
Полная версия:
Девочка с глазами змеи
Ударь по левой! Это ты. Пронзи себя, и ты умрешь, а твой сын будет жить. Ты умрешь в свои сорок лет, как все остальные, но он не умрет, у него будет будущее, он проживет отпущенный ему срок. Или ударь другую фигурку, справа, и твой сын умрет. Убей его, и откупись кровью за кровь. Все твои предки делали этот выбор. Решай и ты! И пока не решишь, не выйдешь отсюда.
Кровь откупает от крови. Родная кровь. Мой отец стоял здесь с ножом в руке, и мой дед, и прадед. И все остальные. Все они умерли в сорок лет, что бы я родился. Я ударю ножом по своей фигурке, как они все, и умру. А мой сын выживет!
Тот, кого я взял в свои руки из рук жены. Кого кормил с ложки детским пюре, пока он плевался им во все стороны. Тот, кого за руку водил гулять на детскую площадку. Он будет жить. Он встретит свою жену, и возьмет на руки своего сына. Мое имя будет жить в них, в его детях, внуках и правнуках. Я умру, но мой род продолжится.
– Хрен тебе, паскуда! – сказал я и воткнул нож в фигурку сына. Может быть, мой род состоял из одних слабоумных, которые приносили себя в жертву, но я не такой! Мать ошиблась – не все Миелоны одинаковые, уж я-то точно не такой дурак, как они! Я не колебался, когда воткнул нож в фигурку сына.
Ничего не случилось. Я не услышал его крик, не увидел, как он умирает. Фурия была права – проткнуть фигурку совсем не сложно. Так я и сделал, еще три раза, для полной уверенности и швырнул нож в Фурию. Он прошел сквозь нее, как и вода до того.
– Понятно? – спросил я ее. – Я не умру. Хватит с меня этого дерьма! Пусть лучше этот сопляк сдохнет, но не я. Понятно?
– Понятно! – ответила она печально, и все исчезло.
Я снова стоял дома, в своей безумной квартире, оклеенной листами из Библии. И все еще жил.
В тот день я напился, как еще не напивался никогда, и был бесконечно пьян, когда позвонил бывшей жене. Не знаю, зачем – наверное, хотел точно знать, что все получилось. Что мой сын умер, а я выплатил свой долг крови, сделал то, на что у моих предков, к счастью для меня, не хватило духа.
Пришлось ждать долго, и я почти решил сбросить звонок, когда на той стороне мне ответили.
– Алло! – сказал голос. Голос юноши.
– А ты почему еще не умер? – спросил я.
– А что за претензии? Алкашина, иди, проспись, пока сам не умер! – ответил мой сын и повесил трубку.
Она уже стояла рядом со мной, моя девочка с глазами змеи.
– Ты сам так решил! – сказала она спокойно, по-доброму. – Все вы так решаете. Грех Альтуса – убийство сына ради своего спасения. Я не прихожу мстить, я прихожу дать шанс снять проклятие. Но для этого нужно измениться! Я буду свободной, только когда в роду Миелонов найдется хотя бы один нормальный отец, когда хоть раз кто-то согласится отдать свою жизнь за детей, что бы искупить грех Альтуса.
Ты мог проткнуть свою фигурку, и показать, что ты не такой как остальные, и ваш род еще можно спасти. Ты бы снял проклятие и выжил. Но все Миелоны, каждый раз, решают убить своих детей и подтверждают, что грех Альтуса еще живет в них.
– Ты наврала! – возмутился я. Не лучшее, что можно было сказать, но именно это поразило меня больше всего. Фурия соврала мне!
– Ну да, – согласилась она. – Если бы ты заранее знал правильный ответ, то что бы это было за испытание? Вы всегда его проваливаете, и всегда доказываете, что заслужили свою судьбу. И тебе пора.
