banner banner banner
Полковник Яковлев. Ученый на старте
Полковник Яковлев. Ученый на старте
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Полковник Яковлев. Ученый на старте

скачать книгу бесплатно

– Да, уже который день зверствуют, – откликнулся сержант. – Гонят людей куда глаза глядят. Рассчитывают на незримого союзника – голод. Голод – это верная смерть, и для войск, и для беженцев.

Восемнадцать деревень сожгли. Село Полик уничтожили сразу. Население скрылось в лесу, часть расстреляли, в основном стариков. Казалось, в Белоруссии все стали партизанами. Голодные, опухшие, они жили в землянках по двадцать-тридцать человек. Бойцам было приказано делиться пайком, давать по половнику супа и по сухарю. У партизанского командира Теткова отряд состоял из тысячи человек. Всех распределили по участкам, на каждые тридцать километров от десяти до двадцати человек. Партизаны устраивали диверсии на железной дороге. Питались за счёт окрестных деревень, население добровольно выделяло им продукты.

В Борисов захватчики пришли утром. Неслись на мотоциклах по улицам. Люди прятались в подвалах. Затем фрицы выбили остатки нашей отступающей части, всё сожгли и разрушили. Здоровых, пригодных для работы угнали в рабство.

Между Польшей и Германией были устроены лагеря, где заживо сжигали в крематориях. Вокруг – проволочные заграждения, через которые пропущен ток высокого напряжения. В Майданеке кормили человечьим мясом. У всех пленных выдирали золотые зубы, снимали обувь, одежду. В лагерях содержались пленные солдаты, дети, женщины, старики. Кормили чечевицей, горохом, перловкой, хлеба давали по 400 граммов в сутки.

В лагере устроили ремонтную базу для разбитых танков. Тут же налаживали другую расколоченную технику – машины, бронетранспортёры, мотоциклы…

Во дворе узники возвели для себя бараки. Лидия Исааковна работала в прачечной – стирала солдатское бельё, кипятила, чтобы не осталось вшей. А паразитов было много. На евреев вешали клеймо – круглые жёлтые лоскуты сзади и спереди. Общаться с ними было запрещено, за это наказывали плёткой. Однажды евреям приказали взять всё лучшее с собой, погрузили в крытые машины и в обрыве за лесом расстреляли. Накануне их загоняли туда рыть траншеи, в тех ямах и закопали.

4

Перед войной молодому армейскому командиру связистов Яковлеву, преуспевающему в службе, полукочевая жизнь военного была не в тягость. Семьёй он пока не обзавёлся, хотя имел даму сердца Анюту, на которой чуть не женился сгоряча.

Ольга Мефодьевна, мать Яковлева, провожая сына, приехавшего после окончания Военной академии на побывку, сказала, положив обе руки на его плечи:

– Ты у меня, Коленька, как на картиночке нарисован! Хотя мужику красота вроде бы и ни к чему, но всё ж не помешает, если Бог не поскупился и на разум. Поди, девки уже заглядываются?

– Заглядываются, мама, только я в их сторону больше глазами стреляю, – улыбнулся Николай.

– Об одном прошу: если какая и охмурит, от женитьбы воздержись. Если любишь меня, привези в мой дом – в старину говорили, на смотрины. Если сердцем почувствую, что годится в невестки, благословлю.

– Но я уже не мальчик, мама, неужто не смогу отличить белое от чёрного.

– Сумеешь, Коленька, в том не сомневаюсь. Но любовь слепа и хмельна до одури. Бывает так: прозреешь и вдруг поймёшь, что перегорел и от той любви и следа не осталось. И чем ярче, чем сильнее полыхает она в тебе, тем быстрее гаснет, что солома в костре. Семейная жизнь складывается у того, кто разумом влюбляется, а только потом сердцем. Такая любовь разгорается медленно, горит в сердце долго, как дубовое полено в печи, и, даже когда пламя погаснет, тлеющие угли ещё долго согревают душу.

– Умная ты у меня, мама, профессор семейных наук! – воскликнул Николай, поправив на голове матери свисающую прядь волос.

– Профессор не профессор, а за жизнь разное повидала, в людях разбираюсь, – с грустью сказала Ольга Мефодьевна.

– Хорошо, мама, считай, договорились: не женюсь без твоего благословения.

