Одна Книга. Микрорассказы

Боря просто хотел защитить птиц. Вы видели, как бегает горящая крыса по двору? Как она вопит? Да, они тоже визжат от боли. У нас там рядом детская футбольная площадка была с деревянными заборчиками по периметру – она туда и попала. Бегает, горит и визжит.

Подходит к Боре Валет. Даёт ему «Макаров» (а дело было в строгом на этот счёт Государстве по имени Советский Союз):

– Мне по херу: что крыса, что негр какой-то из нигерии: или ты, или она. Две секунды. Над животными издеваться нельзя!

P.S. «Макаров» оказался очень искусно сделанной кустарно пневматикой: пульки – шарики от подшипника, баллончики – от обычного бытового сифона, они и сейчас такие же. А сифоны тогда были в моде, чуть ли ни в каждом доме.

2. Цветы и мороженое

Валет – он на год младше моего отца. Но при отце не попьёшь пива и не стрельнёшь так запросто у него сигаретку (впрочем, ни тем, ни другим я тогда не увлекался. Пробовал, конечно, но, к счастью, «не всосало»). Мой отец не был особенно строгим, и даже напротив – немного бесшабашным был, музыкант, всё-таки. Но чтобы, например, я пришёл домой пьяным – у меня самого такое в голове не укладывалось. O tempora! O mores! Время и люди были тогда немного другими. А Валет смотрел, прищурившись, на какого-нибудь пацана из нашей компании, что сидел с бутылочкой «Жигулёвского», и говорил:

– Не моё, конечно, дело. Если ты хочешь убивать себя, зачем я тебе мешать буду? Я просто одно хотел заметить: вот, у меня пятеро детей, а у тебя ни одного не будет. Пиво – это страшный и коварный яд: из мужика делает бабу, из бабы делает свинью. Я точно знаю, у меня есть доктор знакомый, по этим делам, именно.

Не «врач» – «доктор». Валет и говорил как-то так… «вкусно» что ли? Недопитая бутылка, как правило, отправлялась в урну. Здесь я не могу передать тональность речи. Это не было наставлением или укором взрослого младшему. Это было как… подкол ровесника: «ну, ты и лох» – по-сегодняшнему. Валет не курил и нам не разрешал (не разрешал, правда, только в его машине)).

Валет всегда был при каких-то делах, крутился, что-нибудь где-нибудь доставал (семья всё-таки). Первоклашке своей на первое сентября шикарный букет цветов – из оранжереи в Ботаническом саду.

– Ты, что, воруешь?

– Нет, зачем? Честно купил.

– А почему через забор прыгаешь?

– Да кто ж мне с проходной за такую цену продаст?

Или

– Мороженое хотите? Пойдём на хладокомбинат, мне, как раз, масло домой купить надо.

У высокого бетонного забора в тихом дворике говорит нам:

– Стойте здесь, я быстро.

И, с ловкостью обезьяны, – шмыг на территорию. Через некоторое время взбирается изнутри, уселся, как орёл, на вершине Кавказа. Пакет с пломбирами «48 копеек» – нам вниз, подмышкой – картонная коробка со сливочным маслом.

– Ребят, рубль есть у кого? Не хватило.

Рубли тогда тяжёленькие были, с Лениным, легко подбрасывались на нужную высоту. Валет, поймав монету и перекинув дальше:

– Держи, дедушка, большое спасибо!

Насколько я знаю, Валет никогда не воровал, хотя честными покупками это тоже назвать нельзя. Но сказать про Валета: «барыга», скупщик краденного у меня язык не поворачивается. Пятеро детей, пятеро. Я не помню, или даже не знаю, где он работал. Но работал, конечно, в Союзе все работали. Ему и квартиру дали хорошую, большую на Беговой. А вот зарплат миллионных не было. При этом Валет успевал всё. Он был везде и знал всех. Мы собрались однажды…

3. Шампанское, господа

Собрались мы как-то в поход. Ну, как – в поход? Это, наверное, правильней сказать – на пикник с ночёвкой: приехали на водоём, палатки, шашлык, купание (редко – рыбалка) и песни у костра.

