Memento Finis: Демон Храма

– Но почему именно перстень царя Соломона? Неужели туманные намеки Вольфрама фон Эшенбаха и мистические озарения Елены Рерих могли стать достаточным основанием для таких выводов? Ведь никаких достоверных подтверждений этой версии нет.

– Как нет никаких подтверждений тому, что это могло быть что-либо иное. Как, впрочем, и нет никаких прямых подтверждений того, что реликвия тамплиеров вообще существовала, ― нисколько не смутившись, ответил Полуянов. ― Святой Грааль, древние несметные сокровища Востока, вывезенные из Иерусалима, алхимическое золото, тайные документы царских еврейских родов и династии Меровингов… На что способен воспалённый человеческий разум, ищущий подтверждение мистическому источнику своих фантазий? При отсутствии неопровержимых свидетельств он строит свою реальность, хватаясь за соломинку искажённого исторического факта. Но человеческий разум не зря испытывает особое притяжение к этой теме – в истории ордена есть тайна, которую, возможно, специально пытаются скрыть под валом мистических небылиц…

Почему перстень Соломона?.. Считайте это моим вкладом в копилку неподтверждённых вариантов истории о тамплиерах. До определённого момента я, будучи здравомыслящим человеком и учёным, относился к своей версии лишь как к игрушке своего исторического сознания, являющейся ещё одним возможным вариантом объяснения тайны истории ордена Храма… Ещё одним из многих… Но со временем моё отношение изменилось.

Я страстно желал поделиться с кем-нибудь своим сокровенным знанием, не ограничиваясь ролью простого хранителя, и проверить свои предположения о природе реликвии ордена Храма. Я ощущал свою избранность и разрывался между желанием сделать содержание писем достоянием научной общественности и чувством долга перед памятью деда. Искушение тайной было слишком велико. В какой-то момент я сломался и решил показать письмо Ногаре своему научному руководителю. К тому времени я уже защитил диссертацию и выпустил в соавторстве с Андреевым книгу о тамплиерах. Я считал себя уже не просто его учеником, а коллегой академика. Я показал письмо Ногаре Андрееву, тот сразу заявил, что это подделка. Я настаивал на экспертизе – для этого крайне необходимы были связи академика с его знакомыми французскими историками. Он отказался мне помочь, заявив, что не собирается ввязываться в авантюры. Я был взбешён. Именно тогда у меня возникла идея самостоятельно проверить достоверность сведений, содержащихся в письме моего прадеда. Для этого мне надо было попасть во Францию. На научную заграничную командировку в ближайшие годы я мог не рассчитывать. А иначе учёному выехать из СССР было невозможно. Оставался один путь – обратиться прямо в КГБ.

– Это было рискованное решение, ― заметил я.

– Чистой воды авантюра, ― согласился со мной Полуянов. ― Но я был молод и самонадеян. Я обратился за помощью к своему школьному товарищу, Константину Пахомову, который служил в КГБ, и тот организовал мне встречу с Рыбаковым. Я показал полковнику письмо Святослава Ракицкого… И, представляете, моим мистическим проектом заинтересовались! Через Академию наук была организована научная командировка во Францию. Перед отъездом я отдал письмо Ногаре, о котором в КГБ не подозревали, на хранение Андрееву. Тот сначала даже не хотел его брать, но потом согласился. Вскоре мы, я и мой сопровождающий из спецслужб, оказались в Тулузе. Я был уверен в победе и совершенно убеждён, что величайшая историческая реликвия будет найдена. Указанные в письме церкви мы обнаружили без труда. Но… тайники, устроенные в них, оказались пусты.

– Так значит, тайники всё-таки были?! ― воскликнул я.

– Конечно, ― абсолютно уверенно подтвердил Полуянов.

– А как же быть с возрастом самих церквей? ― поинтересовался я, вспомнив рассказ полковника Рыбакова. ― Разве вы, будучи в Тулузе, не выяснили, что церкви были построены в восемнадцатом веке и, соответственно, никакие тамплиеры не могли ничего спрятать в них в четырнадцатом веке?

Полуянов покачал отрицательно головой.

