скачать книгу бесплатно
– А итоговый протокол?
Долгая пауза.
– Получишь… – и Албаст шепчет на ухо фантастическую для сельского интеллигента, завуча профтехучилища, сумму.
– Протокол смогу, – решительный ответ Докуеву.
– Вот и прекрасно, – свободно вздохнул Албаст и, оборачиваясь к остальным членам комиссии, громко сказал: – Чтобы мы спокойно провели остаток ночи, давайте перенесем все бюллетени на первый этаж в кабинет завхоза.
– Это зачем?
– Там решетки на окнах и дверь металлическая, – объясняет Докуев.
– Надо выполнять советы Албаста, – щедро расплылось изможденное лицо председателя окружкома, высвечивая съевшиеся металлические скобы.– Тогда предстоящую зиму в тепле и в достатке проведем.
Пока члены комиссии и охраняющие их милиционеры переносили пачки бюллетеней на первый этаж, завуч под диктовку Докуева переписывал протоколы с участков и итоговый протокол.
– Шестидесяти двух процентов «за» хватит, – подсказывал Албаст.
– Да-а-а! Гулять так гулять – пусть будет семьдесят, – ставил подписи сельский интеллигент.
– Теперь вы можете идти домой, – командовал председатель республиканского Избиркома. – К девяти утра возвращайтесь для пересчета бюллетеней… Ключи от всех дверей оставьте у себя.
На служебной машине вместе с Албастом уехали завуч и две женщины – местные активистки, старые жеро. Развезя по домам членов комиссии, Докуев вернулся на избирательный участок. Без лишних вопросов сержант, подчиненный зятя Майрбекова, открыл входную дверь. Освещая путь фонариком, Албаст дошел до кабинета завхоза, ключом отворил дверь и, переложив бюллетени поближе к отопительной батарее, открыл вентиль. В узком луче фонарика заблестел грязновато-коричневый поток, заиграли волей клубящиеся пары.
– Вот для чего я не позволял отключать отопление! – усмехнулся Докуев. – А они думали, что я задабриваю избирателей… Хе-хе-хе… Надо на несколько ходов вперед просчитывать ситуацию… На то и дан мне ум! Я – голова! Я – гений! – чуть ли не кричал он, ликуя при виде хлещущей струи.
К удивлению, на обратном пути в город его не тянуло ко сну, и чувствовал он себя очень бодро. Еще раз в уме Докуев пересчитал итоговый доход от избирательной компании и, сидя на заднем сиденье, в радости так хлопнул в ладоши, что шофер испугался, чуть не загнал машину в кювет.
На подъезде к городу Докуева укачало, и он ощутил усталость, сонливость.
«После столь изнурительной и удачной кампании, – думал он, – я могу с чистой совестью поехать на заслуженный отдых… Поеду по путевке в Югославию, на побережье Адриатического моря. И возьму с собой… Боже мой, кого же взять? Ведь они все так молоды, так хороши! Вот, тоже мне, проблема!.. Ну, ничего, время есть, разберусь».
В последнее время Докуев Албаст по личной инициативе и решению бюро обкома КПСС курирует деятельность комсомольской организации республики. Не без его помощи назначен новый первый секретарь обкома ВЛКСМ, подающий надежды, перспективный молодой человек, произведена ротация и обновление кадров аппарата комсомола в сторону равновесия полов, и с некоторых пор Албаст по льготным путевкам молодежного туризма «Спутник», ездит как руководитель по социалистическим странам; он лично формирует группы и выступает как ярый борец за эмансипацию женщин, особенно молодых комсомолок…
Когда доехали до центра Грозного, совсем рассвело. У завода «Красный молот» Албаст увидел толпы спешащих на работу угрюмых рабочих.
– Слава Богу, что я избавлен от этой участи, – подумал Албаст, а вслух сказал шоферу: – Поехали домой.
– Так вы ведь сказали,.. – огорошился водитель.
– Я передумал, – резанул Докуев.
Он хотел поехать к любовнице для ублажения своего усталого тела. Но ему не терпелось поскорее поделиться с Маликой и тестем о гениально проделанной махинации и тут с улыбкой вспомнил отца: «Ведь верно он меня учил: надо так уметь наколоть человека, чтобы он потом тебе еще семь раз спасибо сказал, да при этом еще кланялся».
…В тот же вечер председатель республиканского Избиркома Докуев сообщил по местному телевидению итоги голосования. Народными депутатами СССР избраны Месенов, Ясуев и – сенсация! – Букаев.