Девочка с глазами змеи подошла ко мне, очень медленно. Она не спешила, давала шанс прочувствовать все, что будет. И когда ее когти коснулись моей груди, мне осталось только закрыть глаза.
Моя мать была права – все мы, Миелоны, одинаковые.
Вторая благородная истина
Где-то далеко на востоке, рядом с забытым всеми богами монастырем, есть пещера. Добраться до нее совсем не просто, но люди идут туда, один за другим. Идут на встречу со святым, странным гуру, который учит лишь одному – той мудрости, что Гаутама Будда назвал Второй Благородной Истиной.
***
Никто не верит в магию. И Гарт тоже не верил. Ну ладно бы там еще гороскоп в газете или экстрасенс по телевизору – это куда ни шло. А вот гномы, волшебство и исполнение желаний? Это полная чушь, разумеется! Вот секс – это реальное дело. Выпивка или кусок торта, которым можно себя порадовать часа в три ночи – это реальное дело! А не всякие там бредни про магию.
Кажется, именно это он и сказал тому странному коротышке в баре. В бар Гарт забрел чисто случайно, как и в еще пяток баров до него, пока шел домой из стриптиз – клуба. Он смутно помнил, что обычно в этом месте бара не было, кажется. Но если у человека есть желание выпить, и есть такая возможность – значит, надо пойти и выпить! Не стоит отказывать своим желаниям, на то они и нужны, что бы их исполнять.
И он вошел в низкую дверь, за которой собрались работяги. Все как один – крепыши и коротышки, они пили и горланили что-то заунывное, со словами вроде «Эээй!» и «Хооой!».
– Тут что, бар для гномов? – спросил Гарт, и коротышка рядом возмущенно соскочил со стула, вытянулся во весь рост и почти дотянулся до подмышки Гарта.
– А ты что-то имеешь против гномов? – пробасил он.
– Да ты что, друг! Я прямо фанат гномов. И этой, как ее? – Гарт икнул, – Бледноснежки! Как вас там звали, гномов? Ворчун, Чихун, Хохотун? А ты кто? Восьмой гном – Выпивун?
Коротышка ответил, что зовут его вовсе не Выпивун, а Зигфрик Ауреол Теофраст Нибелльхейм и как-то там дальше, длинно и пафосно. И Гарт выпил с ним за каждое слово в его имени. Потом в своем. А что было дальше, он уже толком и не запомнил.
Кажется, он и Выпивун бродили то ли по улицам города, то ли по дремучему лесу (что только ни померещится по пьяни!) и горланили песни. Гном Выпивун рассказывал что-то про малый народец, существ с другой стороны мироздания. И про праздник, на который малый народец выходит из своих холмов в мир смертных, что бы напиться медовухи при полной Луне.
А что гномов не бывает, Гарт объяснил гному, как раз перед тем, как Выпивун уверил его, что исполнит любое желание смертного, который сумеет перепить его на празднике. Он еще звал Гарта с собой, погостить то ли в подземном мире, то ли в загробном, но даже пьяный Гарт знал, что в землю ему еще рано.
И что было правдой в этом пьяном бреду, а что почудилось – кто знает, но похмелье утром точно было настоящим. Гарт лежал на полу, у своей постели, босиком, в короткой курке с чужого плеча. Под головой – пивная кружка. В руке – пучок цветов.
Он сел, ухватился за голову и проблеял что-то. Кажется, медовуха и правда была волшебная – превратила его в барана! Он собрался с силами, и блеяние превратилось в голос человека, который мечтает умереть, но не отваживается.
– Ой, мне плохо! – сказал Гарт и понюхал цветы. Легче не стало. В горле пересохло. И в желудке тоже. И во всем теле. На четвереньках добрался до холодильника, открыл его.
С пустых полок смотрела бутылка воды. Родненька! Холодненькая!
Гарт открыл ее и присосался к горлышку. Пусто! Воду он выпил в прошлый раз и поставил пустую бутылку обратно на полку.