– Об этом Рыбакову сообщил мой напарник в экспедиции, но это не соответствовало действительности в полной мере. Дело в том, что церкви были лишь перестроены в восемнадцатом веке, а построены они были ещё в одиннадцатом-двенадцатом веках, ― объяснил он. ― Так что это возражение не могло опровергнуть рассказ о кладе тамплиеров. Поиск и вскрытие тайников – это было единственное, что могло доказать или опровергнуть историю моих предков… И я нашёл эти тайники и именно в тех местах, о которых говорится в письме моего прадеда, но, как уже говорил, они оказались пусты.

Во всех трёх церквях, названных в письме моего прадеда, мы обнаружили хорошо замаскированные тайники, о которых не подозревали даже служители. Но они были уже пусты… В каком-то смысле мы могли говорить об успехе экспедиции – мы получили реальные подтверждения информации, содержащейся в послании Святослава Ракицкого. Но ниточка поиска была оборвана. Рыбаков решил, что наша миссия провалилась и её надо свернуть… Никто из нас тогда даже предположить не мог, что произойдёт потом…

– И что же произошло потом? ― Я всем телом подался вперёд.

– За сутки до нашего отлёта из Франции мой сопровождающий был убит, а меня похитили прямо из гостиницы. Всё было подстроено таким образом, что я отравил своего товарища, сымитировав его самоубийство, а сам скрылся.

Полуянов замолчал и сцепил руки, облокотившись на стол.

– И кому это понадобилось? ― не удержался я от возгласа.

– Вы не поверите. ― Полуянов криво усмехнулся. ― Я всегда поражаюсь тому, как реальность схожа с банальным художественным вымыслом… А может, это вымысел созидает реальность?.. Короче, это было ЦРУ.

– И что произошло потом? ― Я превратился в слух, боясь пропустить мельчайшую деталь рассказа.

Полуянов грустно улыбнулся.

– Шпионский роман получил своё удивительное и неожиданное продолжение. Меня поселили на конспиративной квартире под охраной нескольких агентов. Держали взаперти целый месяц, ежедневно допрашивали, несколько раз проверяли на детекторе лжи. Их интересовало одно: какова была цель нашего приезда в Тулузу и что мы искали в церквях. Оказалось, всё время, пока мы находились в Тулузе, за нами наблюдали сотрудники ЦРУ. В последний день нашего пребывания за границей они решились на крайние меры, чтобы задержать нас. Сначала я не мог поверить в то, что американская разведка всерьёз относится к нашей миссии во Франции. Я был уверен, что это какая-то ошибка, что нас с кем-то путают. Ну, право слово, кому нужны охотники за ветхими реликвиями?! Хоть мы и работали на враждебную спецслужбу, но неужели обыкновенное историческое любопытство к деталям событий, давно канувших в Лету, заслуживало смерти? Это было невероятно и дико. Я не находил никакого нормального логического объяснения поведению агентов ЦРУ, пока не познакомился с их руководителем…

– Кто это был? ― спросил я, подозревая, что в ответ услышу знакомое имя.

– Джордж Бартли, ― сказал Полуянов; мои подозрения оправдались. ― Вам ведь знакома эта примечательная личность? Рыбаков наверняка поведал вам о том, что это за человек.

– Я видел Бартли и говорил с ним, ― промолвил я. ― Он готов пойти на всё, чтобы найти вас. И я хотел бы узнать почему.

Полуянов глубоко вздохнул и внимательно посмотрел на меня:

– Руслан, знание приумножает печаль. Не так ли? Вы уверены, что хотите знать об этом?

– Я хочу знать, что происходит вокруг меня. Я хочу знать правду.

– Правда есть совсем не то, что истина. Правда есть справедливая сила человеческой души, а истина представляется мне символом могущества знания. Я иду дорогой истины потому, что хочу получить ответы на свои вопросы. А вы? Зачем вам это? Куда вы идёте? Вступив на этот путь, вы можете в итоге никуда не прийти, но уже точно никогда не найдёте пути назад. То, что вы увидите, вполне может быть не настоящим светом, а лишь его отражением. Путь истины не гарантирует её достижения. Вы можете, в конце концов, лишь ухватить кончик плаща её тени. На это ли вы рассчитываете? Не боитесь ли вы глубоких разочарований? Не говоря уже об обыкновенной физической опасности, всё это сильно усложнит вашу жизнь – ваш дух претерпит изменения.

– Моя жизнь уже изменилась. Я попал в круговорот странных событий. Теперь я должен знать, вокруг чего всё это крутится.