В Смоленске Николай Яковлев прослужил начальником телеграфа штаба дивизии четыре года. В военном городке и встретил свою первую любовь – Анюту, она работала продавцом в ларьке. Кареглазая, словоохотливая шутница, она всегда с подчёркнутым вниманием относилась к молодому офицеру-связисту, он заходил к ней за пачкой «Казбека». Всегда аккуратный, отутюженный, с тщательно выбритым лицом, он не мог ей не понравиться. А когда узнала, что Николай холост, задалась целью приворожить его. К моменту их встречи она развелась с мужем. Принарядившись, Анюта стала ходить в офицерский клуб на танцы, стараясь чаще попадаться на глаза Николаю. Увлекла сначала кокетливой «барыней»: подбоченясь, заглушая гармошку звонкой дробью каблуков, лукаво косила рыжие, как у тигрицы, глазки. Однажды ловким кивком отбросила назад волосы и в горделивой позе стала перед капитаном. Блестящий молодой офицер не ударил в грязь лицом. Взмахивая руками, как крыльями, он соколом описал круг, притопнул каблуками, ударил в ладоши и пустился вприсядку. Танцевал легко, увлечённо, словно в этом состязании хотел одержать победу. Схватил Анюту за руку и под одобрительные возгласы вывел в круг. Гармонист перешёл на искромётную «цыганочку». Анюта, держа косынку за уголки, полузакрыв глаза, медленно поплыла по кругу, страстно потрясая плечами. Набирая темп, она вихрем носилась перед Николаем, успевая перехватывать его восторженные взгляды. С того дня капитан и стал навещать Анюту. Вместе уходили в лес по грибы, на рыбалку.

Анюта не только умела танцевать, но и хорошо пела под аккомпанемент гитары. Николай Яковлев был счастлив, обнаружив в ней столько талантов. К тому же Анюта была недурна собой. Родители – каспийские рыбаки – жили в небольшом посёлке под Астраханью. Анюта не сомневалась в том, что Николай окончательно запутался в крепких сетях её чар, даже предложила как-то вместе съездить в Астрахань к отцу и матери. Но охмурённый Яковлев всё же помнил наказ матери и с предложением не торопился. Два года приглядывался к весёлой Анюте, пока, наконец, не решил повезти её на смотрины к своей матери, предварительно дав ей телеграмму. Овдовевшая Ольга Мефодьевна встретила сына и его невесту с распростёртыми объятиями. К приезду напекла пирогов, зажарила гуся, приготовила соленья-варенья.

Николай был счастлив, не сомневаясь в том, что его избранница понравится матери. И Ольга Мефодьевна, как могла, старалась словом и делом угодить будущей невестке. Но, одарённая от природы светлым разумом, обогащённая житейским опытом, она не спускала глаз с избранницы сына. Прислушиваясь к разговору молодых, где открыто, а где украдкой следила за поведением Анны. Не нравилось в ней развязное поведение: громко и много щебетала за столом, сопровождая речь смешком, махала руками, болтала под столом ногами, как избалованная капризная девчонка. А после еды оставляла после себя недоеденные куски хлеба или пирога, огрызок яблока и даже конфеты. Могла бы грязную посуду собрать и отнести на кухню.

На третий день, приготовив обед, Ольга Мефодьевна заторопилась и ушла, сказав, что ей надо срочно отлучиться. Вернувшись, нашла на столе немытую посуду, остатки хлеба и пищи выброшены в мусорное ведро. Она выбрала из ведра косточки, недоеденные пирожки, жареный картофель и всё это вынесла во двор собаке. Вернувшись, как бы между прочим заметила:

– Стол после себя надо оставлять чистым, остатки пищи, засыхая, оставляют нехороший запах.

– Мамуля, Николай не любит, когда руки мои пахнут кухней.

– Не любит? – Мать удивлённо перевела взгляд на сына. – В таком случае вам придётся нанимать прислугу.

– Это было бы хорошо! – всплеснула руками Анюта.

– А готовить-то ты умеешь, доченька? – не отставала с расспросами Ольга Мефодьевна.

– А как же! Всё, что пожелаете: русские блюда, украинские, татарские, турецкие – какие хотите!

– Что ж до сих пор от меня скрывала свой кулинарный талант? – улыбаясь, широко развёл руками Николай. – Давай покажем маме всё, на что ты способна.

