Империя 753

Мне нужно было связаться с Юноной. Я ввел ее номер по закрытому каналу. Она молчала. Связь с ней прекратилась. Через некоторое время пришло письмо: «На меня вышла Империя. Не пытайся меня отыскать. Юнона».

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Юнона исчезла! Отказ от страха привел к плачевным последствиям. Постоянное давление. Она не смогла выдержать его. Борьба вывернула её, не оставив сил трепыхаться. Для Юноны эргастула, каторга или смерть – это избавление, к которому она самовольно шла.

Я должен найти Юнону до того, как это сделает Империя или Бюро. Только она могла дать совет, навести на новые начала и преобразить. Я ей не доверял, я никому не доверял. Но сейчас в этой пучине Юнона виделась мне островом, на который меня невольно вынесет буря, на котором я одновременно и заложник и выживший.

Бар «Иллион». В ангаре так и стоял поломанный холодильник, который чинил Брут в мой последний приезд. Я вошел внутрь, оставив аэрокар в ангаре. Макинтош храпел.

– Эней здесь? – в спешке я крикнул бармену.

Тот уныло махнул мне головой и пошел в технические помещения. Меня преследовало чувство тревоги. Я не отпускал от себя «Шепот Смерти». Империя могла и на меня выйти: ведь Юнона была логистом ячейки и у неё могли оставаться данные на всех нас. Вероятнее всего, Юнона успела избавиться от улик. Но лишняя осторожность не повредит.

Эней долго не появлялся. Наконец он вышел.

– О, Маркус! – с приукрашенной торжественностью ко мне обратился Эней, распахивая свои дружеские объятия.

– Не сейчас. Я ненадолго, – оборвал я приветствие Энея. – Мне нужен Брут.

– Что-то случилось? Ты сильно встревожен.

Ячейка разваливалась. Ничего от Тита и нанимателей не приходило. Они либо ничего не знали, либо это было частью их плана. В любом случае Энея не следует посвящать в дела Бюро.

– Эней, мне нужен Брут, – повторил я.

Макинтош проснулся и поглядел на меня.

– Зачем? – у Энея нарастала странная ухмылка. С последней встречи он изменился. Его как будто что-то изъедало изнутри.

Макинтош смотрел на меня удивленными глазами, потом с таким же недоумевающим видом посмотрел за барную стойку. Там не было бармена.

– Эней, это опасная ситуация. Мне нужна помощь Брута.

– Он тебе сейчас не поможет.

Макинтош оглядывался по сторонам.

Эней натянул на себя улыбку и всматривался в меня. Мне стало не по себе.

– Хорошо, – сказал я и тихо начал пятится к выходу. – Я зайду в следующий раз.

Эней ухмыльнулся.

– Буду ждать с нетерпением.

– А где бармен? – вялым языком произнес Макинтош. – Мне бы каплю виски.

Я пошел к двери, ведущей в ангар. Все-таки придется согласиться на план Гая. У меня нет больше вариантов. Брут смог бы помочь выследить Юнону, но сейчас Эней в непонятном для меня настроении. Со времен «Фронта» я знал, что он вспыльчив из-за мелочей и может впасть в состояния аффекта, из которого его сложно вывести. Я не хотел сейчас тратить время на выяснение отношений с ним. Я чувствовал, что у него ко мне явно есть какие-то надуманные претензии.

Макинтош все требовал виски. Я попытался отварить дверь. Она не поддалась.

– Какого…

Раздался треск. За дверью я слышал топот сапог по стальному полу ангара. Предатель!

Я ринулся к другому выходу, ведущему к переходам между мега-блоками.

– Куда же ты, Маркус? Не все двери перед тобой открыты?

Эней встал у меня на пути. Из технического входа доносился звон бившейся посуды и грубая ругань солдат. Макинтош совсем не понимал, что происходит, и дальше просил виски.

– Ты псих! – крикнул я Энею и пнул его в живот.

Пока тот корчился, я успел его оббежать. На ходу я достал «Шепот Смерти» и выстрелил в замок двери. Первые два бесшумных выстрела – мимо. На третий – замок отлетел. На всей скорости я, с неторопливым мычанием, выбил дверь плечом.

Бар заполняли миллитарии с орлом на груди.

– Взять его, – кричал самый главный, комендант. – И этого в макинтоше тоже.

– За что? – вырвалось у Макинтоша перед тем как его скрутили.