Потупив свой взор, Полуянов некоторое время сидел молча. Взгляд его зелёных глаз был прикован к сахарнице, стоявшей на столе, а длинные пальцы ловко и быстро сворачивали и разворачивали салфетку, превращая её в правильный треугольник.

– Хорошо, ― решил он. ― Я расскажу вам об этих странных подводных течениях моей истории, которые, разорвав жизнь простого советского историка на две половинки, навсегда определили его судьбу… Но прежде дождёмся вашего друга, которому, наверное, тоже не терпится услышать эту историю от меня лично.

Я резко обернулся. В дверях ресторана стоял Сарычев.

Глава 19

Сарычев подошёл к нашему столу и молча сел на стул. Полуянов, нисколько не смутившись, предложил ему заказать кофе. Майор отказался.

– Техника сломалась? ― ядовито поинтересовался Полуянов.

Майор ничего не ответил, но его выразительный взгляд был красноречивее любых слов. Вот он, источник всех наших несчастий, читалось в его глазах. Было видно, что если бы не обстоятельства нашей встречи, Сарычев с огромным удовольствием и превеликим облегчением защёлкнул бы сейчас наручники на запястьях сидевшего перед ним улыбчивого наглеца.

– С Русланом мы уже давно знакомы. Правда, он знал меня раньше под другим именем, ― сказал Полуянов и поглядел на Сарычева. ― А как зовут вас?

Сарычев сухо представился, не забыв отметить, что он майор ФСБ.

– Да-да, понимаю, ― сказал Полуянов и покачал головой. ― Ну, а я… Полагаю, не стоит говорить, кто я такой. Я тот человек, которого вы должны были поймать. Однако ж, ― Полуянов с наигранной досадой щёлкнул языком, ― как всё обернулось…

– У нас с вами всё ещё впереди, ― зло откликнулся Сарычев.

– Не сомневаюсь, ― язвительно подтвердил Полуянов.

– Давайте поговорим о нашем деле, ― после обмена колкими любезностями проговорил Сарычев. ― Вы, если я правильно понял, хотели рассказать нам о Бартли, а также поведать о том, где вы скрывались, чем занимались последние двадцать лет и что вас, собственно, заставило вернуться в Москву по прошествии такого длительного промежутка времени. И помните, в какой ситуации мы бы ни находились в настоящий момент, я остаюсь сотрудником правоохранительных органов, а вы – подозреваемым. И потому можете расценивать свой рассказ как официальные показания.

Полуянов отложил в сторону правильный треугольник салфетки, исподлобья бросив взгляд на майора:

– Вы правы, майор. Надо закончить с этим… Итак, вы знаете, кто такой Джордж Бартли и что он представляет из себя в настоящее время. Сейчас он занимается частным сыском. Когда я с ним познакомился, он был ещё кадровым сотрудником ЦРУ, стоял во главе особой секретной группы и занимался в этом ведомстве специальными операциями. Его деятельность, как я понял, слабо контролировалась боссами из Лэнгли. Возможно, сам формат его работы не предполагал такого контроля, и потому он мог себе позволить без риска и ущерба для здоровья и репутации очень многое. Во время первой беседы он откровенно заявил мне, что желает видеть в моём лице союзника и предлагает сотрудничество. У меня, как свободного человека в свободном мире, был выбор – согласиться на условия сотрудничества, предполагающие новое имя, американское гражданство, работу и покровительство спецслужб, или отказаться, и тогда уже исчезнуть навсегда. Меня, вероятно, можно считать предателем, но я выбрал первое. Не знаю, как Бартли удалось выбить для меня статус ценнного перебежчика и оформить необходимые документы, обеспечивающие мне особое покровительство американских спецслужб. Формально я считался ценным свидетелем, которому требуется защита в рамках особой программы. Фактически же я работал на Бартли в Европе и должен был втайне от сотрудников ЦРУ помогать ему в поиске реликвии тамплиеров.

– Бартли тоже занимался поиском реликвии тамплиеров и знал о тайниках в церквях? ― спросил я.