На другой день Ольга Мефодьевна уехала за город, проведать больную приятельницу. Анюте пришлось стряпать одной. Когда к вечеру Ольга Мефодьевна вернулась, молодых дома не было – ушли в кино, оставив записку. Войдя в столовую, хозяйка схватилась за голову: стол завален грязной посудой, словно ели не два, а десять человек. Сковорода с нагаром, чуть ли не наполовину залита маслом. Жирные пятна на полу, на печи, на дверях… Мусорное ведро сверху прикрывал кусок теста. Ольга Мефодьевна достала его, завернула в бумагу. Когда вернулись Николай с Анютой, накормила их котлетами, подала чай, смородиновое варенье. Потом принесла тесто и, обратившись к будущей невестке, спросила:

– Зачем такой кусок выбрасывать?

– Тесто оказалось лишним, – ничуть не смутившись, ответила Анна.

– Из него можно испечь лепёшки или сварить галушки.

– И кто бы их ел? – вопросом на вопрос ответила Анюта.

– Я бы съела, собаке дала, курам бы покрошила…

– Мама, к чему такой разговор? Всё это мелочи, – вмешался Николай.

– Из мелочей складываются большие дела. А всё потому так выходит у вас, молодых, что не боитесь греха. Атеистами стали, Бога отвергли… Если так расточать, на одну зарплату не прожить, даже если много зарабатывать.

Николай впервые задумался над тем, о чём говорила мать.

– Скажи, Анна, – Ольга Мефодьевна снова обратилась к невесте сына, – ты из состоятельной семьи?

– Откуда у рыбаков богатство? Отец с матерью раз в году живут сытно – в путину, зимой же на стол поставить нечего. Если б не коза да куры, давно бы протянули ножки.

– Тогда откуда у тебя барские замашки? Понимаю, предки из пролетариев выбивались в люди. Как говорят, из грязи да в князи…

– О каких замашках говорите? – Голос Анны дрогнул, появились обида и раздражение.

– А о таких, дочь моя, как недоеденный борщ или жаркое, бездельничанье… Это и есть неуважение не только к старому человеку, но и к себе.

Николай хотел было возразить, но мать жестом руки остановила его.

– Ты, дочка, не сердись. Уму-разуму учу не для того, чтобы унизить, а для твоей же пользы. Я тоже не барыня, но работала на них, знаю, какие они. У помещика амбары ломились от зерна, скота – сотни голов. Но чтобы кто-то из его семьи бросил кусок хлеба в мусорное ведро, такого не припомню. Первое и второе подавали в супницах и кастрюлях. Каждый наливал или клал в свою тарелку столько, сколько мог съесть, а уж если положил, то всё до крошки съедал. И сидели за столом торжественно, не проронив ни слова, словно у алтаря. А всё, что оставалось в супнице, отдавали дворовым. Так-то баре к еде относились.

Перед отъездом Ольга Мефодьевна сказала сыну:

– Ты человек военный, поступай как хочешь, но только моего материнского благословения на женитьбу не будет.

Сын на мать не рассердился, понимал, что есть в её словах правда. Матери подсказывало сердце и тот житейский опыт, полученный от домашнего воспитания, когда в семье старших почитали, с ними считались. А убогий офицерский быт – долгие командировки, переезды из гарнизона в гарнизон – омрачает семейную жизнь, гасит яркие, радужные вспышки надежд и разбивает сильные чувства.

Николай вернулся в Смоленск. С Анютой не простился, как всегда, у её порога, а отвёз в свою холостяцкую квартиру. И назвал женой. Вышло всё так потому, что не знал, как поступить. С одной стороны, не хотел мать обидеть, с другой – потерять весёлую, жизнерадостную Анюту, к которой привык, а может, и полюбил – за то, что умеет доставлять радость.

Вначале всё складывалось хорошо. Анюта хозяйничала в его квартире, хотя после поездки к матери на Кавказ он стал присматриваться к ней – как готовит, чисто ли в доме. Так бы всё и шло, если бы однажды Анюта не заявила, увидев на столе квитанцию на денежный перевод матери:

– Разве Ольга Мефодьевна нуждается в деньгах?

– Это мой сыновний долг. Не могу же посылать ей только письма. А потом, я не контролирую тебя, не против помощи твоим отцу и матери.