Мелкий дождь еще покрапывал. Я бежал к мосту, пытаясь не навернуться на скользком асфальте. В небе слышались лопасти пузатого вертолета. У моста я заметил целую роту миллитариев, они направлялись прямиком в мою сторону.

– Вы окружены! Не пытайтесь сопротивляться задержанию!

Я подбежал к огражденной пропасти. Больше негде скрываться. Вот и все, последний бастион. Осталась только неведомая темнота. Я мог присоединиться к другим отверженным, из чьего царства никто не возвращался.

Я выбросил «Шепот Смерти» вниз. На своем личном мобильном экране я начал процесс форматирования, а потом и его кинул в бездну. Я долго мешкал: не последовать ли мне туда же за моими вещами.

– Сдавайтесь, – кричал комендант.

Миллитарии меня уже окружили. Они ждали, пока я прыгну вниз.

– Медленно поднимите руки вверх, иначе мы откроем огонь без предупреждения.

Я поднял ногу, собираясь перелезть за преграду. Вдруг за этой темнотой кроется тот свет, который я вижу во снах. Все кончится здесь и сейчас. Точка. Но забрезжил тусклый блеск. Разум. Он никогда не оставляет просто так, кормя глупыми надеждами на второй шанс.

Я отдернул ногу и стал медленно поднимать руки. Я буду себя проклинать во время имперских пыток, что упустил шанс.

Через мгновение меня жестоко скрутили.

[ЗАПИСЬ ХРОНИСТА]

Комната освещалась тусклыми люминесцентными лампами. Вдаль уходили камеры с заключенными. Оттуда исходил гомон из ругательств и смешков. Они закричали с удвоенной силой, завидев нас.

– Голубчики пожаловали, – трубил особо буйный арестант.

Комендант рявкнул, чтобы все заткнулись, но это не подействовало.

Помимо меня и Макинтоша, задержали еще мелких воришек и граждан, переходившие не те мосты. Все нас до участка везли в военном вертолете. Сам полет я плохо помню. Перед глазами маячило бледное лицо Макинтоша, и еще воришки перешучивались с миллитариями.

На входе в приемку стояли двое с орлом на груди. Покуривая, они говорили о чем-то веселом и тыкали на нас бычками.

Голые и холодные бетонные стены блестели от мертвого белого света. Вонь от пива, рвоты и мужского пота разносилась по всем уголкам. Я уже успел позабыть, как пахнет самый низ этого общества.

Нас втолкнули глубже в помещение к приемному столу. Макинтош запнулся. Молодой миллитарий прописал ему в ребро дубинкой. Макинтош взвыл, а потом еле слышно всхлипнул.

Местные заключенные в основном сидели за пьянки, продажу наркотиков и кражу. Некоторые за порчу имперского имущества или вообще за убийство. Большинство будет отпущено на свободу через несколько суток, чтобы продолжать свои общественно важные обязанности, остальные отправятся в эргастулу, а после этого их судьба становится неизвестной. Что происходит в эргастуле и бывалый рецидивист не скажет, поскольку от туда нет обратного пути. Но здесь, в приемке, заключенным жилось отменно – для некоторых лучше, чем дома. Самые нахальные завсегдатае были с миллитариями на одной волне. Те им платили лишний динарий или выдавали неугодных властям, а милитарии, в свою очередь, поставляли заключенным «девочек», курево, бухло и ширево. У них было что-то вроде контракта, до тех пор, пока мелкий рецидивист не вознамеривался стать криминальным боссом или не собирался организовать свою группировку. С такими залетными разговор был короткий – их отправляли в эргастулу ближайшим конвоем.

К приемному столу подошёл жирный миллитарий. Своими пальцами-сосисками он покликал по клавиатуре.

– Имя! – выкрикнул он, посмотрев исподлобья на Макинтоша.

– Дж…

В камерах заревели заключенные. Жирный миллитарий кивнул младшему по званию в сторону гадюшника.

– Тихо, обезьяны!

В джунглях только прибавилось птичьего гама.

– Причина задержания? – продолжал свой допрос толстый миллитарий.

– Да, я не знаю, – умоляющим, готовым расплакаться голосом сказал Макинтош. Он весь позеленел. Хоть я и не имел понятия кто такой Макинтош, но даже я сейчас его совсем не узнавал.

– За экстремистскую деятельность, – сказал за него комендант, совершивший наше с Макинтошем задержание. – Напиши еще, что при задержании проявлял сопротивление.