– Из алкогольных напитков с собой мы возьмём только и исключительно Шампанское, – говорит Валет.

– Ты охренел, что ли? Пять пятьдесят за бутылку!

– А тебе что обязательно бутылки нужны? Хлопками пробок рыбу пугать? Поехали, место знаю.

Ну, поехали… Машину оставили прямо на Садовом (там оно Валовой улицей называется).

– Здесь манёвра больше. Ночь, машин мало. А во дворах менты зажмут с двух сторон и – всё.

Дальше тёмными московскими переулками – пешком. Стена. Нет, забор такой высокий.

– А что это?

– Московский завод шампанских вин, слышал такой?

– А на Рябиновой?

– Там другой, Очаковский.

– И что?

– За угол, там лестница.

– Ты сам её, что ли, сюда приволок?

– Нет, видел, рабочие оставили.

Бля! лестница до третьего этажа.

– Идём все вместе. Без меня вы тут заблудитесь. И всё делай – как я. Понятно?

Ласковая тёплая июньская ночь Тополя здоровенные. С другой стороны стены – хоз. постройки, по крышам, как по ступеням Пирамиды Хеопса – вниз. Собаки залаяли.

– Деньги у кого?.. Здесь ждите. Даже если собаки, даже если ВОХР – без меня ни шагу, пропадёте. Ну, Валера, матушку твою, вперёд…

Он вернулся через пять минут, которые нам показались пятью часами. С огромным пластиковым пакетом (литров тридцать, наверное) на плече.

– Ходу, ребята, ходу! Деда застукали.

Раздались свистки, и с двух сторон бурого кирпичного здания к нам устремились тёмные недобрые фигуры. Я их не считал, каким-то немыслимым для меня ранее акробатическим прыжком оказался на крыше сарая.

– Суки! Пакет-то возьмите, я с ним не запрыгну.

Я взял, тяжёлый – литров тридцать точно. Валет, оказавшись наверху, отобрал его у меня:

– Ну, беги. Чего стоишь?

Той же дорогой обратно. Оказались на Садовнической улице. Сзади – свистки и топот, впереди с перекрёстка выруливает жёлто-синий Уазик с мигалкой.

– Вперёд, вперёд на него… До поворота во дворы мы первые успеем! – Валет с этим огромным мешком на плече вёл нас. Мы пропетляли по дворам, благо, тогда ещё всякие мелкие буржуйчики заборов не понастроили. И вышли прямо к своей машине.

– Ну вот – уже переводя дух в салоне видавшей виды «Лады», – от такой беготни Шампанское слаще будет.

Уже где-то на Зубовском бульваре (это всё то же Садовое кольцо). Часа три ночи, машин нет ни одной. По тротуару – ну, как тебе не стыдно?! Девушка со светлыми волосами, в лёгком летнем платьице, вся просвечивается, как аквариумная рыбка на солнце… и рядом с нею негр, ослепительно чёрный в своих белых штанах. Ну, какого, простите меня, фига?

Валет никогда не был расистом (Борю нашего вспомните), но он всегда категорически был против смешанных браков.

– Ах, ты, гнида черножопая!

И выехал на тротуар. Оставив девушку позади, погнались за прытким негром. Валет – очень хороший водитель, но негр оказался ещё лучшим бегуном. Нырнул в какую-то подворотню.

– Ушёл, гад. Надо было ту шлюху задавить. Может, вернёмся?

– Валет, ты с ума сошёл? У тебя нервы…

– Запомни, Игорёк, у кого-кого, а у Валета нет нервов. И мне это очень помогает в жизни.