На этом вроде бы вопрос был исчерпан. Но в компании друзей под Новый год Анюта хватила лишку. Опьянев, она сначала пела, плясала и вдруг после фокстрота демонстративно увела во двор пехотного командира, случайно оказавшегося в компании.

Николай даже бровью не повёл, когда сконфуженный лейтенант, вырываясь из цепких женских рук, поспешил вернуться в комнату. Смущённый, он сел возле Николая, желая избавиться от потерявшей разум чужой жены.

– Адьё, птенчик! – Анюта уставила осоловевшие глаза на лейтенанта.

Сделав вид, что всё это шутка, Николай увёл жену на танго. Не упрекнул и утром, когда уходил на службу. Но в душе с того новогоднего вечера поселился холодок отчуждения.

5

За три недели войны были потеряны Латвия, Литва, Белоруссия, Молдавия, часть Украины. К концу июля 1941 года на некоторых участках Западного фронта и других фронтах продвижение фашистов было замедлено и местами приостановилось. Управление советскими войсками было восстановлено и налажено. Но враг был очень силён. Окрылённый первыми успехами, он был уверен в выигрыше. Для борьбы с ним нужны были и люди, и средства.

Яковлев прибыл в Москву и на другой день был вызван в Генеральный штаб. Генерал А.Т. Григорьев распорядился срочно выехать в Смоленск и быть представителем при областном управлении связи, оборудовать узлы связи для штаба фронта. На это дали три месяца. В старом здании штаба Белорусского военного округа вместе с начальником областного управления связи Кириленко он организовал эти самые узлы. Основные связи телеграфа перевели в убежище.

Николай Андреевич, изучавший историю войн России с чужеземцами, знал, что почти все захватчики, шедшие на Русь с запада, избирали проторенный иноземными завоевателями кратчайший путь к Москве – через Минск, Смоленск, Вязьму. Гитлер тоже не пренебрёг этим путём, хотя, наверное, знал, что эта дорога не принесла удачи его воинственным предшественникам. Конечно же, он не сомневался в том, что его войскам успех будет обеспечен, ибо нет никакого сравнения между его и другими армиями, вооружёнными мушкетами, берданками, артиллерией.

Немцы уже двигались на Смоленск, за одну неделю оккупировав приграничные районы Белоруссии и столицу республики Минск. Танковые лавины двигались к Минску со стороны Бреста и Вильнюса. Им удалось окружить 3-ю, 10-ю и 13-ю армии. С кровопролитными боями пробивались из окружения десятки наших дивизий – разбитые или уничтоженные в неравном бою части и подразделения. Немецкое командование не сомневалось в том, что под Смоленском 4-я танковая армия под командованием фельдмаршала фон Клюге уничтожит измотанные остатки советских войск и без затруднений устремится на Москву.

Генеральному штабу армии был ясен замысел врага. Маршал Тимошенко, назначенный командующим Западным фронтом, стал готовиться к схватке с врагом. На фронт спешно были брошены резервные армии Ставки.

И вскоре по немецким частям, ринувшимся на Смоленск со стороны Бобруйска и Борисова, Ленинска, ударили части Красной армии – с суши и с воздуха. Шесть суток шли затяжные бои с переменным успехом. Тяжёлые потери несли немцы от ударов наших соединений совместно с частями, пробивавшимися из окружения. 10 июля началось Смоленское сражение. Группа вражеской армии «Центр» здесь захлебнулась. Впервые за короткий период успешных наступательных действий немцы вынуждены были перейти к обороне. Это вызвало суматоху в войсках и в Ставке фюрера.

Яковлев вспоминает:

– В превосходстве немецких вооружённых сил не сомневался никто, в том числе и я. Мы отходили с боями, лелея надежду, что где-то там, возле Смоленска, окажутся подтянутые силы, которые, наконец, обрушат огонь на головы неприятеля. И наши разбитые части, пополненные ими, смогут ощутить чувство глубокого удовлетворения и радости нанесённым успешным контрударом, ибо жажда мщения была мучительной. Но одного высокого морального духа для отражения чудовищного натиска врага было недостаточно. Каким же было разочарование, когда мы вошли в Смоленск! Город был охвачен пожарами. Я метался от одного узла связи к другому.