– Да, это так… И для меня сначала было большой загадкой, откуда он мог узнать об этом. В итоге всё это нашло своё объяснение, когда я познакомился с ним поближе. Но сперва мне дали новый паспорт, включив в программу по защите свидетелей, и устроили работать в один европейский архив. Моя скрытая страсть получила новый стимул для своего развития. Поиск и исследование исторических документов в архивах стало моей работой. Пользуясь всеми возможностями своей новой жизни, я беспрепятственно разъезжал по Европе, копался в архивах и выискивал новые свидетельства о жизни своих любимых тамплиеров. Но, несмотря на большой объём сведений, которые я смог почерпнуть, я так и остался бы слеп, если Бартли не поделился бы со мной имевшейся у него информацией. Когда я узнал подробности дела, я удивился тому, до какой степени тесен мир. Возможно, вы уже в курсе, что настоящее имя Джорджа Бартли Игорь Барташевич, а его отец Леонид Барташевич в годы войны перешёл на сторону немцев…

Я кивнул, подтверждая, что уже слышал эту историю.

– Так вот, Леонид Барташевич в 20-30-хх годах служил в ОГПУ-НКВД в Иностранном отделе. Оказалось, что он был хорошо знаком с нашей семьёй. Именно он в 1927 году организовал возвращение моего деда Петра Ракицкого в Советскую Россию из Франции…

Наступила пауза. Я заметил, как Сарычев, до сего момента скептически слушавший рассказ Полуянова, удивлённо вскинул брови.

– Так вот откуда интерес к этим тулузским церквушкам, ― догадался я. ― Пётр Ракицкий нарушил семейную тайну и рассказал Леониду Барташевичу о письме своего отца.

– Может быть и так, ― неопределённо сказал Полуянов. ― А может быть, Барташевич сам случайно обнаружил это письмо… Сейчас уже никто из них не сможет поведать нам, как это всё произошло на самом деле… Но факт остаётся фактом: Барташевич знал об этом странном письме Святослава Ракицкого и тайниках в церквях.

– Так, значит, это Леонид Барташевич собрал частички документа, указывающего на местонахождение реликвии тамплиеров? ― изумлённо спросил Сарычев.

Полуянов отрицательно покачал головой.

– Разве сын стал бы искать то, что до него уже нашёл отец? ― вполне логично заявил он. ― Леонид Барташевич ничего не нашёл…

– Тогда получается, что сам Пётр Ракицкий, будучи в эмиграции во Франции, изъял отрывки документа и нашёл реликвию? ― неуверенно предположил я.

Полуянов опять отрицательно покачал головой.

– Получил реликвию, хранил её всю жизнь, а тайну её унёс с собой в могилу, оставив внуку лишь послание-пустышку?.. Откровенно говоря, маловероятно, ― недоверчиво заметил он.

– Тогда кто же опустошил тайники? ― Сарычев нетерпеливо заёрзал на стуле.

– Никто… ― просто ответил Полуянов. ― Никакого документа, разорванного на три части, в тайниках никогда не было.

– Постойте, постойте… ― Сарычев поднял руку, как будто пытаясь остановить Полуянова. ― Значит, все эти разговоры о письме, указывающем на местоположение реликвии тамплиеров и хранившемся в трёх тулузских церквушках, – это просто шутка?

Полуянов третий раз повторил своё привычное движение головой от одного плеча к другому и сказал:

– Совсем нет. Это некая игра.

– Какая игра?! ― в один голос воскликнули мы с Сарычевым.

– Леониду Барташевичу пришла в голову простая, но гениальная в своей парадоксальности мысль. Он решил, что, если тайники пусты, это совсем не значит, что кто-то их опустошил в своё время. Это, по его мнению, указывает лишь на то, что необходимо искать иные указатели места, где спрятана реликвия. Упоминание же об отрывках тайного письма есть лишь отвлекающий манёвр, обеспечивающий необходимый дополнительный рубеж сохранности реликвии от непосвящённых.

– Что же является настоящими указателями места нахождения реликвии? ― спросил Сарычев.

– Давайте порассуждаем. ― Полуянов совсем не торопился открыть нам свои секреты. ― Если тайники пусты и, возможно, всегда были пустыми, и только предназначались для отвлечения внимания, то, значит…

– …сами церкви, их географическое местоположение могли указывать на точку, где хранится реликвия! ― догадавшись, продолжил я мысль Полуянова.

– Верно! ― довольный, подтвердил Полуянов. ― И Барташевич нашёл эту географическую связь.

Мы с Сарычевым застыли.