Падение дома Миллера

В ту, самую длинную ночь на Земле, планеты затеяли хоровод и светопреставление. Учёные припали к телескопам. Как маринованные помидорчики во рту, полопались глаза учёных. Небо запоздало заплакало Леонидами, и пришёл Неизвестный. Вспыхнул Сверхновой. Злобным белым карликом прокатился по орбите Нашей Голубой, пожирая нерасторопные спутники. Нажрался, гад, до отвала и утонул в своих бездонных глубинах Вселенной. Так пала GPS. Осталась ГЛОНАСС – ну, так этой на всё ГЛОбально НАСрать.

Недобрый знак. За окном Петергофа уныло застыло ледяной простынёй Истринское море. Миллер с нехорошим предчувствием весь в траурно-чёрном от Valentino и шлёпках Berluti Rapi;c;s Repris;s с недопитым стаканом в руке вышел на парадный балкон. Ночь пахла сосновой смолой и жжёным снегом. Прокуратор тревожно смотрел в светлеющее небо, откуда нежно надвигалась заря. Над кромкой леса, вылупившись из темноты, всплыла неведомая птица…

Янтарный напиток сквозь тонкое стекло неприятно холодил окоченевшие пальцы. Пиво Miller (Миллер) – один из самых популярных и продаваемых пивных брендов в мире. Miller – очень мягкое пиво. Нет ярко выраженной горчинки, да и вообще ничего яркого и индивидуального, кроме мягкости, у этой марки нет. К тому же, пиво содержит убойную дозу эстрогена – женского полового гормона. Прокуратор тяжко вздохнул: он остро чувствовал, как обабливается изнутри.

Тем временем та птица, порождение тьмы лесной, с нарастающим цикадным стрекотом приближалась. Миллер внимательней пригляделся: еба-а-ать..!

«Аллигатор», Ка-52 на крейсерской скорости заходил на роскошный фасад его Петергофа. Прокуратор отчётливо видел хищный блеск в лапах этой чёрной горгульи всесокрушающих ПТУР «Вихрь». В глазах предательски защипало удивление. И не успел глава могущественной госкорпорации освободить свой организм от лишней влаги, как из-под брюха железного птеродактиля, одна-затем-вторая, витиевато вылетели огненные стрелы.

Замок расцвёл кровавыми грибами. Взметнулись снопы искр к небесам, летели кирпичи на бритые лужайки, вода в фонтанах закипала. Из окон, растерявших свой стеклянный блеск, вопя и корчась, лезли недобитые буржуи. И напрасно! Всего двенадцать смертоносных молний прошлись усердно по гнезду греха. Такой пейзаж – спокойный, пасторальный, казалось, вечный, вдруг обернулся Адом.

Но Миллер этого уже не видел.

Дым

BlueSky. Блюскай! – это глагол

Бездонное Синее Небо и Пекло под ним.

Горим… Горим… Горим… Горим…

Мы вдыхаем дым, мы глотаем дым,

Превращаемся в пепел один за другим.

Горим… Горим… Горим… Горим…

Пожарный поезд не пришёл,

Просто кончились рельсы,

Но всё будет хорошо,

Пока звучит эта песня.

Горим… Горим… Горим… Горим…

Ретроспектива [12.08.11]:

Хожу в белых штанах, как Остап Бендер по Риу-ди-Жанейру (см. правописание в Wiki). Всё плавится: воздух, асфальт, мозги… сыр на утреннем бутерброде плавится и превращается в колбасный.

Спасибо сопливому Богу Дождей – хоть дыма нет на улицах, как прошлым летом. Залил торфяное Подмосковье чуть-чуть. А ведь Горит Россия, ещё больше горит, но в Кремле и окрестностях запаха гари не слышно. Значит, официально – «всё заипись», как сказали бы по телевизору.

В вагонах метро (далеко не во всех!) появились кондиционеры. Это хорошо, освежающе, однако некоторые из них гонят такую лютую стужу, что даже уж слишком. А, может, просто перепад температур сказывается? Вот так, прыгаешь из одного поезда-сауны в другой поезд-рефрижератор, а там тебя уже поджидает весёлая компания: простуда, ангина и менингит. Блин! Что ж я ворчливый-то такой? Всё не так, всё не этак.