Город непрерывно бомбили. В небе кружили вражеские самолеты. Земля после пронзительного свиста летящей бомбы, вздрогнув, ухала от ударов и разрывов. Яковлев пригибался, обеими руками хватался за голову. Рядом с телеграфом дымились здания. Казалось, город превратился в раскалённую ночь. Даже на широких улицах стояла палящая жара, дышать было трудно. Задыхаясь от дыма и газа, кашляя и протирая платком слезящиеся глаза, Яковлев то и дело стряхивал с гимнастёрки искры и пепел.

По улицам растекалась вода, она лилась из подъездов горящих полуразрушенных зданий. Люди метались из стороны в сторону, перепрыгивали через лужи, волоча за собой ревущих детей, узлы, чемоданы, мешки. В одном из подъездов алые языки пламени выбрасывали огонь наружу. Яковлев резко остановился: по каменным ступеням сползал огромный голый мужчина, красный и раздутый, как мешок. Он дико вращал большими обезумевшими глазами, полными ужаса и муки. Всё тело было обожжено и вздулось. Яковлев бросился к нему на помощь, но тут же отпрянул: кожа на круглом животе лопнула, обнажив внутренности. Несчастный издал страшный вопль и умолк. Раздался сильный треск, часть кирпичной стены рухнула, засыпав цементом и пылью погибшего. Яковлев успел отскочить в сторону и бросился прочь от гибельного места.

Город наводнили диверсанты. Восточнее Смоленска немцы выбросили десант. О случившемся Яковлев доложил в Москву. К аппарату подошёл генерал-майор Н.Д. Псурцев. Он давно пытался вызвать на связь областное руководство, но никого в городе не было. Яковлеву приказано было ждать. Через несколько минут передали: «Генеральный штаб назначает вас, товарищ Яковлев, начальником Смоленского гарнизона и приказывает отстоять узел связи. Нужно срочно навести в городе порядок».

– Я повторил приказ и приступил к исполнению задания. Демонтировали телеграф и переправили его в Вязьму. Организация связи была сложной, но мы всё же успели обеспечить управление войсками. Рокоссовский, Маландин с похвалой и уважением отозвались о нас.

Прибыли генералы Панфилов и Доватор. Подошли сразу четыре кавалерийские дивизии. Штаб 16-й армии базировался севернее Смоленска, на краю леса. Бои велись за город, за аэродром и вокзал. С запада фронт был открыт. Весь штаб разбили на отряды по отражению противника. Полковник Максименко возглавил истребительный противотанковый отряд, куда вошёл и Николай Андреевич Яковлев. При отходе многие части и штаб армии на плотах перебрались через Днепр к Соловьёвской переправе. Здесь скопилось до тысячи машин, сотни орудий, радиостанций, машины с ранеными. Руководили переброской бригадный и полковой комиссары. Когда Яковлев попытался было без очереди перевезти несколько станций, ему заявили: «Тронешь машины – застрелим!» И стреляли, в тех, кто при бомбёжке в панике нарушал порядок.

Бомбили часто – по скоплениям людей и техники, по понтонам. Яковлев активно помогал на переправе, тоже с пистолетом в руке, и скоро вошёл в дело. Бригадный и полковой комиссары уехали. Яковлев один остался командовать переправой. За два часа пропустил восемь походных радиостанций, чередовал и раненых, и зенитные орудия, другой транспорт с оружием. Было много жертв. И всё же связисты переправили через Днепр кабели, телеграфные аппараты, бобины проволоки. Связисты не раз занимали боевые рубежи.

В начале осени угроза нависла над Москвой. Гитлер не сомневался в успехе тщательно отработанной штабистами операции «Тайфун», которой, по его мнению, и должен был завершиться восточный поход. В основе замысла – нанесение сильных ударов группировок немецких войск в районе Духовщины – Глухов – Рославль. Цель: расчленить оборону русских войск на подступах к столице, окружить и уничтожить наши силы в районе Брянска и Вязьмы. И в дальнейшем, развивая наступление, в обход с юга и с севера, нанести сокрушительный фронтальный удар. В первой половине октября успех сопутствовал силам вермахта, немцы оказались на подступах к Москве. Не встречая серьёзного сопротивления, войска Гудериана устремились к Орлу, в районе которого у нас не было сил для отражения наступления, и захватили город. Брянский фронт оказался рассечённым. Его войска, неся потери, с боями отходили на восток. Создалось угрожающее положение и на Тульском направлении.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 1 форматов)