– О, да это прямиком в эргастулу, гражданин, – сказал ухмыляющийся миллитарий, который курил у входа в приемку.

– Пожалуйста, не надо.

Макинтош со слезами на глазах упал на колени. Его лицо все покраснело, он хныкал, умолял. Сопли и слюни стекали из-за рта Макинтоша на пол и на сам, собственно, макинтош.

– Я ничего не делал! Пожалуйста! Пожалуйста…

– Отведи его в камеру, – приказал толстяк.

Макинтош полностью свалился на пол и ухватился за ножку стола. Через хриплые вопли можно было разобрать нечленораздельное «мама».

– Строить козни у нас за спиной – так вы первый, а как отвечать за содеянное – так сразу за мамину юбку прячетесь. Стыдно должно быть, гражданин, – заботливо приговаривал миллитарий, аккуратно лаская дубинкой Макинтоша.

Наконец Макинтоша отцепили от стола и повели к камерам. Там начиналась потасовка между заключенными. Каждый готов был биться за то, кому достанется коричневый макинтош.

– Успокойте их, – прикрикнул жирносальный свино-миллитарий.

Двое у двери с оживленным оскалом потушили бычки и, аккуратно поглаживая дубинки, отправились к заключенным.

Раздались приглушенные удары о дохлую плоть.

– Бэть, начальник, ты чего! – кричало существо от боли. – Да на кой оно мне надо!

Гам уменьшился. Толстяк продолжил принимать задержанных.

Он опросил пару воришек, с которым провел воспитательную беседу и сразу отпустил. Дальше жирдяй по камерам отправил парочку, которая перешла мост в неположенном месте.

Наконец дело дошло до меня. Бюро учило нас в таких ситуациях апеллировать к закону.

– Имя, – протромбонил толстяк, обращаясь ко мне.

– В соответствии со ст.19 Гражданского Имперского Права, я ничего не должен вам говорить без присутствия моего адвоката.

После моих слов образовался вакуум. Все предательски замолчали.

– Постойте-постойте, – сказал один из тех, кто приструнивал заключенных. – Кто-то произнес слово «адвокат»?

Раздался едкий смех среди камер.

– Сейчас тебе будет адвокат, – прикрикнул мне комендант, резко врезав в живот. – Быстро имя сказал, скотина тупая!

Дыхание сразу сперло. Из глаз потекли слезы. В животе разгоралось пламя.

– Вам точно нужен адвокат? – спросил один из миллитариев, наклонившись ко мне. – Подумайте получше, гражданин.

– Нужен, – прохрипел я на полу согнутых.

Миллитарий опустил мне на голову дубинку.

– А теперь? Думается лучше?

– Адвокат… – развеяв звезды, выдохнул я

Ещё один удар. Ещё один вопрос. Так продолжалось до того, пока я не потерял сознание.

Очнулся я в вонючей камере. Смердящая дырка в углу намекала на туалет. Я лежал на засырелом матраце тюремной шконки. Всё тело ныло от тупой боли. Во рту жгло от жажды. Слюна, частички рвоты и, черт знает, еще чего засохли и прилипли к небу. Языком я попытался отковырять эту затверделую макроту, но гадкая субстанция так просто не поддавалась. Я привстал на локте. Содержимое черепной коробки, как студень затряслось, ударяясь о стенки. Боль, от которой темнеет в глазах, и от нее нельзя так просто избавиться. Она вездесуща. Я прикрыл глаза и другой рукой схватился за лоб в надежде приглушить боль. Тщетно.

Наконец я привык к перманентной боли. Пульсация в голове скорее стала напоминать слишком разыгравшееся сердцебиение, отдающие в голову. Было темно. Полный мрак разгоняли осветительные приборы своим бледным светом где-то вдалеке за пределами камеры. Я осмотрел себя всего. Вроде бы все на месте. Только на штанах оставались следы слабого мочевого пузыря. Мой запах перебивался и вместе с тем смешивался с трупно-канализационным запахом, добавляя пикантные нотки в тюремную симфонию ароматов. В камере был только я. Это больше напоминало карцер, но дверь была типичной для обычных камер: просто зарешеченной. В других камерах я тоже не видел заключенных. Я находился на каком-то специальном уровне. Но где? Здесь даже не было окон, чтобы определить время суток. Неужели меня успели доставить в эргастулу? Но на мне не было тюремной робы. Хотя я даже себе представить не мог уклад эргастулы. Может там люди и вовсе ходят в чем мать родила.

