессом… Они плавали, течением их подхватывало, крутило в заводи от теплохода. Плоть не сгнила, сушеные они были. Тел в ямах было много. Я видел ям пять – шесть. В яме, на мой взгляд, по двадцать – тридцать тел. Тела лежали вповал. Работали мы около трех суток. Двигатели перегревались, нас отбрасывало, трос лопался, мы несколько раз отходили. Нам объяснили, что это – санитарное мероприятие. Говорили, чтобы мы не распространялись об этом… Через полмесяца в Томске к нам приехали двое из УКГБ и дали премию. Капитану – приемник „Томь“, пяти членам экипажа – часы, остальным по 20 рублей»…
То, как «работали катера», мог видеть весь город. Плывущие по Оби трупы «добровольцы» вылавливали баграми, цепляли им к поясу кирпичи, металлические болванки – топили в реке. Тех, кто упорствовал, не шел на дно, уходил в свой последний побег к Ледовитому океану, – рубили на куски веслами. День за днем, ночь за ночью… Некоторые тела все же были упущены, их видели потом в Прохоркине и Новоникольском, за сотни километров вниз по течению.. Так живые «победили» мертвых соотечественников в мае 1979 года…
«Прочие же… не раскаялись в делах рук своих…»
Психология власть предержащих тут такова, что достигнув определенного уровня, они уже физически могут только, умело цепляясь за него и за окрестные выступы, карабкаться выше, совершая самые неожиданные резкие телодвижения, от которых все совестливое вокруг сжимается, примолкает, оставшееся – разлагается, осыпается.
Совесть у этих «слуг народа» давно трансформировалась в следование указаниям сильных мира сего, и совесть их стала партийной, не общечеловеческой. Многим просто удалось избавиться от такого пережитка.
И все-таки «колпашевское дело» получило ход…
Странное это уголовное дело, невозможное, небывалое. Следствие было поручено в 1989 году прокуратуре Новосибирской области, так что мерялось оно как бы областной мерой. Но по смыслу своему – это была первая в истории нашего многострадального отечества попытка принудительного дознания по делу о преступлениях государства против своего народа и – преступником же – сокрытии их.
Эх, Колпашево, Колпашево!.. И в других случаях было оно столь же щедро не только на человеческую боль, но и страдание, но и на невеселую, с привкусом горечи усмешку.
Рано или поздно уголовное дело будет прекращено, следственная машина остановлена. И судебный процесс не состоится. Формально – по сроку давности. Истинная же причина – потому что не может стерпеть госбезопасность подобного плевка в свою сторону…
Но прежде чем толковать о частностях, хорошо бы людям бывшего чекистского ведомства понять главное: поругание колпашевских могил -это не пустячный эпизод, о котором завтра будет забыто.
Как и не будет забыто, что все важнейшие решения принимались в кабинетах партийных работников – первого секретаря Томского обкома КПСС Е.К.Лигачева и первого секретаря колпашевского горкома В.Н.Шутова (ныне генерального директора концерна «Томлеспром» – И.К.). Надзирать за работой чекистов прибыли тогда обкомовские секретари: А.И.Бортников, Е.А.Вологдин, П.Я.Слезко (что касается П.Н.Слезко, так тот позже вышел в заведующие отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС, но следствием, естественно, допрошен не был – И.К.).
Впрочем, как и не будут забыты имена офицеров КГБ: К.М.Иванова, Н.И.Петроченко, В.Н.Копейко, Г.П.Бусыфгина, Н.А.Татаркина, Д.П.Давыдова (некоторые из них до сих пор работают на руководящих должностях в аппарате управления ФСБ РФ по Томской области – И.К.).
Есть в УК РФ странная статья об ответственности за сокрытие преступлений. Могла она объявить преступницей, к примеру, и мать, которая не смогла донести на родного сына, повинного в уголовном деянии. Но зато ни разу она, оставаясь глухонемой, не оборотилась на власть имущих, когда те скрывали преступления своих предшественников, от которых им по наследству власть перешла. А ведь принимая наследство – принимают и долги. И по-другому не бывает. Но в глазах истории этот вопрос давно решен.
И значит – нет ему срока давности. Значит – преступно скрывать документы об этих преступлениях. И когда офицеры госбезопасности прячут их в архивах – они в глазах людских совершают преступление.