Ведь «жизнь прекрасна и удивительна» – кто-то сказал. Дурак какой-то спьяну ляпнул. Мне привезли друзья гостинец: блок Gauloises, настоящие галльские, не в Ярославле каком-нибудь скрученные. Тот самый вкус (знакомый с детства)) Но, удивительно – в такую жару и даже их курить не хочется. Впрочем, пару плюсов, при таком раскладе, в копилочку здоровья.

Кстати, электронные сигареты обычные не заменяют. Дыма маловато и мутно-пустой он какой-то по вкусу. Вернее, там не дым, а пар, конечно. В нём не хватает терпкости смолы и радикальной дерзости CO. Общественного вызова (с) там не хватает. А никотина вполне можно незаметно для себя до тошноты наглотаться. ЭС удобны лишь тем, что окружающим неудобства не причиняют (очередной антитабачной истерикой навеяло).

Цены на мороженое вероломно подскочили. Резко и без предупреждения. Совсем ещё недавно стаканчик за 18 рублей покупал. А в сегодняшнем киоске всё начинается от тридцати. С названиями там не упомнишь – очень много, поэтому ориентируюсь на цифры. Цифры не радуют.

Засмотрелся на прохладные витрины, чуть под машину не попал. Водитель-тёлка так увлеклась разговором по телефону, разворачиваясь на тротуаре, что ничего вокруг не видит. Бабы гордятся тем, что якобы умеют одновременно несколько дел делать. Вот и эта Цезарем себя возомнила, цесарка хренова.

Когда одновременно. Всё вместе. Получается плохо.

У них и с мужиками так :)(:

Ну, может, не у всех и не со всеми…)

А вот:

Blue Sky Aviation – авиакомпания Монголии. Является совместным предприятием с Mission Aviation Fellowship (en). Базируется в Международном аэропорту Чингисхан, расположенном в Улан-Баторе.

Это не джинса-заказуха. Просто неожиданно – бля! у монголов самолёт есть, и даже аэропорт к нему!

Золотая Бочка

Представители одной уважаемой мною компании попросили безвозмездно написать сценарий для рекламного ролика. Написал. Не приняли.

Собственно, вот:

На экране известный «чайный» клип с Николаем Басковым. Всё, как в оригинале, заменено лишь одно слово в песне: «Золотая БОЧКА золотая».

Басков с чашкой в руках самозабвенно поёт, потом с наслаждением отхлёбывает…

– Стоп! – кричит режиссёр, – почему у него от чашки пар идёт? У него пиво горячее, что ли? Вообще, дайте ему кружку нормальную, прозрачную.

Ассистенты бегут за кружкой.

– Но я не хочу пить пиво, – пытается возразить Басков.

– Пей, Коля, – говорит оператор с заметной завистью, – для тебя оно бесплатное.

– Это ещё рекламодатель платит ему за то, чтобы пил – добавляет режиссёр.

– Мне платят за мой золотой голос, – обижается Басков, но больше не спорит.

Приносят фирменную кружку, наливают в неё золотистое пенящееся пиво.

Дубль два.

«Золотая кружка, золотая…»

– Стоп! Какая кружка, идиот? Бочка!!! Золотая Бочка!

Дубль три.

«Золотая Бочка, золотая…»

– Ну, а рожа чего такая кислая? Ты – Артист, Коля, ты должен искренне любить то, что рекламируешь.

«Золотая Бочка, золотая… ик…»

– Стоп!!! Кто тебя рыгать просил в кадре?!

– Я не рыгал, я икнул…

– Какая нах… на хрен, разница? Всё равно, не надо.

«Золотая Бочка, золотая…»

«Золотая Бочка, золотая…»

«Золотая Бочка, золотая…»

Басков виновато:

– Мне нужно отойти…

– Куда???

– Ну, это… Я этих «бочек» уже столько… Носик припудрить.

– Перерыв, – объявляет режиссёр, – все могут перекурить…

Ехидно в спину выходящему из студии Баскову:

– И пивка попить!!!