Я доволочил свое смердящее тело до смердящей дырки и сделал свое смердящее дело. Потом я вернулся на шконку. Сейчас оставалось только ждать. Я мог, конечно, расхаживать, как загнанный лев, биться о решетки и реветь, но этим ничего не добьешься. Миллитраиев только разозлят эти крики и все, что я получу, – это порция пинков и полное сотрясения мозга. Нет, разум мне основательно еще пригодится. Я понимал, что под имперскими пытками я кого-то да выдам. Сейчас следовало бы поразмыслить кого.

Я не скажу ничего про «Фронт» и кто меня привел в Бюро, но ячейку полностью сдам. Бюро само понимало, на какой риск оно идет. Без этой информации пытки не прекратятся. У Энея явно есть связи с Империей, но я расскажу такое от чего и он отправиться в эргастулу. Ублюдок!

Остальное время я лежал в прострации. Тупо вперившись глазами в стену я не о чем не думал. В такие моменты жалко, что вовремя не сделал импланты для нейроинтерфесов, хотя в тюрьме их бы все равно заглушили. Утомление рождает бессонницу. Я хотел бы заснуть и забыться в снах и растворится в других мирах. Но все что мне оставалось – это пялиться в сырую стену, покрытую плесенью.

Чтобы совсем не сойти с ума, я начал вспоминать обстановку в моих новых конспиративных апартаментах. И мне стало дурно, потому что моя квартира не многим отличалась от этой камеры. Я захотел вспомнить что-нибудь приятное, что-нибудь из детства. Но грозовой фронт навис над моим прошлым и не давал туда проникнуть. Я судорожно бился, но барьер не пускал мой фрегат с белым парусом в детство.

Вдруг мелькнули русые волосы.

– Юнона!

Как она здесь оказалась? Я не слышал звуков открывающейся решетки и гулких шагов по коридору. Юнона была с распущенными локонами, в которые были вплетены орхидеи. Пурпурная тога обхватывало упругое тело Юноны. От нее исходил свет, и веяло свежестью. На минутку я забыл про тюремные запахи. Она улыбалась, но её лицо все было в морщинах. Я видел складки под носом, мешки под глазами и трещинки на лбу. Юнона не была красивой. Ничего в ней не привлекало, но ее черты, все эти неровности сейчас стали для меня спасительными.

– Юнона, Юнона, – бредил я.

–Помнишь про воду, про психотропы, – заговорила она.

– Да-да. Вода. Вода. Воды.

Я потянулся к её лучащемуся лицу, шепча «воды, воды, воды».

Меня резко окатило водой. Я захлебывался.

– Кто такая Юнона! – кричал басовитый голос.

– Да, одна беглянка. Она уже сделала свою работу, – отвечали ему из динамиков.

Я очухался. Я был подвешен на какой-то крест. Ко мне было прилеплено кучу датчиков. Вокруг сановито расхаживал бык в халате.

– Заряд! – скомандовал он.

Боль скрутила каждую клетку моего тела. Я задергался, каждую мышцу тела сводило. Перед глазами плясали темные пятна.

Удар током прекратился.

– Кто еще! Что ты знаешь о Бюро! Говори!

– Эней, – хрипел я.

– Нам не нужен твой Эней! ЗАРЯД!

Вновь все затряслось. Когда это прекратилось, я чувствовал, как в груди с болью проворачивается сердце. Я понял, что вешу голый, и побоялся даже представить, что они со мной делали до этого.

– ГОВОРИ!

Я не знал, что уже было сказано мною. Видимо, я терял сознание уже несколько раз.

– Тит!

– Что Тит!?

– Он лидер ячейки и он бывший легионер.

– Уже интереснее. Слышал, Клемент? Еще один козел спорхнул.

Из динамиков кто-то пробубнил слова.

– А ты молодец, – обратился он, видимо, ко мне. – Не все выдерживают подобную операцию.

Есть чем гордится, ублюдок.

– Ты проклинаешь нас, да?

Я готов был плюнуть ему в лицо.

– Маркус – верно? – спросил он у меня, в ответ я кивнул. – Понимаешь, мы всего лишь выполняем свою работу. Да, для кого-то наши методы через чур жестоки. Но, возможно, – представь – когда тебя излечат от этой пагубной болезни – глупости, мы вместе встретимся, возможно, выпьем, разговоримся, и ты скажешь мне спасибо, что я вовремя вмешался. И мы разойдемся друзьями.