– Ну, давай, а? Водички! – попросил он и засунул язык в горлышко. Хоть бы каплю воды, а лучше – реку.
– Давай! – опять попросил он.
И повалился на пол.
Вода! Холодненькая. Да что-там – ледяная, с кусочками льда! Она ударила из горлышка бутылки, и выбила ее из рук Гарта. Вода хлестала в одну сторону, бутылка, как ракета, неслась в другую, а Гарт сидел и пучил глаза. Струя воды снесла на пол телевизор. Смахнула посуду со стола. Покрыла пол и поднялась уже сантиметров на двадцать, когда Гарт очнулся.
– Хватит! – попытался заорать он, непонятно кому, но струя воду заткнула ему рот. И исчезла.
Он сидел на полу в сухой квартире, в сухой одежде, все такой же страдающий от жажды.
– На хрен! Больше пить не буду, – пообещал он. – Никогда! Надо бросать.
И ткнул бутылку ногой. Поднял, заглянул внутрь. Пусто! Обычная бутылка. Померещится же такое!
Кафе на соседней улице было настоящим, и напитки в нем – тоже. Гарт добрался туда, употребил три чашки кофе, и почти почувствовал себя человеком. Теперь главное! Пиво. Светлое, холодное! Вот о чем он мечтал! Пиво уже стояло на столе, и Гарт даже не заметил, как расторопный официант его принес.
Янтарные пузырьки сбивались в стайку на самом дне бокал, и один за другим, дисциплинированно, всплывали наверх. Пена чуть шипела, шептала: «Выпей меня и все пройдет!». Гарт поднес бокал к губам и хлебнул.
Хлебнул воздух!
– Не понял! – буркнул он.
Допился, стаканом в рот не может попасть!
– Все точно, больше пить не буду! – снова решил он, и опять сделал глоток. Глоток воздуха.
Очень осторожно Гарт поднес бокал к губам, ухватил ими край, наклонил заветный сосуд, и снова не проглотил ни капли. Он отставил бокал и без проблем допил остатки кофе из чашки. Все в порядке. А это что тогда за пивной бунт?
Он запрокинул голову, открыл рот и опрокинул бокал над ним. Ничего! Струя пива должна хлынуть прямо в рот. Но нет! Он закрыл рот и струя хлынула. Бокал мгновенно опустел и излил все свое содержимое на лицо Гарт, но губам не досталось ни капли.
Мокрый и трезвый он сидел в центре зала кафе, и в центре всеобщего внимания. Чудак с похмелья полил себя пивом! Странное зрелище. Гарт вскочил, сунул официанту деньги, не считая, и выскочил на улицу.
Кажется, он сказал, что никогда не будет больше пить! И имел виду не воду, а выпивку. Хотел завязать с ней, на самом деле, хотя и длилась эта слабость всего-то пару секунд. И теперь он не мог выпить! А дома он мечтал о воде – и получил ее больше, чем хотелось.
– Хочу единорога! – сказал он.
Ничего не случилось
– Хочу ведро селедки, с клубникой и трюфелями!
Снова ничего.
Кажется, коротышка Выпивун вчера говорил что-то по поводу желаний. Хорошо бы попасть к двери того бара и все вспомнить!
Всем телом Гарт впечатался в железную дверь и упал на спину. Он лежал в грязном переулке, через который вчера шел домой. Тут была дверь! Вот она, на месте. За дверью был бар! Гарт подергал ручку двери. Заперто. Кажется, заперто уже не первый год. И за дверью явно нет бара для гномов-алкашей.
– Мы выходим раз в год, на один день! – хвастался вчера коротышка. – Праздник в мире людей, под Луной – наша традиция!
Так он и сказал. И сказал, что исполнит желание смертного, который перепьет его. А что ответил смертный? Кажется, Гарт сказал:
– А я желаю тогда, что бы все желания были мои! Все, что захочется!