«Золотая Бочка, золотая…»

… Дубль тридцать два.

«Золотая Бочка, золотая…»

Весёленький Николай залихватски грохает опустевшую кружку об пол и пускается в пляс-присядку. Его пытаются остановить ассистенты, нежно хватают за руки, успокаивают:

– Соберись, Коля, соберись. Работать надо.

«Золотая Бочка, золотая…»

Басков с режиссёром сидят, обнявшись, на полу под мерцающим софитом. У режиссёра в руках полбутылки «Золотой Бочки», Николай, утирая слёзы:

– Вот вы все говорите: басков, басков… А знаете, каково оно – глотку драть? Каждый день: концерты, корпоративы, гастроли… А я – тоже человек, у меня душа есть. Мне тоже хочется большого, красивого, чистого… А не пива этого вашего. Я, может, до сих пор летаю во сне. Может, я об облаках мечтаю… Вот, знаешь, так выйти на балкон и…

– Не надо, Коля, не надо, – ласково прижимает его к себе режиссёр. – Чуть-чуть осталось, последний дублик. Ладненько?

«Золотая Бочка, золотая…»

Вий

Приснилось же такое, поначалу даже в рифму:

За каким, блядь, интересом

Грузовик попёрся лесом?

Там в лесу годзилы, мегакрокодилы,

Там в лесу такое… не еби их мать!

Рожи как корыто, злые айболиты,

Не ходите, дети, в Африку гулять.

Я – хороший мальчик, к бабушке на дачу

Папа с мамой ласково сплавили меня.

Нет, они не знали, что своими же руками

Единственного сына… а, да ладно, бля!

Петюня на машине подбросит до Вершинных,

– Эй, внучок, пожалуйста за хлебушком сходи.

– Не вопрос, бабуля, сейчас съездим – хуй ли?

У меня не только эта дорога впереди.

Петюня, блядь, надрался.

– Ты ж, гад, за руль собрался?

– А чего? Там гаишников натыкали уже?

– Нет. На каждого Петюню их не наберёшься,

Но коль перевернёшься…

– OK, captain, come aut, я в же… Я в же… Я в же…

Мир приключений полон, когда водитель – клоун,

Не макдональдский уёбок, а деревенский алконавт.

– Почему не по дороге?

– Берегите ноги, мне мама говорила. Как там будет в рифму?

А хуй с ней – «космонавт».

Пора б, чтоб стало плохо. Ну, конечно же, заглохли!

Среди густого леса, где даже птицы не поют.

– И что?

– Не беспокойся. Магазин, блядь, не закроется.

А я, пока есть время, пойду и отолью.

Попробовал я стартер немного подрочить.

Да ну, блин, бесполезно! Уставшее железо.

На этом трупе ехать? Или на себе его тащить?

Походил вокруг машины,

И так, для профилактики, ногой по скату пнул,

Ну чего так долго? Петюня, гриб безмозглый!

Ты чего, в струе соей нечаянно утонул?

Первым припёрся Вий. Во как! Не в ритм, не в размер, не в рифму. Хотел срифмовать его со словом «хуй», а он:

– Поднимите мне веки!

Вы видели веки этого *** Вия? Гоголь описал страшно, в кино показали смешно. Поднял я ему веки, а он мне палец в нос:

– Вот он!

Бля! Угадал, плюс 100500 твоему профилю ВКонтакте.

Стоим, как два дурака, оглядываемся по сторонам.

– Где упыри и вурдалаки?

– У Наташки спроси. Пойду я. Закрой.

– Что?

– Веки. Так настопиздили. Но надо соответствовать мифам.

Эдвард-Руки-в-Заднице

Здрасьте. Зовут меня Эдвард. Вы когда-нибудь слышали более идиотское имя для 100% русского мальчика без единой капли еврейской или германской крови? Я не слышал. Но тем не менее, бля. Только Лимонову не говорите.