Он прошел к умывальнику, стоявшему неподалёку, и отмыл руки от крови. Моей крови!

– Вы сами на себя навлекаете беду своим безрассудством. Зачем вы это делает? Бюро набило ваши пустые головы бредом о несправедливости, об обмане и вы уже верите. Нужно думать своей головой, Маркус, проверять факты.

Он говорил со мной, как с несмышлёным студентом.

– Вы ведь не совсем глупец, Маркус, так ведь? Мы проверили вас. Вы были подающим надежды учеником. Вы могли бы стать прекрасным пилотом.

Бык в халате читал с экрана.

– Увы, после того, что вы натворили, вас не допустят к перевозкам. Навряд ли вы вообще сможете вернуться к нормальной жизни. Эх, эти ошибки молодости. За них мы расплачиваемся всю жизнь.

Он снял перчатки и вытер руки полотенцем.

– Хорошо. На сегодня хватит, Маркус. Мы и так проделали плодотворную работу вместе. Правда?

Я не мог говорить: горло изъедала жажда. В ответ я только кивнул.

– Молодец. Спустить его, – приказал пустоте бык в халате.

Я провалился в бессознательный бред. Образы сменялись в потоках лихорадочных мыслей. Глаза надо всем. Пурпурная тога. Корабль. Ураган. Темная фигура. Трусливый гигант. Пустоголовое чучело. Изумрудная башня, а к ней ведет золотая дорога. Возникают новь глаза. Глаза Страха.

Когда я проснулся, меня окружали белоснежные стены. Я чувствовал, что был не один. За мной кто-то следил. Всего меня облепили катетерами, датчиками и всевозможными проводами. На голое тело был наброшен больничный халат. Помещение больше походило на палату, чем на тюремный блок.

Я провел по голове ладонью. Волосы были выбриты, на макушки шел операционный шов. Остальные органы, на первый взгляд, оставались в порядке.

Я отцепил от себя датчики и встал помочиться. Врачи предполагали, что, после операции, я сразу встану, потому и не установили катетер для мочи. Облегчившись в специальной комнатке, я вернулся к койке.

Сколько прошло времени? Я ничего не помнил: ни то, как меня перевезли из участка в тюрьму, ни пытку, ни как я оказался в больнице. Для кого эта больница, кстати? Я слышал, что Империя практикует карательную психиатрию. Но место, где я находился, не было похоже на псих-лечебницу. Всё было цивильно, меня не окружали истекающие слюной больные с лоботомией. Да, и я не чувствовал, что эмоционально сильно изменился. Кроме естественного раздражения, психологически я был идентичен самому себе прежнему. К раздражению примешивалась апатия, но это потому что я абсолютно не видел выхода из сложившейся ситуации. Я был хоть и в комфортабельной, но все равно клетке. Но главное, не было чувства полного безразличия, как после лоботомии или терапии психотропами. Ко всему прочему здесь еще был экран в палате, чего я не видел даже в обычных больницах.

Я включил экран, там шла серия «Приглашение к любви».

«– Достославные граждане самого Великого Города в мире, сейчас перед нами угроза варварского нашествия. Варвары покусились на плоды нашей цивилизации! Они намериваются захватить наш город, убить наших братьев и сынов и взять наших женщин! Не отступим же перед врагом! Проявим же доблесть и умрем за Славу, за Императора!

– Грядет война! Грядет война!!!»

Серия закончилась, разливаясь синтетическими аккордами. Музыка резко прервалась.

Наутро пришел человек в халате и приказал мне собираться, выложив на койку мою не постиранную одежду. Я вспомнил тюремный смрад. В вонючей куртке лежали зеленные очки.

Когда я собрался, за мной пришли два миллитария и повели в комнату ожидания.

Моя палата находилась на больничном этаже. По коридорам бродили безликие. Их глаза устало вглядывались в меня, когда я под конвоем шел к лифту. Они смирились. Мой уход не подарил больным надежду на спасение. У них отняли всякую надежду. Они продолжали без дела слоняться по залу.

В лифте я почувствовали, что меня потянуло вниз. Значит, все это время я находился где-то в глубине шпиля.

Меня подвели к двери.

– Ваш адвокат, – без доли иронии произнес один из миллитариев и впустил меня в комнату.

За столом что-то сидело.

– Маркус, присаживайся, – с нотками металла произнес голос.

Я его послушался.