* * *
Майский день длинный, но и он на исходе. Уже более трех часов прошло с тех пор, как Домбе-Хаджи позвонил старший сын и сказал, что выезжает, а его все нет и нет.
Неспокойно на душе Домбы-Хаджи, нервно крутит он четки, все выглядывает в окно, на каждый шорох реагирует. Казалось бы, и нечего ему волноваться, так все равно какое-то гнетущее состояние овладело им. А ведь волноваться ему нельзя, противопоказано, и сторонится он всяких неурядиц, гонит от себя проблемы, по возможности, избегает ненужных мероприятий, шумные места. Так нет, в покое его не оставили, о нем вспомнили, официально по повестке пригласили «на беседу» к старым друзьям на Московскую улицу, на позабытый «огонек». И надо же, как некрасиво поступили! Можно было бы кого-либо прислать, позвонить или еще как-то скрыто это сделать. Так нет, по почте вызвали. Чтобы все – от почтальона до соседа знали, куда Докуева Домбу-Хаджи по повестке приглашают. И давно все спецслужбы в новых зданиях на проспекте Орджоникидзе размещены, а его специально по старой памяти на Московскую вызвали.
Шел Домба-Хаджи к своим пожизненным опекунам, как никогда прежде боялся: старый стал, слабый, да немощный. И что им теперь от него надо? К радости, опасения оказались напрасными: с ним беседовал сам руководитель Калганов, был очень вежлив и внимателен. В основном интересовался настроением населения, как будут реагировать вайнахи на тот или иной исход голосования; даже консультировался у умудренного жизнью пожилого человека, что предпринять, более того, какой итог более выгоден для республики и ее населения?
Ответов на эти вопросы Докуев не знал, сам мучился и был польщен, что с ним советуются, к нему прислушиваются накануне столь важного, можно сказать, исторического момента.
Действительно, ситуация непростая, накалена до предела, и всякое может случиться в зависимости от итогов будущего голосования.
А дело в том, что первого секретаря Чечено-Ингушского обкома КПСС назначили председателем комитета в Верховном Совете СССР, и он расстался с должностью в Грозном. Казалось, что наконец-то лидером республики станет кто-нибудь из вайнахов и скорее всего второй секретарь обкома Ясуев. Так нет же, накануне голосования из Москвы поступила телеграмма, что Центр на вакантную должность рекомендует иного кандидата, и он за день до заседания бюро обкома должен прибыть в Грозный в сопровождении высоких чинов из ЦК.
Пару лет назад никто и пикнуть бы не посмел, все стали бы с рвением исполнять указание Центра, однако ныне ситуация иная.
Все национальные образования СССР возглавляют коренные кадры, и только к вайнахам доверия нет. Присылают в Грозный по имперской традиции то одного, то другого наместника. Кажется, если русского назначают, то почему бы не из местных, из уроженцев этого края? Так нет, надо издалека, чтобы чувствовалось, что именно прислан к ним барин, и чтобы он не имел местных корней, а то глядишь – и до панибратства недалече.
Однако, ныне не до этого. То ли Центр ослаб под влиянием перестройки, то ли вайнахи окрепли, осознали зрелость момента. В любом случае Калганов, как руководитель важнейшей госслужбы, беспокоится. Даже он не знает, кого в данный момент из Центра присылают, и он, впрочем как после этого и Докуев, осторожно высказывает мнение, что в данной ситуации желательно бы избрание Ясуева: как-никак «в доску» проверенный, всю жизнь в партструктурах, да еще и женатый на русской.
– Да, да, – с готовностью поддакивает Докуев, – вот только было бы спокойней, если бы знали, кого нам присылают. Ведь, может, весьма достойная личность, а мы поспешим, не так будем действовать.
– Конечно, конечно, – соглашается Калганов. – Да просто сейчас такие времена, что ничего не поймешь. Горбачев с Ельциным во вражде, от того и союзное с российским департаментом в нестыковке. Вот и сижу я здесь, не знаю, кому служить. Утром из союзного аппарата один указ приходит, а вечером из российского прямо противоположный. Просто бардак!.. Раньше я за месяц знал, кого сюда присылают, готовился, встречал. А теперь все в тайне, в неразберихе, – он смотрит на часы. – Вот скоро должен приземлиться самолет, и мы тогда узнаем, кого нам предлагают или подсовывают… В любом случае вы должны поговорить с сыном, с Албастом Домбаевичем, чтобы мы действовали при голосовании сообща, так сказать, консолидировано.