И не чувствуют угрызений совести, да и не могут их испытывать – ведь они всего лишь выполняют приказ.
Жил в закрытой зане Томска-7 пенсионер Сафрон Петрович Карпов, в органах НКВД – НКГБ – МГБ прослужил с 1935 по 1956 год, изрядный срок – в Колпашеве, причем в самые расстрельные годы. Состряпал он не одно обвинительное заключение по делу «террористической эсеро-монархической повстанческой организации», подписанных им собственноручно. В целом только по этим делам было репрессировано несколько десятков человек.
«Повстанцам», которые были выявлены бдительным Сафроном Петровичем, стреляли в затылок из нагана, трупы сваливали в ямы, вырытые во дворе нарымского окротдела НКВД, и пересыпали мертвые тела хлоркой, как того требовала старая медицинская инструкция ОГПУ. И вот они-то весной 1979 года поплыли по Оби.
Но нет у меня цели перечислять поименно всех колпашевских палачей -неблагодарное это занятие. Это один – два штриха, чтобы отчетливее было видно, что офицеры госбезопасности покрывают и кого они покрывают.
Ложь! Люди любознательные и совестливые о многом уже дознались. Василий Ханевич из Томска составил мартиролог на погибших одного-единственного сибирского села Белосток, где жили переселенцы из Гродненской, Витебской и Виленской губерний, белорусы и поляки. Свозили из Белостока людей в Колпашево, а там их чекисты убивали, выполняя спущенную сверху разнарядку. Вы хотите поименно узнать тех, кого чекисты сначала убили, а потом утопили? А то ведь мы все на миллионы да на миллионы. За статистикой живых людей не видно…
Подряд – по алфавиту.
АРТИШ Осип Осипович
АРТИШ Болислав Осипович
АРТИШ Иван Иванович
АРТИМОВИЧ Адам Иосипович…
А может быть, на какую-нибудь другую букву?
МАРКИШ Петр Фадеевич
МАРКИШ Николай Игнатьевич
МАЗЮК Ипполит Михайлович
МАЗЮК Павел Михайлович
МАЗЮК Антон Михайлович
И дальше можно было продолжить. Все эти люди были расстреляны в Колпашеве в один день 14 мая 1938 года. А всего в этот день в Колпашеве по одному «делу» с белостокцами были убиты 47 человек! И это только те, чьи фамилии удалось установить В.А.Ханевичу. Скорее всего погибших было больше. Проявить любопытство руководству госбезопасности совсем не сложно: уголовное дело N 830 458 в трех томах на жителей села Белосток хранится в бывшем архиве КГБ в Москве.
Когда подобный список по безвестному такому сельцу перед глазами, у всякого первая мысль: другая война, но без обелисков. Великая Отечественная трагедия.
Но это одно дело и одно село, а ведь шли в Колпашево этапы, плыли баржи со всего необъятного Нарымского края. И кроме местных, чалдонов и остяков, было немало и других, кого валили в колпашевские ямы. Спецпереселенцы, административные ссыльные…
Есть, есть о чем рассказать архивам КГБ!
Для начала – хотя бы о Колпашеве правду открыть – это ведь весь гиблый Нарымский край, это немалая доля нашей общей беды.
Кое-какие вопросы поднакопились…
Где материалы, касающиеся уничтожения могил в Колпашеве? Кто, когда и при каких обстоятельствах (еще в 1955 году) обратился к руководству КГБ с предложением ликвидировать могилы? Кто отдал приказ об этой акции? Какова роль Ю.В.Андропова, которого информировали о колпашевских событиях в 1979 году? Использованный в Колпашеве способ уничтожения захоронений – бурение скважин с засыпкой туда химикалиев – обычный? Где еще подобным образом уничтожались братские могилы?
А можно и обобщить.
Не странность ли: срок давности на преступления существует, а на архивы КГБ – нет? Будут ли открыты дела против старых сотрудников НКВД, где технологии репрессий документально представлена в виде геноцидных разнарядок? Кто, когда и при каких обстоятельствах дал распоряжение в ходе «хрущевской» реабилитации фальсифицировать места, даты и причины смерти расстрелянных? Почему из расстрельных дел НКВД вырваны фотографии? Какого рода архивные материалы уже уничтожены?