– Ваше дело переведено в ранг мелкого правонарушения, после некоторого рассмотрения, – говорило создание, от него веяло холодом. – Статья, к которой вас хотели приговорить, попала под амнистию, объявленная Императором в честь его переезда. Вы фактически на свободе. Мы уже выплатили залог за вас. После некоторых формальностей вы будете отпущены.

Мне не верилось в удачу. Всё шло к тому, что меня отправят в эргастулу, и тут, вдруг, я почти на свободе, не просидев кучу лет в ожидании разбирательства моего дела. Но всё так бесследно не проходит. Я провел по шву на голове.

Формальности заключались в подписание многостраничных дел и документов. На одной из последних бумажке я должен был подтвердить, что задержание и пребывание в тюрьме были абсолютно законным и то, что я не имею никаких претензий. Адвокат подсказал мне, что, во избежание лишних хлопот, это все равно следует подписать. После этого мне должны были выдать мое имущество при задержании, но, так как я предусмотрительно от всего избавился, меня незамедлительно отпустили на свободу. Адвокат сказал мне, что мы должны еще увидеться, и указал место встречи сегодня же, но немного позже – у него были еще какие-то важные дела. Адвокат казался не живым, слишком механическим. Он меня немного пугал, но я согласился с ним встретиться.

Оказывается, прошло четыре дня моего заточения. Ничего не произошло. Революция не началась. Мир продолжал жить по своим старым и неизменным законам. По всей Империи отмечаются празднование водворение Императора в новую резиденцию. Повсюду были изображения Абсолутоса, рослого мужчины с густыми усами, одетого в императорскую мантию алого цвета, с венцом правителя на величественной голове. Его глаза призывали к любви и доверию.

Люди праздно шатались по нескончаемому городу в поисках развлечений. Я подходил к обозначенному адвокатом месту встречи.

На нижних переходах было мощное движение. Легионы маршировали по связующим мостам между небоскребов в здание имперской администрации.

У ограждений столпились прохожие, чтобы разглядеть, что происходит внизу.

– Их недавно призвали, – говорил один из наблюдавших. – Совсем ещё молодые.

– Война! А с кем воюем? – спросил другой прохожий с искусственной рукой.

– На внешних границах опять столкновения. Говорят, провокации.

«Опять» война с кем скажут. Меня заинтересовала рука второго прохожего.

– Вы разве не участвовали в войнах до этого? – решился я спросить у него, указывая на искусственную конечность.

– Да, увечье я принес с прошлой войны, – сказал ветеран, потрясывая протезом.

– С кем тогда была война?

– Так как же не знать, гражданин, – вмешался тот первый, который пел про «внешние границы». – Тогда была одержана Великая Победа на Дальних Рубежах. Мы освободили мир от ужасного варварства и невежества. Все потомки должны чтить эту Победу.

Знакомая риторика. Мне встречались иногда упоминания о некой Победе в Сети. Но она меня не заботила, я считал это очередной изворот пропаганды, наподобие того восстания гладиаторов.

– Великая была Победа, – сказал бывший ветеран скорбным тоном.

– Такая же, как и ваше поколение, гражданин, – торжественно с пафосом сказал подлиза ветерану.

– Спасибо, я вам благо…

Старики начали обмениваться любезностями, позабыв обо мне. Незамеченным, я удалился от них.

Я подошел к парковке аэрокаров, где мы условились встретиться с адвокатом. Темная фигура стояла возле моего «Тумульта». Я подошел.

– По приказу моих нанимателей ваш транспорт был доставлен, – бесчувственно произнесла фигура.

– Я догадывался, что за этим стоит Бюро.

Я осмотрел своего железного коня. Явных следов взлома не наблюдалось.

– Бюро что-то хочет от меня еще? Не зря же освободили. Я думал, что больше проф. не пригоден.

– Осталось довершить то, что начал куратор вашей ячейки, – сказал адвокат, приглашая меня жестом в аэрокар.

Я обошел аэрокар и сел на водительское место. Темный адвокат уже ждал меня за пассажирским местом.

– Начнем с того, что наш куратор – предатель. Вы это должны передать нашим нанимателем. Куратор – бывший центурион. Возможно, произошло внедрение. Дело, которое начал Тит, губительно для всех нас.

Адвокат никак не реагировал на мои высказывания. Через мгновение, обособленным от происходящего тоном, он сказал:

– Тит – проверенное лицо Бюро, прошедшее множественные предварительные испытаний на свою должность. Его работа в Легионе – лишь одно из заданий Бюро.