– Так куда он денется? Он ведь наш! А вы как члены бюро на месте завтра договоритесь.
– На месте не получится. Там не до разговоров будет. Скажите ему, чтобы до голосования подошел незаметно ко мне, – Калганов закурил очередную сигарету, отпил глоток чая. – Да, кстати, Ясуев протащил в бюро пять-шесть человек из этого, так сказать, элитарного клуба. Этот народ – куда ветер подует, так что надо сказать, чтобы ваш сын этих «одноклубников» в узде держал.
– Да никакой это не клуб, просто общаются вместе, – стал защищать сына Домба-Хаджи.
– Знаем мы их «общение»! – усмехнулся Калганов. – Ну, это ничего, ничего. Я даже рад: дружба никогда не вредит, а компактность облегчает нам наблюдение.
Зазвонил телефон. Калганов подошел к рабочему столу, ничего не говоря, долго слушал, и Домба-Хаджи по сморщившемуся лицу кадрового чекиста понял, что вести неприятные.
– Ну, что ж… – вернулся Калганов к Докуеву, и по тому, как не присел, дал понять, что разговор окончен; было видно, что он удрученно думает над последними сообщениями.
Они сухо пожали руки, Калганов, не провожая, направился к столу, и когда Докуев дотронулся до дверной ручки, услышал.
– Хотите знать, кого к нам прислали?
Докуев обернулся, по тону понял, что весть страшна.
– Ваш потрошитель! – язвительно ухмыльнулся Калганов.
– Цыбулько? – еле выдохнул Домба-Хаджи.
– Так точно… И еще скажу. Из обкомовского гаража взяли заранее машину «00—01» и подогнали к трапу. Толпа вайнахов и русских кланялись ему. И знаете, кто первый подал руку? Ваш сын Албаст.
Непонятно, как Домба-Хаджи доехал с Мараби до дома, весь остаток дня мучился, размышляя, и не мог ничего понять – все закружилось, в непонятном ракурсе, перевернулось с ног на голову. И главная головоломка, почему его сын встречал конкурента тестя?
В поисках Албаста Домба-Хаджи обзвонил все знакомые номера, посылал за ним Мараби, и только к шести вечера сын сам объявился и сказал, что подъедет, разговор важный есть, и уже десятый час, и Домбе-Хаджи спать скоро пора, а Албаста все нет и нет.
– Да успокойся ты! – волнуется за мужа Алпату. – Мы уже старые и какое нам дело до политики.
– Сама ты старая дура, – не сдержался супруг, по старой привычке, грубо ругнулся, моментально пожалел. – Ну, не хотел, не хотел. Ты у меня не старая… Ты ложись, спи, а мне что-то не спится. Ты не представляешь, кого нам прислали?!. Цыбулько!!! Он нас всех сожрет! А наш сыночек поехал его встречать. Говорят, первый руку подал.
– Весь в тебя, – кряхтя, залезая в постель пробурчала вполголоса Алпату.
Супруг недовольно посмотрел на нее, но не обругал – времена не те. Домба-Хаджи никогда не любил жену, но всегда уважал, а теперь под старость и вовсе без нее жизни не представляет. При всех недостатках, Алпату – вернейшая хранительница семейного очага, традиций и чести дома. С распутством мужа, а потом по его примеру и сыновей, она бороться не смогла, но открыто этот грех осуждала. И теперь, когда дети окрылились и, разлетевшись, оставили родителей в одиночестве, кроме Алпату у Домба-Хаджи никого нет. Только под старость Докуев понял ценность жены, ныне он ей верит больше, чем самому себе, знает, что это единственный монолит под его ногами, и поэтому теперь он ее не оскорбляет, бережет и даже заботится о ее здоровье, зная, что с ее потерей он утратит единственную до конца преданную, хоть и ворчливую, душу.
– Наконец-то едет, – кинулся Докуев-старший к окну на свет фар, но машина проехала мимо. – Если завтра выберут Ясуева, то это будет первый руководитель-вайнах у нас за всю историю… Это начало процесса деколонизации! – продолжая глядеть в окно, мечтательно заявил он.
– Не знаю, о каком процессе ты говоришь, но то, что Ясуев не лидер, а простой взяточник, это точно, и как он сможет рулить целой республикой, если даже дочь воспитать не смог.
– Ну, перестань! Не мешай все в одну кучу! Не успели его избрать, а ты его уже хаешь! Вот, действительно, не можем уважать своего лидера… чужого – пожалуйста, а своего никак.