– Дело в том, ― продолжил свой рассказ Полуянов, ― что примерно на одинаковом расстоянии от всех трёх церквей располагаются пещеры, которые называются Белые Норы. Существует легенда, что в тринадцатом веке, уже после падения в 1244 году последнего оплота альбигойцев, крепости Монсегюр, в этих пещерах прятались оставшиеся катары. Именно там Барташевич и предложил искать тайник с реликвией.

– Предложил?.. Кому предложил? ― изумлённо спросил Сарычев.

– Своим новым хозяевам… ― ответил Полуянов. ― Перейдя на сторону немцев, он сразу предложил свои услуги в поиске таинственной реликвии тамплиеров. Есть подозрения, что он давно был связан с немецкой разведкой, и потому к его заявлению отнеслись очень серьёзно. И на то были свои причины.

Нацистская идеология была буквально пронизана мистикой. Ариософия, идея почвы и крови, возрождение древних языческих культов, практика магических ритуалов – всё это легло в базисные мировоззренческие установки нацизма. На заре своей политической деятельности большинство нацистских бонз были членами оккультных организаций и тайных орденов. Без преувеличения можно сказать, что идеологическая программа этих закрытых сообществ и легла в основу нацистской идеологии.

После прихода фашистов к власти была создана специальная исследовательская организация «Аненербе» (Наследие предков), которая была призвана изучать историю, дух, традиции индогерманской расы. Со временем эта странная организация, интегрированная Гиммлером в СС, объединила несколько десятков проектов и институтов. Кстати, одним из направлений деятельности научной организации СС стали медицинские опыты в концентрационных лагерях. «Аненербе» представляло собой загадочное учреждение, где под одной крышей объединились очень разные люди: певцы превосходства арийской расы, мистики-романтики, теоретики и идеологи строительства неоязыческого мира, такие, как историк Герман Вирт, мистик Карл-Мария Виллигут, философ Фридрих Хильшер, и практики нацизма, лишённые всяких моральных норм, бесчеловечные машины уничтожения, такие, как эсэсовские медики Йозеф Менгеле и Зигмунд Рашер.

Сотрудником «Аненербе» был и немецкий историк Отто Ран, который посвятил всю свою жизнь изучению альбигойской ереси. В двадцатых и тридцатых годах он подробно изучил гроты Сабарт, Ломбрив и саму крепость Монсегюр, знаменитое прибежище катаров. Отто Ран считал, что «добрые люди» были приверженцами древнего культа, имеющего свои корни ещё в дохристианских религиозных традициях жителей Пиренеев. Религия альбигойцев была для него религией Любви (Amora), которая противостояла католической религии Рима (Roma). Немецкий историк был искренне убеждён, что катары были хранителями чаши Святого Грааля, символа священной веры. В своей книге «Крестовый поход против Грааля» под мифическим замком Мунсальвеш, где хранился Святой Грааль по версии Вольфрама фон Эшенбаха, Отто Ран понимает Монсегюр альбигойцев. Святой Грааль Отто Ран так и не нашёл и трагически погиб в возрасте тридцати пяти лет при довольно странных обстоятельствах. Одни говорят, что он покончил жизнь самоубийством, другие утверждают, что его убили.

Тайные исследователи третьего рейха не прекращали свои поиски мистических реликвий – к этому относились очень серьёзно. И потому немудрено, что идеи беглого красного командира оказались востребованы. Информация Барташевича заинтересовала эсэсовских руководителей. И этому особенным образом способствовало мистическое убеждение Гитлера: он был абсолютно уверен, что Святой Грааль, источник неиссякаемой силы и могущества, существовал в действительности и представлял собой древний камень с руническими надписями… Ничего не напоминает?

– Перстень Соломона, ― сказал я. ― По легенде на камне перстня Соломона было написано имя Бога, и благодаря этому царь мог подчинять своей воле демонов.

– Именно так, ― Полуянов утвердительно кивнул. ― Мистический и безумный бес Гитлера хотел абсолютной власти над всем миром. А тут появляется информация о том, что камень господства может быть в ближайшее время обнаружен! Это надо было срочно проверить. В рамках «Аненербе» был организован проект «Мани», целью которого и был поиск реликвии тамплиеров в Белых Норах.

– Что означало название проекта? ― поинтересовался Сарычев.