Селедку и единорога он вовсе не хотел, на самом деле. Сбывается не то, что просишь, а то, что захотелось.
Гарт поднялся. Бред, конечно, но что если?..
– Желаю не страдать от похмелья! – едва ни сказал он, но притормозил.
Не страдать? Нет уж! Это значит, что похмелье останется – просто он не будет ничего чувствовать, и не будет страдать. А он хотел, всей душой, что бы похмелья вообще больше не было. Никогда!
Говорить вслух не пришлось. Как только желание пришло в голову, жажда пропала. Головная боль, тошнота – все ушло.
Ай да Выпивун, вот это подарочек! Гарт сплясал победный танец. Что было вчера, он так и не понял, но его желания теперь правят миром! Сбудется все, что взбредет ему в голову!
Попасть в лучший ресторан в шикарном костюме – этого Гарт не просил. Но это пришло в голову, и Гарт оказался там. Он улыбнулся официантке, и она уселась за его столик. И даже просить не пришлось – надо только желать!
Вот только выпить он так и не смог, раз уж в минуту слабости захотел бросить пить. Теперь выпить очень хотелось, но исполненные желания явно не подлежали обмену и возврату. Что сбылось – то сбылось!
Как вынужденный трезвенник Гарт бродил по улице и наслаждался жизнью. Мир – весь для него! Светофор включал зеленый, когда Гарт подходил к перекрестку, двери распахивались на его пути, люди расступались. Кто-то уже мечтал бы править миром, но Гарт не хотел чего-то насколько утомительного.
В ювелирном магазине почти все место занимали витрины с серьгами, колье и кольцами. Ювелиры трудятся на благо женщин! Но одна полка всегда манила Гарта – полка с золотыми часами. Он рассматривал ее, и игнорировал навязчивого продавца, с его предложениями посмотреть поближе и померить. Часы блестели и завораживали. Как шикарно бы они смотрелись на руке!
Гарт поднял руку и полюбовался часами. Идеально!
– А у вас тоже такие часы? – изумился продавец. – Прямо как у нас вот тут. Были. А где наши?
Одна пара часов пропала в витрины. Но всего одна! Семь пар часов, по одной паре на каждый день недели – вот был бы истинный шик! Продавец смотрел в пустую витрину. Гарт – на руку, увешанную семью парами часов.
– Охрана! – завопил продавец, а когда человек с оружием ворвался в зал магазина, Гарт хотел только одного – оказаться где-то очень далеко от нечаянно ограбленного заведения.
Что бы замерзнуть насмерть, нужно довольно много времени, за минуту или две такого не случится. Гарт это знал, но согреться это знание не помогало. Он провалился в снег, от холода перехватило дыхание. Да и не только от холода! В воздухе словно закончился кислород, голова закружилась. Домой! В тепло, в безопасность!
На кровати в своем доме он долго лежал, еще мокрый от снега, с коллекцией краденых часов на руке. Кажется, «Оказаться далеко» превратилось во что-то вроде: «Перенестись на вершину Эвереста». К черту такие желания! Гарт стащил часы с руки.
– Обратно! Давай, вернись! Иди к себе, в магазин! – приказал он.
Ничего. Что исполнено, то не изменить. И теперь у него дома лежат ворованные часы. А его лицо осталось на записях камер слежения. С лицом Гарт пока ничего поделать не мог, а часы отмыл от отпечатков, завернул в пакет и выкинул в мусорный бак. Странный день получился, а выпить так и не довелось.
Выпить! Блаженное опьянение, которое поможет снять стресс! Гарт пошатнулся и сел на асфальт прямо под ноги парню в драных джинсах. Он пожелал больше не пить, но опьянеть без выпивки это не помешало.
– Мужик, ты пьяный что ли? – спросил парень.
– В хлам! – гордо ответил Гарт и уснул.