А ведь и правда, если руководство госбезопасности прикажет своим офицерам на эти вопросы ответить, то они ответят. Они ведь люди военные, они обязательно выполнят приказ…
Вместо эпилога
В январе 1991 года «колпашевское дело» перекочевало из Новосибирска в Москву, прошло через прокуратуры РСФСР, Союза, Главную Военную прокуратуру, чтобы в итоге вернуться в Новосибирск, но – в прокуратуру Сибирского военного округа.
Допрошен Ким Михайлович Иванов, бывший начальник управления КГБ СССР по Томской области, один из тех, чьи действия «подпали». Теперь он -начальник управления по обслуживанию иностранных представительств, аккредитованных в Санкт-Петербурге.
Допрошен незабвенный Егор Кузьмич Лигачев, поймать которого на очевидном вранье у московских следователей, которым было передано соответствующее следственное поручение, духу все ж не хватило. Но поверим в главном: вопрос об уничтожении колпашевского захоронения был согласован и с Ю.В.Андроповым и с М.А.Сусловым.
Но не это самое важное, что сделал следователь военной прокуратуры. Новосибирское УКГБ назвало первых 1445 расстрелянных в Колпашеве!
В марте 1993 года колпашевское дело было закрыто за давностью лет и «отсутствия состава преступления в действиях должностных лиц».
Подведем же и мы свою черту под ложью минувшего пятнадцатилетия. Дело было для московских и томских властей привычное и простое. Однажды убитые снова вышли наружу, и требовался новый приговор, чтобы пресечь вылазку «классового противника». Потребовалось подтверждение старого приговора. Никто, кроме нескольких молчаливых людей, не знает сегодня, в каком кабинете и под чьим председательством собирался новый состав «Особого совещания».
Говорят, что не весь этот чудовищный песчаный мавзолей был вымыт тогда. Будто осталась еще одна яма. А вдруг правда? Вдруг плохо уничтожили?
И что, снова поплывут трупы по Оби?..
НКВД – гестапо: брак по расчёту
Долгое время историки и публицисты с неловкостью обходили проблемы, связанные с советско-германским договором от 23 августа 1939 года. Да и до сих пор не стихают дискуссии вокруг политической ситуации лета 1939 года. Причин тому несколько. Главная из них – понятное желание постичь суть приведших к войне драматических событий и сделать необходимые выводы для сегодняшнего дня. Но есть и другие причины…
Палачи обмениваются жертвами
Сегодня читателю практически ничего не известно о том, с какой «специфической» целью использовался с 1939 года ряд пересыльных тюрем НКВД в Минске и Бресте.
Декабрь 1939 года. «Нас было двадцать восемь мужчин и три женщины… Все лица от страха казались застывшими. Мы стояли и смотрели на железнодорожный мост, который разделял занятую немцами Польшу и ее часть, оккупированную русскими. Через мост к нам медленным шагом направлялся военный. Когда он подошел ближе, я разглядела эсэсовскую фуражку. Офицер НКВД и эсэсовец приветствовали друг друга, приложив руку к козырьку. Из узкой светло-коричневой сумки офицер НКВД вытащил список и стал называть фамилии. В этот момент от нашей группы отделились трое, бросились к энкаведисту и стали что-то взволнованно ему объяснять. Рядом со мной кто-то прошептал: „Отказываются переходить мост!“ Один из трех был еврей-эмигрант из Венгрии, двое других – немцы: учитель по фамилии Кениг и молодой рабочий из Дрездена, который участвовал в вооруженной стычке с нацистами, бежал в Советскую Россию и заочно в Германии был приговорен к смертной казни. Конечно же, всех троих погнали через мост…»
Этот отрывок из книги воспоминаний Маргарет Бубер-Нойман «Узница Сталина и Гитлера», вышедшей во Франкфурте-на-Майне в 1949 году. той же теме отдал должное австрийский историк Ханс Шафранек: он «поднял» в политическом архиве германского МИДа соответствующие нацистские документы и опубликовал в книге «Между НКВД и гестапо» (Франкфурт-на-Майне, 1990). Ширятся возможности и для работы в отечественных, прежде секретных архива. Мы узнаем наконец некоторые реальные подробности сталинско-гитлеровских игр – до и после пакта 1939 года.
Выдачу немцев, арестованных НКВД, принято связывать с пактом 1939 года. Теперь становится очевидным, что активная высылка (единичные случаи бывали и раньше) началась еще в самом начале 1937 года. И до пакта, можно предположить, из Союза в Германию было отправлено несколько сот человек (общее число высланных и выданных – более тысячи).