Если обидится – мне несдобровать.

Я родился в живописнейшей из всех возможных жоп.

В том смысле, что дом наш стоял на берегу Того Самого Озера, утопая в зелени хрен знает чего. Святая девственность природы. И пипец сколько парсеков до цивилизации.

Я знаю (не спрашивайте откуда) Гоген на Таити, Горький на Капри, Наполеон на Святой Елене…, впрочем, это уже из другой песни.

Эдвард, бля. Первый сексуальный опыт был у меня довольно поздно. Когда исполнилось восемнадцать. В туалете. С порно журналом. Честно говоря, не очень-то и понравилось. С тех пор – ни-ни.

Эдвард, твою мать. В детском садике я чуть не утонул в бассейне. Точнее, утонул, но каким-то образом меня откачали. До сих пор не пойму, кому и зачем это нужно было.

Эдвард, ёк-макарёк. А мне по утрам дарит хорошее настроение моё отражение в зеркале. Веселит. Смешит. Когда я смеюсь Волчья пасть выглядит не так устрашающе. По крайней мере, хотя бы я её не пугаюсь.

Эдвард, ну-тебя-в-жопу. В школе меня обижали. Это ведь легко – издеваться над уродом? Легко, пока урод только мычит беспомощно в ответ. Но всем им. Всем им. Домой возвращаться из школы. Не толпой. По безлюдным улицам нашей провинции. Очень живописной Жопы.

Эдвард, вынь руки из задницы. Помнишь девочку Аделаиду? Так ещё зовут звезду и город в Австралии. Помнишь, она швырнула твои конфеты тебе в лицо: «Ты урод! Папа твой инвалид никчемный». А ты и не видел никогда своего папу. Он погиб на спасательных работах ещё до твоего рождения.

Эдвард, спокойствие, только спокойствие. Как говорил Карлсон. Девочка глупа была. Сейчас-то она взрослая и своих детей, наверное, остерегает от неосторожных слов, которые делают больно.

Эдвард, с мозгами-то у тебя всё в порядке. Помнишь, как вроде бы невинные издевательства одноклассников превратились однажды в жестокое избиение? Как кровью и грязью ты замызгал раковину дома. Пьяная мама устроила тебе серьёзную взбучку. Ты уже не помнишь, когда видел маму трезвой.

Эдвард, просто Эдвард. Твой изъян на лице довлел над тобой всю жизнь. Ты пытался скрывать его, чтобы быть похожим на всех. Быть одним из всех. А не надо. Не надо быть похожим. Бери в руки нож. Хороший армейский штык-нож. Папа наследство оставил.

Эдвард! Забыл сказать… Сам уже потерялся, где ты, а где я. Унижения, побои, обиды – всё это очень неприятно. Больно. Однако, стоит ли убивать обидчиков?

Долго думал: СТОИТ

Тяпница

Прекрасное время года – тяпни… ой! Извините, пятница. Замечательная картина в любых тонах: белая, зелёная, золотая… И умирать обидно молодым, но оставаться молодым в Истории – так хочется… Может быть, счастье (которое мы не всегда понимаем) в том, чтобы вовремя уйти? Это только вопрос, не утверждение и не предположение. Может, счастье и не измеряется временными отрезками? Ну, как любовь, мечта… Может, миг – это не просто вспышка, сизый дымок и пустота. Может, это и есть бесконечный Млечный Путь нашей жизни, туманность Вечности. Туманность – непознанная и манящая… И шаг в неё… Не стоит ли всё наносное, всё второстепенное этого шага?