Проснуться в камере – не страшно. Куда страшнее было бы проснуться в ней и узнать, что похитителя часов опознали, и в камере его заперли на несколько лет.
К счастью, вора, который буквально исчез из магазина вместе с часами, пока еще только разыскивали, и Гарт просто проспался среди других пьяниц. Он открыл глаза и понял, что хочет домой. Встал с постели у себя дома – похмелья не было. Что ж, хоть от одного желания есть польза!
Холодильник все еще встречал его пустыми полками. Хотелось есть. Что бы такое пожелать?
Гарт согнулся над раковиной, пока содержимое желудка рвалось наружу. Как можно было так обожраться за секунду? Внутри него уместились стейк, сосиски, курица, рыба, торт, пирог с вишней – сразу все, мысли о чем успели промелькнуть в голове.
Он забрался в постель, завернулся в одеяло, лежал, и старался ни о чем не думать. Желания исполняются. Не то, что он пожелал специально, а то, что мелькнуло в голове. А то, что мелькает в голове, он не контролирует!
Окно открылось – да, слишком душно, но больше не стоит хотеть чего-то. Слишком опасно. Лучше просто думать о чем-то безопасном, о чем-то хорошем.
За окном взревел мотор, и грянула музыка. Кто-то катил в машине с открытыми окнами, и рев его колонок потрясал стекла. Гонщик – меломан катался по улицам каждый день, а частенько и ночью. Да что б его!
Удар оборвал все звуки. Гарт не пошел к окну, только натянул одеяло на голову. Он давно хотел, что бы этот болван с музыкой убился об столб, но смотреть на исполнение желания не собирался. Надо просто ни о чем не думать!
Гарт сел, скрестил ноги. Говорят, во время медитации голова пустая, и в ней нет никаких мыслей. Нет желаний! Было бы ни плохо. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Выдохнул. Вдох – выдох. Думай о хорошем, если не можешь не думать вообще. Приятное место, покой. Тропический ветерок.
Ветерок оказался намного горячее, чем представлял его себе Гарт. И бросал песок в лицо Гарта. Он всегда хотел увидеть далекие края, Азию, Африку, даже глубины космоса. Кажется, теперь и это исполнилось! Гарт открыл глаза и осмотрелся.
Солнце. Песок. Пальмы. Два человека в военной форме, с автоматами – они целились в Гарта, а их коллега махал рукой и что-то требовал, с очень недовольным тоном.
– Хорошо говоришь, интурист! – одобрил Гарт.
Хотя стоило бы понять, в общих чертах, что ему нужно. Следующие слова Гарт понял, и мог бы даже ответить, но не стал. Объяснить, как он оказался во дворе президентского дворца, Гарт не мог. Показать документы тоже не мог. Становиться гражданином страны, название которой Гарт пока не понял, ему вовсе не хотелось, а потому и паспорт гражданина это страны в кармане не появился.
Стоило бы вернуться домой, но и туда Гарт не хотел. Он мечтал посмотреть Африку? Вот она, Африка! Домой нужно, но совсем не хочется.
– Пойду я! – сказал Гарт и поднялся.
Он сделал два шага, а на третьем удар по затылку переместил его сразу в тюремную камеру. Его бросили за решетку, с разбитой головой и без медицинской помощи. К счастью, рана и боль в голове исчезли по первому пожеланию Гарта. Он поднялся и погладил пальцем прутья решетки. Толстые и прочные! А вот охраны не видно. Надо просто как-то пройти сквозь решетку, и…
От удара помутилось в голове. Тело Гарта впечатались в стальные прутья, отлетело назад, и снова ударилось о решетку. Что-то давило в спину, невидимая рука вжимала Гарта в прутья. Еще немного – и он пройдет сквозь решетку! Как только все кости сломаются, а мышцы разорвутся, невидимая рука пропихнет его на ту сторону. Он пройдет сквозь решетку, и охранники швабрами соберут его останки с пола.