– С санскрита «мани» переводится как «драгоценный камень», ― пояснил Полуянов. ― Название проекта было связано с древней индийской легендой о камне Чинтамани. Согласно этому преданию тот, кто владеет камнем Чинтамани, будет царствовать над четырьмя частями света. В некоторых поздних пересказах этой истории Чинтамани попал в руки царя Соломона, и он, разбив камень на несколько частей, один осколок огранил в свой перстень, написав на нём имя Бога. Инициаторы проекта были уверены, что ищут именно перстень Соломона. Их идея странным образом была созвучна моей гипотезе.

Леонид Барташевич стал заместителем руководителя проекта, а руководителем назначили Фридриха Мейера. Это была примечательная фигура. Доктор философии, специалист в области древней истории, молодой профессор Гейдельбергского университета, он был хорошо знаком с Мартином Хайдеггером, первой величиной немецкой философии ХХ века. Фридрих Мейер никогда не состоял в НСДАП, не был членом СС, в списках работников «Аненербе» тоже не значился. Но именно этого человека по какой-то неведомой для нас причине Вольфрам Зиверс, генеральный директор «Аненербе», назначил главой проекта. Экспедиция искала реликвию тамплиеров в Белых Норах полгода…

– И что? ― Сарычев был нетерпелив.

– … и ничего не обнаружила.

Майор недобро усмехнулся.

– Опять мимо? ― язвительно спросил он.

Полуянов неопределённо пожал плечами:

– По документам получалось именно так. Я читал секретный отчёт экспедиции (благо моё особое положение позволило мне с ним ознакомиться). Это был большой том с массой фотографий и отчётов экспертиз в качестве приложений. Сотрудники экспедиции проделали действительно большой объём работы. Было найдено очень много объектов и наскальных изображений, относящихся к средним векам и сделанных, вероятно, укрывавшимися там катарами. Но никаких тайников с реликвиями обнаружено не было. Дело в итоге было закрыто и списано в архив, группа расформирована, Мейер вернулся на работу в университет, а Барташевича перевели на работу в VII отдел РСХА, занимавшийся религиозными, масонскими и еврейскими организациями.

Мы с Сарычевым разочарованно вздохнули.

– История закончилась? ― поинтересовался майор.

– Да как сказать. Всё оказалось не так просто… ― задумчиво произнёс Полуянов. ― Во время проведения работ в Белых Норах произошел странный случай. Погиб один рабочий, рядовой СС. Он был убит из пистолета, когда ходил к ближайшему ручью за водой. Сначала решили, что это были люди из французского движения Сопротивления. Но потом в ходе расследования подозрение пало на товарища убитого, некоего Гельмута Хагена, который, не дожидаясь ареста, сбежал из лагеря экспедиции. Поиски беглеца тогда ни к чему не привели.

После окончания войны, в июне 1945 года Барташевич смог тайно перебраться в американскую зону оккупации и там сдался союзникам. Американцы скрыли его и сделали всё возможное, чтобы Барташевич не предстал перед советским судом. Только в середине шестидесятых КГБ узнало, что военный преступник Леонид Барташевич преспокойно живёт в Калифорнии, выращивая в собственном саду розы. На все советские запросы по поводу выдачи изменника американцы отвечали отказом. Более трагичная судьба оказалась у Фридриха Мейера. По свидетельствам очевидцев, он погиб 25 апреля 1945 года в Берлине во время очередного авианалёта.

– И в чём же необычность продолжения истории?

– Всё дело в том, что Леонид Барташевич, будучи в Аргентине в 50-х годах, встретил того самого Гельмута Хагена, беглеца и предполагаемого убийцу, которому удалось сбежать в своё время из лагеря экспедиции. У того оказалась иная версия далёкой истории. Он рассказал, что его товарища убил сам глава экспедиции Фридрих Мейер, что тот и его хотел застрелить как случайного свидетеля расправы, но промахнулся. У счастливого Гельмута оказались быстрые ноги. Рассудив здраво, что тягаться в доказательствах вины со своим начальником было бессмысленно и опасно, Гельмут исчез и окончил войну в рядах французских партизан.

– Но зачем Мейеру надо было убивать солдата?

– Такой же вопрос задал Гельмуту Хагену и Барташевич. Тот ответил, что не знает точно причину, но буквально за день до происшествия его товарищ рассказал ему один примечательный эпизод. Герр Мейер был очень недоволен, когда солдат случайно стал свидетелем того, как начальник экспедиции спрятал какую-то маленькую шкатулку к себе в карман…