– А что, кроме Ясуева, больше нет у нас людей достойных? Возьми того же Букаева.
– У Ясуева жена русская, и он проходной.
– То-то и оно… Лучший из верноподданных.
– Замолчи, жена, – стал выходить из себя Домба-Хаджи. – Вот знать бы, зачем Албаст поехал встречать эту сволочь Цыбулько?
– Хм, ясное дело, Ясуев послал. Хитрая лиса.
Домба-Хаджи изумился предположению жены, а когда приехавший сын подтвердил это, и вовсе опешил.
– А зачем это? – уставился он на Албаста.
– Политика, – мрачно вымолвил сын и, усаживаясь за стол, добавил, – грязное дело.
– И что завтра будет? – сел напротив отец.
Хворающая доселе Алпату с появлением старшего сына ожила, закружилась по комнате, стала накрывать стол.
– Да не голодный я, Нана! – отказывался Албаст, – только чаю налей и ложись.
– Нет, нет, я сейчас чепелгаш приготовлю, – засуетилась мать у печи.
– Так что же будет завтра? – повторил в нетерпении отец.
– Многое решится сегодня, ночью… Если Ясуев согласится отдать пост премьера Букаеву, то он, может, выиграет.
– Так в чем же дело?
– А в том, что тогда буквально через полгода – максимум год – Букаев «съест» Ясуева.
– Это почему?
– Если говорить о политике, то сильнее и изощреннее, чем Ясуев – нет. Однако Букаев – сильный хозяйственник, защитил докторскую, нефтяник, за ним сильный род и поддержка в Москве. И главное, он в чистой борьбе выиграл выборы в Грозном, и это многое значит. Он сейчас популярен. А Ясуева, если честно, народ не любит… Конечно, между любым приезжим и Ясуевым народ выберет Ясуева. Но в обком пока что выбирает не народ, а члены бюро, и что там будет – неизвестно.
– Ну, и как ты мыслишь, кроме тебя, кто еще явно поддержит Ясуева? – возбудился Домба-Хаджи, будто его выбирают.
– А с чего ты взял, что я буду за него голосовать?
– Это как? – удивился отец и неожиданно для себя заметил в сыне еще большую вальяжность и даже надменность.
– А вот так! Ныне со мной не считаться не могут… А если по секрету, – здесь Албаст сделал многозначительную, артистическую паузу, – после аэропорта ко мне подходил Бабатханов – гендиректор ЧИвино, так ему Цыбулько предложил пост премьера, а мне – первого зама с любыми полномочиями.
– Вот это да! – воскликнул Домба-Хаджи.
– Не смей так поступать, сынок! – вмешалась Алпату. – Как бы я ни ненавидела твою жену и ее отца, но так поступать недостойно!
– Это политика, – оправдывается сын.
– Я не знаю политик-молитик, а честь превыше всего! У тебя хороший пост и держись от этих торгов подальше. Добра от этого не будет.
– Не лезь не в свое дело, – зашепелявил на нее муж и с азартом в глазах спросил у сына, – а ты что решил?
– Пока не знаю.
– А если Ясуев узнает?
– Он уже знает… Я от него еду.
– А он что? – чуть ли не шепотом спросил Домба-Хаджи, склоняясь в интриге к сыну.
– Понимаешь, Дада! Я теперь не мальчик, у меня вес и авторитет. Семь голосов в бюро – мои. Как скажу, так и сделают.
– Так ведь это твои «одноклубники», как назвал вас Калганов, и всем известно, что именно Ясуев протащил их в бюро, а так бы им этого в жизни не видать.
– Дада, это все в прошлом. И это я откупил на выборах.
– А твоя жена говорит, что ты за деньги все сделал, – снова вмешалась мать.
– Дура она и болтушка, – вмиг чванливость слетела с лица Албаста.
– Занимайся своим делом! – заворчал на жену Домба-Хаджи и следом вкрадчиво сыну: – Ну, так что же твой тесть?
– Ему я для важности сказал, что мне предложен пост премьера.
– Вот это молодец! – ударил по столу ладонями отец.
– Разве так можно? – тихий голос матери.
– Да замолчи, старая дура! – взбесился муж и вновь в восторге к сыну.– Продолжай.
– Ясуев сказал, что этот пост он должен Букаеву, а мне предложил вице-премьера и курирование Агропрома… Я попросил вице-премьера и весь финансово-экономический блок, плюс одно из силовых министерств.
– Умница! Умница! – вскочил Докуев-старший. – И что он ответил?