– Хочу наружу! – прохрипел он, и эти слова вполне отражали желание.
Давление исчезло. Гарт схватился за ребра и глубоко вдохнул. Кажется, ничего не сломано! Он огляделся. Да, сработало! Он не в камере – он снаружи. Рядом со стеной тюрьмы, во дворе, огороженным забором. Придется как-то научиться желать осторожно и точно, или не желать вообще! Пока все исполняется, но как попало.
Свет упал под ноги Гарта ярким круглым пятном. Он оглянулся и прикрыл глаза ладонью. Свет слепил. Интересно, что хочет этот перепуганный парень на смотровой вышке? Гарт помахал ему рукой.
– Побег! – заорал парень.
Вой сирены Гарт еще расслышал, а удар пули в грудь уже едва ощутил. Он падал, и понимал только одно – ему очень хочется остаться в живых.
Гарт дернулся и ударился головой о доску. Темно! Тесно. Он лежал в длинном узком ящике из дерева. Гроб! Гарт заорал и ударил рукой в крышку. Не открывается! Его заколотили в гробу, а он хотел не умереть – и не умер. И теперь его живьем зароют в могилу! Он будет умирать очень долго, от удушья или жажды. Будет скрести ногтями крышку, пока черви пробираются в гроб!
– Нет! Нет, нет, нет! – Гарт опять забарабанил по крышке своего гроба. Новое желание затмило все, что бы до того – Гарт очень хотел избежать могилы.
Гроб дернулся, и явно поехал вперед. Обычно гробы не имеют такой привычки, но этот двигался. Стало тепло. Да что там – стало жарко! Доски задымились. Гарт понял, что желание избежать могилы исполнено. Гроб только что отправили в печь крематория, так что никаких могил! Вот теперь на самом деле захотелось домой.
Гарт вскочил с кровати налетел на стул и растянулся на полу. Он дома!
– Убери это! Забери свои желания! – заорал он – Хочу, что бы желания больше не исполнялись!
Ничего!
Желания не подлежат возврату. Врезать бы по морде тому гному! Цепи звякнули за спиной, и Гарт не удивился, когда увидел новый подарок – боксерскую грушу. Она свисала с потолка на толстых цепях, а на ее кожаном боку красовалось очень реалистично нарисованное лицо Выпивуна. Теперь можно врезать ему по морде, но желание уже исчезло.
Гарт снова сел на кровать. Вдох – выдох. Пустая голова. Ничего не думать. Ничего не хотеть!
Становилось скучно. Телевизор, сбитый струей воды на пол, снова стоял на своем месте, а пульт сам пробрался в руку Гарта. Он нажал кнопку. Новости? Нет уж, там одни кошмары показывают! Дикая природа на следующем канале? Еще чего, не хватало только оказаться в берлоге у медведя!
Еще один канал радовал зрителя видами космоса. Галактики кружились под торжественную музыку, летели кометы, сияли звезды. Космос всегда манил Гарта!
Он завопил, вдавил кнопку пульта, и экран погас. Космос! Стоит подумать о космосе – и он окажется среди галактик. И может даже не успеть захотеть вернуться. В этот раз желание посмотреть космос удалось поймать и задушить, но что если в следующий раз не получится?
Гарт снова закрыл глаза. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Нельзя желать. Нельзя отдаваться потоку мыслей. Если желания убивают – значит, нужно научиться ничего не желать. Сосредоточенный разум не блуждает, не отвлекается, в нем нет желаний! Вдох – выдох…
***
Странного гуру давно считали святым. Он не выходил из своей пещеры уже много лет, медитировал дни напролет, питался тем, что приносили его поклонники, и проповедовал, когда его просили об этом. Он все делал лишь по чужой просьбе, и те, кто шел в пещеру, верили, что отшельник сумел оборвать все привязанности и избавиться от всех земных желаний. А если кто-то спрашивал об этом самого отшельника, он говорил одно:
– Будда Гаутама учил, что все в мире – страдание, и назвал это Первой Благородной Истинной. А Вторая Благородная Истина гласит, что причина страданий – желания. И чем больше вы желаете, тем больше страданий у вас будет. Это я вам как эксперт говорю! Уж я-то нажелался в свое время! Такого понажелал, что в три лопаты не прогребешь. И в гробу побывал, и тюрьме, и чуть в космос не улетел. Так что говорю вам, желания – это просто полная хрень! А Вторая Благородная Истина ни разу не врет.