Как это происходило? Ранней осенью 1936-го германский посол Шуленбург высказывает Молотову и Литвинову пожелание германской стороны, чтобы находящиеся под следствием НКВД германские граждане, признанные невиновными, или те, против кого имеется недостаточное количество улик, были высланы из СССР. В ноябре 1936 года Шуленбург еще раз обращается к Литвинову с просьбой выяснить судьбу арестованных германских граждан. Советская сторона дает понять, что высылка возможна.
В начале 1937-го замнаркома иностранных дел Крестинский сообщает Шуленбургу, что согласно приговору Особого совещания из СССР в Германию высылаются десять человек.
Практически все это выглядит так: германское посольство обращается в Наркоминдел, и уже наркоминдельцы связываются с НКВД. Германское посольство направляет в Наркоминдел списки, в ответ немцам называются свои имена. Среди высылаемых были и спецы, и политэмигранты, и просто люди, уже десятилетиями жившие в СССР. Объединяет их только одно – все они арестованы. Как же воспринимали свой приговор сами высылаемые? были такие, что считали: если уж сидеть, так у себя на родине «за дело», и даже настаивали на высылке. Но очень часто это воспринималось как трагедия.
Иногда высылка происходила и без предварительного ареста. Так было, например, с известным немецким актером Эрвином Гешоннеком. В 1937 году в немецком театре в Одессе он играл как раз роль следователя НКВД, успешно раскрывшего вредительский заговор. Но НКВД ставил свои спектакли: труппа была разогнана, Гешоннек исключен из партии и в три дня выслан из СССР, чтобы спустя недолгое время оказаться в концлагере «у своих».
После пакта 1939 года ситуация с высылкой меняется. Теперь германское посольство уже не просит и не осторожничает, оно требует: «…настоящие дружественные отношения между III рейхом и СССР несовместимы с тем, чтобы такое количество германских подданных находилось в советских тюрьмах».
11 ноября 1939 года в ответ на настойчивые требования Шуленбурга тогдашний заместитель наркома иностранных дел Потемкин просит его обратиться непосредственно к Сталину и Молотову. 14 октября 1939 года Шуленбурга принял Молотов, который заверил, что займется этим вопросом.
Если в 1937 – 1938 годах высылали осужденных по приговорам Особого совещания НКВД СССР, то в 1939-м выдавали тех, кто уже просидел 2 – 3 года в советских тюрьмах и лагерях. Изможденных лагерников и тюремных заключенных везли из Орла и Ярославля, из Норильска и Воркуты, из Новосибирска и Владивостока и помещали в спецкамеры в Бутырках. Их подкармливали, выдавали кое-какую одежду – подготавливали к передаче. По этапу доставляли в минскую пересыльную тюрьму, а затем уже отправляли в Брест. И все же, как в 1937 – 1938 годах, даже в большей мере, эти камеры наполнялись теми, кто имел все основания бояться гестапо.
С декабря 1939 года по апрель 1941-го НКВД и гестапо вступают в непосредственный контакт, отношения между карательными аппаратами двух режимов напоминают игру – партнеры садятся за стол, играют, и каждый старается обмануть друг друга.
Трудно представить, что происходило с людьми, попавшими в это чертово колесо. Тех, кого собирались выдавать немцам, заставляли как бы становиться агентами НКВД и подписать, например, фиктивные расписки в получении денег, а тем, кто отказывался, – угрожали, что дадут на них компромат в гестапо.
Но это еще не означало, что НКВД передавало в руки гестапо всех без исключения германских подданных, особенно это касалось тех, кого можно было эффективно использовать для работы на оборону. Для событий тех лет характерна судьба профессора Ф.М.Неттера. В 1934 году он прибыл в СССР с связи с тем, что в Германии как лицо еврейской национальности подвергался преследованиям и гонениям. Первый год он жил в Москве и работал в одной из закрытых лабораторий, выполнявшей оборонные заказы. С лета 1936 года он работал профессором Томского научно-исследовательского института математики и механики. В декабре 1938 года он был арестован Томским горотделом НКВД и доставлен в г. Новосибирск с целью дальнейшей высылки в Германию. Правда, последующие события стали развиваться совсем по другому сценарию.