Разреши хоть мгновенье постоять на краю…

Пусть облетает мишура с пожелтевших рождественских ёлок, пусть унижается рубль, наивно цепляясь за доллар и евро, пусть президент США – чёрный левша заикается, положив руку на библию Линкольна, а Кеннеди теряет сознание, а Чейни (или как его там?) – в инвалидной коляске… Галактическая спираль вращается по-прежнему, туже и туже стягивая пружину мироздания. Земная ось бессовестно, будто пьяная, с тупым упорством заваливается на бок, со скрежетом перетаскивая южный и северный полюса, меняя их местами. Парабола Каллас – Египетские пирамиды – Теночтитлан превращается в гиперболу. В Суземке в середине января дождь прошёл, шлёпая по улицам жёлтыми каплями, рыбами и жабами. Конец Света – у каждого свой, но почему же никто не ожидает Конца Тьмы? Или, из политкорректности, об этом не принято говорить вслух? А что, слова могут повлиять на процессы? Процессы – слово-то какое: текущее, извивающееся, змеиное, с раздвоенным язычком на конце. Шипящее…

Это шествие Зла по могильным аллеям…

Милая девушка с косой в лёгком летнем саване – вжик-вжик налево и направо, густым красным соком неопределённой группы разбрызгивает Радость. Кузнечики из-под ног с вылупленными глазами выскакивают в небо, и небо встречает их стеклянными ладонями, о которые лопаются глаза чавкающими кляксами. Рассвет ползёт фиолетовыми клубами меж оцепеневших от страха деревьев, они осиново дрожат, будто украшенные новогодними иудами. В этом парке такая прелесть запустения! Всё так трогательно нетронуто уставшей рукой Создателя, Великого Админа Вселенной. Так на кой чёрт создавать мир и забыть о нём? Не лучше ли скомкать испорченный лист и достать чистый (чтоб тоже испортить, но по-другому)? У альтернативного настоящего нет альтернативного будущего. А вот прошлое – одно на всех. Хоть в лепёшку разбейся – не изменить даже Богу. Не в силах… или не в желании. Желания Господни неисповедимы. А имеют ли право боги на желания? Их права замурованы в религиозных догмах. В краеугольных камнях рукотворных храмов заложены. Втиснуты в разноязычное крючкотворство священных писаний. Библия, Коран, Талмуд – какие тяжёлые кирпичики! Ну что ж, курите ладан, заглушайте смрад жертвоприношений, молотите в колокола и тамтамы, разгоняйте чертей своих нездоровых мыслей. Ефрейтор, самозвано нацепивший маршальские погоны, утопит армию свою даже в безводной пустыне, в крови своих же солдат утопит. Вот, и нерадивый пастырь (дед Мазай или Герасим?) угрюмо взирает на своё стадо.

Русь изначальная, Русь конечная

Альтернативная история писателей и поэтов

Николас Клюващев – достопримечательный и достоверный персонаж правдоподобной мещанской Московии. Стяжал себе сомнительную славу тем, что от природы был безрод и безбород.

В лето 1725-го весьма безуспешно на Москве-реке рыбьим промыслом занимался, по результатам коего и принялся за написание Мокрых путевых заметок.

Внук его, Антон Пирамидкин собрал и упорядочил труды деда, из чего вышло

Ветхая и беспристрастная общеевропейская история

Вступительная страница

Заселение Европы русиатами

Сначала средневековая демократическая Европа жила свободно и счастливо. А потом пришло татаро-славянское Иго. Русские вАрвары и варвАры сожгли Рим, наглухо заколотили Константинополь и распространили по всему материку красную бубонную чуму.

Вместе с тем, орды трудовых мигрантов из Средней Руси познакомили просвещённых европейцев с balalayka, banya и samogon, что, само по себе, и неплохо, но вкривь изменило привычный уклад жизни галлов, германцев и прочих поляков.

Некогда цветущие и благоухающие города стали заполняться отбросами, погрязли в грязи, помои выплёскивались прямо из окон на головы прохожих, а те, в свою очередь, не стесняясь, справляли нужду в фонтаны на площадях, чему есть архитектурные подтверждения.

Сама небоустремлённая готическая архитектура выродилась в пигмейские барокко и постмодерн. Деревянные языческие идолы заняли место величественных стоунхеджей и колоссов родосских. Вера была поколеблена. И лишь Святая Инквизиция встала на неравную борьбу с восточной ересью.