Вот за такую манеру проповедей Гарт и считался самым странным святым в тех краях. Но это не волновало его. Ничто не волнует того, кто научился ни о чем не думать и ничего не хотеть, раз уж, как гласит Вторая Благородная Истина, желания – это просто полная хрень!
Идеальный трюк
Раньше. Два месяца до смерти.
Когда огромная циркулярная пила сломала первое крепление и рывком сдвинулась вниз, каждый в зале знал, что это трюк. Смертельный номер не убивает, он просто заставляет поверить, что смерть рядом, что фокусник на сцене, примотанный к двум столбам, может погибнуть. Голоса в зале смолкли, бумажки перестали шуршать.
Пилу покрыли хромом, что бы лезвие эффектно сверкало в луче прожектора, и его блеск слепил зрителей. Все будут смотреть на пилу, а не на человека внизу. Этот человек – Аластор Суарес Альфонсо де Ламбиди, и мало кто знал, какое имя ему дали родители при рождении. Аластором он назвал себя сам, двадцать лет назад, когда первый раз вышел на сцену. И остался на той же сцене на все двадцать лет.
Десять из них пила ломала крепления, одно за другим, и опускалась к его телу. Десять лет зал замирал, пока Аластор старательно изображал неудачную попытку освободиться. Две скудно одетые ассистентки отсчитывали время.
Последние секунды иссякли. Сверкающее лезвие сломало крепление и метнулось вниз. Оно прошло сквозь тело Аластора, разорвало на куски покрытие сцены и ушло под нее.
Веревки лопнули. Аластор шагнул к зрителям. Крики, аплодисменты, все как обычно. За одним исключением: когда-то зрители восторгались его спасением. Последние годы в криках звучало разочарование. Десять лет одного трюка – это слишком долго.
***
– Они меня ненавидят! – Аластор опустошил банку пива в один глоток и швырнул ее в стену. – Меня все тут ненавидят!
– Да ты что, Алик, они тебя…
– Не вздумай даже сказать: «Обожают!», – он повысил голос и Рита умолкла.
– И не зови меня Аликом, – добавил он, и открыл вторую банку. – Я – Аластор! А ты – Рита. Я так решил и так будет, для всех! Даже за кулисами. И они меня ненавидят.
– Ты посмотри на сумму! Они же раскупили все билеты. Опять.
– Раскупили, да! Потому что надеются увидеть, как я сдохну. Они все ждут, когда смертельный номер получится на самом деле смертельным. Вот умора будет – лох по имени Аластор Суарес Альфонсо де Ламбиди хотел стать круче Гудини, а ему башку оторвало на глаза у почтеннейшей публики! Они десять лет смотрят, как пила падает, им это уже поперек горла. А мне и подавно. А ты тоже хороша!
– А что не так?
– А все не так! Ты должна показывать людям часы и отвлекать от меня внимание, своими сиськами. И ты не должна проходить между мной и зрителями! И не должна загораживать Чантару! Она моя главная ассистентка, а не ты. Ты специально ее на сцене перекрываешь? Хочешь, что бы все только на тебя смотрели? Тогда научись нормально улыбаться, хотя бы! Тебе будто лицо топором разрубили.
Он швырнул вторую банку на пол и поднялся. В дверь постучали. Аластор пнул банку, и та исчезла под кровать.